Русский литературный язык в творчестве А.С. Пушкина
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
?м в Михайловском. По русским народным источникам писалась и "Сказка о медведихе" (1830).
Разумеется, в сказках Пушкина широко представлены традиционные элементы фольклора, а также "простонародные" и просторечные слова и обороты. Например, в "Сказке о мертвой царевне" словосочетания с постоянными эпитетами: красная девица, молодцы честные, к алым губкам, белы руки, красно солнце, ясный месяц, сине море. Из просторечных оборотов можно указать, например, Черт ли сладит с бабой гневной? Спорить нечего; И молва трезвонить стала; Братья молча постояли Да в затылке почесали.
Сказки Пушкина народны и по видению мира, и по языку. Но все же это литературные сказки, и Пушкин не стремится полностью отказаться от литературных приемов и примет литературного языка. Поэтому в языке сказок фольклорные выражения переплетаются с книжно-поэтическими.
Если разговорная и просторечная лексика и фразеология сама по себе не была новостью в определенных жанрах поэзии, то разговорный синтаксис слабо отражался в стихотворном языке, которому от классицизма достались конструкции с искусственным, "инверсированным" порядком слов (вспомним примеры из "Воспоминаний в Царском Селе"), а от сентиментализма - стремление к гладкой, ровной, симметрично построенной фразе. Поэтому разговорная организация текста с имитирующими диалог построениями, бессоюзными связями, разнообразными типами простых предложений, быстрыми переходами от предмета к предмету, пропусками ("опущениями") отдельных членов и целых частей предложений (эллипсисами), которая часто появлялась в пушкинских стихах, была заметным новшеством даже в эпиграммах и посланиях, не говоря уже о "серьезной" лирике.
Естественно, что разговорные синтаксические конструкции часто строятся из разговорных же слов и оборотов. В результате возникают контексты, отличающиеся свободой, непринужденностью, привычной для "живого употребления" естественностью выражения. Такого рода стихотворные строки и целые строфы можно найти и в произведениях раннего Пушкина. Но наиболее характерны они для творчества Пушкина конца 20-х - 30-х годов, когда поэт проявил особый интерес к таким формам лирики, в которых на первом плане оказываются "прозаические" картины. Так, например, в стихотворении "Румяный критик мой, насмешник толстопузый" (1830) звучит речь дружеской непринужденной беседы:
Просторечие под пером Пушкина переставало быть лишь признаком, приметой "низких" жанров и постепенно начинало занимать равноправное место среди других выразительных средств русского языка. При этом Пушкин был очень осторожен, осмотрителен, избегал слов вульгарных, грубых. Но появление в поэзии даже таких выражений, как в последних числах сентября, которые нас совсем не удивляют, в пушкинское время восхищало знатоков и возмущало недалеких консерваторов.
В "Графе Нулине" при полной непринужденности, естественности, "разговорности" повествования просторечие как таковое, строго говоря, отсутствует. Да и экспрессивно окрашенных разговорных выражений не так много (жалеет о Париже страх; ей сыплет чувства выписные), чаще употребляются разговорные словосочетания, не отмеченные особой экспрессией (чем свет, сам не свой. Бог весть, о том, о сем, как не так). Но более всего примечателен "Граф Нулин" изображением таких сторон жизни, таких ее реалий, которые ранее в поэзии были немыслимы. Соответственно в поэтический текст вовлекались и слова, ранее находившиеся на периферии поэтического языка или вовсе в нем не употреблявшиеся.
Те критики, которые не могли понять и оценить новаторство Пушкина или просто всеми силами стремились принизить творчество гениального русского писателя, постоянно обвиняли его в грубости, "простонародности". Их возмущало даже употребление слов, которые сами по себе нисколько не были грубыми, но выступали у Пушкина в таких контекстах, где, по мнению критиков, должно было употребить другие слова - "высокие", "поэтические" и т.п. Великий поэт продолжал идти своим путем и последовательно теоретически обосновывал и разъяснял свою позицию.
Прием изображения душевного состояния героя через естественные, действительно свойственные человеку в изображаемой конкретной ситуации, а не условно-литературные "жесты" был развит Пушкиным в "Медном всаднике" (1833).
В "Медном всаднике" с наибольшей полнотой проявилось стремление Пушкина использовать все богатство языка, не устанавливая никаких искусственных ограничений для различных его ресурсов. Славянизмы и просторечие, образы из разных сфер жизни и литературы объединяются на основе экспрессивного синтаксиса в целостное художественное изображение:
В создание образа Евгения вовлекаются и ресурсы "высокой" поэтической лексики, которые свободно чередуются и переплетаются со словесными рядами разговорного характера Новые для поэзии словесные ряды, почерпнутые из "живого употребления", из "языка простого народа", из "свежих вымыслов народных", разговорные синтаксические конструкции, образы народного поэтического творчества, наконец, просто обычные, устоявшиеся обороты повседневного разговорного языка, - все, что было так непонятно и потому неприятно лишенным истинного вкуса и понимания перспектив развития русского литературного языка и языка художественной литературы критикам и писателям пушкинского времени, - все это принималось и одобрялось литераторам