Традиции русской литературы в новеллистике М.А. Булгакова
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
187; [Там же: 432]. Акцентируется невозможность осуществления желанной мечты о прежнем.
Деформация реальности прослеживается на разных уровнях организации художественного мира. Деформации подвергается временное пространство. С потерей логики действительности нарушается логика времени: теряется его основа - последовательность и равномерность, лента времени трансформируется в наслаивающиеся разорванные круги, это субъективное время впечатления, оно прерывисто и в то же время, репродуктивно, повторяемо. В Необыкновенных приключениях доктора впечатление событийной цикличности создаётся за счёт описания повторяемых, знакомых действий: периодическая мобилизация - побег домой. Логика времени нарушена провалами событий, их состоянием, неожиданной дистантностью - после марта внезапно идёт сентябрьская датировка [Там же: 434]. При видимой конкретности М. Булгаков иногда всё же стремится к подчёркнутому обобщению, не указывая точную дату события, создавая впечатление неопределённости, раздвигая временные границы: вечер… декабря, …марта, ночь со 2-е на 3-е…, ночь, утро.
Время в новелле устроено так же парадоксально, как и сама действительность. При всей конкретности оно обобщено, при всей монотонности - дискретно, при многослойности время всё-таки конечно. Герои грезят о псевдобудущем. Они мечтают фактически о прошлом и мучительно пытаются возвратиться назад. Люди пытаются скрыться от войны, от стрельбы и постоянной погони: Я кинулся бежать. Какое счастье, что я догадался юркнуть в переулок. А там сад. Забор. Я на забор. Те кричат: Стой!…. Вслед: трах! Трах! … Все ставни были закрыты, все подъезды были заколочены. Я бежал у церкви с пухлыми белыми колоннами. Мне стреляли вслед. Но не попали /…/ По мёртвым улицам бежал домой. Ни одного человека не встретил [Там же: 433].
Возникает мотив противодействия, препятствия, реализуемый у Булгакова в образе белого пса: И вот откуда-то злобный, взъерошенный белый пёс ко мне. Ухватился за шинель, рвёт вдребезги /…/ Размахнулся и ударил его банкой по голове… [Там же: 432].
В Необыкновенных приключениях доктора навязанные обстоятельства возводят барьер между настоящим и прошлым человека, физической оболочкой и внутренним я. Обнаруживается реальное противоречие между собственной сутью и обрушившейся исторической реальностью: Погасла зелёная лампа, Химиотерапия спириллёзных заболеваний валяется на полу. Стреляют в переулке [Там же: 432].
Деформации подвергается и пространство, хотя пространственные образы Булгакова создаются в основном реалистическими красками. М. Булгаков показывает отход от нормы, оставаясь в рамках этой нормы. Особенность Булгакова заключается в экспрессивном высказывании, передающем субъективное чувство: зелёная лампа, круг света на глянцеватых листах, стены кабинета… Всё полетело верхним концом вниз и к чёртовой матери! [Там же: 437] В Необыкновенных приключениях доктора пространство рушится и буквально, война влечёт неминуемые катастрофы. Но, при кажущейся неестественности, неправдоподобии события оказываются вполне реальными в обстоятельствах гражданской войны: Вагоны с треском раздавливало, как спичечные коробки. Они лезли друг на друга. В мутном рассвете сыпались из вагонов люди [Там же: 441].
цeнкa действительности распространяется на уровень подтекста. Булгаков вступает в полемику с литературным стереотипом, разрушая воспетый романтиками образ дивного Кавказа. Лермонтовский Кавказ вовсе не схож с тем, что предстаёт перед взором героя: Да что я, Лермонтов, что ли! Это кажется, по его специальности /…/ Противный этот Лермонтов! [Там же: 437]. Возникает мотив нелепого, апокалиптического карнавала, с присутствием настоящих театральных декораций: Огненные столбы взлетают к небу. Пылают белые домики, заборы, трещат деревья. По кривым уличкам метёт пламенная вьюга, отдельные дымки свиваются в одну тучу, и её тихо относит на задний план к декорации оперы Демон [Там же: 437].
Этот страшный карнавал сопровождается в Необыкновенных приключениях доктора свойственной экспрессионизму насыщенной звуковой гаммой, складывающейся из звуков неодушевлённого материального мира (стрельбы, грохота пушек и т. д.) и человеческого крика. Звуки обусловлены заданной темой: треск, стон и вой [Там же: 441]. Создаваемая атмосфера требует особого, взвинченно-эмоционального звукового решения. Подчеркнуто-эмоциональный настрой задаётся уже в названии одной из глав: Без заглавия - просто вопль [Там же: 431].
Экспрессивную выразительность произведениям придаёт образ ночи. Она утрачивает статику, напротив, ночь как бы оживает, приобретает динамику, становится непостижимой, вселяющей страх враждебной силой: Ночь нарастает, безграничная, чёрная, ползучая. Шалит, ругает! [Там же: 436]. В обстановке тотального страха границы условного и конкретного размываются. Утрачивается грань между сном и реальностью. Кажется, что человек на войне мечтает о сне из-за огромной накопившейся усталости, но это не простое желание выспаться. Сон - побег в иной мир способ дистанцироваться от искореженной, необъяснимой и не поддающейся осознанию действительности. Сон - явление подсознательное - оказывается более реальным, логичным, нежели фантастически кошмарная действительность.
В Необыкновенных приключениях доктора не текут фантастические потоки к?/p>