Ж. Н. Маслова (зам отв секретаря)

Вид материала

Документы

Содержание Е. А. Братчикова Фоносемантическое пространство стихотворного текста Ленивым золо

Подобный материал:

• В отделении психологии и возрастной физиологии к декабрю 2008 г состоят 28 действительных, 2606.74kb.
• Выпуск 48 Э. Ф. Шарафутдинова чеченский конфликт: этноконфессиональный аспект отв редактор, 3024.85kb.
• Маслова О. М. Вопрос как инструмент получения эмпирических данных // Методы, 604.21kb.
• Книга памяти. Йошкар-Ола: Map кн изд-во, 1995. 528 с, К53 ил.,, 1691.88kb.
• Центр системных региональных исследований и прогнозирования иппк ргу и испи ран, 3282.27kb.
• А. В. Карпов (отв ред.), Л. Ю. Субботина (зам отв ред.), А. Л. Журавлев, М. М. Кашапов,, 10249.24kb.
• Акаев В. Х., Волков Ю. Г., Добаев И. П. зам отв ред, 1632.77kb.
• «лицо», 32.76kb.
• Т. А. Ткачева (отв редактор), Е. В. Кузнецова (зам отв редактора), 4827.93kb.
• Факультет философии и политологии, 13663.08kb.

^

Е. А. Братчикова

Фоносемантическое пространство стихотворного текста

Несмотря на то, что вопрос о существовании непроизвольной связи между звуком и смыслом имеет многовековую традицию и вряд ли можно назвать имя языковеда, тем или иным образом, прямо или косвенно, не касавшегося в своих работах проблемы соотношения звучания и значения. Широкие научные исследования данного явления начинаются с 80-х годов прошлого столетия, когда накопленный теоретический и фактический материал и его осмысление вполне закономерно привели к выделению фоносемантики в самостоятельный раздел языкознания, изучающий звукоизобразительность как «необходимую, существенную, повторяющуюся и относительно устойчивую не-произвольную фонетически (примарно) мотивированную связь между фонемами слова и полагаемым в основу наименования признаком объекта-денотата» [4, с. 22]. Эти исследования, доказавшие существование регулярных корреляций между планом выражения слова и его значением на материале более 150 языков, окончательно подтвердили идею, что значение слова частично находит отражение в его форме, следовательно, знак не произволен [1], или, по крайней мере, «не существует языка, где бы такая произвольность была абсолютной» [12, с. 74].

В настоящее время в фоносемантике выделяется несколько направлений (этимологическая, типологическая, грамматическая, лексикографическая, стилистическая), при этом одним из наиболее активно развивающихся является текстофоносемантика, в рамках которой исследуются фоносемантические (ФС) закономерности художественного, главным образом, стихотворного текста. Неослабевающий интерес к подобного рода исследованиям обусловлен тем, что, с одной стороны, изучение ФС структуры текста способствует более глубокому пониманию специфики художественного текста как такового, позволяя выявлять особенности его смысло-тематической системы и структуры, а также процессов его порождения и восприятия [2; 16], что представляется крайне актуальным на современном этапе развития лингвистики, характеризующимся поворотом от изучения языка как системы, объективно существующей вне конкретного человека, к изучению «языка в человеческом субъекте» [3, с. 25], то есть языковой личности, за которой стоит множество производимых ею текстов [18, с. 756]. С другой стороны, тот факт, что ФС механизмы, в основе которых лежит естественная связь звучания и значения, наиболее надежно сохраняются и отчетливо проявляются именно в поэтическом тексте [6; 21; 22], определяет выбор поэтических произведений в качестве материала для ФС исследований [14; 15; 17]. Как отмечает С. В. Воронин, в процессе денатурализации языкового знака происходит преимущественная утрата примарной мотивированности, но не мотивированности вообще; примарная мотивированность в значительной мере замещается, вытесняется, «компенсируется» секундарной мотивированностью — семантической и морфологической. Происходит перестройка и самой примарной мотивированности: вытесняемая на периферию значения слова, и особенно морфемы, примарная мотивированность тем не менее стойко удерживает центральные позиции на уровне текста (особенно в поэзии) [4, с. 147—148].

Поскольку отношения мотивированности/немотивированности формируются и функционируют на подсознательном уровне [7, с. 45], постольку изучение ФС организации поэтического текста тесно связано с проблемой исследования подсознательных и бессознательных психических процессов. ФС пространство стихотворного текста образуется не только и не столько за счет сознательно употребляемых поэтами приемов звуковой организации стиха, но и посредством включения в него сферы подсознательного, играющей не меньшую роль в создании и восприятии художественного образа, в представлении смыслов произведения, имеющих континуальный характер и актуализирующих духовный опыт читателя. Именно на уровне подсознательного проявляется та межсенсорная синестетическая связь звучания и значения в слове и тексте, которая получила название звукосимволизма, способного выполнять культурно-информативную и суггестивную функции, организовывать смыслообразование и усиливать эмоциональное и эстетическое воздействие на читателя. Таким образом, фонетические смыслы — это результат восприятия, оценки и переработки фонетической организации стихотворного текста и в целом звуковой субстанции языка воспринимающим сознанием. Именно поэтому фоносемантика художественного текста, развиваясь на стыке стилистики художественной литературы, лингвопоэтики и лингвистики текста, не ограничивается сферой указанных научных дисциплин, широко привлекая методы и данные психопоэтики и психолингвистики, занимающихся исследованием особенностей речевого произведения [13; 16].

Фонетические единицы в тексте наряду и в совокупности с единицами других уровней его языкового пространства [10] способны участвовать в смыслопорождении и смысловосприятии. ФС пространство поэтического текста формируется через совокупность смыслов, извлекаемых реципиентом из его звуковой субстанции, причем такие смыслы имеют двойственную природу. С одной стороны, они обусловлены ингерентными ФС характеристиками, в основе которых лежат устойчивые стереотипные ассоциации тех или иных звуков с незвуковыми представлениями, существующие в сознании носителей языка и выявляемые в результате психолингвистических экспериментов по восприятию изолированных звуков или звуковых комплексов. На это указывал Э. Сепир, по мнению которого «за чисто объективной системой звуков, свойственной данному языку и обнаруживаемой лишь в результате усердного фонетического анализа, существует более ограниченная «внутренняя» или «идеальная» система, хотя она не осознается как таковая наивными носителями языка» [19, с. 67]. Речь в данном случае идет не просто о фонематической значимости звуков или фонематической системе того или иного языка. Э. Сепир пишет, что языковые формы — это «продукты эстетической деятельности» человека, а «отдельно взятый звук является элементом структуры стереотипов, в которую входит весь спектр эстетически допустимых звучаний» [19, с. 605].

С другой стороны, ФС пространство стихотворного текста формируется различного рода ассоциациями, порождаемыми контекстуальной близостью звуковых оболочек слов на отрезках различной протяженности от отдельного словосочетания до целого текста. В данном случае на первый план выходят звукосмысловые связи лексем, возникающие в результате ассоциации звука с «несобственным» смыслом. Звуковое соответствие влечет за собой смысловую перекличку слов, обусловливая бессознательный поиск воспринимающим субъектом семантической близости слов, объединенных звуковым подобием. Как отмечает С. Ф. Гончаренко, «скорее всего языковая система действительно располагает не только лексико-семантическими полями, но и лексико-фонетическими группами, объединяющими слова на основе звуковой общности» [5, с. 73]. Такие звукоассоциативные поля, существующие как некая диффузная и открытая парадигма в сознании (или подсознании) носителей языка, в сознании профессионального поэта, в определенной степени отличном от звукового сознания и усредненного носителя языка и филолога-профессионала, обретают более четкие контуры: «Ведь именно поэту приходится ежедневно «рыться» в звуковых запасниках языка в поисках нужной рифмы или аллитерации. Именно поэту необходимо удерживать в памяти: а) наиболее редкие и яркие звуковые находки своих предшественников, чтобы случайно не нарушить негласного авторского права на них; б) ставшие формальными сближения слов на звуковой основе, чтобы избежать фонической банальности» [5, с. 74]. Таким образом, при изучении ФС пространства стихотворного текста можно вести речь о двух уровнях его организации и, соответственно, восприятия.

Первичный уровень ФС пространства поэтического текста, или его первичная ФС структура, представляет собой совокупность ФС доминант, выражающих фонетические смыслы коннотативной, то есть оценочной, психологической, ассоциативной природы. В ее основе лежит элементарный звукосимволизм, под которым понимается связь определенных звуков с незвуковыми представлениями в психике человека, символическое значение которых существует в виде статистически доказанного семантического коррелята, то есть значения, ассоциируемого говорящими с тем или иным звуком. В качестве такого значения могут выступать зрительные (например, определенный цвет), осязательные, гравитационные, температурные, обонятельные, эмоциональные характеристики. При этом сама возможность существования незвуковых соответствий звуковым (лингвистическим) комплексам или отдельным звукам обусловлена психофизиологическим механизмом синестезии, а точнее синестэмии как присущих перцептивной деятельности человека «различного рода взаимодействий между ощущениями разных модальностей (реже между ощущениями одной модальности) и между ощущениями и эмоциями» [4, с. 77].

В художественном и, в частности, поэтическом тексте, возникающем в результате эстетической речевой деятельности автора и характеризующимся наличием эстетизированной эмоции [16] (будучи обязательным компонентом смысловой структуры текста, она регулирует процессы смыслообразования и представления личностных смыслов), актуализируется эмоционально-оценочная значимость звуков. Анализ данных ассоциативно-образного и оценочного восприятия звуков [9; 11; 15; 20] и проведенные нами эксперименты с носителями русского и английского языков по выявлению эмоционального значения звуков позволяют прийти к выводу, что звуки обладают определенным эмоционально-оценочным смыслом, то есть в сознании говорящих на данных языках они воспринимаются как положительно или отрицательно окрашенные и, следовательно, могут потенциально выступать неосознаваемым носителем эмоционального содержания, воспринимаемого реципиентом на сенсорном уровне.

Статистическое исследование русских и англоязычных стихотворных текстов, проведенное с целью выявления в них ФС доминант (то есть звуков, обладающих объективными признаками статистической проминантности и маркированных фонетическим повтором, оказывающих доминирующее воздействие на воспринимающего субъекта как самые выделенные звуки в тексте), показало, что звуки, обладающие положительными коннотациями, чаще выступают в качестве ФС доминант в стихотворениях, эмоционально-смысловая доминанта которых может быть в целом охарактеризована как мажорная (например, К. Бальмонт, «Твой смех прозвучал, серебристый…»; И. Северянин, «Мария»; W. B. Yeats, «The Lake Isle of Innisfree»; E. St. V. Millay, «Recuerdo»). Напротив, в первичной ФС структуре стихотворных текстов с минорной эмоционально-смысловой доминантой (например, М. Цветаева, «Тоска по родине! Давно…»; К. Бальмонт, «Камыши»; J. Joyce, «She Weeps over Rahoon»; R. Brooke, «Song») выделяются звуки, воспринимаемые информантами как негативно окрашенные. Полученные результаты согласуются с выводами И. Н. Горелова, согласно которым некий связный текст или некая совокупность текстов, близкой (относительно другого текста или другой совокупности текстов) тематически и тождественной (или близкой) авторской интенции фоносемантически, отличаются от других текстов или их совокупностей, являющихся продуктом противоположных авторских интенций и «противоположной» тематики [8, с. 114]. В некоторых случаях (например, J. Joyce, «On the Beach of Fontana») ФС организация передает амбивалентность эмоций посредством увеличения в стихотворении частотности звуков с противоположными эмоциональными характеристиками и звуков, которые получили амбивалентные значения со стороны реципиентов, поддерживая и в некоторой степени способствуя созданию «полифоничности» смысловой сферы текста. В целом же следует отметить, что первичная ФС структура стихотворного текста, будучи определенным образом структурированной и репрезентируя эмоциональный компонент его эмоционально-смысловой доминанты, с одной стороны, опосредованно (на подсознательном уровне) передает отношение автора к художественной действительности и способствует фиксации доминантного личностного смысла, а с другой — является своего рода раздражителем, воздействующим на эмоциональную сферу реципиента, обеспечивая последнему «эмоциональное вхождение в смысл текста» [16, с. 76].

Вторичный уровень ФС пространства стихотворного текста, или его вторичная ФС структура, формируется через совокупность смыслов, индуцируемых повторами отдельных звуков, звукокомплексов или целых звуковых оболочек слов в определенном фонолексическом контексте, способствующими установлению ассоциативных связей между лексемами, в состав которых они входят, и образующими ассоциативно-смысловое поле текста [10].

Такие звукосмысловые ряды могут охватывать различные структурные единицы и части поэтического текста. В частности, на семантическом притяжении в тексте двух (иногда более) близкозвучных слов основано явление паронимической аттракции, при котором семантические структуры этих слов взаимопроникают друг в друга, усиливая общие, пересекающиеся семы и порождая дополнительные смыслы либо, напротив, вызывая эффект их противопоставления: В теле — как в трюме, / В себе — как в тюрьме (М. Цветаева); Тупик — это путь с отрицательным множителем (В. Хлебников); А когда надо мной зазвонит / Медный зов в беспросветной ночи (И. Анненский); Прожито — отжито. Вынуто — выпито (М. Волошин); Мой взор мечтанья оросили: / Вновь — там, за башнями Кремля — / Неподражаемой России / Незаменимая земля… / Мечты! Вы — странницы босые, / Идущие через поля, — / Неповергаемой России / Неизменимая земля (И. Северянин); Wearied we keep awake because the night is silent… / Worried by silence, sentries whisper, curious, nervous, / But nothing happens (У. Оуэн); And what to me was burden without end, / To him seemed easy (У. Б. Йейтс); Sweep softly thy strings, Musician, / The minutes mount to hours (У. дэ ла Мар); Between the potency / And the existence / Between the essence / And the descent / falls the Shadow (Т. С. Элиот). Контекстуальная близость сходнозвучных слов, поддержанная необходимой «теснотой стихотворного ряда» (по Тынянову), приводит к тому, что в сознании реципиента лексемы как бы «нанизываются» на общий фонетический стержень, при этом происходит переосмысление семантики слов, входящих в паронимическое сочетание, за счет усиления одних сем и приглушения других.

Лексические единицы одного звукоассоциативного ряда могут группироваться в пределах обозримого сегмента поэтического текста, способствуя выделению ключевых слов и фиксируя на них внимание читателя. Так, в стихотворении И. Северянина «Десять лет» каждая строфа отмечена повторением тех звукокомплексов и звуков, которые входят в состав определения к слову лет. В первой строфе, где акцентируются десять грустных и страшных лет, заметно возрастает употребление звуков с, т, р, у, ш, щ. Во второй строфе нагнетание звуков ш, щ, т, р, ж актуализирует определения тяжких и грозных:

Десять лет! — тяжких лет! — обескрыливающих лишений,

Унижений щемящей и мозг шеломящей нужды.

Десять лет — грозных лет! — сатирических строф по мишени

Человеческой бесчеловечной и вечной вражды.


Чаще фоносмысловые ряды рассредоточиваются по всему ФС пространству стихотворного текста, образуя смысловое ассоциативное поле, ассоциативность которого регламентируется общей смысловой структурой текста. Например, в стихотворении У. Оуэна «I Saw His Round Mouth’s Crimson Deepen…» повтор сонанта [l] мотивирует сближение слов, в звуковые оболочки которых он входит, тем самым обеспечивая фиксацию в сознании реципиента образа умирающего солдата, сравниваемого с заходящим солнцем:


I saw his round mouth’s crimson deepen, as he fell,

Like a Sun, in his last deep hour;

Watched the magnificent recession farewell,

Clouding, half gleam, half glower,

And a last splendour burn the heavens of his cheek.

And in his eyes

The cold stars lighting, very old and bleak,

In different skies.


Повторы звуков и звукокомплексов, образующие звукоассоциативные парадигмы, могут иметь звукоподражательный характер, способствуя возникновению в воспринимающем сознании определенного слухового образа. Так, в стихотворении Вяч. Иванова «Весенняя оттепель» повтор латерального сонанта л с последующим гласным, имитирующий звук капели, усиливает восприятие образа, созданного на лексическом поэтическом уровне:


^ Ленивым золотом текло

Весь день и капало светило,

Как будто влаги не вместило

Небес прозрачное стекло.

И клочья хмурых облак, тая,

Кропили пегие луга.

Смеялась влага золотая,

Где млели бледные снега.


В целом наблюдения над «косвенным звукоподражанием» (в терминологии И. Р. Гальперина), в большинстве случаев сопровождающим употребление в стихотворном тексте ономатопоэтической единицы, показывают, что в сознании носителей языка существуют определенные звукоподражательные модели, проявляющиеся в постоянном использовании тех или иных звуков для создания конкретного слухового образа. Онтологические сущности, представляемые с помощью моделей, являют собой психофизиологическое восприятие того или иного звучания, опосредованное фонологической системой конкретного языка. Их строение определяется, с одной стороны, общими закономерностями психофизиологического восприятия и отражения звучаний, а с другой — специфическими особенностями того или иного языка.

В заключение отметим, что исследование закономерностей ФС организации стихотворного текста на материале произведений русских и англоязычных авторов начала XX века позволяет прийти к выводу, что ФС пространство поэтического текста, представляющее собой совокупность смыслов, суггестированных его звуковой субстанцией, является текстовой универсалией, характеризующей поэтический текст вне зависимости от того, на каком языке он создан. Однако при этом характерные черты языковой системы, национальная поэтическая традиция, а также особенности языковой способности того или иного автора-поэта [10] выступают в качестве факторов, обусловливающих существование определенных различий в употреблении и функционировании конкретного фоносемантического средства стихотворного текста.

Список литературы

1. Magnus, M. What’s in a Word? Evidence for Phonosemantics [Электронный ресурс] / M. Magnus. Trondheim, 2000. — et.com/~mmagnus.

2. Балаш, М. А. Фоносемантическая структура текста как фактор его понимания (Экспериментальное исследование) : дис. … канд. филол. н. / М. А. Балаш. Барнаул, 1999.

3. Богин, Г. И. Фоносемантика как одно из средств пробуждения рефлексии / Г. И. Богин // Фоносемантические исследования : межвуз. сб. науч. тр. Вып. 1. Пенза : ПГПИ
им. В. Г. Белинского ; Ин-т языкозн-ия АН СССР, 1990. С. 25—36.

4. Воронин, С. В. Основы фоносемантики / С. В. Воронин. Л. : Изд-во Ленин. ун-та, 1982.

5. Гончаренко, С. Ф. Стилистический анализ испанского стихотворного текста (основы теории испанской поэтической речи) / С. Ф. Гончаренко. М. : Высш. шк., 1988.

6. Горелов, И. Н. Основы психолингвистики / И. Н. Горелов, К. Ф. Седов. М. : Лабиринт, 2001.

7. Горелов, И. Н. Избранные труды по психолингвистике / И. Н. Горелов. М. : Лабиринт, 2003.

8. Горелов, И. Н. Прикладные аспекты фоносемантики / И. Н. Горелов // Фоносемантические исследования : межвуз. сб. науч. тр. Вып. 1. Пенза : ПГПИ им. В. Г. Белинского ; Ин-т языкозн-ия АН СССР, 1990. С. 112—119.

9. Журавлев, А. П. Фонетическое значение / А. П. Журавлев. Л. : Изд-во ЛГУ, 1974.

10. Казарин, Ю. В. Проблемы фоносемантики поэтического текста / Ю. В. Казарин. Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 2000.

11. Кулешова, О. Д. Фонетическая содержательность звуков английского языка /
О. Д. Кулешова // Фоносемантические исследования : межвуз. сб. науч. тр. Вып. 1. Пенза : ПГПИ им. В. Г. Белинского ; Ин-т языкозн-ия АН СССР, 1990. С. 120—127.

12. Левицкий, В. В. Звуковой символизм = Sound Symbolism / В. В. Левицкий. Черновцы, 1998.

13. Леонтьев, А. А. Основы психолингвистики / А. А. Леонтьев. М. : Смысл, 1997.

14. Наумова, Н. А. Актуализация английской языковой картины мира с помощью звукосимволических средств : дис. … канд. филол. н. / Н. А. Наумова. Саранск, 2006.

15. Павловская, И. Ю. Фоносемантический анализ речи / И. Ю. Павловская. СПб. : Изд-во С.-Петербургского ун-та, 2001.

16. Пищальникова, В. А. Введение в психопоэтику / В. А. Пищальникова, Ю. А. Сорокин. Барнаул : Изд-во Алтайск. ун-та, 1993.

17. Прокофьева, Л. П. Цветовая символика звука как компонент идиостиля поэта : автореф. дис. … канд. филол. н. / Л. П. Прокофьева. Саратов, 1995.

18. Седов, К. Ф. Становление структуры устного дискурса в онтогенезе: грамматический аспект / К. Ф. Седов // Предложение и Слово : межвуз. сб. науч. тр. Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 2002. С. 756—762.

19. Сепир, Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии / Э. Сепир. М. : Издат. группа «Прогресс-Универс», 1993.

20. Фомина, Т. Г. Об эстетической оценке звуковой формы языка / Т. Г. Фомина // Актуальные проблемы психологии, этнопсихолингвистики и фоносемантики : матер. Всерос. конф. (Пенза, 8—11 дек. 1999 г.). М. ; Пенза : Ин-т психологии ; Ин-т языкозн-ия РАН; ПГПУ им. В. Г. Белинского, 1999. С. 191—193.

21. Шляхова, С. С. Тень смысла в звуке: Введение в русскую фоносемантику /
С. С. Шляхова. Пермь : Перм. гос. пед. ун-т, 2003.

22. Якобсон, Р. Лингвистика и поэтика / Р. Якобсон // Структурализм: «за» и «против». М., 1975. С. 193—230.