Традиции русской литературы в новеллистике М.А. Булгакова
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
?ови. Булгакову удалось создать ощущение смертоносности событий в рамках реалистической традиции. Рисуя картины смерти, писатель использует натуралистическую поэтику: смрадная вода, разбухший труп лошади, окровавленные казачки [Там же: 435]. События сопровождаются появлением неизменных образов-символов, традиционно сопровождающих войну, смерть: Раздражённые вороны вьются невысоко, покрикивают [Там же: 439].
Мир приобретает значение хаотично-конечного пространства, человеку проще сохранить оболочку, нежели свою личность. Перед ним открывается довольно узкая перспектива: безумие, смерть, превращение в зверя или ворона.
Несколько по-иному экспрессионистская эстетика проявляет себя в поэтике новеллы М. Булгакова Китайская история (1923). Её мотивационное решение традиционно для булгаковской новеллистики. Герой, вырванный из привычной жизни, лишённый возможности вернуться в Небесную империю [Там же: 449], повергается в стихию испытаний силами, ему непонятными и неведомыми в и без того абсурдном мире, осложнившемся обстоятельствами гражданской войны.
В Китайской истории, по сравнению с Необыкновенными приключениями доктора, представлена более жёсткая версия экспрессионизма. Происходящие события не привязаны к какой-либо узкоконкретной географической точке, затягивают в свой водоворот не какую-то избранную личность. М. Булгаков стремится в Китайской истории к максимальной схематизации в изображении действующих лиц и событий.
В словосочетании Китайская история существует и второй компонент - история, и свой истинный смысл, на наш взгляд, это понятие обретает не в узком значении случая с китайцем. Это история - вообще, история - как события, происходившие с миром. Для писателя опять-таки не важно точно определить место действия. Он только указывает, что события происходят за 1000 вёрст от Китая. По косвенным приметам: общению на русском языке, по любви к крепким выражениям, тотальному присутствию Красной Армии и наличию фигуры вождя мировой революции, - мы смутно предполагаем, что речь идёт, скорее всего, о России, так как хронотоп достаточно условен, и только авторская эмоциональная образность уводит описываемое от трафарета, использовать который можно при описании любой географической точки. В целом хронотопу свойственна достаточная степень абстрактности. Художник сознательно старается уйти от какой бы то ни было конкретики и документальности, всё гораздо сложнее и запутаннее: возникает общая непостижимая (синоним - китайская - запутанная) история взаимоотношения человека и мира - начал, ставших в Китайской истории контрастными, почти взаимоисключающими.
Возникает модель, акцент в которой делается на противоречивость и многоступенчатость деформированной действительности. Писатель выстраивает пространство на оппозиции динамики-статики. В искусственное, геометрически организованное пространство полумёртвого города, лишённого движения, сложенного из холодного, ровного камня врывается лохматый, как ушастая шапка, пренеприятный ветер, который летал под зубчатой стеной [Там же: 449]. Всё в этом пространстве кажется разрозненным, случайным и необъяснимым.
На контрасте выстраивается и звуковая система рассказа, она организуется на оппозиции сильного звука и тишины: Часы поиграли, поиграли и смолкли (I, 450), Возле ходи бушевало, потом стихло [Там же: 454].
Дисгармония и контраст определяют и экспрессионистскую колористику рассказа. Это кричащее сочетание красных труб и зелёных крыш, чёрного и золотого. Ощущение тревоги нагнетается повторяющимся сочетанием красного и чёрного - цвета крови, тревоги и цвета смерти, не рождающего никаких оттенков: Чёрная труба начинала краснеть [Там же: 452], Ходя испуганно и настороженно смотрел, как колышутся и расхаживают по закопчённому потолку красные и чёрные тени [Там же: 451].
В финале после гибели ходи от штыкового удара раздаётся грохочущий звон чёрных часов. Появление этого символического образа в рассказе геометрически выверено: в начале, в середине, в конце. Герою, как любому здравомыслящему человеку, свойственно стремление добраться до своего времени, до своей жизни, оказавшейся недоступной, как эта длинная серая башня. Золотые стрелки не в состоянии заслонить чёрного циферблата - метафору чёрного, страшного, только кажущегося логично организованным времени. Часы - один из стройных образов-лейтмотивов, возникающих в Китайской истории. Они являются опосредованными носителями авторской оценки, средством создания особого эмоционального напряжения.
Некоторые изменения претерпевает в Китайской истории мотив дороги. Если в других новеллах он связывается с обретением надежды (или появлением реальной возможности выбраться из мира хаоса в мир гармонии) и, как правило, путь этот вполне конкретно обозначен (Я убил), то в данном рассказе это дорога - в пустоту, она лишь усугубляет дальнейшее погружение в хаос; писатель каждый раз отправляет героя в неизвестность: …ушёл в неизвестном направлении [Там же: 450].
Логично предположить, что образной системе беспорядочного мира будут противостоять знаки вечности, покоя, гармонии. И такие образы, действительно есть. В первую очередь, это образ дома, детства, родины. Но по сравнению с Необыкновенными приключениями доктора экспрессионистская поэтика представляется в более чистом виде. ?/p>