Декаданс как теоретическое явление и художественная практика в современной литературе
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
игнув дна, - ты наконец воспаришь: я умираю с новой силой - я опять живой (Крошка) [41] и готов бить больней.
Возможно и иное развитие, без человеческих жертв, но со страшной мукой в сердце
На точке двух миров
Стояли мы в огне.
Пылали облака, и ты сказала:
"Давай убьем любовь,
Не привыкай ко мне.
Давай убьем, пока ее не стало….
(Kill Love)
Договорились…И оба канули в алкоголь. Увязли в чудесах миров Гойи: Сердце и печень, Такая ночь, Водка. И жизнь ставит союз и между состояниями, о которых писал Пушкин: Мы же - то смертельно пьяны, То мертвецки влюблены!. Ловя на мушку силуэты снов, Смеется и злорадствует Любовь, И мы с тобой попали на прицел (Чёрная луна) - и избранности своей не избежать. Чем больше сопротивления любовь встречает, тем яростнее её атаки: Запишу я всё на свете, Все твои блатные жесты, Чтобы ты попала в сети, Чтобы мы висели вместе (Дорога паука).
Если ты сможешь - возьми,/Если боишься - убей, однажды полюбив - становишься преступником на веки, потому что всё, что я взял от любви - право на то, что больней (Сны) [41]. Страданиями любовь питается, болью она живёт.
Мы надеемся, что в данной главе нам удалось представить творчество Глеба Самойлова как непосредственно связанное с традициями декаданса и предшествовавшим ему романтизмом. Идеи данных направлений, подхваченные современным поэтом, претерпели ряд изменений и оказались расширенны философией экзистенциализма - такой синтез явился прекрасным способом выживания в метафизически истощённую эпоху постмодернизма. В связи с этим мы рискуем утверждать, что общение с авторами, не позволяющими нам забывать про бездну, которая нас окружает - не всегда опасно, но часто даже желательно. Глеб Самойлов и те, с кем он, учат нас быть сильными и сохранять хорошее настроение среди худого устроения [25]. Их смех - мощное утверждение жизни; ирония, по-экзистенциалистски, - средство преодоления абсурдности бытия. А их слёзы напомнят нам о том, чего потерять никак нельзя. Наверное, не так уж ужасно высказывание французского философа-постмодерниста: Лучше погибнуть от крайностей, чем от отчаянья.
постмодернизм декаданс абсурдистский реализм
3. Юрий Кузнецов: поэзия страстей
Если позволить себе представить Поэзию в двух модусах существования: классицистическом и романтическом, то, вероятнее всего, Юрий Кузнецов окажется включённым в контекст романтизма и - НЕ названный декадентом - встанет рядом с Верленом и Бодлером. Характерными чертами декаданса как художественного направления является повышенный интерес к сюжетам нисхождения, изображение крайних проявлений эмоциональных состояний; трагическое мироощущение, предчувствие скорого конца и в связи с этим болезненная противоречивость повествования, всё нарастающее ощущение расшатанности века диктует мрачно-ироническую тональность Слова. Мотив одиночества художника-творца в мире, оставленном Богом, становится преобладающим. Творчество Юрия Кузнецова в этом плане под определение декаданса легко попадает. Попробуем в данной главе проанализировать поэтическое творчество Юрия Поликарповича Кузнецова с этой точки зрения.
.1 Декадентская символика в творчестве Юрия Кузнецова: бездна, пропасть, провал, пустыни и т.д
Всё творчество Юрия Кузнецова - о блуждании в земном промежутке, о скитаниях в живом молчанье смерти и любви, о предчувствии присутствия соседнего бытия, путь к которому лежит через бездну. Размышляя о предстоящем, о том, куда отправится его душа, оторвавшись от всего земного и от него самого, или о том, чем будет оправдано вечное движение всего сущего, Юрий Кузнецов оказывается в двух мирах одновременно, и в двух мирах он одинаково жив. Этим опытом полноценного существования поэт делится с нами не только посредством поэзии, но и в статьях, и в лекциях, которые Кузнецов читал в литературном институте, мы можем уловить некие знаки из иных пространств, вполне доступных только духу и мысли. …Границы прозрачными стали. Это верно: я вижу простор, Где гуляет волна за волною, Потому что упал мой забор/Прямо в море - и вместе со мною.И уносит меня в никуда На родном деревянном заборе [14]. В его поэтическом пространстве пропадает грань между естественным и сверхъестественным, как в мифе, отменяются границы между верхом и низом, там и здесь, материальным и идеальным: даль через дорогу переходит; летят на том и этом свете/Поперёк дороги облака; в одном часу двоятся ночь и день; горизонты и крыши размыты, за стеной - край иной земли, за окном потусторонний свет [14]; тени и светила находят соседство друг с другом в пространстве, исключающем и то и другое: равновесие света и мрака, рассвет наплывает по правую руку, Закат наплывает по левую руку; события сна корректируют явь (Мне снился сон, когда в меня стреляли…) [14]; названия сборников говорят о том же: Во мне и рядом - даль (1974), Край света - за первым углом (1976). …Бытие поглощает быт, быт - Бытие, и в этом невозможном слиянии-насыщении рождается великая фантасмагория: гротескная дикая образность, сюрреалистически-трагический мир, полный символов и смелых иносказаний (Треснул с грохотом мир - и в избе Я увидел зиянье провала./Возле бездны поставил я стул, Чтоб туда не шагнуть ненароком [14]) Ран?/p>