Традиции русской литературы в новеллистике М.А. Булгакова
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
1;разожжёт огонь: Примусы шипели по-змеиному [Там же: 244]. М. Булгаков, придавая, подобно символистам, особое значение звуковому наполнению фразы, создаёт стереоскопический эффект шипения ползучего гада: И днём, и ночью плыл по лестницам щиплющий чад [Там же: 244]. Уподобляются языческому дракону и простые вентиляционные трубы: Искры неслись по трубе и улетали в загадочную пасть… А там в чёрные извивы узкого вентиляционного хода, обитого войлоком [Там же: 247].
Символика цвета, возводившаяся символистами в принцип искусства, достаточно тщательно разрабатывается и в новеллистике М. Булгакова. Устойчивым цветовым мотивом является сочетание неживых, статичных цветов: чёрного и холодного белого. Это не просто броский визуальный контраст. Чёрный, белый - знак смерти. Такими цветовыми деталями, например, в избытке насыщена усадьба Тугай-Бега в новелле Ханский огонь: чугунная чёрная калитка с белым плакатом [Там же: 386], балюстрада с белыми статуями и белые простенки с чёрными полотнами портретов [Там же: 396], терраса с белыми вазами [Там же: 386], шесть белых колонн, белые напряжённые кавалеристы, чёрный коридор [Там же: 399]. Как традиционный символ уходящей, замершей жизни возникают точно вчера потушенные… обгоревшие белые свечи [Там же: 387]. В темноте ночи дворец освещается светом солнца мёртвых - Луны (излюбленного знака вечности символистов): Ночь подходила к полночи… Дворец был бел от Луны, слеп, безмолвен [Там же: 396]. Зловещий белый цвет непосредственно связывается и с образом Тугай-Бега. Цветовая деталь помогает выявить суть, внутренний мир героя, в глазах которого белел лишь лёгкий огонь отчаянной созревшей мысли [Там же: 398]. Беловатая пенка явственно показалась в углах рта, и голос стал тонким и сиплым [Там же: 395]. На оружии князя - блестящая белая рукоятка (II, 395).
Цветовой мотив не столь широко вводится в повествование новеллы № 13 - Дом Эльпит-рабкоммуна. Однако, нельзя не заметить присутствия на доме традиционной печати обречённости. В одной фразе кроется сразу несколько уничтожающих деталей: Рядом с фонарём (огненный № 13) прилипла белая таблица и странная надпись на ней: Рабкоммуна [Там же: 244]. Итак, следует заметить, что, с одной стороны, писатель имитирует символистскую атмосферу в данном произведении, нагнетая ощущение ирреальности, мистицизма.
Однако, сами события, происходящие во второй части рассказа, получают вполне реалистическую мотивацию. Драматизм воссозданной ситуации в булгаковском мире, в отличие от символистских произведений, проистекает из того, что событиями движет не волшебство, не мистические силы, не высший дух, а смещённая реальность, в которой логика доводится до абсурда, то, что должно быть нормой воспринимается, как чудо. Было чудо: Эльпит-рабкоммуну топили [Там же: 243]. Оттого у стального Христи тоскливые стали замученные глаза [Там же: 246]. В такой ситуации неизбежен пожар; он становится кульминацией катастрофы, наметившейся задолго до этого апокалиптического события. Как отмечалось выше, писатель рисовал старую Россию не только розовыми красками, истоки саморазрушения берут начало уже оттуда: уголовные глаза директора банка, „доктора по абортам, распутинщина, сыщики-тени, шпионы с волчьей жизнью [Там же: 242]. Но то, что было предложено в качестве альтернативы, оказалось силой, куда более разрушительной. Инфернальны, наделены сатанинскими силами не Христи, не прежний владелец дома, Эльпит, а временные люди, так и не сумевшие стать настоящими хозяевами, хранителями, тёмные люди, гордящиеся своим невежеством, культивирующие конфронтацию рабочий человек - хозяин. Поэтому не покидает ощущение, что дом рассыплется [Там же: 244], разрушится Россия. Уже в начале повествования М. Булгаков определяет, фокусирует идею рассказа, для иллюстрации которой избирает столь хлёсткие художественные приёмы: Страшно жить, когда падают царства [Там же: 243]. И царство не просто падает, сказка не завершается картиной всеобщего блага, в первую очередь потому, что вовсе и не является сказкой. На смену жизни приходит Ад. Чистый ад [Там же: 248].
Художественное пространство рассказа №13. - Дом Эльпит-рабкоммуна организуется на взаимодействии двух, основных метафор-символов: вьюги (метели, холода) и пожара (Первый из них фактически является сквозным в творчестве М. Булгакова). Отчасти благодаря использованию именно этих мифопоэтических образов, автору удалось существенно трансформировать реалистические каноны в данной новелле. (Такое взаимодействие реалистически-конкретного и символистски-отвлечённого происходит в цикле Записки юного врача, новеллах Налёт, Я убил, В ночь на 3-е число, Ханский огонь и др.).
Сцена апокалиптической катастрофы - пожара - оппозиционна (по своей динамике и выразительности изобразительного и звукового ряда) предыдущим частям новеллы. Стихия захлёстывает и разрушает всё до основания, пространство деформируется, разламывается, рассекается: Каскадами с пятого этажа по ступеням хлынуло [Там же: 247], бензиновый ручей, летевший в яростных лёгких огнях вниз [Там же: 248]. Бездна огненная, а над бездной, как траурные плащи-бабочки, полетели железные листы (II, 248), Рвали крюками железные листы топорами били страшно, как в бою. Свистели струи вправо, влево, в небо [Там же: 247],