С. Е. Хрыкин Сайт «Ирпенская буквица»: Издание: авторская редакция составителя. Книга
| Вид материала | Книга |
СодержаниеБыть может навек Зимний день Не весело 11–29 января 1926 Старинный романс Моему современнику Весеннее утро Я её проводил Сон после обеда Краткая беседа в стиле маяковского |
- В. Х. Лобас «Культура Сходу» Сайт «Ирпенская буквица»: Издание: В. Х. Лобас «Українська, 815.26kb.
- Н. Д. Колбун «Заключение и литература» Сайт «Ирпенская буквица»: Издание: Н. И. Околитенко,, 284.53kb.
- Ирпенская буквица, 117.9kb.
- Ирпенская буквица, 1004.26kb.
- Ирпенская буквица, 853kb.
- А. Г. Шишов Медицинское изучение и предупреждение летных происшествий. Авторская редакция, 535.15kb.
- Рабочая программа уроков изобразительного искусства и трудового обучения в 1 классе, 173.25kb.
- И. В. Курчатов Сайт «Военная литература»: Издание: Головин И. Н. И. В. Курчатов. М.:, 1411.84kb.
- Книга уникальное издание. Это фактически «целительский», 3202.4kb.
- Е. П. Блаватской ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ (пер с англ. Л. Крутиковой, 5151.33kb.
________________________________________________________
Стихотворения, написанные Юрковым в 1926 году, сохранились в тетрадях (нумерация условная) № 2 (вслед за стихотворениями 1925 года) и № 3. И в первой, и во второй тетрадях отсутствует немало страниц. И всё же, сохранилось 329 стихотворений и поэм, созданных поэтом в этот год.
Конечно же, далеко не все они достойны быть выведенными к читателям: долгий период (особенно весной и летом) Юрков переживает творческий кризис, когда он почувствовал себя в задушливом тупике, и, хотя он в это время пишет не просто «каждый день», но и в день по несколько стихотворений, он испытывает отчаянную неудовлетворённость, сплошь и рядом «смазывая» свои стихи уже выработанными шаблонами, и зачастую даже не пытаясь вернуться к ним, чтобы как-то улучшить.
Но именно в этот период он нащупывает и основную тематику будущих стихотворений и поэм, и основной стиль своего дальнейшего творчества. И в ходе этих «нащупываний» Юрков создаёт свои поразительные шедевры: «Повесть о глупой барышне», «Последний художник», «В саду», «Судомойка и звёзды», «Происшествие за шахматами», «Вариации» («Как будто воздух болен оспой…»), «Волшебный сад», «Октябрь» («Как голубые шары…») и другие…
^ БЫТЬ МОЖЕТ НАВЕК
Скрипка скрипке кричит – «довольно».
Ты не слушаешь их, ты
Не знаешь о том, как мне больно
От визга и тошноты:
На рассвет, на окурки, на тени
Всё пылит, – но, идее верна,
Голова в колпаке от мигрени
Забывает их имена.
О нет – ни глупых слёз твоих,
Ни жалости пустой не надо.
– Глухая музыка пивных,
Да тусклый снег, и ветер с сада, –
Всё, что накаркало в сенях,
О чём шептались наши тени,
Отныне властвует в стихах
Как отвращенье, как мученье.
1 января 1926
ВЕЧЕРИНКА
– Кричащих скрипок, – сказал он, –
Едва ли хватит этим комнатам,
Когда кусок обоев – сон,
Когда лицо от смеха скомкано.
Вот завитушка, вот парадный
Капот хозяйке подают,
Вот молодые люди рядом
О шёлковых чулках поют.
Но от прыщавых, от худых
Не убежишь в альбомчик видов,
Не будешь, Демону завидуя,
Печорински просить воды.
Скупой Печорин наших дней,
Пошляк, хмелеющий от водки,
Полу-нахал, но – что страшней –
Знакомый каждого короткий.
Смешно… А скрипкам каково?
Смешно… А всё хозяйка пляшет. –
Ужели слёзы и окно
Пошлее вечеринки нашей?
1 января 1926
НАПЕВЫ
Оттуда белая луна
В разрывы облак улетала…
Мутнел снежок. Она ждала
Напева, голоса, хорала.
Да что напев? – едва ли, мучаясь,
Он полминуты жил с тобой.
Но голос пел, шли тучи
Так низко над чёрной трубой.
И сломанный хорал в углу,
Где пыль, где воспоминанье, –
Безмолвно уходил вглубь
Как мученье, как терзанье.
2 января 1926
^ ЗИМНИЙ ДЕНЬ
Там, срываясь с высоты,
На пальто твоё, на шляпу,
Рой снежинок тихо падал.
За трамваи и мосты
Улица летела вниз:
Там вот вывеской, там бровью,
Там – углом лица, звонком,
Там коварством, там любовью…
От сухого порошка
Поперхнувшись в белом воздухе,
Ты сказала: «Слишком поздно
Жить вдвоём – уже тоска»
От снежинок, от чулок,
Оттого, что нет возврата,
Оттого, что снег иль вата –
Всё весёлый порошок.
Стало тише, вдаль, вдаль
Отлетая и качаясь,
Столбиками мёл снежок,
До тебя не долетая.
2 января 1926
^ НЕ ВЕСЕЛО
В стекле трамвайном, голубом
На миг мелькают, полны мрака,
Пустые улицы, твой дом,
Твои глаза заплаканные.
Мы устаём, мой друг, пора
Нам отдохнуть и отдышаться,
Пока – безумствуя вчера –
Сегодня можем мы смеяться.
И дико станет нам вдвоём,
И, содрогаясь от желаний,
Вернёмся мы в твой чинный дом,
В твои горшки, в твои герани.
Но проклят этот мир для нас,
Хозяйка – толстая утроба –
Нам шьёт пелёнки в добрый час,
До отвращения, до гроба.
5 января 1926
* * *
Памяти С. Есенина
Сгибаясь: плечи, воротники,
Идут с попойки шутники.
И розы вянут в ужасе,
В пивной играет музыка.
Но после дюжина едва ль
Тебе приснится этуаль,
Им не приснится чёрный дом,
Где вор с любовницей вдвоём
Поют и пьют, и до зари
В окно им светят фонари.
Как бледен тощий циферблат,
Как беден новый твой наряд,
Как от безделья ты, мой друг,
Вскрываешь жилы вдруг.
5 января 1926
* * *
Идеи и чувства гостей
Как пар мелькают по занавескам,
И занавески двигаются, и бедные химеры
Бегут от света, как воры.
Добряк раскатисто смеётся,
За ужином вливая в рот
Большие кружки пива.
Идеи гостей принимают другие формы,
Смешные хари, толкаясь, вмешиваются в беседу,
Там уже хлопают по плечу,
Там танцуют с хозяйкой,
Там услужливо откупоривают бутылки,
Между тем как пар тумана
Входит в форточку с гудками
И рассветом.
5 января 1926
* * *
Когда скользит, дрожа и тая,
Фонарный луч прямым углом
И комната молчит пустая,
И спит, безмолвствуя, твой дом,
Тогда невольно цепью окон
За стены, за чужую жизнь
Моя душа, как чёрный кокон,
Сворачивается и дрожит.
Нам день сегодняшний расскажет,
Чем я живу, что берегу,
Что лишь твоя улыбка – та же,
Что ей не верить не могу.
9 янв. 1926
* * *
Весь день дышали тополя,
И ты стояла, им внимая.
Дождём коробилась земля
И облаками угрожая.
Ты думала: «Блестящий воздух
Как в раковине –
он звучит,
Он движет сотрясая гроздья
Сиреней, путая лучи… –
За что такое нам даётся?
И можно ли дышать всегда?
И сердце для того ли бьётся,
Чтоб уж не биться никогда?..»
9 янв. 1926
* * *
Но широко холодный, резкий
Струился ветер, шевеля
Твои одежды, занавески,
Там облака и тополя.
И от волос, от плеч покатых
Так молодо и так легко
Всё небо в жизни и в тетрадках
Заговорило, зацвело.
9 января 1926
* * *
Весна, весна… От этих встреч,
От сумерек, от рук и юбок
Кто может сердце уберечь? –
Оно живёт ещё и любит.
В окне огонь, дорожка света
Бежит, и в лужах свет,
И дальше свет. –
За что нам это?
За то ль, что счастья нет?
Весна, весна. В спокойном шуме
Зеленоватая луна
От наших лиц ещё угрюмей,
Ещё нежней она.
Хватает за сердце: тот воздух,
И шелест платьев, и огни,
И столько звёзд! – летят звёзды,
Звучат, звучат они,
В ручьях они текут, они толкуют
И просятся в окно… –
Кто скажет им, зачем в весну такую
Дышать умершим не дано?
^ 11–29 января 1926
* * *
И нам сочувствие даётся
Как нам даётся благодать.
Ф. Тютчев
Вот в оправдание стихам:
Окно открыто, сырость сада…
Чего ещё? Каким дождям,
Каким сердцам дыханья надо?
И кто – сочувствуя тебе –
В строках услышит ветер мутный
И, покорясь чужой судьбе,
Поверит этой лжи минутной?
Но хоть мгновенье шумный лёт
Дождей, что мучатся и мучат,
На душу сонную сойдёт
Как вдохновение, как случай!
И всё забыв и трепеща,
И содрогаясь в тесном доме,
Быть может, проклянёт душа
Цветочки, рюмочки, альбомы.
11 янв. 1926
* * *
Хрустнул снег, прошёл трамвай,
Белый день высок.
Так. И в твой далёкий край
Падает снежок.
Там далече, заметя
След и голос твой,
Снова падает, шелестя
Вдоль по мостовой.
А ведь я ещё не знал,
Как стихи писать,
Как за каждый стих тебя
Нужно продавать.
Хрустнул снег, а там легко,
Где снежок лежал,
Высоко и далеко
Тихий иней пал.
11 января 1926
СКУЧНО
Плешивцы, старички, уроды
Скучают, бедные, в гостях.
Их жёны толстые, по моде
Все в остроносых башмаках.
Изнеможение и скука.
Уродцы пьют холодный чай,
Играют в фанты, носят брюки
Короткие. –
А ты скучай,
Изобретатель, честный автор,
Зевай, голубчик, говори
О том, как мил хозяйский фартук,
О том, как светят фонари.
15 января 1926
^ СТАРИННЫЙ РОМАНС
Впервые то очарованье
Владело мной, и пела ты
О неудавшемся свиданье,
О том, что высохли цветы.
Тебе внимая, скрытой муки
«Я был не в силах удержать»,
Я встал, протягивая руки
Бесплотный призрак осязать.
Напрасно, музыке подвластный,
Напрасно тщился я схватить
Тот дивный образ – образ страстный,
Который жил и будет жить.
И, улыбаясь, исчезая,
Ты отлетала от меня,
И звуки замирали, тая,
Ещё в чужих сердцах звеня.
15 января 1926
* * *
В гостях грустили и скучали,
В стекляшках сыпались лучи,
Они тебя не замечали, –
Сиди, мой бедный друг, молчи.
Вот мир, которому далече
Весенний ветер отвечал,
А ты клянись, что эти плечи
Не ты, не ты поцеловал.
О, никогда без сил, без страсти,
Глядя на синий кругозор,
Ты не сказал бы: – В нашей власти
Всё, что любимо с давних пор.
18 января 1926
^ МОЕМУ СОВРЕМЕННИКУ
Ещё ты можешь грустить
От органчика, от этого дома,
Оттого, что на свете жить
Значит мучить себя и знакомых.
Но играет орган, чудаки
Всё наёмного ищут веселья,
После этой дурашной тоски
Голова заболит от похмелья.
Это внове тебе, так о чём
Ты мечтаешь? Не всё ль бесполезно,
Если только дешёвым вином
Расплатился ты с веком железным.
Но воистину век наш суров,
Он тебя, мой дружок, позабудет,
И твоих «гениальных» стихов
Никому уже нужно не будет.
Ты продался за четверть вина
И за женщин, смеющихся в доме,
И за то, что, быть может, одна,
Хоть одна о тебе будет помнить.
18 января 1926
^ ВЕСЕННЕЕ УТРО
Как рано нынче сенокос! –
Пахучим кругом клевер скошен,
И, вся дрожа от ранних рос,
Позвякивает цепью лошадь.
А ты, вдыхая эту синь,
Как я смеясь и плача тоже,
Сказала: «Большего просить
Ничто живущее не может».
И распахнулась даль кругом,
И – сотрясая гроздь сирени –
Дохнуло ветром и теплом,
Цветы роняя на колени.
Их столько здесь, в твоих руках,
Ты так щедра и так богата,
Что даже в этих лепестках
Чужая нежность виновата.
19 янв. 1926
^ Я ЕЁ ПРОВОДИЛ
Здесь всё весна. Белых ночей
Прозрачный воск наполнил воздух.
Никак нельзя душе твоей
Мечтать о тополях и звёздах.
Он растекается. Твой тополь,.
Он фосфор, звук и цвет,
Он твоё дыхание, твой локоть,
Глядишь – его уж нет,
И только в шумных перспективах,
Где плещут синие огни,
Минувшее как прежде живо,
И там клубятся сны.
Иду,
кривая тень ползёт, перегоняет
Летящих тополей – и в даль,
А сердце бьётся,
и кто его знает,
Надолго ль, навсегда ль?
Вот домик твой,
стоит, облит сияньем,
И в окнах темнота
От тающих снегов до нового свиданья,
До мокрого куста.
Здесь всё весна. Зеленоват, прозрачен
Ложился воздух, плыла дремота,
И чёрной тенью схвачен
В широкий мрак,
в ворота.
Дворик спит.
Боже мой, как светло,
Как легко
(а тебя нет)
Прохожу в голубое стекло,
В распахнутый свет.
20 января 1926
^ СОН ПОСЛЕ ОБЕДА
Ты тенью лёгкой был затянут
Туда, где формами вещей
Из первородного тумана
Теснились облики идей,
Но всё же в комнате знакомой
Очнулся ты.
Со всех сторон
Звучал, казалось, воздух в доме
И снова превращался в сон.
Какая одурь! –
Задыхаясь,
Ты встал, чтоб форточку открыть,
А там – далече – полыхая
Горели тучи и миры,
Весь воздух был объят пожаром,
Лишь медленная тень с тобой
Летела в занавески паром –
Идеей смутной и пустой.
Костлявая – колпак домашний,
Халат с цветочками, перо, –
Всё это было б очень страшно,
Когда бы не было пестро,
Когда б на тощем циферблате
Цифирью обозначив час,
Холодный ужин и закаты
Не успокаивали нас.
А там – за окнами – стемнело,
Пожар погас, и головнёй
Скупая ночь уже чернела,
И тень скользила за тобой.
21 янв. 1926
* * *
Ещё одно заглавье песни…
Гляжу: как скомкана комната –
Лицо её скомкано и, что чудесней,
Скомкана память о песне.
Знаю ли я, о чём написал?
Знаю ли, как хорошо это?
– Целое чудо за полчаса
Описано и прожито.
Застегнув пальто, ожидает жена:
«Пора, мой друг, мы устали,
Ты страшно устал, - говорит она, –
Да и отдохнёшь едва ли».
21 января 1926
* * *
Цыганка, так поют лишь раз,
Так жгут сердца, в ладони ударяя.
Пора, мой друг, давно пора:
Рассвет –
ворота отворяют.
Ещё,
ещё
ударь
раз! –
В тяжёлый бубен.
Но сердцу тесно,
Подушек жалкая гора
Страшней и горше твоей песни.
Коль сжать плечо,
легко укусить –
Горячо во рту от крови,
И тошнит от крови, и мутит,
А ты поёшь про любовь.
Не юбок жалко, что в вине,
Не жалко рта, что в крови,
Жалко сердце, которое мне
Так говорит о любви,
Что слёзы твои –
Там сердце горит,
И чем его потушить… –
Огонь, огонь моей души!
Да – холодком зари!
21 янв. – 29 янв. 1926
* * *
Метель, коль звёзды падают, кружа,
На шляпу.
– Берегись, прохожий!
В такую зиму никого не жаль,
И ничего на жалость не похоже.
Так выветрился двор, так пуст, так бел,
И кажется – дыханья мало.
– Остановись, не каждый здесь умел
Увидеть то, чем ты дышала.
Как знать, прохожему, должно быть, невдомёк
На стёклах слабое очертанье,
Печальным облачком летящий холодок,
Моё мученье и моё страданье.
26 января 1926
* * *
Проклятая, расстроенная
Цыганская гитара,
Всё в мире так устроено,
Что молодое – старо,
Что всё тобою прожито
Так скудно, так трудно,
Что если в песне сложено,
Поверишь – будет чудо.
Обои красных маков,
Сапог тяжёлый топот,
Тошнит – захочешь плакать,
И близко голый локоть.
Не губ, а дикой песни,
Грозя дымком костра,
И что всего чудесней –
Прозрачный свет утра.
Притаптывая, монистом
Звеня, в ладони бьёт,
Глядит на гитариста:
Поймёт иль не поймёт? –
И облаками юбок
Окружена, плечей,
Ключиц… Такие губы
Полюбят горячей.
Ведь ты живёшь на свете, –
За что такая радость? –
В воде, что морщит ветер,
В дыхании – награда.
26 января 1926
СКАЗКА
Здесь звёзды и яблоки в шкафу,
Здесь тени сохнут.
Дверцы –
Что столбик музыки в пыли,
Здесь некогда кусочек сердца
Разбойники в вещах забыли.
Как сухо: там блестит вода,
Там в тазике плывут обои,
Там всё проходит без следа.
Беззвучно.
Назовём судьбой
Сушильню пыли, назовём
Судьбой лучи косых закатов,
И будет наша тень расплатой
За то, что мы, двигаясь, живём.
Не двигайся и не дыши! –
В лавчонке этой хватит места
Для твоей засушенной души,
Для твоей сморщенной чести.
Душа – орешек.
Скорлупа
Разбита, изнутри – в паутине,
Сыплется горсточка песка
И запах слабнущий отныне.
Орешек вместе с скорлупой
Занумеруют, в шкаф положат.
– Вот всё, что двигало тобой,
Теперь лишь пыль чулана множит.
(Здесь некогда кусочек сердца
Чудак среди вещей забыл).
А свет – сквозь щели.
Муравейник
Лучей, пылинок и лохмотий
Зашевелился. Живут сени,
Живёт комната напротив.
И в шкафе музыка звучит,
И души дряхлые, греясь,
Летят в отвесные лучи,
От пыли и чехлов серея.
26 января 1926
* * *
Что со мною приключилось –
Столбушком метель метёт,
А цыганочка танцует
Да в ладоши бьёт.
И ничем ты не привяжешь:
– Мягок твой диван, –
Тем ли визгом, той ли песней,
Тем, что каждый пьян? –
Гости, гости, что нам делать?
Скушно!
– Жизнь пройдёт
Мимо красных тех обоев
Да на чёрный ход.
Уж такое наше счастье:
Пол-огурца и бутыль,
Да ветерок от червлёной юбки,
Да от половиц пыль.
4 февраля 1926
^ КРАТКАЯ БЕСЕДА В СТИЛЕ МАЯКОВСКОГО
С ТЕРПЕЛИВЫМИ ЧИТАТЕЛЯМИ
Прихожу. –
Редакция.
Луна во все лопатки.
Плакат:
– Читайте «Красную Новь».
Здесь так воняет
стихами и тетрадками,
Что забудешь о всём, что зовётся «любовь».
Смотреть сюда,
в сущности, глупо –
Стошнит от стихов,
от луны,
оттого,
Что такие стихи писать
уголовный поступок,
Но ещё хуже читать
Безыменского и Ко.
Где-то сейчас
в русском стиле
Смалят стихи
ржаных полей
Весьма похабно.
Впрочем, и вы смогли бы
Срифмовать
«соловей» и
«ей».
Один про заводы
в цветочках,
в горшочках,
Герасимов, кажется.
– Сюсюкают над рабочим,
Хором вторя,
нюхая цветочки,
Поют о выеденном яйце –
прочие.
Говорите, Маяковский
с водицей, конечно,
Метров по двадцать,
но толку нет.
Но кому это нужно,
но бесчеловечно
Рыкать львом
в Пушкинский жилет.
Много их –
таких в России хватит,
Только жаль,
что – этакая прыть,
Что за деньги те,
которые им платят,
Сколько можно бы
столовок открыть.