Формы турнирного поведения и идеалы этики противоборства в Средневековье
Дипломная работа - Культура и искусство
Другие дипломы по предмету Культура и искусство
р сказал силачу. / "Вырвать жизнь у тебя хочу, / Но действуй, как пожелаешь ты, / Я теперь не человек!
Таким образом, представления о чести, славе и добром имени, присущие "воюющим", охватывали не только прижизненную, но и посмертную славу, -они наиболее дороги для рыцаря. Мотив этот красной нитью проходит в описаниях рыцарских поединков. Он определяет поведение рыцарей, руководит их поступками и влечет к подвигам, заставляет презирать опасности и даже самую смерть. "Я урезал твое высокое имя; я изгрязнил твое белое лицо; я твою славу урезал!" - обращается победитель к поверженному врагу" .
Жизнь врага, в глазах самурая, не стоила ломаного гроша, поэтому в пылу сражения и речи не могло быть о пощаде и сострадании. Каждое новое убийство на поле брани должно было стимулировать личную храбрость самурая - таким образом, враг приобретал свойства некоего пассивного стимула отваги. Отсюда берет начало и людоедский обычай кимотори (воскрешенный фанатичной японской военщиной в годы второй мировой войны)133. По синтоистским поверьям, источником смелости в теле человека служит печень (кимо). Считалось, что, съев сырую печень поверженного противника, самурай получал новый заряд смелости, Наиболее кровожадные самураи, рассекали врага мечом надвое от левого плеча до правого бока и тут же, выхватив из живого тела трепещущую печень, пожирали ее.
Но даже убийство противника часто сочеталось с характерным для японцев чувством эстетизма. Инадзо Нитобэ в своей книге "Бусидо, душа Японии" описывает такой случай. "Ота Докан, великий строитель Токийского замка, был пронзен копьем, и его противник, зная о поэтических пристрастиях своей жертвы, сопроводил свой удар двустишием: "Ах, как в подобные моменты наши сердца // Свет жизни почитают", - на что умирающий самурай, нисколько не смущаясь смертельной раной в боку прибавил: "Но в мирные часы, // Не учатся легко смотреть на жизнь134.
А порой случалось и так что в результате сильного душевного потрясения, во время сражения, суровые рыцари отказывались от своей военной профессии и становились священниками или отшельниками. В страшной битве при Суманоура (1184), которая была одной из самых жестоких битв в японской истории, самурай Кумагаэ, нагнав врага, вступил с ним в единоборство и готов был уже задушить противника в своих могучих объятиях. Этикет войны требовал, чтобы в таких случаях кровь не проливалась, если более слабая сторона не была по положению и состоянию равна более сильной. Грозный боец спросил имя человека, находившегося под ним, и когда тот отказался отвечать, он грубо сорвал каску. Открылось молодое, красивое, безбородое лицо, - у сильного бойца невольно разжались руки. Помогая юноше встать на ноги, он сказал ему отеческим голосом: "Принц, ступай-ка к своей матери, меч Кумагаэ никогда не будет обагрен твоей кровью. Уходи же скорей отсюда, прежде чем твои враги не настигли тебя". Молодой воин отказывался уходить и просил Кумагаэ для славы их обоих убить его на месте. Воин-ветеран пробует взмахнуть мечом, поразившим не мало жизней прежде, но мужественное сердце этого человека снова робеет. При виде мальчика, вышедшего при звуке труб попробовать остроту своего меча, руки старика опускаются, и он просит того бежать. Видя, что все его увещания напрасны и слыша приближение товарищей, он воскликнул: "Если ты не убежишь, то умрешь от более неблагородной руки, чем моя. О всемогущий прими его душу!" И в тот же миг кинжал блеснул в воздухе и обагрился кровью. По окончании сражения он отказался от военной карьеры, обрил себе голову, надел священнические одежды и посвятил остаток дней своих паломничеству135.
Кшатрии и раджпуты также считали убийство противника само собой разумеющимся событием. Так в Махабхарате повествуется: - "На поле боя встретились, наконец, лицом к лицу смертельно ненавидевшие друг друга Духщаса-на и Бхима. Схватка между ними отличалась упорством и особым ожесточением. Ни один из них не мог ждать пощады от другого, и сам не собирался щадить противника. Оба проявили чудеса ловкости, бросая копья, и осыпая друг друга стрелами. Духщасана ни в чем не уступал своему грозному противнику. Тогда Бхима со страшной силой метнул в Духщасану свою боевую палицу. Этот удар достиг цели. Духщасана упал с колесницы и потерял сознание. На глазах многих воинов, с волнением следивших за поединком, Бхима соскочил со своей колесницы и подбежал к поверженному врагу. Разорвав ему грудь, он припал к ране и стал пить его кровь. Потом, отрубив Духщасане голову, он принялся снова пить кровь своего врага, и она показалась ему вкуснее всех напитков, какие только есть на земле .
Поединок кавказских горцев, по традиционным нормам, всегда заканчивался смертью одного из участников, поскольку победитель поступал с побежденным как с убитым, т.е. снимал с него оружие. Последнее обстоятельство представляло собой такое бесчестие, что побежденный предпочитал смерть. Тогда как в Европе переход трофеев к победителю считалось само собой разумеющимся, особенно на турнирах137. Так же если кто-то отказывался принять вызов, то тем самым он признавал себя побежденным, и с ним могли поступить как с "убитым", т.е. отобрать у него лошадь и оружие138.
Даже западноевропейские рыцари иногда демонстрировали жестокое обращение по отношению к противнику. Так в "Песни о Гарене Лотарингском" герцог Бегон, вырвав собственными руками внутренности поверженного врага, бросает их в лицо Гийому Монклену со следующими словами: "На, вассал, б?/p>