Викторианство как социокультурный феномен
Информация - История
Другие материалы по предмету История
ческой структуры и преклонение перед авторитетом, достаточно прочно укоренилась в сознании средних классов и проявлялась, может быть, и не в таких формах, как в сельских сообществах, но вполне определенно. В любом доме можно было найти Книгу пэров, которую А.Конан Дойл с иронией называл замечательным памятником трудолюбия и учености, а У. Теккерей - второй Библией англичанина (50). Достаточно пролистать его работы или произведения Ч. Диккенса, чтобы почувствовать силу снобизма среднего класса и раболепства и угодничества перед знатью (51).
На первый взгляд странное сочетание столь сильно развитого сословного чувства, как характеризовали эту черту англичан иностранные наблюдатели (52), с либеральной идеологией, для самих средневикторианских средних классов было вполне логичным. Можно даже говорить о том, что либеральные идеи в определенной степени подпитывали их иерархическое сознание. Если человек сам, своими силами, трудом и своими личными качествами способен подняться до самых высоких ступеней общественной лестницы, то он вряд ли будет чувствовать недовольство в отношении того, что эта лестница существует. Вот почему все те почести, которые оказывались аристократам, никоим образом не считались оскорблением для других слоев населения. Возрастание социальной мобильности, широкие перспективы для продвижения наверх, открывавшиеся перед индивидами в новом обществе, только укрепляли иерархические ценности.
Эта позиция была озвучена профессором клинической медицины Дж. Оглом в стенах парламента в ходе дебатов по вопросу о классовых отличиях в Оксфорде (53). То, что всем студентам следует быть на равной основе в отношении академических привилегий и прав, - доказывал профессор, - вполне согласуется со случайным неравенством, которому дают повод титул и богатство, и отличия, основанные на таком неравенстве, далеки от того, чтобы быть каким-либо оскорблением; очень желательно... чтобы умы молодых людей были дисциплинированными так, чтобы признать их, не чувствуя какого-либо унижения от этого; довольными от сознания того, что при свободных институтах своей страны, достижение таких отличий, волей Провидения, открыто как для них самих, так и для тех, кто уже достиг успеха... (54).
Но то, что стремление к таким отличиям в средних классах превращалось в поиск связей с аристократией, уже означало отход от предпринимательской идеологии. То же желание утвердиться в качестве земельных собственников, заниматься государственной, общественной или профессиональной деятельностью предполагало отказ от активной конкурентной борьбы, от непосредственного управления собственным предприятием и существенно ослабляло предпринимательскую инициативу и значимость делового потенциала личности.
Менялись и социальные, и этические приоритеты этих групп. В конце XIX в. Т. Веблен в Теории праздного класса доказывал, что только показным досугом и показным потреблением богатые могли достичь статуса, к которому стремились (55), причем афиширование богатства становилось наиболее важным. Слово парвеню стало синонимом человека, щедро тратившего деньги (56). Во что это выливалось, чуть позже показывал Т. Эскотт на примере разбогатевшего биржевого маклера: Он легко делает свои деньги и легко тратит их в обеспечении всей роскоши существования. Он женится на красивой жене... запасается выбором вин, нанимает французского повара, у него есть экипажи и лошади, ложа в опере, кресла в партере в театре и бесчисленных концертах. Он принадлежит к одному или двум хорошим, хотя и не всегда перворазрядным клубам. Он заводит знакомства в высочайших кругах и поздравляет себя с тем, что находится в обществе (57). Естественно, что такой образ жизни был уже абсолютно несовместим с добродетелями усердия в работе, воздержания, скромности, умеренности, умения жить по средствам.
Особенно наглядно отдаление средневикторианских средних классов от духовного наследия своих предшественников проявилось в строительном буме. В то время как в аристократической среде к середине века он явно шел на убыль, нувориши тратили колоссальные средства на сельские или загородные дома. Их строительство, реконструкция, отделка и меблировка становились полем для конкуренции между новыми владельцами. Здесь особое значение приобретала даже не имитация аристократических резиденций, а желание произвести впечатление грандиозностью архитектурных замыслов, показ богатства и нового статуса, что вело, по словам архитектора Дж. Эммета, к самым отвратительным излишествам, которые когда-либо видел мир в строительной сфере (58). А Форнайтли ревью замечал, что архитектор, который в наши дни строит для богача простой каменный дом, красота которого заключается в его пропорциях и хорошем исполнении... отважный человек, ибо у него вряд ли будет много клиентов (59).
Крупные бизнесмены с течением времени все меньше походили на своих пуританских предшественников первой половины XIX в. Часто менялась даже их конфессиональная принадлежность. К сожалению, точных данных на этот счет мы не имеем. В это время была проведена только одна религиозная перепись 1851-1853 г., ставшая триумфом неангликанцев (60). Но многочисленные случаи перехода предпринимателей-нонконформистов в лоно англиканской церкви дают основания предполагать, что с течением времени этот триумф серьезно ослаб (61).
И это в высшей степени показательно, ибо нонконформисты воплощали ту иде?/p>