Предисловие

Вид материалаДокументы

Содержание


Субъекты будущего мирового порядка
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   27

Субъекты будущего мирового порядка


«Творческое разрушение — наше второе имя, и в пределах нашего общества, и за границей. Мы сокрушаем старый порядок каждый день: от бизнеса до науки, литературы, искусства, архитектуры, и от кино до политики и законодательства. Наши враги всегда ненавидели этот вихрь энергии и творческого потенциала, который угрожал их традициям (какими бы они ни были) и позорил их неспособность держать темп. Мы должны уничтожить их, чтобы продвинуть нашу историческую миссию». Это цитата из выступления Майкла Ледина, одного из идеологов американских неоконсерваторов.

Едва мы сошли с распятия большевистской системы, нас во имя своей идеологии готовы распять либеральные фанатики. Ими движет энергия творческого разрушения, которая генерируется в мозговых центрах, подобных фонду под названием «Проект нового американского столетия»1.

Не напоминают ли нам такие речи идеи большевиков-ленинцев начала 20в. о разжигании пожара мировой социалистической революции? Идея мировой либеральной революции— новая идеологическая утопия. Цепь рассуждений иронически схожа с исторической аналогией: либерализм в отдельно взятой стране построить практически нельзя, он окружен враждебными государствами. Необходима только победа мировой революции через ее экспорт и пожар мировой войны. По мысли идеологов либерализма, все народы мира станут сытыми и довольными только с его помощью. Это чистой воды либеральный троцкизм, который из-за устремлений к мировой экспансии, получил название неолиберализма2.

Либерализм как некий набор экономических инструментов государственной политики служил успешному построению общества свободных экономических устоев. Он вынырнул из перипетий и кризисов экономики капитализма XX в. Но со временем он стал целой философско-идеологической системой, центровым понятием которой является либеральная свобода, свобода личности выражать и удовлетворять потребность.

Хотя некоторые философы и пытались придать либерализму духовные черты, суть либерализма остается неизменной – это грабеж. На мировой арене либерализм является идеологическим прикрытием колониальных претензий США. Слова Пола Вольфовица3 о том, что демократия — это мощное оружие защиты американских национальных интересов, я нахожу вершиной политического лицемерия Атлантической элиты. Что еще можно сказать о демократии, совершенно приватизировав это понятие? Инаковость, которая так пропагандируется на уровне индивидуалиста, огнем творческого разрушения истребляется на уровне самобытных культур и народов. Сквозь искрящиеся новизной лозунги проступает ветхая цель: безмерное обогащение узкой группки людишек. Американский либерализм впрыскивает «демократические ценности» в здоровые народные организмы. Национальные государства парализуются наркотиком массового, унифицированного для всех континентов стереотипа потребительства. В отличие от колониальных войн прошлого, современный колониальный захват стал более изощренным. Учитывая растущую грамотность людей, захватчик уже не осмеливается добиваться целей только силой оружия, он использует стратегию непрямого действия – борьбу за умы и желудки.

Но враждебность либерализма проявляется не только в экспансии единственной сверхдержавы. У либерального общества потребления есть два мрачных спутника: глобализация интересов корпораций и глобальная экологическая катастрофа.

Начнем с катастрофы. Экологическая катастрофа будет следствием конфликта между безграничными потребностями и ограниченными ресурсами. При дефиците ресурсов логика капитализма подсказывает устранение конкурента, то есть, другого потребителя — таков диктат капитала, стремящегося к росту и доминированию. Это значит, что у общества потребления единственный путь избежать экологической катастрофы — это война на уничтожение конкурирующих систем. Фактор перенаселенности вместе с дефицитом биоресурсов ведет к глобальной всеистребляющей войне, предвестником которой служит идущее ныне массовое переселение народов и рост цен на продовольствие. Каждый студент в мире уже знает, что житель США вырабатывает столько парниковых газов, сколько 1600 жителей, к примеру, Индии. Если каждый китаец, которых на сегодняшний день уже один миллиард человек, захочет получить уровень жизни жителя США, то не хватит никаких ресурсов планеты.

С точки зрения экологии, либеральная цивилизация — это мусор, тем более, если она (цивилизация) считает главной ценностью собственного существования соблюдение и расширение права потреблять. Это царство только одного единственного животного — алчного человека. Это право он присвоил себе, воспользовавшись разумом, оно стало привилегией его элиты, оно делит людей на первый и второй сорт, и так же, по сортам, делит народы и государства.

Надеюсь на истину о нарастающем процессе саморегуляции общества потребления. Всякое общество является неотъемлемой частью биосферы, в которой все подчинено строгой космической логике. И общество, потребляющее безгранично, культурно и биологически вырождается, сводя свое влияние на планете к ничтожному. Возможно, что западное общество самонастраивается, сокращая рождаемость, в том числе и поощряя гомосексуальные браки. Оно сокращает само себя, будучи ведомо двумя факторами: развитием социального эгоизма с выраженным нежеланием терпеть неудобства, а также высвобождением большого количества незанятых людей, характерным для процессов информационного общества. Небольшое число управленцев замыкаются в касту, рабочий заменяется роботом, и, не адаптировавшись, не попав в обслуживающий персонал управленцев, бывший пролетарий, становится лишним. Биологический род его обречен. То, что мы видим в свете европейской политики, очень лаконично вписывается в этот закат. Остатки европейской цивилизации растворятся среди многодетных мусульманских семей. Эти вопросы угасания культуры я подробнее затрону во второй части и надеюсь, что Россия, в силу культурных традиций, будет стоять в стороне от этого естественного угасания. Наши русские философы Владимир Соловьев и Николай Бердяев1 еще сто лет назад подсказали нам, что целями народа могут быть только высшие цели неземного порядка. Но в обществе, увлеченном барышничеством, их идеи никто всерьез не принимает. Я надеюсь, что человеческий ум очень скоро придет к выводу, что общества, построенные на насилии природы и на приоритете потребности над самоограничением должны быть трансформированы, а их государственные организации подлежат саморазрушению.


Теперь вернемся к другой проблеме общества с высоким стандартом потребления и поговорим о глобализация интересов корпораций. Биржа и Интернет усилили финансовую мощь транснациональных корпораций (ТНК) до государственного уровня2. Из 35 тысяч существующих транснациональных корпораций всего 600 ТНК дают 20% (!) промышленного и сельскохозяйственного производства в мировой рыночной экономике, а среди них только на 74 ТНК приходится 50% всех продаж. Чудовищная гравитация таких компаний создает структурные перекосы, и малые или слабые экономики, лишаются шанса жить. Они, как астероиды, разрушаются этими планетарными гигантами. В политическом и экономическом пространстве мира конкурируют уже не государства с государствами, а государства с корпорациями.

ТНК как закулисные игроки внешней политики, выступают в ней с позиций неолиберализма, т.е. с позиций устранение из мировой экономики любого государственного регулирования рынка. Глобализация ломает национальные границы и уничтожает противостоящие государства, Югославию, Ирак. Политической изоляции подверглась Австрия, когда правительство возглавил националист Хайдер1. Но свобода экономического рынка — это временная тактическая позиция ТНК. С точки зрения внутренней политики ТНК придают огромное значение долгосрочному стратегическому планированию. ТНК выступают за всеобщий мировой порядок, контролируемый и прогнозируемый. Идея-фикс неолиберализма — это идея мирового правительства, мондеализма.

Интересы корпораций не сосредотачивают в себе интересов определенного народа и не отвечают им. Корпорация самодостаточна, она способна жить без народа, без определенного языка и культуры. Человеческий язык в корпорации служит единственным средством бизнес-коммуникации. Используемый только в таком узком назначении тот или иной национальный язык, выбранный корпорацией, стремительно деградирует, сжимаясь до шаблонных схем из основных глаголов в окружении профессиональных неологизмов. Принадлежность предприятия по прописки к национальной экономике совершенно не делает его выразителем каких-либо национальных интересов. Акционерный капитал, составляющий костяк финансов всякой корпорации, может быть так размазан по всему миру, что очевидных собственников компании просто можно не найти. Есть тысячи акционеров — частные лица, банки, инвестиционные фонды и даже правительства, представляющие в совокупности единого безликого капиталиста, находящегося вне какого-либо определенного национального пространства. Даже при различных административных ограничениях по владению национальными компаниями — нерезидентами, или, попросту, юридическими и физическими лицами, не имеющими национальной прописки, эти ограничения легко обходятся выстраиванием различных цепочек из подставных лиц. Реальной властью в корпорациях обладают топ-менеджеры — звено высшего управления, кочующее с материка на материк и не имеющее национальных корней. Это высшее наднациональное воплощение меритократии, которое можно заслуженно назвать чуждой расой для всякого национального образования.

Чрезмерно укрупненная финансовая мощь корпорации есть очевидное зло для национального государства, потому что корпорации подчиняются сугубо своему управлению. Используя колоссальные ресурсы, управление корпораций подменяет общественные интересы и, действуя вроде бы в рамках парламентаризма, жестко проводит лоббирование собственных интересов. Корпорации осуществляют шантаж и подкуп, имеют собственные информационные сети и специальные службы, слабо подвержены общественному контролю. Если у общества в отношении с государством за многие тысячи лет выработались способы взаимодействия, то формирование и развитие правил для отношений с корпорациями еще только предстоит. Корпорации прямо угрожают национальному суверенитету, они становятся единственными реальными избирателями, к мнению которых прислушиваются правительства, и с интересами которых они будут согласовывать свои действия. На первый взгляд, самые влиятельные правительства в мире — «большая восьмерка», но за спинами их руководителей маячат не национальные образования,
а монстры международного капитала. Для России, например, это Газпром. Самые агрессивные корпорации — корпорации сырьевые. И если есть обоснованная надежда на то, что сам экономический рынок вынуждает производственные корпорации к дроблению, путем организации их частей в управляемые сети, которые способны органически внедряться в различные национальные государства, то сырьевые корпорации, показывают обратное. Они, как раз наоборот, продолжают активное вертикальное интегрирование, стремясь к абсолютной централизации финансовой мощи и политической власти.

Насколько мы сильны ограничить корпорации, по сути они выступают конкурентами национальному государственному аппарату? Вряд ли это будет возможно при потере национального суверенитета в рамках Всемирной Торговой Организации (ВТО). Международная собственность корпораций подрывает концепцию национальных интересов и стратегий, вырабатываемых отдельными государствами, а неконтролируемая истинно народным парламентом меритократия, исходящая из интересов прежде всего подчиненных корпораций, становится опасна для национального государства. В зависимости от экономической коньюктуры, меритократия может в любой момент предать национальные интересы и переметнуться в лагерь противников. Вернее, в лоно своих братьев, управляющих иными территориями. Для элиты в этом не будет никакого предательства, для себя самой она будет в этом совершенно предсказуемой, действуя исходя из своих расовых интересов. Здесь я не оговорился, назвав меритократию расой.

Увеличивая зону влияния, транснациональные корпорации в то же время увеличивают число своих противников. Они невольно заставляют их сплачиваться, делая движение противников интернациональным. Таким образом, интересы нового класса джиннов выходят за рамки национальных границ и объединяются с интересами джиннов других национальных государств автономий во имя автономии каждой из них. Если меритократ заинтересован в кастовости своего круга, то джинн заинтересован в увеличении своих соратников. Естественным врагом корпораций являются любые добровольные объединения граждан. Будь то профсоюзы или движение националистов. Кстати, отношение к национальному вопросу становиться одним из важнейших маркеров политических позиций. Русские джинны выступают за максимальную культурную автономию государства. Меритократы в основной массе космополитичны. Джины выступают за жесткие ограничения в иммиграционной политики, меритократы же наоборот, заинтересованы в прозрачности границ.

Раз у корпораций нет национальности, значит и у финансовых средств борьбы с корпорациями тоже не может быть выраженных национальных корней. Каждый народ не может действовать в одиночку, потому что будет наглухо запечатан в изощренной цензуре меритократии, к которой прибегают подчиненные ей медиа-холдинги: они просто не упоминают о его интересах и проблемах. Политическим выходом из этого вакуума информации является идея организации контрмондеализма, идея создания альтернативного «восьмерке» правительства, созданного из различных наследников национал-либерализма, антиглобалистов, зеленых, национал-социа­листов и других противников империализма, объединенных в международный конгресс. Они представляют стихию ноосферы, которая уже выплескивается за границы Земли, как плазма за пределы Солнца.

Критика потребительства не дает прямого ответа, что делать. Но не в этом суть: у нас-то в России на 17.127.272 квадратных километра территории при 145 млн. человек хватит всего и на всех. Остается только не забывать хорошенько вооружаться, чтобы сберечь это добро. Ведь в нашем случае речь идет не о повышении уровня потребления, а о решении элементарных потребностей человека в еде, одежде и крове. Но сберечь свое право на жизнь в русские люди могут только в одном случае – мобилизовавшись в единое общество национальной солидарности без классовых и социальных различий.

К сожалению, наша меритократия по своей природе будет препятствовать такой солидарности. Меритократия имеет с мировой финансовой элитой общую духовную ценность: ценность права безграничного потребления. Ей противоестественен альтруизм и самоограничение. Движимая этой ценностью меритократия проводит соответствующую внутреннюю политику. Зависимость от сырья вынуждает ее подменять идеи истинной солидарности тотальным полицейским контролем. Последствия от политики во имя интересов верхушки ничего иного не принесут нам, кроме такой же войны, которая грозит нам в мировом плане в борьбе за ресурсы.

Итак, на текущий момент в политическом поле развитых стран будет действовать три ведущих силы: транснациональные корпорации, меритократия и джины. Между производственно-технологическими корпорациями и сырьевыми есть противоречивая разница. Сырьевые ТНК и меритократия, срастаясь между собой, стремятся к мировому господству. В таком раскладе меритократы являются космополитами. Джины лишаются всех возможных свобод, в т.ч. права на национальную самоидентификация. Мировое единство достигается смешением культур, полицейскими и административными способами.

Союз производственных ТНК и меритократии гарантирует джинам работу и право на жизнь. Внутренняя природа производственных ТНК выстраивает сети из автономных самобытных ячеек. В них джины сохраняют национальную особенность и приобретают единство в труде. Это единство более высокого уровня, чем административное или гражданское единство, оно достигается общим смыслом работы. Меритократия выступает здесь как очевидный союзник. Поведение меритократии зависит от источника своего прикорма. Интересы джинов постоянны и предсказуемы.

Строить единство труда есть историческая миссия джина. Остается оторвать меритократию от нефтяных скважин и заставить ее идти нам навстречу. Мы не страшимся ни революций, ни актов, ни терактов — мы есть та самая сила, которая всегда исподволь подготавливала их. Она много веков ковала оружие для других, но теперь ее главная кузница стала неотъемлемой от ее сути. У нее нет привязанности к материальной собственности, так как все, что ей нужно для жизни, она несет в головах, и легко добывает оформленную материю из праха там, где находится в данный момент. Предводитель небесного воинства архангел Михаил есть и ее лидер, но я представляю его себе не в стальном шлеме и с мечом за поясом: в руках его клавиатура компьютера.