Русский литературный язык в творчестве А.С. Пушкина
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
ировавшийся в "карамзинской школе", не может считаться истинным. И далее раскрывается почему. Во-первых, потому, что выражается в безотчетном, т.е. не мотивированном ничем кроме самого вкуса, отвержении слов и оборотов. Во-вторых, потому, что выражается преимущественно именно в отвержении, запрещении употреблять все то, что "не по вкусу" карамзинистам (впрочем, это можно было отнести и к шишковцам). В-третьих, потому, что направлен на отдельные слова и обороты. Пушкин предлагает совершенно новое понимание сущности вкуса. Чувство соразмерности и сообразности - вот в чем состоит истинный вкус. Соразмерность и сообразность относятся не к отдельным элементам языка, но к их соединению "в одно и качественно новое целое". Это свойства литературного произведения как целостного единства. Речь идет о соразмерности всех его компонентов и о сообразности их замыслу автора. Пользуясь современной терминологией, можно сказать, что Пушкин вопрос о сущности вкуса в языке поднимает с уровня языковых единиц на уровень текста.
На этом уровне Пушкин видит и другие признаки истинного вкуса. В уже упоминавшейся заметке "О поэтическом слоге" говорится: "Мы не только еще не подумали приблизить поэтический слог к благородной простоте, но и прозе стараемся придать напыщенность". В "Опровержении на критики", отвечая на упреки в простонародности, Пушкин пишет: "Никогда не пожертвую искренностию и точностию выражения провинциальной чопорности и боязни казаться простонародным, славянофилом и тому подобным". О простоте и точности выражения Пушкин говорит неоднократно, постоянно имеет их в виду в своих высказываниях и демонстрирует в своем творчестве.
Итак, соразмерность и сообразность, благородная простота, искренность и точность выражения - вот признаки истинного вкуса. Но на чем все-таки основывается вкус? Критика постоянно обвиняла Пушкина в грубости, простонародности. А для Пушкина, видевшего источник развития литературного языка прежде всего в языке народа, такая позиция критики была не только неприемлема, но и смешна. Он постоянно иронизировал над призывами подумать о том, "что скажут дамы".
В "Опровержении на критики" имеется такой фрагмент: "Если б Недоросль, сей единственный памятник народной сатиры, Недоросль, которым некогда восхищалась Екатерина и весь ее блестящий двор, если б Недоросль явился в наше время, то в наших журналах, посмеясь над правописанием Фонвизина, с ужасом заметили бы, что Простакова бранит Палашку канальей и собачьей дочерью, а себя сравнивает с сукою (!!). "Что скажут дамы! - воскликнул бы критик, - ведь эта комедия может попасться дамам!" - В самом деле страшно! Что за нежный и разборчивый язык должны употреблять господа сии с дамами! Где бы, как бы послушать! А дамы наши (Бог им судья!) их и не слушают и не читают, а читают этого грубого Вальтер Скотта, который никак не умеет заменять просторечие простомыслием".
В высказывании о "Недоросле" выделим три момента. Во-первых, это очередная насмешка над представлениями критиков о "нежном и разборчивом" дамском языке. Во-вторых, это важное замечание, что просторечие не есть простомыслие, из чего можно сделать вывод, что простомыслие связано как раз с "неясным, разборчивым" языком. И в-третьих, это оценка "Недоросля" как памятника народной сатиры, которым восхищался "блестящий двор" Екатерины.
Таким образом соразмерность и сообразность, благородная простота, искренность и точность выражения находили опору в исторической народности. Безыскусственность и выразительность народного языка, противопоставленная "чопорным обинякам провинциальной вежливости", была для Пушкина фундаментом здания истинного вкуса.
К запретам на заимствования Пушкин относился с "веселым лукавством ума". Что касается панталон, фрака и жилета, то для Пушкина употребление подобных слов не представляло никакого вопроса. Если чего-то "по-русски нет", то не изобретать же что-то специально?
Человек высокой культуры и широкой образованности, Пушкин был чужд всякой национальной ограниченности, замкнутости. Взаимодействие русской культуры с западноевропейской было фактом, как фактом была ориентация части русских литераторов на французскую литературу, французский язык, как фактом было "двуязычие" значительной части дворянства, владевшего французским не хуже (а иногда и лучше), чем русским. В этих условиях лексические заимствования и кальки (т.е. дословные переводы, например, принять решение, принять участие, делать честь, иметь терпение, не в своей тарелке и т.п.) были естественны и неизбежны. Здесь, собственно говоря, не было проблемы. Но возникали проблемы более важные.
Когда в наброске "О французской словесности" Пушкин писал, что влияние французской литературы на Дмитриева, Карамзина, Богдановича имело "вредные последствия - манерность, бледность, робость", то имел в виду не столько качества французской литературы, сколько результат перенесения в русскую словесность, русский язык чуждых им литературных приемов, манеры выражения.
Утонченность, изысканность, украшенность, перифрастичность, словом, все то, что в письме к Вяземскому было названо "европейским жеманством", воспринималось Пушкиным как несвойственное русской языковой культуре. Но он не мыслил русский язык замкнутым, изолированным от других языков. Оценивая язык русской словесности как имеющий "неоспоримое превосходство пре?/p>