Предисловие

Вид материалаДокументы

Содержание


Бойкот «холодной войне»
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   27

Бойкот
«холодной войне»



Карл Густав Маннергейм1, затрагивая в своих мемуарах период мировой политики с 1933 до 1941 гг., недвусмысленно свидетельствует о целях дипломатий западных демократий — столкнуть в войне Германию и СССР, принеся в жертву малые страны. Одной из таких жертв многостандартной политики лживого союзничества Франции и Британии стала Финляндия. В том же ряду оказалась Дания, Польша, Бельгия, Норвегия, прибалтийские страны, и, в итоге, сама Франция. Как указывает Маннергейм, каждому малому правительству нужно было выбирать чью-то сторону: либо сторону СССР, либо Германии. Финляндия была одной из немногих европейских стран, сумевшая сманеврировать между монстрами, ни на минуту не потеряв своей независимости, благодаря энергии и уму этого государственного деятеля демократической республики. Однако не всем народам достались такие фельдмаршалы, и что, разве виноват в этом современный народ России?

Прибалтика и Польша все последние годы с остервенелым упорством выносят тему зарубежных операций Красной (Советской) армии в период с 1939 по 1945 гг. в заголовки отношений с Россией. Очевидно, что дискуссии о советской оккупации восточной Европы выходят за рамки поиска исторической правды. Это актуальная политика, которая связана с поиском способов политического давления на руководство Российской Федерации, прежде всего со стороны США.

Для нас, молодых русских, борьба народов СССР с пангерманским движением на Востоке — это вещи, не имеющие общих корней со сталинизмом. Однако восточноевропейские политики настойчиво нивелируют эти, далеко не мелкие, детали, Они тычут свое предвзятое прочтение истории в лицо современному поколению русских людей.

Мы со своими Атлантическими соседями конкуренты. Принцип конкуренции — это закон живой природы, открытый Чарльзом Дарвином1 в эволюционных процессах биосферы. Его диктат прослеживается от вируса до клетки, от организма до их союзов, сообществ, стай и разных других объединений. Невнимание к законам природы, или, более детально, к принципам конкуренции, приводит общество к печальным последствиям. Когда была сокрушена Берлинская стена, наши люди готовы были лобызать руки бывших врагов и целовать даже ветер, доносящийся с Запада. Мы еще не знали, чем нам придется расплачиваться за свою близорукость. После отрезвления многие соотечественники глубоко переживали циничность их «дружбы». Обманутые ожидания и горечь слились в полное неприятие мира Атлантики. Мы злобно стряхиваем пыль с фолиантов девятнадцатого века, и вчитываясь в них, открываем там заповедное наследие славянофильства, пытаем свои умы такими категориями, как Российская цивилизация и народность. Господа С. С. Уваров2 и Н. Я. Данилевский3 заново говорят с нами сквозь притупленное большевизмом национальное самосознание об особенности России, ее вечных врагах и мессианстве, о тысячелетних столпах ее бытия, о Боге, царе и Отечестве, о единстве славян.

Растраченный из-за доверчивости пыл человеческих эмоций оказался для нас не самой значительной потерей «холодной войны». Куда более отличилось правительство, принявшись усердно пилить наши ракеты и самолеты. Огромнейший ресурс СССР – военная мощь – оказался распылен, вместо того, чтобы быть конвертирован в денежные средства на модернизацию экономики. Доверчивые крестьянские мужики, заправлявшие тогда страной, не стремились понять стратегических намерений своих вчерашних противников.

Очевидно сегодня, что цель «холодной войны» — ликвидация геополитического соперника США в лице СССР — полностью достигнута не была. Вместо СССР, который добровольно пустил себе кровь, вдруг вырос новый соперник — Россия. Наш масштаб и география определяют наш статус и наши притязания на влияние в мире. География сформировала национальные интересы и характер нашего народа. Лев Гумилев обосновал эти заключения в созданной им теории этногенеза, которая переносит законы эволюции, открытые Дарвином, на человеческое общество1.

Страна в состоянии проводить самостоятельную внутреннюю и внешнюю политику, является независимым государственным образованием на территории в 1709 млн. гектаров, это 11,3% площади мировой суши. В управлении России находятся 420 млн. гектаров континентального шельфа. Согласно информации Федеральной службы земельного кадастра, Россия располагает 55% черноземных почв мира, 50% запасов пресной воды, 60% запасов древесины хвойных пород. Благодаря своему масштабу Россия есть континент (!), который неизбежно влияет на значительное мировое пространство. Стремление свести на нет это влияние — и есть основной мотив сегодняшней политики бывших друзей. Им нужны ключи для господства в Евразии. Но только уничтожение нашего народа решает все их задачи. Пока же существует русский народ, в Евразии будет один исторический хозяин.

Воздвигаемый на западе России терновый околоток из стран Прибалтики, Польши, Украины, накачанный изнутри антироссийскими настроениями, обрезает основные транспортные пути России в Европу и возвращает ее к проблемам Ливонской войны. Можно приводить массу конфликтных ситуаций из европейской истории, которые уже однажды служили причинами столкновений и которые в обновленном формате проявляются вновь. До самодурства амбициозна Польша. Предвоенные польские политики, вроде министра иностранных дел Ю. Бека уже показывали себя заносчивыми амбициозными честолюбцами. В той истории Польша тоже заручалась дружбой одной островной державы, тогда это была Великобритания. Известно, чем все кончилось для поляков.

Надеюсь, что здравый смысл когда-нибудь восторжествует, русский народ никогда не был смертельным врагом латышей, литовцев, поляков и эстонцев. Ведь мы обречены жить рядом, невзирая на общее трагическое прошлое. Эти малые народы в самозабвении собственных трагедий не должны забывать, что народ России больше других претерпел от сталинизма, пережив ГУЛАГ, страшные репрессии, несколько волн эмиграции1.

Помимо упомянутых стран, провоцируемых США, чтобы насолить России, Европейский Союз так же не прочь поживиться за наш счет. Нельзя наверняка сказать, что какие-то конкретные злодеи в лице европейской меритократии, заседают в брюссельских кабинетах с навязчивой мыслью о разгроме России. Сама система, следуя неумолимой логике конкуренции, совершает те или иные действия в ее интересах.

Не напрасны ли наши страхи? История свидетельствует, что нет. Двадцатый век дал нам множество примеров расчленения исторически сложившихся территориальных образований продвинутыми демократиями в угоду их бездонным карманам. Очень поучителен пример раздела Османской империи, произведенный в начале XX в. Поучителен он тем, что показывает, насколько либеральные демократии не ограничиваются в своих аппетитах. При слабости Турции, ее судьба едва не закончилась полной катастрофой и уничтожением этнического государства. Ее история очень показательна в том смысле, что могло бы быть, или что еще может случиться с Россией1.

Стратегическая оценка, данная соперничеству России и Запада как соперничеству цивилизаций, не может быть сходу отклонена, потому что она академически надежна и должна храниться в загашнике, как узелок на память. Но в тактическом плане в коротких масштабах времени из нее не выработать практических шагов, потому это суррогат, сотрясающий воздух. Эта идея носит лишь декларативный характер, снова миф, лишь возбуждающий воображение наше и наших соперников.

В нынешнем веке принципиальность подобных соперничеств утрачивается под влиянием средств массовой коммуникации, сбалансировавших культурные противоречия современного мира. Никто не может быть сейчас максимально изолированным от внешнего влияния, чтобы в такой изоляции успешно развить некую самобытность и предстать впоследствии перед другими народами носителем какой-либо местечковой культуры. Мобильный телефон с назойливостью вырвет вас из упоения собственной самости, как только вы слишком задержитесь в ней, он делает нас всех одинаковыми — взбудораженными невротиками, потребителями массивных кусков информации.

Суррогаты в понятиях, которыми можно легко наполнить болтовню на тему национальных интересов, совершенно невозможно осязать в реальных проявлениях. Ими нельзя получить, скажем, денежный прибыток, или удовлетворить насущные нужды современников. Поэтому, очевидно, что идеология, например, славянского братства ничего кроме иронии у реалистов не вызывает. Брак по расчету среди братьев славян не выходит из моды, а из нынешней России неважнецкий жених.


Скальпель антироссийской пропаганды, который ковыряется в наших исторических ранах, не единственное оружие для нападок. У критиков России есть новообретенный идеологический повод: Россия — империалистическая держава номер один во всем мире. Вот мы и подошли к теме, которая раскрывается не так однозначно, как естественные причины межгосударственной конкуренция по Дарвину. Почему Россию боятся и обвиняют ее в империализме?

Реакция на свое отражение в зеркале может иметь две крайности: мазохистское самоунижение либо самозабвенный нарциссизм. Уравновешенный человек, как правило, сдержан и критичен к крайностям. Задумываться над изъянами стоит, у каждого есть недостатки, но насколько же надо не любить себя, чтобы тут же безоглядно отдаться на лечение первому встречному доктору! Делать ставку на собственное оправдание в защите совершенно бесполезно и наивно. Нелюбимый ученик никогда не станет любимым, а цветы на День учителя ученика не спасут, а будут восприниматься как изворотливость, лесть и подкуп. Учитывая некоторую инерцию общественного сознания, оказывается, что совсем не затратное дело сделать из нас врага, эдакого общественного отщепенца и мишень для критики, используя старые, но еще живые в памяти клише времен «холодной войны»1. Затратность – это ключевое слово для внешней политики.

Внешняя политика строится на том, что у внутренних целей государства есть какое-либо внетерриториальное продолжение. Но прежде всего, внешняя политика — это бизнес, а национальные интересы — это перспективные деньги. И кому они достаются? Здесь мы легко улавливаем суть внешней политики, как акта государственной воли, вырастающего из экономических и, соответственно, социально-политических наделов, разбитых внутри нашего общества теми или иными классами или группами. Это основа, которая провоцирует внутренние и внешнеполитические проблемы. Многие внешнеполитические проблемы России есть не что иное, как последствия неадекватного распределения власти и общественного продукта внутри страны между сословиями и меритократией в пользу последней.

По данным журнала «Forbes» в 2005 г. в России имелось 27 миллиардеров (в 2008г. их число приблизилось к 100, больше только в США), владеющих в совокупности 17% ВВП страны. При этом треть россиян живет за чертой бедности с доходом около 500 долларов в год. Возникает вопрос: совокупность интересов какой группы граждан считать национальными интересами, и у кого из них получится эффективней отстаивать свои интересы, выставляя их как национальные? Ведь двадцать семь быстрей договорятся между собой, чем десятки миллионов. Сплоченная партия меритократии на внешней арене будет действовать еще более эффективней, чем кучка богачей.

Есть множество интересов разных элит, региональных союзов, промышленных и финансовых групп, — и все кишит противоречиями. Наверное, так и должно быть в обществе, но среди этого разномастного хора хочется слышать хоть задатки стройного народного пения. Кусок сахара содержит число атомов, примерно равное 10 в 24 й степени. Для того, чтобы сила гравитации смогла доминировать в скоплении атомов, из астрофизики известно, что должно собраться вместе количество атомов, равное числу 10 в 54 ой степени. Это примерно составляет массу Юпитера. Если соберется вместе число атомов, рваное 10 в 56 ой степени, то тогда уже родятся звезды, и от гигантского сжатия в центрах таких тел начинаются термоядерные реакции. Нет сплоченного достаточного числа частиц — нет и устойчивой силы гравитации.

Разобщенный народ не может выработать читаемый вектор национальных интересов, внешняя политика не наполняется энергией атомов — она бледная и тусклая, эффект химического горения углеводородов. А внешние соперники не ломают особо голову, какую пропагандистскую заразу на нас прицепить. Они пользуются самыми банальными ярлыками, добываемыми из отрыжки «холодной войны», потому что на внешнеполитической арене им приходится иметь дело с участниками этой войны со стороны СССР: с частью элиты, представленной бывшей номенклатурой. Вот они до сих пор и лают друг на друга, эти старые знакомые. Хорошо было бы сказать всему миру: «Мы трудимся день и ночь, и если вы враждебны к нам, то исключительно по своей внутренней сути агрессора». Но меритократии очень тяжело найти на своих ладонях мозоли, и когда они начинают показывать за рубежом свои страдальческие лица, грим ползет под светом софитов, и под ним открывается оскал империализма!

Единый вектор внешней политики страны достигается в обмен на справедливое распределение благ внутри страны. Все упирается в простые вещи перераспределения доходов. Но кто будет делится добровольно? Всегда будет соблазн консолидировать интересы страны с помощью административного диктата и полицейских мер, а не действительных мер консолидации. Как можно в таких условиях уличить противников России в том, что они борются с нами из-за самой нашей национальной сути, наших просторов и вытекающей из этого власти над континентом, а не с из-за агрессивных происков меритократии на внешней арене? Бойкот «неохолодной войне» будет заключаться в единстве понимания этого нового исторического вызова. Пока меритократия будет оберегать себя от свежей народной крови, джинны будут нарочито демаркировать свои интересы за границей, чтобы мировая общественность могла отличить их интересы от империализма меритократии.

Человек труда, не отягощенный ни коммунистическим прошлым, ни приватизацией девяностых годов, будет способен продемонстрировать во внешней политике принцип айкидо, не требующий внутренней агрессии, а лишь переводящий внешнюю агрессию против ее же источника. Сила человека труда в идеологии труда, которая содержит превосходный этический принцип нравственности собственности. Как видим, нравственность собственности имеет важное значение не только для достижения внутриполитической стабильности, но и в международных отношениях. Поэтому приватизатор, разбогатевший в казино исторического счастья в 90 х гг., не есть герой нашего времени. Эти люди устарели, они такое же прошлое, как СССР и последовавшая за его развалом катастрофа. Те люди и события неразделимы, порождены друг другом, происходят от одного целого. Производственный труд не связан ни с захватом чужой собственности, ни с магией аппаратных кресел. Неприятие этих варварских принципов обогащения есть часть мировоззрения полноценного русского человека, воспитанного на ценностях прогрессивной национальной культуры, которая в состоянии дать человеку возможность быть благородным. Очень трудно упрекнуть человека труда в пороках, присущих коррумпированному сообществу, вызывающему на мировой арене массу подозрений своими гангстерскими замашками.

При нарастании внешнего давления у России не будет другого выхода, как схватиться за тот узелок «уваровщины», что заготовлен на память, призвать на помощь крест православия и устроить хороший пожар всем конкистадорам. Не было в истории России лучшего сплачивающего фактора правящих классов и народа, чем внешний враг1. Но это кризисный фактор упрочнения социальных связей. Мы рассчитываем на мир, а значит производительный труд рассматривается как единственный принцип национальной солидарности, он разрешит внешнеполитическую проблему исторического наследия XX в. – заставит противников России отказаться от лозунгов холодной войны и обнажит их агрессивную сущность.

Наши слова не должны быть аморфными и обтекаемыми, их строчки должны выстраиваться, как шеренги клинков. Чем четче позиция, тем меньше непонятого, примазанного и примазавшихся. Есть вещи, которые за пределами России можно именовать едиными интересами большинства. Интерес большинства – это интерес русского народа. Кто такой народ мы уже дали ему определение. У народа есть общие ощущения национальных интересов во внешней политики. Их разделяют все, кто обладает волей причислять себя к единой нации, расселенной на континенте от Калининграда до Владивостока, кто говорит на русском языке и наполняет собой, словно колокольчик или цветок зверобоя разнотравные краски полей великой культуры.