Материалы межрегиональной филологической конференции

Вид материалаДокументы

Содержание


О.В. Тимофеева (ШГПИ) Особенности языка краеведческих очерков Л.П. Осинцева
С.А. Никаноров
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16

Источники



1. Пищальникова В.А. Речевая деятельность как синергетическая система // Известия Алтайского государственного университета (Барнаул). 1997, № 2. – С. 72-79.

2. Добрыднева Е.А. Деятельностный принцип в методологии коммуни­ка­тивно-прагматической фразеологии // Коммуникативно-прагмати­ческая семан­тика: Сборник научных трудов / Под ред. Н.Ф. Алефиренко. – Волгоград: Перемена, 2000. – С. 43-51.

3. Серио П. Анализ дискурса во Французской школе [Дискурс и интердис­курс] // Семиотика: Антология / Сост. Ю.С. Степанов. – М.: Академи­ческий Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. – С. 549-562.

4. Комсомольская правда. 2002, 21 июня. – С. 8.

5. Алефиренко Н.Ф. Поэтическая энергия слова. Синергетика языка, сознания и культуры. – М.: Academia, 2002. – 394 с.


О.В. Владимирова (КГУ)


Особенности словорасположения в деловых текстах конца XVIII века (на материале документов Курганского городового хозяйственного управления 1799 года)


В Петровскую эпоху функции делового языка заметно расширились, и он «решительно выступил в роли средней нормы литературности» (1). Поэтому роль делового языка в процессе формирования литера­турных норм, начало которого исследователи относят к XVIII веку, несомненно, велика. Деловые документы Курганского городового хозяйственного управления (2, 3) отражают процесс фор­ми­рования литературных норм, происходящий на всех языковых уровнях, в том числе и синтаксическом. Формирование единого лите­ратурного языка происходило на основе столкновения двух глав­ных ти­пов литературного языка: книжно-славянского и народно-литературного.

Анализ документов Курганского городового хозяйственного управления показал, что степень проявления книжно-славянских и народно-литературных элементов различна в разных текстах и зависит как от жанра документа, так и от того, в какой части документа (начальном, заключительном или серединном блоках) они употребляются.

Начальный и конечный блоки в большей степени были стандартизированы, и поэтому почти не допускали проникновения разговорных элементов. Тогда как серединная часть документа составлялась в свободной форме и отражала разговорные особенности в большей мере.

Разновидность документа также влияет на использование книжно-славянских и народно-литературных элементов. В данной работе они выделяются на основе принадлежности памятника к определенному документальному жанру, коммуникативной цели документа, а также сходстве формуляра документов. Императивные документальные жанры (указы, предписания) допускают большее количество книжно-славянских элементов, информативные (рапорты, допросы) фиксируют особенности живой разговорной речи. Это проявляется на всех языко­вых уровнях, в частности, синтаксическом, на уровне порядка слов.

Анализ показывает, что в конце XVIII века в деловой письменности широко представлены конструкции, в которых порядок следования членов мало отличается от того, который мы считаем нормированным, или нейтральным в современном русском языке. Это соответствует выводам И.И. Ковтуновой, согласно которым в литературном языке конца XVIII века «наблюдалось повышение удельного веса нейтральных вариантов словорасположения в среднем слоге» (4).

Однако, как показывает анализ, в деловой письменности гораздо медленнее, чем в литературной речи, шел процесс освобождения языка от архаичных и латино-немецких конструкций. Все еще сохранялись архаичные элементы: цепное нанизывание предложений при помощи союзов а и да в начинательной функции; паратактические переска­кивания; включение предложений в контекст в порядке «вспо­мина­ния», в отрыве от определяемых и управляющих слов; исполь­зование архаичных для XVIII века средств связи: союзов иже, яко, понеже.

В текстах указов, частично в предписаниях и рапортах, где составитель пытался придать высказыванию наиболее торжественный характер, находим и тяжеловесные конструкции: длинные периоды с запутанной расстановкой слов, с обилием союзов, включающих одно придаточное предложение в другое и разрывающих ткань главных предложений. Тенденция к отнесению глагола в конец предложения приводило к тому, что управляемые слова находились перед управляющим, предлоги отрывались от управляемых слов другими словами, глагол-связка после именной части, спрягаемая форма глагола после инфинитива в составных сказуемых. Хотя в конце XVIII века они уже становятся средствами стилистическими и употребля­ются, как видим, в определенных текстах.


Источники


1. Виноградов В.В. Из истории изучения русского синтаксиса. – М.: МГУ, 1958.

2. Сысуева Р.П., Шушарина И.А. Материалы к истории языка деловой письменности Зауралья (вторая половина XVIII века): Документы курганского городового хозяйственного управления за 1799 – Курган: КГУ, 1995. – 147 с. – Ч. 1. – Депонировано в ИНИОН РАН 08. 04. 1996. № 51 367.

3. Сысуева Р.П., Шушарина И.А. Материалы к истории языка деловой письменности Зауралья (вторая половина XVIII века): Документы курганского городового хозяйственного управления за 1799. – Ч. 2. – Курган: КГУ, 1997. – 174 с. – Депонировано в ИНИОН РАН 23. 10. 1997. № 53 005.

4. Ковтунова И.И. Порядок слов в русском литературном языке XVIII - первой трети XIX в. Пути становления современной нормы. – М.: Наука, 1969.
^

О.В. Тимофеева (ШГПИ)




Особенности языка краеведческих

очерков Л.П. Осинцева




Л.П. Осинцев – известный в Зауралье историк и краевед, Заслуженный работник культуры РФ, автор 10 книг и брошюр, посвященных выдающимся деятелям науки и культуры нашего края, местному фольклору, в котором отражается наша история. Профессор Курганского пединститута Янко М.Д., рецензируя одну из этих книг, отметил, что они «восполняют пробелы в познании культурных ценностей родного края».

Леонид Петрович не претендует на писательское звание, хотя на протяжении последних десятилетий в языке его очерков всё отчётливее проявляется своеобразная авторская манера. На «живой язык» его рас­сказов обращали внимание и член Союза писателей России В. Юровских, и, казалось бы, далёкий от литературных интересов старший научный сотрудник музейного объединения «Государствен­ная Третьяковская Галерея» М. Афонина.

Сборник краеведческих очерков Л.П. Осинцева «Заиграл полубаян…» издан в г. Шадринске в 2003 г. и включает в себя 54 документальных и фольклорных заметок, статей, написанных автором в разные годы.


При всём разнообразии тематики объединяет очерки одно – это непри­думанные истории из жизни зауральцев. Перед нами как будто оживает ис­тория… Но не та, далекая, из учебников, которую велят за­помнить в школе, а живая, близкая, понятная, наша, касающаяся каж­дого. Одно де­ло – знать о революционном перевороте 1917 года и его влиянии на судь­бу страны, а другое – представить, как отозвалось это со­бытие на жизни шадринцев, что происходило в то смутное время в нашем городе.

Замечательно, что очерки обладают яркими стилистическими особенностями. Авторская речь проникает в повествование и связывает воедино всю книгу. Прежде всего это разговорная речь шадринца – другого языкового выражения для подобного рода очерков не подо­брать! Разговорные и даже просторечные элементы введены в текст очень умело: они выразительно звучат именно на фоне литературного языка. Это и лексические единицы: скусен, брякнулась, навышшолочку, уторкают, замухрышка, тыща; и фразеологические обороты: с вашим удовольствием, не в угол рожей, самое милое дело; и активное использование частиц, модальных слов и междометий: видать, де, мол; ну, раз автор песни заговорил…; уж как ни выступали шадринские мужики против картошки…; а вот соседи их в деревне… Или более широкий контекст:

Дома-то солдатские небольшие были. Солдату на что простор-от: не на плацу ведь шарашиться, лишь бы полати да печка была, а суп-от он и из топора сварганит. Второе дело – банька в огороде, веничек бере­зовый, чтобы косточки свои, шпицрутенами стёганые, этим веничком распаривать. А третье дело – после баньки кваском ядреным из по­гребка нутро освежить.

Другая черта авторского стиля, которая делает очерки легко и с удовольствием читаемыми, – это юмор, ирония.

Действительно, «смех и горе уживаются в жизни рядом». Обычно ав­тор подытоживает своими комментариями какой-то эпизод или дает зри­мую картину того или иного курьёзного случая: вот этаким-то тюриком она и брякнулась оземь; наверно, согрешили мы грешные, воры огу­речные, писатель, не тем будь помянут, с похмелья книжку-то творил. Такие ироничные, образные выражения Л.П. Осинцев, по его соб­ственному признанию, черпает из живого народного языка, частушек, песен, например: ловко косоплёточку сплёл (обманул, напридумывал); но мой фольклорный сад-огород, слава Богу, продолжал возделываться, и там созревали свежие «помидоры-овощи».

В качестве структурной особенности очерков можно назвать и большое внимание автора к деталям быта старого Шадринска. Ведь именно из них и складывается общая картина жизни, человеческих отношений, истории. Но о чём бы краевед нам ни рассказывал, во всем чувствуется его любовь к землякам, стремление сохранить все лучшее, поделиться этими сокровищами памяти с молодым поколением, научить их ценить и уважать свое прошлое, свою малую Родину.

Таким образом, когда читатель закрывает книгу, зримые образы еще долго не исчезают, волнуют, заставляют вернуться к прочитанному, поделиться впечатлениями с другими читателями, еще раз услышать голос автора.


^ С.А. Никаноров (ШГПИ)


Комплексное восприятие мира

в языковом сознании ребенка


Синкретизм детского сознания, нерасчлененное, целостное восприятие ситуации непосредственно связан с доминирующей ролью правопо­лушарного (конкретно-образного) мышления. В сознании формирую­щейся языковой личности этот синкретизм выражается в стрем­лении к комплексному (экономному) «схватыванию» ситуации (всех её элемен­тов) в слове. В этом отношении особенно показательны контами­национные инновации детской речи. О природе указанных новообра­зований писали А.Н. Гвоздев, К.И. Чуковский, С.Н. Цейтлин, Т.Н. Ушакова, Т.А. Гридина, Н.Г. Бронникова. Контаминация, явля­ющаяся механизмом образования слов-гибридов, в отличие от спосо­бов прямого словообразования, является «взаимонаправленным взаимодей­ствием сходных в фонетическом и смысловом отношении лексем, выступающих в качестве мотивационной базы нового наимено­вания. Причины появления контаминационных новообразова­ний в детской речи определяются потребностями указания на ситуа­тивную или закрепленную системной парадигматикой и синтагматикой связь между явлениями внеязыковой действительности» (2, 299).

О явлении контаминации можно говорить как об одном из синтезирующих процессов детского словообразования. Рассматривая данные процессы, Т.Н.Ушакова отмечает, что в словотворчестве детей нужно предполагать участие механизмов «синтеза и объединения отдельных речевых элементов». Наиболее общей функцией механизма синтеза является «соединение раздельно существующих словесных элементов или … установление функциональной связи… между раздельно существующими нервными структурами второй сигнальной системы» (3, 67-68). Анализируя данное специфическое явление детской речи, которое К.И.Чуковский называл процессом скрещива­ния слов, Т.Н.Ушакова заключает, что два образующих слова дают «исходный материал для синтетического слова…, они содержат в себе некоторые общие звуковые элементы. Синтезированное же слово состоит из трех частей: 1) начальной части (до общего элемента) первого образующего слова, 2) общего элемента, 3) конечной части (после общего элемента) второго образующего слова». Исследуя данные «синтетические» лексемы, Т.Н.Ушакова приходит к выводу, что слова, представляющие собой исходный материал для образования «синтетического» слова, являются одноконтекстными: «их слияние в одном слове становится возможным только при том условии, что они повторяются вместе и так или иначе связаны между собой» (3, 69). В детской речи слова-гибриды возникают прежде всего по причине стремления ребенка к комплексному представлению ситуации (к максимально полному ее воплощению в слове). С помощью контами­национных инноваций дети 1) компенсируют «неполноту» отражения в слове всех признаков, которые одновременно всплывают в сознании ребенка при восприятии слова через его внутреннюю форму (чаще всего в ситуативном контексте). См., например: Смотри, Аня, какая поземка по земле ползет! – Это не поземка, а полземка. – Но ведь по земле. – Тогда поземка-полземка (2), ср. лазейка – глазейка = «лазейка в заборе, через которую можно посмотреть, заглянуть по ту сторону забора» (2); 2) фиксируют связь двух явлений по принципу их подобия, «похожести», принадлежности к одной тематической (денотативной, понятийной сфере; ср. жукашечка, пиджакет, паукан: Смотри, какая жукашечка ползет! (жук + букашечка) (4); У моего папы тоже такой пиджакет (пиджак + жакет) (4); Мама, я боюсь, на полу паукан! (паук + таракан) (4) и т. д.; 3) устанавливают отношения между обозначаемым предметом и его отличительными признаками . См., например: шкаффанер (шкаф из фанеры) (1); между действием и объктом, на который оно направлено (разузливать узлы, распакетить пакеты, начаепиться); между действием и орудием, с помощью которого оно осуществлено (отножикать = отрубить ножом); между субъектом и ситуацией действия (дыракан = таракан, убежавший в дырку) и т.п.

Ученые выделяют различные значения контаминационных образо­ваний. Так, например, различаются слова-гибриды с семантиче­ской иерархией значений. Входящих в них единиц, и контамина­ционные инновации детской речи, где такая иерархия значений отсутствует. К образованиям первого типа относятся составные конструкции, в основе которых лежит, в частности, представление о действии и объекте, на который это действие переходит (разузливать = развязывать узел). В данных случаях налицо зависимость одной единицы контамина­ционного ряда от другой («развязывать» и «узел»). Образования второго типа возникли, как указывает Н.Г. Бронникова, в результате скрещивания «равноправных» лексических единиц (пекроп = петрушка + укроп; шуматоха = шум + суматоха) (1, 55). В первом случае слова-гибриды передают динамику действия, заложенного в основу данного новообразования, и являются результатом мгновенной реакции ребенка на внешний раздражитель. Во втором случае инновации обладают лишь номинативной функцией, так как процессу скрещивания в таких случаях, как правило, подвергаются имена существительные.