Предисловие

Вид материала

Документы

Содержание Бойкот гражданской войне

Подобный материал:

• Содержание предисловие  3 Введение, 2760.07kb.
• Томас Гэд предисловие Ричарда Брэнсона 4d брэндинг, 3576.37kb.
• Электронная библиотека студента Православного Гуманитарного Университета, 3857.93kb.
• Е. А. Стребелева предисловие,, 1788.12kb.
• Breach Science Publishers». Предисловие. [3] Мне доставляет удовольствие написать предисловие, 3612.65kb.
• Том Хорнер. Все о бультерьерах Предисловие, 3218.12kb.
• Предисловие предисловие petro-canada. Beyond today’s standards, 9127.08kb.
• Библейское понимание лидерства Предисловие, 2249.81kb.
• Перевод с английского А. Н. Нестеренко Предисловие и научное редактирование, 2459.72kb.
• Тесты, 4412.42kb.

Бойкот
гражданской войне

Историческая память народа складывается из событий, отстающих
от нас не более чем на два века. Этот отрезок запечатлен в живой памяти обра­зами устных воспоминаний и семейных легенд. Его события волнующи, вызывают чувственные ассоциативные связи, объединяя мир истории и мир личных переживаний. Еще болят раны, колют обиды, потомки жаждут «исторической правды». Факты еще не настолько отдалены в перспективе времени, чтобы их сплетения с судьбами людей обезличились в объективную сущность науки. Пульсируя, эти факты являют живую материю. С одной стороны, они уже стали достоянием анализа, с другой остаются делом личным.

Тревожно текут нынешние исторические минуты, наш народ стоит перед разрешением вопроса жизни и смерти, а в нем нет духовного единства. Гражданская позиция многих соотечественников формируется на противопоставлении себя различным фактам истории по модели: «Я — и революция 1917 г.», «Я — и либеральные реформы». Зачастую исторические оценки радикальны, их носители непримиримы, а оценка настоящего строится из набора отрицаний прошлого. Так любая историческая проблема России становится провокацией.

В политической борьбе субъективная трактовка исторических событий происходит из-за потребности в пропаганде. Каждому политическому течению необходимо исторически обосновывать собственное существование. Отсюда и множественность партийных трактовок новейшей истории России, которые граничат с мифотворчеством. Исторические мифы в свою очередь, как непогребенные останки, держат все общество в состоянии войны.

История – это череда конфликтов. Применяемая методика в оценке конфликта очень важна, чтобы правильно понять его природу. Какие нам известны методологические системы, как объяснительные принципы глобальных конфликтов на протяжении всей истории человечества? Классовые, расовые, культурные, геополитические, конфликты развития – каждому взгляду соответствует разработанная система анализа, исторический опыт. Вполне обоснованным выглядит, когда те или иные политические силы опираются на ту систему анализа, которая соответствует их философской основе. Философия в сравнении с пропагандой еще куда ни шло. Коммунисты, например, опираются на методику классовых конфликтов. Западный рационализм, свойственный либералам, воспринимает историю, как череду экономических формаций, в конфликтах которых ведущие роли также принадлежат классам.

Я исхожу из тезиса, что нет единой формулы описания конфликтов общества, но каждая применяемая методика для анализа разных сторон его деятельности  ценна, т.к. способна составить часть целого. Целостное понимание доступно лишь с учетом всех граней. Таким образом мое понимании истории России целиком вписывается в концепцию О.Шпенглера нелинейности истории¹. Тогда ценность русской России превосходит ценность интересов отдельных классов или социальных групп. К счастью, наш взгляд на историю может простираться поверх частных политических интересов участников политической борьбы XXв. Джины являются созданиями века будущего и все, что может трактоваться так или иначе в исторической памяти народа никак не влияет на их политическое сегодня. Все события прошлого лишь подготавливали их приход и потому джины единственные кто может позволить себе беспристрастный и цельный взгляд на историю. Для нас история России – это жизнь удивительного организма, который за прошедшие 500 лет только достиг зрелости. Его ждет расцвет и оставшиеся 200-300 лет жизни станут самыми значительными для русской цивилизации. Объявим бойкот гражданской войне и призовем противников к национальной солидарности.


Хаос войны, крах самодержавия, гражданская война, авторитарное якобинство. Не является ли эта последовательность схожей чертой исторического пути многих народов за последние 2000-3000 лет? И вообще, не являются ли эти события типическими для жизни любой цивилизации, независимо от уровня развития производства и технологий? Я позволяю себе беглый взгляд на ряд событий XXв. Делаю это не для того, чтобы что-то доказать или опровергнуть, а для того, чтобы продемонстрировать политический нейтралитет к партийности истории и ту позицию, с которой нейтралитет открывается.

Важнейший центр актуальных политических мифов – это события 1917г. Эти события причинно-следственным образом пронизывая двадцатое столетие, живут в сегодняшнем времени и через многие противоречия мы невольно оказываемся участниками той гражданской войны, что втянула в братоубийство наших прадедов.

Воцарившийся после октябрьских событий террор новой власти орудовал под красным флагом, но он мог быть не обязательно красным. Любая революционная власть России породила бы своих героев кровавой революции, своих Сент-Жюстов и Дантонов¹. Но большевики оказались самыми проворными в той череде насилия, в которой слабая власть заменялась на менее избирательную в методах своего утверждения, пока эта смена не приблизила террор к апогею. Власть ради власти, такова логика этой борьбы. Это неумолимая логика природы, одинаково верная для всех времен и народов. Власть, не утверждавшаяся силой, быстро исчезала, как временное правительство Керенского², — это путь страны, стряхнувшей монархию во времена критического реализма. От республики к диктатуре также прошли в тот исторический период Германия, Италия, Турция, Испания, чуть позже — Китай. Историю России начала XX в. нельзя рассматривать вне мирового исторического контекста и тенденций того времени — растворения личности в массе, а также тотального труда индустриализации и вождизма. И даже давние события Великой Французской революции подтверждают единую логику событий по развалу феодальных порядков. Пример Турции подтверждает не исключительность диктатуры в России, а закономерность ее возникновения при ломке монархии XX в. социальными противоречиями, обостренными войной³.

Но насилие, которое так закономерно в период борьбы за власть, после окончания гражданской войны остается в России не менее чудовищным и даже нарастает. Это объясняется последующей большевизацией страны – внедрением на национальную почву антинациональной доктрины, которая ломала естественную цикличность русской культуры. Торжествующий рационализм вносит в это столкновение особый оттенок: Бог отвергнут. Абстрактный принцип власти поставлен ваше жизни миллионов русских людей.

С точки зрения ценностей русской цивилизации, марксизм разрушал русскую культурную самоидентификацию. Эта социальная доктрина отводит культуре всего лишь роль следствия экономической деятельности, не учитывая всю сложность национального организма. Большевики презирали национальные ценности, уничтожали все сословия, являвшимися их основными носителями. То переформатирование русского общества, что проводили большевики-ленинцы и которое вело его к скоропостижной гибели, противоречило внутренним часам русской истории. Их ход могло бы остановить лишь полное физическое истребление народа и иной раз представляется, что, если бы не Великая война, вынудившая Сталина обратиться к национальным чувствам народа, русского народа уже бы не существовало. Великая война таким злым образом стала для русского народа опорой, освобождением и триумфом национального духа на долгие последующие времена. И подобный пример в истории не одинок. Многовековая борьба с турками позволила балканским славянам не то, чтобы отстоять их национальную идентичность, она по сути, ее и сформировала.

Мифическая сила идеологии коммунизма, которую сегодняшние коммунисты называют главной причиной успехов индустриализации, не может скрыть от нас истинных причин промышленных успехов СССР: применение сталинской технологии управления страной с созданием безотказной системы мотивации для управленцев всех уровней. При Сталине идеология большевизма обрела сугубо прагматический смысл средства общественной мобилизации. Отметим, что в то время меритократия впервые опробовала себя в роли самостоятельной управленческой касты – советской номенклатуры.

В конце 80 х гг. уже в новых экономических условиях номенклатура осознала себя полностью самостоятельной и способной добиваться неограниченной власти. Из индустриальной экономики страна вроде бы должна была совершить шаг в информационную экономику. К этому были все предпосылки: индустриальная и сырьевая база, всеобщее среднее образование, большая доля граждан с высшим образованием, квалифицированные инженеры, управленцы всех уровней. Но далее случилось непредвиденное с точки зрения поступательного, линейного развития истории. Вместо смены экономической формации наступает развал общества и государства.

Идея свободного рынка оказывается лишь декларацией, ничего общего не имея с реальностью. Суть либеральных реформ в России сводится к ряду решений как политической цели: подрыв дееспособности консервативных сил в СССР. Политическая борьба сфокусировалась на переходе через точку невозврата, после которой путь обратно в СССР был бы уже практически невозможен. Кульминацией этой борьбы стал расстрел Верховного Совета в октябре 1993 г. ¹, а завершающим этапом — выборы президента РФ в 1996 г. Армия и флот были деморализованы мародерством. Пали нравы, обесценилась жизнь, началась смута.

Что же с экономическими реформами? Почему идея свободного рынка, под прикрытием которой осуществлялись в России политические перемены, оказалось настолько неэффективна? Само понятие рынка для многих ведущих отраслей нашей экономики сегодня это больше блеф: как в советские времена, практически весь серьезный бизнес в России по-прежнему строится на связях и кумовстве.

Когда к концу 80 х гг. мы захотели подражать внешнему миру, мы увидели только созданные им блага, цветущую европейскую жизнь с модными журналами, курортами и закусочными быстрого питания. Но мир незаметно для нашего взгляда обустраивался по законам новой, постиндустриальной эры. Ее еще называют эрой информационного общества. Это что-то другое, отличное от классического индустриального капитализма общества свободной конкуренции машинного, конвейерного труде. Экономическая теория «длинных волн» экономиста Н. Д. Кондратьева наделяет экономический уклад общества определенной исторической эпохи, свойственными только ему способами и средствами производства: каждой экономической волне соответствует свой уникальный ключевой фактор, тягач хозяйственной жизни. Он характеризует эпоху, придавая только ей свойственные черты, уникальные для быта людей, их образа жизни, политики и экономики. Известно на сегодняшний день пять технологических укладов.¹ К моменту реформ в СССР в западном обществе уже завоевал господство Пятый технологический уклад. Он характеризуется тотальной информатизацией производства, то есть, наполнен принципиально новыми компонентами общественного производства, в отличие от классического индустриального капитализма. Пятый уклад навалился на Россию так же, как в XV в. навалился Старый свет на индейцев Америки, сровняв с землей цивилизации инков и майя. Ему можно было противостоять лишь тотальной мобилизацией общества, но не полным его разложением.

Такой взгляд на экономический коллапс СССР, как на конфликт цивилизаций разного уровня развития полностью совпадают с теорией Третьей волны Э.Тоффлера, которая описывает природу конфликтов неоднородного развития человеческого общества (конфликты развития были выявлены при изучении влияния высокоразвитых стран на страны третьего мира). Помимо внутренних политических противоречий Россия переживала внешний конфликт развития. Внутри советского общества не оказалось достойных сил, чтобы укротить такой конфликт, поставить на службу и двинуть развитие страны к следующей вешке — к построению информационной экономики. Вместо этого мы получили буржуазную сырьевую олигархию. Скатились назад с т.з. технологического развития, упростили структуру общественных отношений. Индустриальная экономика деградировала до уровня сырьевой. Эта тема достаточно исследована и описана. Все то, что называлось реформами девяностых годов — завершающий процесс эволюции меритократии в стремлении к абсолютному господству внутри страны. К нашему прискорбию, меритократия, захватив абсолютное господство, не захотела быть национально мыслящей. Стало быть и конфликты, которые будут сопровождать возвращение России на дорогу русской истории еще не исчерпаны.


Каждую политизированную трактовку истории я называю волчьей ямой на нашем пути в будущее. Следуя своим путем, мы учимся обходить многочисленные волчьи ямы, которые выкапывают политические охотники в пространстве новейшей истории. Тем, кто находит ценность в России как самобытной цивилизации, пора взяться за лопаты, чтобы захоронить политических мертвецов и засыпать исторические ловушки. Нужно научиться жить с прошлым, не корчась бесконечно в муках катарсиса, этакого священного очищения от грехов. Забинтуем кровоточащие раны истории. Мы запутались в ее трактовках, разделены реками крови, пролитыми во имя великих идей и обожаемых полководцев. Но кровь стоит преодолеть.

Мы не должны забывать о наших знаменательных победах всечеловеческого масштаба, которые не могут быть подвергнуты политизированному сомнению. В рамках живейшей исторической памяти у русского народа есть заслуги, значение которых подобно изобретению колеса, и можно рационально относиться к доставшемуся наследству. Ведь не будет же внук поджигать дом бабушки лишь только потому, что тот нажит кровавым путем. Есть в наследстве такое рациональное благо, которое может быть полезно исходя из существующего порядка вещей.


Я чувствую прилив сил и свободы, слышу, какая яростная война все продолжается за моей спиной, но она меня уже не волнует, я теперь впереди, в другом времени, — с новым знанием в руках, новым компасом и новой картой. Я жив, а значит, преодолел поле их брани и вернусь туда лишь однажды для того, чтобы закрыть глаза павшим и поставить всем достойные памятники. События начала 90 гг. XXв. я называю предтечей ренессанса русской России. То сословие, которое образовалось в России по итогам большевистского переворота, на наших глазах достигает апогея своей власти. За апогеем неизбежно следует спад и тем самым подготавливается окончательный разрыв с чуждой России социальной доктриной и ее возвращение в ритмичное течение самобытной истории. Перед моими глазами, как на гигантской сцене, среди огненных всполохов войн разыгрывается трагедия великого народа. Я слышу шум городов, голоса, вой ветра, лязг гусениц. Я оглядываюсь и понимаю, что нахожусь в гуще хаоса, в череде бессистемно сменяющих друг друга картин. Возникает желание воспарить над полем исторической битвы. Лучший способ понять нашу историю — перестать ее дробить на фрагменты и попробовать взглянуть на нее как на цельное полотно. Такое видение возникает только на любви ко всему русскому.