Предисловие

Государство — это наш друг, государство — это наш враг. Отношение русского народа к своему государству двойственно: с одной стороны, в народе живет и стихийно проявляется вера в абсолютного заступника, олицетворяемого верховной властью, с другой стороны, глубокое недоверие, нашедшее отражение в анекдотах и даже укоренившееся в языке в виде поговорок. Тот или иной правитель инициирует волну антигосударственного фольклора, приучая нас с юмором преодолевать стрессы от очередной денежной реформы, дефолта или кризиса. Государственная власть инициировала даже такие значительные перемены, которые вынуждали людей переоценивать ценности основополагающего для России общинного понимания добра и зла.

Разрушенное большевизмом общинное мировоззрение не находит ныне замещения юридическими канонами права — с вакуумом нравственности сейчас параллельно существует убогая, с точки зрения защиты права, и неполноценная структура, только называемая государством. Именно одновременная недостаточность морали и права портит нам жизнь в последние десятилетия, и мы бессильны справиться с ней, потому что общество нацелено прежде всего на экономические способы разрешения кризиса. Но это полумера, потому что сытость не является мерилом человечности. Решение только проблемы масла и хлеба приведет, конечно же, к полноте живота, но без реформы народной души оно также приведет к еще большему ожирению мозга.

«Тварь ли я дрожащая или право имею?» — этим восклицанием литературного героя Родиона Раскольникова, размышляющего о праве вершить справедливый суд, красноречиво передается свойство русского сознания оспаривать юридические законы законом нравственным, восходящим к временам еще древнеславянской юности, потому как по дерзости своей наше сознание готово покуситься даже на библейский закон. Каждый пятый житель России сидел в тюрьме, задаваясь, так или иначе, этим вопросом. Наше общество — это общество рабов с параллельной культурой внутренней вольницы, ярче всего нашедшей выражение в тюремной жизни с песнями, преданиями, языком, обрядом, соответствующими нравственными установками и принципами поведения. Разрушенное общинное мировоззрение удивительно легко воссоздается в местах заключения,
и является по своей сути более человечным и нравственным, чем тот вакуум, в котором живем мы, псевдосвободные люди. Потенциал общежития и человеческой солидарности в народе далеко не выветрены, но это совершенно не означает, что для воссоздания общинности надо всю страну запереть в кутузку.

Обратите внимание, что, будучи в заключении, люди разрывают свою нравственную связь с государством, видя в нем абсолютное воплощение зла. Служители государства именуются соответствующими ругательными словами, происхождением своим обязанным христианскому мифу о служителях ада. Я не стану употреблять здесь эти обидные прозвища, главное — я вижу в этом явлении интуитивную логику освобождения. Последовательное разрушение нравственной связи с государством есть прямой путь возвращения к общинному христианскому мировоззрению, которое я считаю целостным и пока наиболее соответствующим человеческому представлению о справедливости и добре. Но и этот вывод автоматически не означает перехода к социальной крайности — анархизму. Противовесом для государства может быть не только бунт несогласных. Им может стать институт осознанного антигосударства, выраженный в различных формах народного самоуправления, в котором будут предусмотрены надежные способы обороны народа от наскоков абсолютного зла. Закладку прочных основ местного самоуправления я считаю самой актуальной задачей государства свободных людей, гораздо более значимой, чем хлеб и масло. Такая позиция кому-то может показаться идеализацией действительности, на что я возражу таким образом: раб и господин могут питаться одной пищей, но не пища делает раба господином, а господина — рабом.

Вопросу о том, что именно превращает раба в господина, я хочу посвятить эту небольшую книгу. Я посвящаю ее освобождению русского духа от рабства заблуждений. Я посвящаю ее новейшей идеологии и новой расе людей, которые наполняют содержание своей идеологии определенным характером труда и свойственной ему эстетикой.

Приступая к этой работе, я измерил собственными шагами политическое поле нашей России. Не раз я натыкался на непроходимые кучи мусора, с которыми ни за что не справится естественный биосинтез, и для которых обязательно нужна серьезная уборочная техника. Вместо босых ног, которыми хочется чувствовать дыхание земли, пришлось пользоваться сапогами с высокими голенищами, чтоб не испачкаться. Я не задавался целью проводить узконаучный политический анализ, голос души для меня был важней. Природой мне даны простые органы чувств, такие же есть и у миллионов моих современников, и для меня более важно было выяснить, одинаково ли мы чувствуем с ними запах этого мусора. Современную политологию, давно стоит переработать в поэзию, чтобы она не ужасала нас своим антигуманизмом.

Какими были мои мотивы?Я устал ждать, когда же я получу от правительства права, достойные гражданина великой страны. Я устал быть предметом политических торгов, устал цеплять на себя очки, через которые разные деятели, в зависимости от своего политического окраса, стремятся продемонстрировать мне тысячелетнюю историю моей Родины. Торговля историей — обычный процесс с точки зрения их злободневных интересов. Их речи, такие же нечистые, как их дыхание, сердце и мозг, развращенный алчностью и эгоизмом, обычно заканчиваются одним и тем же словосочетанием, произносимым с горьким пренебрежением: «Ох, уж эта страна…». Так они говорят про ту землю, на которой я получил жизнь.

Я знаю, что такие, как я — никто в глазах политического Олимпа, как еще те 145 миллионов человек, прозванные электоратом. Но мне важно, что в своих собственных глазах я не электорат, а единица народа. Совесть моя чиста, жизнь не запятнана, я не ангажирован политической выгодой. Мои умозаключения выражают искренность и прямоту, они рассчитаны на поиск единомышленников и на действие. Усталость двигала мной — усталость терпеть, усталость смотреть центральное телевидение, усталость жить, не зная, что случится завтра, и как еще тебя обдерет чуждое тебе государство. Усталость вкалывать день и ночь, считая крохи под взглядами жадных чиновников — всей этой бывшей партноменклатуры, усевшейся в чиновничьих креслах, как на самодержавных тронах. Усталость от обнаглевшей олигархической буржуазии, потерявшей совесть и национальные корни. Еще мной двигала жажда почувствовать себя русским и человеком, и сказать об этом громко, чтобы раскатилось от Вашингтона до Мадагаскара.

Простыми словами я объяснял сам себе, что такое «неолиберализм», что такое «перестройка», кто сейчас сидит во власти, кто стремится в нее, как вернуть изгнанного нами Бога, что такое национальное государство в окружении международных корпораций, и как выглядит бесконечный космос на фоне социальных потрясений.
Я пытался понять, может ли совершать политик поступки, не привязанные к очередным выборам. И что будет с теми, кому сейчас тридцать, когда они получат власть в свои руки, и что принесет это России.

Много лет, поднимаясь каждое утро, я веду борьбу в нашей стихийной и жестокой стране за жизнь и собственное достоинство. Это состояние борьбы вросло в мой скелет, как чужеродный и противоестественный предмет, однако ставший уже неизбежным спутником жизненного пути, проходящего через мрачную чащу ненависти. Этой дороге не видно конца, и я подумал, что, может быть, нашему народу, чтобы устремиться к безграничной любви, сначала надо раскаяться в страшной ненависти, пика которой он все никак не достигнет? Может быть, экзаменом трагического реализма история просеивает нас, чтобы выявить среди нас новых героев? Иной раз мне кажется, что живем мы в такое время, когда невообразимым образом сплетается женственная славянская романтика нашей земли с героикой мрачной готики — настолько созидание и разрушение переплетены друг с другом. Сталинская машина взяла в тиски сознание созерцателя, теперь же созерцание наполняется волей к действию. Славянская душа корчится от пробудившейся вдруг воинственности, и после семидесяти лет безбожия, дурная со сна, с наганом в руках отправляется искать Господа.

Я не состою ни в одной политической партии и не собираюсь оправдывать ни одну из тех, что присутствует или присутствовала ранее в списках Министерства юстиции. Я отношу себя к поколению россиян, не удовлетворенных событиями ее новейшей истории, которые имеют силы и желание изменить свою судьбу. Эти люди не находят нигде удовлетворяющей их правды, и тогда они пытаются создать ее сами.

Blog

Предисловие

Содержание

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие