14 меѓународен славистички конгрес охрид, 10-16 септември 2008 зборник од резимеа

Вид материала

Литература

Содержание Древнерусский пантеон: итоги и перспективы междисциплинарных исследований Роман в македонском и русском постмодернизме. Противостояние старшего поколения русских славистов идеологизированным методологическим концепциям (1920-е годы)

Подобный материал:

• 14 меѓународен славистички конгрес охрид, 10-16 септември 2008 зборник од резимеа, 2789.93kb.
• Резолюція другого Всеукраїнського конгресу з медичного права, біоетики І соціальної, 92.29kb.
• М. Братислава, Словаччина) Вища школа готельного менеджменту (м. Белград, Сербія) Університет, 223.08kb.
• І конгрес соціологічної асоціації україни "соціологія в ситуації соціальних невизначеностей", 1353.75kb.
• Конгрес Сполучених Штатів Америки (сша) прийняти закон, 1273.44kb.
• Молодіжний Націоналістичний Конгрес Гендерна агенція консультації та інформації, 842.66kb.
• Міністерство освіти І науки україни, 62.5kb.
• 29 лютого 2012 року, 8.79kb.
• Правила приема в башкирский государственный, 469.07kb.
• 2 (26) 2008 Київ 2008, 813.52kb.

Древнерусский пантеон: итоги и перспективы междисциплинарных исследований

1. Пространный мифологический текст в славянской традиции - список 6 богов пантеона, установленного князем Владимиром в 980 г. в Киеве согласно «Повести временных лет» (ПВЛ). Аутентичность этого списка подвергается сомнению; попытки найти археологическое подтверждение существованию капища с 6 кумирами в Киеве, равно как и остатки иных языческих святилищ, также не вполне убедительны. «Этнографическое» описание проводов Перуна накануне крещения Руси (сопоставимое с похоронами костромы и т.п.) восходит к книжному «этикетному» образцу – описанию изгнания Февруария в греческом источнике ПВЛ.

2. В пан­те­о­не нет “ва­ряж­ских” бо­жеств: ва­ряж­ская русь, как и словене, су­дя по до­го­во­рам с гре­ка­ми, на­чи­ная с Оле­га (911) кля­лась сла­вян­ским Пе­ру­ном и “скотьим богом” Волосом. Суть не толь­ко в восп­ри­им­чи­вос­ти “язычников” к мест­ным куль­там, но и в ориентации руси на славян­ские обы­чаи и язык, не­об­хо­ди­мые в от­но­ше­ни­ях как со славянами, так и с Византи­ей и Ха­ли­фа­том. Спи­сок бо­гов лишь “окайм­лен” сла­вян­ски­ми бо­жест­ва­ми (Пе­рун и Мо­кошь), про­чие относят­ся к иран­ским (Хорс) или мо­гут рас­смат­ри­вать­ся как сла­вян­ские “каль­ки” с ­и­ран­ско­го(В.Н. Топоров): дающие - простирающие - благо Дажьбог и Стрибог; ср. так­же Си­марг­ла и иран­ского Симурга. Действительно иран­ский этнокультурный ком­по­нент был до­ста­точ­но си­лен если не в са­мом Ки­е­ве, то в Се­вер­ской зем­ле (ее название имеет иранское происхождение), и в Хазарии, влиявшей на развитие Русской земли на Среднем Днепре. Вклю­че­ние в древ­не­рус­ский пан­те­он иранских (сла­вя­но-иран­ских) бо­жеств свя­за­но с этим воз­дей­стви­ем: под контр­олем Ру­си ос­та­ва­лись хазарские Бе­лая Вежа и Тмутара­кань.

3. Судя по лингвистическим реконструкциям, функции божеств дублировались и пересекались - Хорс и Дажьбог воплощали солнце, Дажьбог и Стрибог давали и “простирали” благо. Симаргл выпадал из “божественного” уровня, будучи химерическим существом, вестником богов. Он замыкает список мужских “божеств” - далее следует единственный женский персонаж, Мокошь, чье имя связано с представлениями о влаге, “матери - сырой земле”; таким образом, находит себе объяснение и место “посредника” Симаргла между небесными богами и богиней земли. Летописный список богов передавал древнерусскую «космограмму».


Мария Проскурнина


Роман в македонском и русском постмодернизме.

Границы жанра и проблема художественного целого.


Литература постмодернизма дает яркие образцы перетекания одного жанра в другой, взаимного притягивания и одновременного отталкивания различных типов повествования, взаимоисключающих друг друга и, тем не менее, сосуществующих в рамках одного произведения стилей, наконец, слияния в художественном тексте различных романных структур, которые образуют оригинальные жанровые формы. Все это позволяет говорить не только об особой постмодернистской поэтике, но и о специфических жанровых моделях, в которых реализуется постмодернистское мировосприятие авторов. Русский и македонский постмодернизм – художественные явления, имеющие как типологически обусловленные точки соприкосновения, так и ряд специфических характеристик, связанных с сугубо национальными причинами. Русский постмодернизм вышел на литературную сцену вне исторической динамики, развившись в литературном «подполье», и сегодня представляет собой два течения: концептуализм, или соц-арт, тяготеющий к традиции Д. Хармса (Д. Пригов, Л. Рубинштейн, В. Сорокин, И. Яркевич, А. Гаврилов), и необарокко, которое восходит к эстетике В. Набокова (Вен. Ерофеев, А. Битов, Саша Соколов, Т. Кибиров, В. Пелевин, Т. Толстая, В. Кальпиди, А. Королев). Концепуализм и необарокко формируются фактически одновременно как реакция на кризис идеологического языка в целом. Все это обусловило появление в современной русской литературе специфических романных структур, основанных на игре с канонами социалистического реализма. Деконструкция моделей литературы соцреалистического реализма – одна из доминантных черт постмодернистского романа в России.

Художественное целое македонского постмодернистского романа обусловлено тенденциями, которые уходят корнями в национальную традицию. Македонский постмодернизм, будучи изначально «легитимным» участником национального литературного процесса, по-своему проживает национальную и мировую историю. Делая особый акцент на национальной проблематике, македонские писатели-постмодернисты накладывают западноевропейские матрицы на «домашнее» культурное поле, получая при этом интересный как в проблемно-тематическом, так и в жанровом отношении художественный продукт (Д. Коцевский, Т. Крстеский, С. Мицкович, Г. Смилевский, Б. Миневский, Д. Дурацовский, Э. Лафазановский и др.).


Михаил А. Робинсон


Противостояние старшего поколения русских славистов идеологизированным методологическим концепциям (1920-е годы)


С началом формирования тоталитарного государства новым для профессиональной науки рассматриваемого периода было развитие и внедрение в нее марксизма как "единственно верной" методологической основы для всех отраслей знания. Марризм и типологически сходные по сути родственные ему течения, такие, как социологизм в литературоведении и так называемая "школа Пок­ровского" в исторической науке, объявляли себя носителями новых истин, благодаря "освоению" новой марксистской методоло­гии, и на этом основании открыто претендовали на господствую­щее место в науке.

Новые веяния политико-методологического характера имели для славистики в широком смысле особенно серьезные негативные последствия. В докладе рассматривается на основе архивных материалов, и прежде всего эпистолярного наследия, отношение представителей академической славистики (Н.Н. Дурново, Д.К. Зеленин, Г.А. Ильинский, Е.Ф. Карский, Б.М. Ляпунов, Б.В. Никольский, В.Н. Перетц, А.И. Соболевский, А.И. Томсон и другие) к влиянию на науку концепций, связанных с политикой и идеологией.