Традиции русской литературы в новеллистике М.А. Булгакова

Дипломная работа - Литература

Другие дипломы по предмету Литература

течения, но в филосовско-эстетической основе с ним не расходились. Пытаясь выявить новые принципы взаимоотношения человека и мира, художники символистского направления расширяли перспективу, рассматривая личность на грани двух сфер существования, двух миров, двух систем мироощущения - сферы быта и сферы бытия. В основу этой традиции, берущей своё начало в классической (а именно романтической) системе была заложена идея двоемирия - оппозиции личности и несовершенной действительности, носящая в символике релятивный характер идеала - его недоступности. Символ становится особым способом проникновения за пределы предельного. И эта идея, оказавшаяся весьма близкой творчеству М. Булгакова, определённым образом реализовалась в его новеллистике. Отсюда - устойчивое сочетание в его произведениях малого жанра двух форм философско-эмоционального отношения к действительности: иронии и символа. Однако, для писателя принципиально важным оставался процесс осмысления исторически конкретных особенностей социальной действительности, объективированное познание сути происходящих перемен.

М. Булгаков не устраняет, а, напротив, во всей полноте погружает героев в так называемую социальную эмпирику, подробно рассматривая возникающий механизм противодействия, столкновения личности и эпохи. Причём, казалось бы, на сугубо бытовом материале, писателю удаётся при почти натуралистическом изображении добиться весьма высокой степени обобщения, философского звучания проблемы.

В новелле № 13 - Дом Эльпит-Рабкоммуна (1922) сочетаются, на наш взгляд, элементы нескольких эстетических систем. Бесспорно, в этой свободной авторской игре обнаруживает себя традиция позднего романтизма с присущим ему способом изображения и одновременно развенчания реальности при помощи романтической иронии.

Синтезирование романтических, реалистических и символистских способов освоения действительности и отступление от рафинированно-реалистических канонов проявляется уже на уровне субъектной организации произведения. Начиная повествование со слов Так было в манере реалистического сказа, писатель вместе с тем вносит и лирическую струю. Повествователь выступает в качестве творца, затевающего шутливую игру с персонажами, произвольно обращающегося со временем, местом и действующими лицами. И в соответствии с правилами этой игры делается оговорка, оставляющая возможность для свободного художественного манёвра: Да было ли это, господи. Повествователь не только косвенно выражает отношение к происходящему. Он прибегает и к прямым комментариям, вынося субъективную оценку, выводя свою нравственную норму: Большое было время [Булгаков М.А., 1992г. - Т.2: 243], Христи был гениален [Там же: 245], в духе романтиков обращается к читателю: Не осуждайте… [Там же: 247]. И в то же время в рассказе отсутствует абсолютная подчинённость авторскому слову. Повествование - не единственный способ сообщения. Акцент делается на изображение, действование, что позволяет избежать навязчивого авторского субъективизма, событийно насытить художественное пространство новеллы, добиться полифонии и вместе с тем позволяет читателю, восприняв увиденное, соучаствовать в оценке происходящего.

Рассуждая о полифоничности авторского мышления, нельзя не отметить некоторые особенности хронотопа. С одной стороны, в произведении господствует циклическое бытовое время: статика, повторяющаяся изо дня в день. Ощущение цикличности Булгаков создаёт, употребляя в составе обстоятельства времени местоимения каждый и лексем с семантикой повторяющегося действия: Каждый вечер мышасто-серая пятиэтажная громада загоралась ста семьюдесятью окнами… [Там же: 242], Ходил каждый день [Там же: 246], Ежедневно клокотали и содрогались машины, ежевечерний мрак [Там же: 244], оборота то и дело: В левом крыле дома то и дело угасал свет [Там же: 245]. Присутствуют непосредственные указания на цикличность действия: Нилушкин Егор два раза в неделю обходил все 75 квартир [Там же: 245], в том числе с помощью глаголов несовершенного вида, обозначающих незавершённое действие: Христи говорил… правление соглашалось…, добывали ордера [Там же: 244], нефть возили, трубы нагревались [Там же: 244], подъезжая, видел [Там же: 245]. Эффект тягучести усиливается повторением сказуемого: Христи ходил, сам ходил каждый день [Там же: 246], И вот жили, жили [Там же: 245].

Максимально опрощается пространство. На первый взгляд, оно сужается до уровня коммунального хозяйственного мирка: мира кастрюль, нефункционирующего отопления, разбитых лампочек, бензиновых канистр, сырого белья и примусов. События, казалось бы, предельно мелочны и пустячны. Но своеобразие булгаковской манеры в том, что в авторском сознании задействованы несколько иные исторические часы. Быт лишь проявляет заведомо тупиковую ситуацию и материализует конфликт, корни которого заложены гораздо глубже.

Писатель не избегает и символистской манеры письма (или, корректнее, - приближенной к символистской). На страницах рассказа появляется часто используемый автором мифопоэтический образ змеи - символа, в котором заключена семантика враждебного, разрушительного начала. Не случайно признаками этого образа наделена именно та, казалось бы, вполне заурядная и распространённая в эти годы частица быта (символ коммуналки), которая формально