Материалы межрегиональной филологической конференции

Вид материала

Документы

Содержание Мифологизм образной системы повести М.А.Булгакова «Собачье сердце» В.В. Иванихин

Подобный материал:

• Доклад для межрегиональной научно-практической конференции «Приоритетные направления, 216.17kb.
• Развитие физической культуры и спорта в современных условиях Материалы межрегиональной, 5260.81kb.
• Г. А. Мартинович. "Метро" как единица русской ментальности 80-х 90-х гг. ХХ века, 150.47kb.
• Проблемы питания: гигиена, безопасность, регионально ориентированный подход Материалы, 5486.36kb.
• Решение V межрегиональной конференции с международным участием, 61.1kb.
• Материалы VI межрегиональной конференции, 3114.03kb.
• Аннотация на ооп по «Филологической практике», 35.79kb.
• Программа XII межрегиональной конференции-фестиваля «юность большой волги», 2099.17kb.
• России: история и перспективы Материалы межрегиональной научно-практической конференции, 1104.46kb.
• Ма при обучении иностранному языку в высшей школе материалы научно-практической конференции, 3171.87kb.

^

Мифологизм образной системы повести

М.А.Булгакова «Собачье сердце»

В связи с актуализацией в современном литературоведении изучения художественного мифологизма наметился новый подход в прочтении многих произведений, в том числе и булгаковских. Наиболее последовательно творчество М.А.Булгакова в свете мифопоэтических традиций рассмотрено в монографиях Е.А.Яблокова: выделены некоторые сходные мифологические мотивы, переходящие из произведения в произведение, указаны основные направления мифопоэтики, подчеркнуто, что булгаковский текст не может быть свободным от мифопоэтических ассоциаций (1, 124).

Опираясь на это утверждение, мы попытались рассмотреть мифопоэтический подтекст повести «Собачье сердце», в частности мифологизм образной системы. При анализе повести становятся видны два образа, имеющих мифологическую основу и восходящих к наиболее древним архетипам, - это образы профессора и собаки.

Образ профессора Ф.Ф.Преображенского восходит к архетипу «старик» или «старый мудрец». Филипп Филиппович именуется в тексте «добрым волшебником», «магом и кудесником», «пречистенским мудрецом», «божеством», «жрецом» - все эти номинации можно свести к одному образу – Демиургу. Демиург, воплощенный в профессоре, выполняет в повести две функции: созидает человеческое существо и являет одну из своих ипостасей «водителя души». Творец-божество оказывается одновременно высшим мастером и учителем, архетипом духа. Вариативность образа указывает на совмещение символики христианской и восточных религий.

Христианское истолкование значения персонажа напрямую ассоциируется с Творцом, который созидает новое существо. Персонификацией высшей силы в повести является профессор. На протяжении всего развития событий он подан как олицетворение высшего разумного и продуцирующего начала, сведущего в запредельных обыденному сознанию сакральных вопросах (тайна человеческой жизни и смерти, секрет молодости и.т.д.).

Однако можно указать на явную амбивалентность этого персонажа, что не противоречит мифологической традиции. Образ профессора Ф.Ф. Преображенского, с одной стороны, тяготеет к типу «культурного героя», пребывающего в начале времени» и своей деятельностью обуславливающего целую культурную эпоху. С другой стороны, это персонаж может быть отчасти оценен и как антигерой. Возможно, Булгаков тем самым указывает на неоднозначность вносимого «культурного вклада». «Змеиная мудрость» Ф.Ф. Преображенского в системе ветхозаветных реминисценций повести включается в двойной (амбивалентный) мотив «творения / грехопадения» и делает образ ученого – «творца» противоречивым, намекая на его дьявольские черты. Акты «нового творения» в повести М. Булгакова непреложно влекут за собой угрозу «светопреставления».

Образ Шарика-Шарикова не уступает образу профессора по количеству различных культурных аллюзий, с ним связанных. Архетипический сюжет творения определяет Шарикова на место твари, созданной демиургом. Животное, употребляемое в качестве материала для создания человека, – довольно частотный мотив космологических мифов (1, 167). То же архетипическое значение сюжета подчеркивает связь Преображенского и Шарикова с образами Бога-отца и Бога-сына, хотя очевидно, что уподоблен Богу-сыну далеко не лучший человеческий экземпляр (2, 45).

Ряд исследователей связывают образ Шарикова с традиционным в творчестве Булгакова образом Волка / Пса. Амбивалентность образа связана с традиционными представлениями о волкодлаках – оборотнях типа волк/собака, которые вызывают ассоциации как с собачьей преданностью, так и с собачьей злобой. В тексте повести «собачья» сема реализуется до операции и после (в значении «добрый»), а волчья – на момент превращения пса в псевдочеловека (в значении «чужой», «злой»).

Кроме того, с образом Шарикова связано еще несколько архетипических мотивов: шара, крови, родства, ножа, воскрешения, музыкальный и лунный мотивы.

Бинарная архетипическая оппозиция старший/младший из всего пучка архетипических значений реализуется только в семе учениче­ства. Именно так строятся отношения Преображенского / Борменталя и Швондера / Шарикова. В тексте эта пародийная параллель явно повторяет взаимоотношения учёных медиков, тем самым снижая пафос их сакральных действий.

Кроме мифологического прочтения, образы повести предполагают и возможность интерпретации с помощью культурно-исторического кода времени. Вместе с культурно-историческими знаками эпохи мифологические элементы образуют насыщенный в идейном плане подтекст повести, что делает авторскую концепцию более зримой, а само произведение – богатым и уникальным по содержанию.


Источники


1. Яблоков Е.А. Художественный мир М.Булгакова. – М., 2001.

2. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы: Очерки русской литера­туры 20 века. – М. 1994.


Э.С. Дергачева (ЧГПУ)


Проблемы преемственности и взаимодействия различных художественных систем

в литературных дискуссиях 1920-х гг.


Современное литературоведение уделяет большое внимание исследованию стилевых процессов в русской прозе 20-х гг. ХХ в. В этом плане существенное значение имеют дискуссии 20-х гг. вокруг проблемы связи и преемственности литературы нового времени с художественным опытом прошлого.

Эта проблема была в то время одной из актуальных и обсуждалась в статьях А. Воронского, А. Луначарского, Е. Замятина, Ф. Степуна, Г. Адамовича. Участники дискуссии высказывали мысль о целом «пучке» традиций, питавших литературу нового времени. Статьи Воронского были пронизаны мыслью о необходимости освоения творческого наследия Л. Толстого, о большом значении для современной прозы гоголевских художественных открытий. Вместе с тем Воронский отмечал и трансформацию традиций русской классики и в статьях второй половины 20-х гг. писал о новых тенденциях в психологизме – переходе от синтеза, обобщения к большей аналитичности в раскрытии характеров, к возрастанию роли психологического анализа, к освещению психологических процессов.

В дискуссиях 20-х гг. подчеркивалось, что современная проза «дышала деревней», была устремлена к психологии крестьянина, в ней вновь возник мотив «власти земли» и возродилась та линия русской литературы, которая была связана с именами Лескова, Мельникова-Печерского, Глеба Успенского. И работы русских философов (Н. Бердяева, Л. Карсавина), в которых рассматривались проблемы исторических судеб России, русской ментальности, «загадочной антиномичности» русского национального характера – имели «выход» в литературный процесс. В это время особенно активизируются национальные эстетические традиции, фольклорные, сказовые формы. В дискуссиях постоянно упоминались Ремизов и Лесков, активно влиявшие на стилевые процессы в прозе 20-х гг.

В русском зарубежье (Ф. Степун, Г. Адамович) обращалось особое внимание на актуальность для современности художественного наследия Достоевского. Ф. Степун писал «о почти полном забвении линии Тургенева и Толстого и памяти о Гоголе и Достоевском, воспринимаемом через Ремизова и Белого». Г. Адамович: «Пушкин и Толстой – наши вершины, но беседа у нас легче налаживается с Достоевским и Лермонтовым».

В дискуссиях 20-х гг. затрагивался и вопрос о роли Горького в формировании литературы нового времени. «Прорыва между завершителями старой русской литературы – Толстым и Достоевским и нами нет, – писал прозаик С. Семенов. – Нас соединяет крепкий художественный мост – творчество Горького». Воронский развил мысль о значении художественного опыта Горького для современности, отмечал мастерство писателя в изображении человека, открытие им новых типов героев, таких, как русский тип «озорника, чудака, человека, тоскующего по необыкновенному, искателя и испытателя».

Одной из ключевых проблем в дискуссиях 20-х гг. была проблема взаимосвязи различных художественных систем в искусстве нового времени. Конструктивное решение этой проблемы содержалось в работах А. Воронского, А. Луначарского и Е. Замятина. Воронский и Луначарский выдвинули концепцию «динамического синтеза» художественных достижений различных течений и школ. В статьях о театре Луначарский развивал мысль о «социальном реализме», который способен «верно синтезировать великие завоевания своего прошлого и зовы будущего». Высоко оценивая традиции русской классики в театре, он вместе с тем считал, что «и формальный театр всех видов создал чрезвычайно много новых элементов». Луначарский обосновывал программу «синтетического театра, который пользовался бы находками последних десятилетий, совершенствуя их, умеряя и объединяя».

Воронский писал о современном «неореализме» – «сочетании романтики, символизма с реализмом», видел в художественном опыте А. Белого, теоретика и практика «орнаментальной прозы», немало цен­ного для литературы нового времени. Эмигрантская критика (Ф. Сте­пун) также отмечала большое влияние А. Белого на стилевые процессы в современной прозе.

Рассматривая своеобразные черты современной литературы, Е. Замятин обращал внимание на обновление и трансформацию в ней традиций русского реализма и так же, как и Воронский, развивал концепцию синтеза реализма и символизма («где будут одновременно и микроскоп реализма и телескопические, уводящие к бесконечности стекла символизма»).

В дискуссиях 20-х гг. находили отражение художественные искания в прозе этого времени, стилевые закономерности развития литературного процесса.

ІV. Методика преподавания литературы,

русского и иностранного языков


^ В.В. Иванихин (ШГПИ)