Декаданс как теоретическое явление и художественная практика в современной литературе
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
µе французский поэт, провидец, Шарль Бодлер искал и находил во временном вечное, в пока живущем его посмертные перспективы - обручал мысль с бездной и рождал прекрасные цветы сосредоточенного на правде тьмы разума. Но стоит признать, что Бодлер более был занят эстетикой данного обручения, плоды своих воображаемых падений он осыпал цветами, спрыскивал изысканными духами, а само дно драпировал роскошной парчой. Юрию Кузнецову чужда работа стилиста, больше всего в слове он ценил возможность его реального действия, именно поэтому в связи с его поэзией продуктивнее говорить об этической проблематике, нежели об эстетической, хотя она её и не лишена. Но это будет эстетика Силы, борьбы, мужества - эстетика славянского геройства.
На что же пытается воздействовать словом Кузнецов - с чем борется? Да всё с теми же безднами, провалами, трещинами русской земли и русской души, носителем которой он и сам является и отдаёт себе в этом полный отчёт - бить нужно и по себе, искоренять раскольническую мятежность. Юрий Кузнецов из тех избранных, чей поэтический дар - крест, чей творческий акт - риск и метафизический подвиг, заставляющий иной раз восклицать в исступлении и страхе: Ненавижу стихи! Прометей, не желаю огня! [14]. Юрий Небольсин назвал Кузнецова человеком, который хотел вдохновеньем и словом поэта всё связать и приводит в пример строки: …два разорванных света:/тот и этот - замкнуть на себе [14]. Каждый стих Кузнецова - это попытка поэта взорванное сущее зажать в сосредоточенной горсти, заплести в рифму - а оно разбегается, разлетается, расплетается и тяжело повисает в воздухе. Невозможность упорядочить хаос заставляет автора бороться с ним отчаяннее и это сообщает читателю тревожные ощущения. Планета взорвана - от ужаса/Мы разлетаемся во мрак./Но всё, что падает и рушится,/Великий Ноль зажал в кулак Он держит взорванное сущее/И голоса: - Не отпусти! [14]. Его стих - сеть, в которую он поймал трагическую суть Бытия.
Юрий Кузнецов обречён видеть бездну и отражать её в себе самом, не падая, но балансируя, впитывать её суть: Золотой обрыв глубже пропасти -Головою вниз манит броситься [14]. Влечение двух бесконечностей друг к другу взаимно, а когда сливаются в одно широта болезненно-чуткой души Поэта с открытостью окружающего, рождается взрыв, рождается стих, который рифмует личность Поэта с безликим Всеобщим. Он, искатель дна бездонного, открыватель не раскрываемого, теряет в себе человека и превращается в сознание, созерцающее и переживающее, изучающее и тут же - воспроизводящее объект исследования - бездну. Его стихи отпугивают массового читателя напряжённым сверхмышлением, холодным дыханием бездны - верно замечает Юрий Могутин [19].
Кузнецов обречён на верность своим тёмным символам: трещинам, щелям, провалам, пропастям, безднам, дырам - тёмным промежуткам. Они будут его вдохновлять, творить его стих, но они же и будут точить в нём человека, подвергая его нечеловеческим переживаниям и страстям, станут для него возможностью ада на земле - и родятся строки: Я покрылся живыми сетями,/Сети боли, земли и огня/Не содрать никакими ногтями -Эти сети растут из меня (Бой в сетях) [14].
Таким образом, мы можем говорить, что бездна и семантически близкие ей образования становятся в творчестве Юрия Кузнецова основными объектами художественных исследований, повышенный интерес к которым впервые с такой интенсивностью был проявлен поэтами-декадентами на рубеже XIX-XX веков.
.2 Уход Бога - Исход мира: тема конца
Он - поэт конца, он - поэт трагического занавеса, который опустился над нашей историей - Евгений Рейн [28] настаивает именно на таком понимании Юрия Кузнецова. Действительно, в его поэзии зримость конца, Но его опасения вряд ли можно назвать надуманными, а тягу к эсхатологическим мотивам - прихотью художника. Он жил и творил в пору умиранья. Творчество Кузнецова - правдивое отображение современной ему реальности, времени потерянной послевоенной, затем перестроичной, криминальной, перевёрнувшейся страны - разрушенной империи - открывшей вдруг свои язвы и правды. Поэтому естественным оказывается в его стихах соседство настроений отчаяния и тут же абсолютной веры в великий путь родной страны. На сегодняшнюю жизнь смотреть страшно, и многие честные люди в ужасе отводят глаза. Я смотрю в упор - говорил Кузнецов [17], и чаще ничего, кроме хаоса, не находил - всё абсурдно и обречено, всё - в беде, не знающей ни смысла, ни цели: Проступает в оконном стекле/Божьей матери образ печальный./Это знак! Это знак непростой!/Что-то страшное с нами случится [14].
Юрий Кузнецов ловит суть происходящего и, за что бы не взялся, в основе обязательно находит ошибку. Всё непрочно: чуть тряхнёшь - треснет, разломится; коснёшься - рассыплется; дунешь - исчезнет; ступишь - провалишься; пойдёшь - потеряешься; бросишь - не найдёшь. Мир, потерявший ориентиры, качается как преставленье света и в дыму земного шара сложно разглядеть, чьи руки его раскачивают: Бога ли, дьявола? Всё вверх дном: Опрокинуто пламя свечи, занесли на Бога серп и молот, Повернули реки не в ту степь; жизнь свихнулась, хоть ей не впервой, Словно притче идти по кривой/И о цели гадать по туману. Там котёл на полнеба рванёт, Там река не туда повернёт, Там Иуда народ продаёт. Всё как будто по плану идёт… По какому-то адскому плану; в белом свете всё перевернулось, Одолень-звезда вз?/p>