Программа для студентов, обучающихся на заочной форме обучения Ставрополь, 2009 год
Вид материала | Программа |
- Программа для студентов, обучающихся на очной, заочной и заочной сокращенной форм обучения, 1277.54kb.
- Программа для студентов, обучающихся на очной, заочной и заочной сокращенной форм обучения, 929.31kb.
- Программа для студентов, обучающихся на очной, заочной и заочной сокращенной форм обучения, 888.4kb.
- Программа для студентов, обучающихся на заочной форме обучения Ставрополь, 2009 год, 703.24kb.
- Программа для студентов, обучающихся на заочной форме обучения Составитель, 216.53kb.
- Программа для студентов, обучающихся на заочной форме обучения Составитель, 1359.71kb.
- Программа для студентов, обучающихся на заочной форме обучения Составитель, 293.29kb.
- Курс лекций. (для слушателей, обучающихся на заочной форме обучения) Санкт-Петербург, 2613.29kb.
- Программа для студентов, обучающихся на заочной форме обучения Составитель, 438.34kb.
- Программа (для студентов заочной формы обучения) Ставрополь, 2009, 510.75kb.
Если описанные выше изменения иерархии смыслообразующих мотивов у больных с патологией речи носят в своей основе "реактивный" характер, т.е. являются патологической реакцией на конкретную ситуацию нарушения деятельности общения, то возможен и другой вариант патологии, когда нарушение деятельности общения определяется, в первую очередь, изменением мотивации, нарушением потребности во внешней коммуникации. При этом, как нам представляется, страдают в первую очередь два последних компонента мотивационного звена общения: осознание психологической реальности "другого" и установка на взаимодействие с ним.
Эти два звена необходимы для перехода от автокоммуникации к внешней коммуникации, что предполагает, как указывалось выше (см. 1.4), концентрацию внимания на восприятии ("прочтении") реального внешнего партнера, а также его отношения к себе, а затем уточнение этих образов "другого" и "Я глазами другого" в ходе дальнейшего егo общения. Но именно эти компоненты общения нарушаются при шизофрении.
Одним из наиболее ярких примеров подобного нарушения является синдром раннего детского аутизма, психологическая характеристика которого дана В.В.Лебединским (1985). Этот синдром проявляется в отсутствии или в значительном снижении контактов с окружающими, как с членами семьи, так и со сверстниками, в "уходе в себя", в свой внутренний мир.
Описание поведения детей, страдающих аутизмом, отчетливо выявляет нарушение характерного для нормы эллипсоидного строения жизненного мира субъекта с двумя фокусами: "Я" и "другой".
"Аутичный ребенок, будучи дома с родными или в детском коллективе, большей частью ведет себя так, как будто находится один: он смотрит мимо, не отзывается на зов, не обращает внимания на действия других. Он играет один или "около" детей, нередко разговаривает сам с собой, а чаще молчит. Все его проявления вовне, даже игры, скупы, а в тяжелых случаях ограничиваются бедным набором стереотипных движений и мимики" (Лебединский, i985.-C.HI).
Аутизм отчетливо проявляется и в речи этих детей. При потенциально большом словарном запасе и способности к сложным лексическим и грамматическим оборотам, дети не пользуются часто речью для общения. В одних случаях это может быть полный или почти полный мутизм, в других - так называемая аутичная речь, т.е. речь, обращенная не к другому, а в пространство или к самому себе. При ответах на вопросы аутичные дети эхолалично повторяют обращенные к ним слова. Отражением-неосознания вненаходимости "другого", самостоятельности и равноценности образа "Я" и образа "другого" является такой симптом, как неупотребление детьми, страдающими аутизмом, личных местоимений: они говорят о себе во 2-м или 3-м лице. Тембр и модуляция голоса неестественны, часто вычурны и певучи. При недоразвитии коммуникативной функции речи выявлено повышенное стремление аутичных детей к словотворчеству, неологизмам, немотивированному манипулированию звуками, слогами, отдельными фразами из стихов и песен.
Таким образом, происходит разрыв между содержательной и фонетической сторонами речи, вербальная активность носит ненаправленный или репродуктивный характер: звукоподражания, автономные слова, повторение звуков и слов, чтение стихов наизусть, где все внимание ребенка обращено на интонационную выразительность стиха, а не на его смысл. И вообще слово выступает для аутичного ребенка прежде всего с фонетической, а не с семантической стороны. Недаром, в экспериментах В.В.Лебединского с использованием метода пиктограмм слово "печаль" ассоциировалось больным ребенком с изображением печати.
Детям с наиболее тяжелыми нарушениями коммуникативная речь в принципе недоступна. Речь сводится к манипуляциям отдельными звуками, носящими чисто аффективный характер и не служащими целям контакта. Эти дети могут актуализировать слова лишь в аффективных ситуациях.
У детей с менее затрудненным речевым развитием первые слова могут появляться в нормальное время, элементарная фраза складывается к 3-4 годам, но не развивается дальше; речевой словарь представляет бедность набор отдельных штампов.
Даже дети с, казалось бы, хорошо развитой речью, большим словарным запасом, рано усвоенной развернутой фразой затрудняются в свободном общении и используют стереотипный набор фраз, производящий впечатление "попугайности", "сронографичности" речи" (Лебединский, -1985).
Психологическое объяснение своеобразия речи при этих формах психопатологии мы находим в работе А.Р.Лурия (1975). Развивая далее классификацию мотивов общения Скиннера, А.Р.Лурия выделяет желание попросить что-либо (mand = demand), передать что-либо (tact = contact) и мотив понять, уточнить что-либо или ввести это в систему понятий (cept = concept ). "Если таких мотивов не существует, то у человека не появляется ни мысли, ни всех последовательных ступеней оформления мысли в развернутом высказывании. Естественно, что в этих случаях речь ограничивается либо аффективными возгласами (междометиями), либо эхолалическим повторением воспринимаемых речений, а понимание слышимой речи не выходит за пределы пассивного усвоения отдельных слов или фраз и оказывается полностью лишенным тех активных поисков, которые являются необходимым условием для декодирования сообщения" (Лурия I975).
Общение с окружающими является необходимым условием развития личности и познавательной сферы ребенка. Поэтому аутизм неизбежно приводит к грубым изменениям всей психической сферы этих детей.
Аутизм проявляется в нарушениях имеющей первостепенное значение для ребенка игровой деятельности, и прежде всего, в игнорировании заложенной в игрушке коммуникативной функции. Это проявляется в предпочтении неспециализированных игрушек и неигровых предметов, обладающих этой функцией в меньшей мере или вообще ее не имеющих. Психологический механизм этого феномена заключается в недоразвитии предметного действия, диффузности связи между предметом и словом, которые могут быть результатом отсутствия потребности в овладении социальными отношениями, их эмоциональной незначимостью и даже неприятием (Лебединский, 1985). В результате дети годами играют в одну и ту же игру, рисуют одни и те же рисунки, выполняют одни и те же стереотипные действия.
Нарушения эмоционально-волевой сферы проявляются в одинаковой эмоциональной реакции на одушевленные или неодушевленные предметы или даже в предпочтении неодушевленных предметов при неприязни к первым. Дети, страдающие аутизмом, характеризуются повышенной пресыщаемостью, быстрой сменой положительных эмоций на отрицательные, особой реактивностью на изменение окружающей среды, вплоть до агрессивных реакций, которые, по мнению В.В.Лебединского, могут объясняться отсутствием готовых форм взаимодействия с окружающими.
Интеллектуальная деятельность этой группы детей при наличии достаточных способностей, а иногда даже одаренности (к музыке, рисованию, шахматной игре, математике) характеризуется нарушением целенаправленности, концентрации внимания, склонностью к вычурности мышления, символизму, фантазиям, далеким от реальной ситуации. Таким образом, "связанное с аутизмом недоразвитие социальных контактов резко искажает весь ход психического развития. Все стороны психической деятельности, направленные на овладение социальными отношениями, развиваются недостаточно" (Там же .-С.-139).
В результате оказываются недоразвитыми все психические средства усвоения социального опыта и установления социальных контактов, и, прежде всего, овладение орудийными функциями предметов.
Сходные результаты получили Ю.Ф.Поляков и его сотрудники (1980) при исследовании мышления детей, больных шизофренией. Обобщение у них основывается на внешнем объединении случайных признаков вследствие ослабления детерминации избирательности мышления опытом социально-практического использования предметов окружающей действительности, ухудшения ориентировки ребенка в практической значимости объектов, их свойств и отношений. Все эти особенности авторы связывают с наличием аутистической установки - ослабленной потребностью в контактах с социальной средой. На основании проведенных исследований был сделан вывод о том, что "недостаточность формирования избирательности познавательной деятельности в динамике возрастного развития может .быть обусловлена своеобразием ценностно-эмоциональных ориентации у шизоидных личностей, ослабленной потребностью в контактах с окружающими, снижением интереса к их социально-практической деятельности и связанным с этим ослаблением ориентации на социально значимые параметры действительности" (Поляков, 1982). При этом аутизм имеет тенденцию возрастать по мере углубления шизофренических дефектов.
Одним из первых выделил аутизм как один из 4-х фундаментальных симптомов шизофрении Е.Блейлер, которого большинство считает основоположником учения о шизофрении. Однако понятие аутизма претерпело со времени Е.Блейлера значительную эволюцию. Если вначале аутизм определялся как нарушение мышления (аутистическое мышление), проявляющееся, в частности, в нарушениях поведения, то сейчас аутизм определяют, прежде всего, как патопсихологический синдром, характеризующийся недостаточностью общения (Хломов, 1985). Сущность этого синдрома заключается в асоциальное больного - отсутствии связи с другими и потребности в ней. В результате этого возникают такие характерные черты личности больного шизофренией, как негативизм, замкнутость, отгороженность, отчужденность от окружающего мира (Блейлер, 1927). Раздвоение личности тоже может быть интерпретировано как разрыв внутренней и внешней коммуникации (Кон, 1984).
Неспособность к общению - первая особенность процесса шизофрении, который ведет к искажению отношения с реальностью. За ним следуют неуверенность, уход в себя, бессонница, странности..." (Феррьери, 1984- С.20-21).
Причиной формирования аутистическол направленности большинство авторов считают нарушения общения в семье, которые создают "шизофреногенный потенциал семьи" (sinrer, чупг.е, 1966). Эти нарушения могут принимать форму невмешательства в личные дела друг друга, вплоть до неосведомленности, когда эмоциональное дистанциирование возведено в принцип (Воловик, 1Э80) или нарушений аффективной связи ребенка с матерью из-за ее холодности, пренебрежения, деспотического давления (авторитарного включения ее личности вместо диалогического) (Хараш, 1977), парализующего эмоциональную сферу и активность ребенка (Лебединский, -1934), вызывающее переживание своей малоценности и ненужности (Столин, -1983). Возможно, именно из-за нарушений общения в семье возникает так называемая "семейная шизофрения".
Интересный анализ нарушений общения при шизофрении был проведен в 50-е годы Г.Бэйтсоном и его коллегами (liateson et.ai., i""/ Они исходили из общепсихологической концепции общения, выделяя в его структуре прежде всего звено "контекста" взаимодействия, т.е. системы связей и отношений между людьми, набора правил и договоренностей, образующих контекст ситуации, в которой разворачивается взаимодействие. Именно это звено общения нарушается при шизофрении. Больные ориентируются только на буквальный смысл сказанного, игнорируя контекст ситуации ( Bateson et.а!.Л9&1, 1956), разрушаются необходимые условия активного декодирования сообщения, на которые указывал А.Р.Лурия (1975).
Нарушения декодирования информации, в частности, "смыслового восприятия текста", могут быть, как было экспериментально показано (Кузьменко-Наумова, 1982), одним из критерием диагностики вялотекущей формы шизофрении на ранних стадиях заболевания. В этом экспериментальном исследовании было выявлено, что больные, в отличие от нормы, при достаточно точном пересказе текста, интерпретировали прочитанное содержание только с позиции собственного "Я" и были неспособны встать на точку зрения автора текста. "Это происходит в связи с тем, что вся мыслительно-речевая активность больных протекает на уровне сигнальной переработки знаковой языковой информации. Вследствие этого утрачивается индикативная (указательная) функция, присущая слову-понятию. Таким образом, оценка текста как целого происходит не на уровне категориального восприятия, а на предшествующем ему отражательном уровне речезнаковой функции" (Там же.- С.38).
Отсутствие направленности на внешнюю коммуникацию нарушает не только декодирование информации, но и процесс кодирования сообщения, которое не соответствует ситуации общения, общей теме разговора, изобилует неологизмами, субъективными словообразованиями, нестандартными аналогиями и метафорами. В норме выбор человеком речевого поведения как одной из форм поведения в целом, обусловлен ситуациями, когда целью поведения является "социальная связь" (в широком смысле этого слова), поскольку основной функцией речи является "функция сообщения, социальной связи, воздействия на окружающих Выготский, 1956). Иначе говоря, в «норме1 речевое поведение всегда ориентировано на другого (других) и отсуствие этой ориентации на другого (на адресата сообщения) лежит в основе своеобразия речи при шизофрении. "Конвенциональная картина мира для аутичного субъекта замещена частной, единичной картиной мира, иными словами, аутизм означает нарушение коммуникации в широком смысле слова... При нарастающей аутизации больного, во-первых, место реального адресата коммуникации начинают занимать воображаемые собеседники - галлюцинаторные "голоса"; во-вторых, целью коммуникации все меньше оказывается передача какого-либо вообщения" (Гриншпун и др., 1974.-С.325). В результате больные формируют свои мысли таким образом, что у слушателя не возникает ясного представления о предмете общения, высказывания вызывают сомнения у слушающего, действительно ли говорящий это утверждает или, наоборот, не согласен с этой мыслью, понимает ли он собеседника. В речи больного нарушается последовательность и логика сообщений, много отступлений, соскальзываний на побочные темы, высказываний по другому поводу и т.д. (singer et. ai.,I966, -J978). Это проявляется как в спонтанной речи, так и в специальных экспериментах по толкованию слов, пословиц и т.д.
При этом больные шизофренией не ощущают дискомфорта от того, что их не понимают, не прилагают никаких усилий, чтобы сократить пропасть непонимания между ними и окружающими, возникшую как результат асоциальное™ форм умозаключений и рассуждений и неадекватности использования языка (cameron, -I938). Больной шизофренией говорит совсем не для того, чтобы быть понятым ( Ferreira, I960).
Существует немало описаний и экспериментальных исследований особенностей речи больных шизофренией, проведенных как медицинскими психологами, так и лингвистами. Кроме уже указанной "вычурности" или "причудливости", специальное экспериментальное исследование субъективного шкалирования частотности слов и восстановления "зашумленных" слов показало, что речь больных шизофренией Характеризуется нарушением механизмов опоры на прошлый речевой, опыт (Гриншпун и др., '1974). Аналогичные результаты были получены в экспериментах по оканчивайте больными предложенных фрагментов слов и предложений (Критская, -1972).
В отличие от больных с патологией операционально-технического звена коммуникации у больных шизофренией относительно сохранены фонологический и грамматический уровни языка, а нарушения касаются в основном лексико-семантического уровня, т.е. для этих больных характерно сочетание бессмысленности речи с относительно правильным построением фраз (Справочник невропатолога.., 1969), т.е. нарушение семантической валентности слов, о которой мы говорили выше (СмЛ.2). Другой характерной чертой является уменьшение в их речи числа "смысловых единиц", указывающих на отношение говорящего к предмету разговора, его личностную значимость для него (Gottshalk, 4967 ; Цит.по: Гриншпун и др., -1974), а также местоимений 1-го и 2-го лица, выражающих коммуникативную функцию речи.
При грубой степени выраженности шизофренического синдрома речь больных представляет собой так называемый "словесный салат" - набор не связанных логически и грамматически слов и словосочетаний или неологизмов, стереотипные повторения одних и тех же звуков слов, слогов и их комбинаций (особенно рифмующихся между собой, но не объединенных смысловой связью), расчленения слов на отдельные элементы с их перестановками и замещениями.
Следует отметить, что термин "словесный салат" широко используется и в афазиологии для характеристики речи больных с сенсорной афазией. Однако речевая продукция этой группы больных радикально отличается от больных шизофренией. "Словесный салат" при сенсорной афазий характеризуется фонетическими искажениями, заменами отдельных звуков в словах вплоть до возникновения "сколков" слов, перемежающихся с правильными отрезками речи. При этом, что особенно важно, больные с сенсорной афазией крайне обеспокоены тем, что их не понимают окружающие, всячески стремятся способствовать (хотя зачастую неэффективно) преодолению непонимания за счет мимики, интонационно-мелодических средств, жестов и т.д. Таким образом, один и тот же термин обозначает нарушения различных звеньев коммуникации при сенсорной афазии и при шизофрении.
При этом, как и при афазии, у больных с патопсихологическикм синдромами процесс общения страдает глобально, т.е. нарушения затрагивают не только коммуникативную, но и интерактивную и перцептивную стороны общения, что еще раз подчеркивает единство этих трех сторон общения.
Как уже указывалось выше (глава 1), восприятие эмоционального состояния партнера по коммуникации как компонент его "прочтения", установление эмоционального взаимодействия с ним выступают в качестве одного из основных регуляторов процесса общения, а общий уровень социальной перцепции определяет коммуникативный потенциал личности (Бодалев, 1982).
Экспериментальное исследование способности к идентификации эмоционального состояния говорящего (диктора) у 160 больных шизофренией показало, что, несмотря на отмеченное у них уплощение (обеднение) эмоциональной жизни, способность понимать эмоциональное состояние других людей остается у них сохранной. Это отличает их от больных маниакально-депрессивньм психозом, у которых только в состоянии депрессии, очевидно, в связи с механизмами перцептуальной защиты уменьшалась точность опознания экспрессивных признаков пониженного (одноименного собственному) состояния (Бажин, Корнева, 1981), и от больных неврозами и психосоматозами, у которых наблюдается элекситемия - неспособность воспринимать и сообщать другим свои ощущения (Бассин и др., 1985). Что касается больных шизофренией, то здесь авторы приходят к заключению, что пониженная способность к эмоциональным контактам может быть связана у них с трудностями возникновения эмоционального отклика, резонанса, проявления сопереживания в экспрессии и других действиях, т.е. с нарушением эмпатического поведения.
В другом исследовании перцептивной стороны общения у больных шизофренией было выявлено изменение избирательности, направленности восприятия больными других людей (Щербакова и др., 1982), Оказалось, что больные предпочитают ориентироваться при восприятии других не на те свойства окружающих, на которые опираются здоровые люди. Так, в эксперименте на классификацию изображений лиц людей, характеризующихся признаками различного эмоционального состояния, здоровые испытуемые в этом задании преимущественно (в 89%) ориентируются именно на эти признаки.
В другом эксперименте тех же авторов здоровые испытуемые и больные шизофренией должны были дать описания картинок, на которых изображались люди поодиночке и во взаимодействии с другими людьми. Здоровые испытуемые сразу же устанавливали на картинках взаимодействие, выделяли эмоциональные состояния партнеров взаимодействия и в случаях изображения одного человека привлекали в своих описаниях других людей для объяснения ситуации на картинке. Иначе строили свои описания больные шизофренией. При принципиальной возможности воспринять взаимодействие у больных нарушалась установка на его восприятие, т.е. то качество личности, которое было названо А.А. Бодалевым (-1982) "ориентацией на других людей", и в первую очередь, ориентировка на внутренний мир другого человека, на его состояние. На основании проведенных экспериментов авторы делают вывод, что "за особенностями общения, за характеристикой аутизма у больных шизофренией можно увидеть определенную особенность склада личности, изменение определенных характеристик личностных установок, таких как: I) ослабление ориентации на эмоциональные состояния других людей и, связанное с этим, 2) ослабление направленности на анализ взаимодействия между другими людьми" (Щербакова и др., -1982-С.2М).
Аналогичные результаты были получены в экспериментах Д.Н. Хломова (1985). Автор выявил при шизофрении нарушения восприятия как динамических характеристик общения - интеракции как таковой, так и диспозиционной стороны общения - восприятия партнеров в качестве субъектов общения (однако восприятие первых характеристик нарушено в наибольшей степени).
Больные шизофренией в меньшей степени (менее полно и дифференцирование), чем здоровые испытуемые, воспринимают такие специфические особенности межличностного взаимодействия как двухсторонность, обоюдность и т.д. Это касается восприятия как взаимодействия между другими людьми, так и особенно собственных взаимодействий с другими людьми. Нарушение восприятия собственных взаимодействий проявилось, в частности, в изменении значимости различных сфер социальных отношений в сравнении со здоровыми испытуемыми: в увеличении значимости семейной сферы отношений и значительном уменьшении значимости дружеских, производственных и формально-общественных отношений.
При этом было обнаружено, что все выявленные нарушения общения, в том числе социально-перцептивные характеристики, имеют тенденцию усиливаться по мере нарастания специфического для шизофрении личностного дефекта. С другой стороны, нарушения общения у этих больных оказываются одной из причин, затрудняющих возможности их социальной и трудовой адаптации и способствующие инвалидизации больных. Это было подтверждено автором и на материале фиксированного наблюдения за социальным поведением больных в группах тренинга социальных навыков. Оказалось, что экспериментально выявленные характеристики восприятия межличностных взаимодействий соответствуют характеристикам реального поведения больных.
Как показали исследования Т.К. Мелешко (4985), снижение у больных шизофренией направленности на общение в связи с недостаточной мотивацией общения приводит к тому, что у них не наблюдается закономерной для нормы перестройки познавательной деятельности в условиях общения при совместном выполнении задания. Познавательная деятельность в ситуации общения близка у них к индивидуальной. В экспериментальной ситуации, где нужно было описать графическое изображение фигуры так, чтобы экспериментатор мог бы идентифицировать его с одной из лежащих перед ним фигур, здоровые испытуемые выделяли дифференцирующие признаки изображений, тогда как в ситуации, когда они должны были просто сказать, что изображено на картинке (без взаимодействия с экспериментатором), большинство здоровых испытуемых (90%) не описывали признаки предмета, а называли возникающие ассоциации с реальными предметами. Больные шизофренией в обеих экспериментальных ситуациях действовали одинаково, а иногда даже в ситуации взаимодействия давали более неопределенные характеристики изображений, чем в ситуации индивидуальной деятельности. Даже если задача общения осознавалась, это осознание было формальным и не обеспечивало формирования цели быть понятым партнером и соответствующей мотивации перестройки деятельности больного. Это расхождение объясняется "фактическим неприятием задачи общения при формальном ее понимании", недоучетом партнера (Мелешко, 1985), что обусловливает низкий уровень познавательной деятельности этих больных.
Нарушения мотивационного звена общения в патопсихологии не ограничиваются синдромом шизофрении. Так, например, истерический симптом рассматривается некоторыми авторами как искаженный способ коммуникации больного с другими людьми. Больные истерией используют свое тело как средство коммуникации, как средство передачи сообщения, которое нельзя передать обычным способом. Таким образом, соматические жалобы, боль и другие ощущения приобретают коммуникативную функцию ( Szasz, 1975). В данном случае, как нам представляется, искаженная мотивация общения приводит к искаженному использованию коммуникативных средств. Другой формой нарушения мотивации общения при неврозах является синдром невротического мутизма.
Далее, было показано, что одной из причин невротических конфликтов онкологических больных являются изменения социальной позиции личности в системе общественных отношений, приводящие к изменению ее мотивационно-смысловых отношений к миру, к другим людям, к самому себе (Асмолов, Марилова, -1985). Авторы проследили динамику смыслообразующих мотивов у больных раком на дооперационном, послеоперационном и послереабилитационном периоде, показав постепенный переход от мотива подготовки к смерти (побуждающего соответствующую деятельность по завершению личных дел) к мотиву выживания (побуждающего ведущую деятельность по сохранению здоровья), затем в послеоперационном периоде к позиции социальной неполноценности, сопровождающейся реактивной депрессией и, наконец, к мотиву социальной выживаемости и социального становления через актуализацию значимости межличностных отношений.
Таким образом ни физический дефект или те или иные соматические изменения сами по себе..., ни сами по себе процессы осознания этого дефекта... не обусловливают мотивацию онкологических больных. Реальной основой детерминации мотивации личности оказывается социальная позиция и обусловленная этой позицией деятельность" (Асмолов, Марилова, -I985.-C.i85). В таком случае природа личностного конфликта будет заключаться в обнаружении несоответствия своих действий собственному мотиву - цели или противоречие ему (А.Н.Леонтьев, 1975). Эффективный путь преодоления личностных конфликтов заключается во включении личности в значимую для нее деятельность, которая единственно способна изменить мотивационно-смысловую сферу личности. Далее, проблема заключается в том, чтобы этот ситуационный мотив превратился в устойчивое личностное свойство. Для этого он должен генерализироваться по отношению к ситуации, под воздействием которой первоначально возник.