Geum.ru

Как феномен культуры

Вид материалаКнига

Содержание


Как бешеные кони несут оробелого возничего, так дикие страсти и безумные желания несли меня всю жизнь куда-то…Эпиметей во мне си
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   27
Методы и стили творчества


Творчество для Жакова представляет настолько неотъемлемую часть жизни, что он иногда отождествляет их друг с другом. Жизнетворческие идеи характерны для неоромантического направления в культуре и Жаков очевидно является его представителем. Творчество есть для писателя-ученого аналогом жизни еще и потому, что он видел в нем средство спасения от гибели (С.С.Ж., с.33, 152). Для Сорокина события собственной жизни служат материалом для исследования: «Все заключенные голодают, опять у меня есть шанс продолжить изучение психологии голодания». Эти же события являются опытом, которым поверяется теория (Д.П., с. 130). Мыслитель в представлении неоромантиков и Жакова подобен пророку, который, прислушиваясь к тайным голосам вечности, предвидит грядущее (С.С.Ж., с. 199, 307). Сорокин ставит ученого в центр социальной системы, знание истины имеет в его глазах, прежде всего, практическую пользу: оно способно спасти мир от гибели (Д.П., с. 144, 234).

Для культуры Серебряного века характерен отказ от научной парадигмы предшествующего периода, критика ее основных положений. Жаков обрушивается на позитивистов и классицистов с резкими обвинениями, они олицетворяют для него все мертвое, застывшее, худшее в науке. Изучению деталей, методу анализа, узкой специализации он противопоставляет широкий взгляд на мир, метод синтеза, междисциплинарный подход. Этому не мешает даже увлечение мыслителя естественными науками, их положения он тоже стремится включить в свои построения, используя, правда, в основном свои собственные гипотезы (С.С.Ж., с. 139, 196, 243). Для поколения, чей культурный облик был задан революцией пятого года, характерно сочетание романтизма с прагматизмом. Сорокин называет свое мировоззрение периода 10-х-20-х годов позитивистским, но скорее здесь следует говорить о неопозитивизме, который впитал в себя многие идеи неоромантизма. Преодолевая на протяжении последующей жизни позитивистские увлечения, ученый сохраняет пристрастие к точным фактам и недоверие к чистому теоретизированию. Так, работая над «Социальной и культурной динамикой», Сорокин намерено не сообщает ученым, собиравшим для него факты, целей исследования и теоретических положений, которые эти факты должны подтвердить, чтобы не исказить результаты. Изучая альтруизм, Сорокин сопоставляет биографии исторических героев с биографиями своих современников, а также проводит специальные эксперименты. Научные открытия цены для него тем, что их можно применить на практике, изменить при их помощи реальность. Так исследуя любовь, он не довольствуется определением и классификацией, но тщательно разрабатывает «технические приемы нравственного перевоплощения» (Д.П., с. 37, 167, 198, 225).

По этнологическим очеркам, посвященным коми-зырянам лучше всего видны отличия в научных методах Жакова и Сорокина, поскольку они написаны практически на одном и том же материале. Жаков ставит своей целью описание психики зырян, выявление черт их национального характера. Он обозначает основные факторы психической жизни народа, каждому из которых отводится отдельная глава. Сорокин стремится опровергнуть заблуждения, которые сложились в представлении образованной общественности по поводу уровня развития зырян и, соответственно, доказать, что они не дикий, а вполне культурный народ. Главки своего очерка он посвящает видам культуры и занятий, а также социальному устройству коми. Соответственно, если Жаков пишет о «Природе местности», то Сорокин — о «Географических границах». Если Жаков говорит о влиянии занятий, древней культуры, соматических свойств и промышленности на психический склад зырян, то Сорокин просто рассказывает о поселении, жилище, одежде, утвари, пище, занятиях и религиозных верованиях как таковых. Жаков оценивает качество явлений: земледелие влияет на зырян отрицательно, а охота положительно. Сорокин оценивает количество: его работа заполнена статистическими выкладками. Работа Жакова на первый взгляд более исторична, но и история интересует его не сама по себе, а как источник причинно-следственных связей. В целом, он более критичен по отношению к коми, чем Сорокин, находит в их культуре больше недостатков и его прогноз на будущее более пессимистичен. Стиль Жакова отличается большей эмоциональностью, активным выражением собственной позиции, включением в текст поэтических сравнений и лирических отступлений. Стиль Сорокина более строг и сух, ученый редко отступает от изложения фактов, выражая свою позицию в основном через их строй. Сорокинский текст в большей степени претендует на объективность, хоть иногда сам автор как бы признает его неполноту, отсылая к произведениям того же Жакова, именуя их «детальными и верными»1. В целом между текстами есть отношение преемственности: Сорокин и продолжает жаковский очерк и критикует его, признавая несоответствующим «уровню развития современной науки». Приписывая представителям своего этноса высокую грамотность, умение приспосабливаться к культурным нововведениям, относительно качественный уровень жизни, ученый стремится ввести коми в ряд цивилизованных народов, показать их способность быстро ликвидировать существующие отличия, тем самым неявно полемизируя с Жаковым. В целом между текстами есть отношение преемственности: Сорокин и продолжает жаковский очерк и критикует его, признавая несоответствующим «уровню развития современной науки».

Автобиографии двух мыслителей отличаются друг от друга, как по стилю, так и по методам подбора материала и построения текста. Отличия не исчерпываются большей художественностью, фантазийностью жаковского произведения, в котором некоторые исследователи находят «импрессионистические черты»2. В том, что Жаков домысливает некоторые события своей биографии нет ничего странного, если он считает свою жизнь поэтическим произведением. Однако он явно тяготится необходимостью придерживаться повествовательной линии, похоже, что последовательность событий собственной жизни не удовлетворяет писателя. Жаков вставляет в текст множество размышлений, восклицаний, сетований, дополнений. Кроме того, он периодически нарушает хронологическую последовательность событий, возвращаясь к уже описанным периодам жизни и добавить что-то новое. Всегда придавая большое значение ритмическому рисунку своих произведений3, писатель организует свою автобиографию как музыкальный текст4. Возможно, здесь сказалось влияние Кнута Гамсуна, с творчеством которого Жаков был хорошо знаком, видя в нем образец северной поэтической трагедии5.

Жаковский текст включает в себя (частично или полностью) раннее созданные писателем произведения, или хотя бы упоминает о них, как и о множестве произведений других авторов. Текст автобиографии фактически равен для самого Жакова тексту жизни и тексту культуры, он вобрал в себя все, что было возможно и в результате расплылся, разрушая собственные границы. Эта автобиография обладает основными характеристиками интертекста и почти идеально подходит для построения на ее основе исследовательских компьютерных программ, для написания обширных комментариев, которые дадут достаточно полную картину развития российской культуры начала века. Произведение Жакова достаточно сложно читать и запоминать, но для исследователей она предоставляет массу материала, из которого, при использовании специальных методов, можно извлечь немало редких и полезных сведений об авторе и его времени. Сорокин, напротив, выставляет автобиографию как щит, демонстрируя читателю только то, что он хотел показать, текст строго выверен и продуман. Автор почти нигде не нарушает последовательности изложения событий. Каждый период жизни он предваряет концептуальным размышлением по тем или иным проблемам. Книга легко читается, чувствуется, что автор — опытный преподаватель, привыкший четко и интересно доводить до слушателя суть рассказа. Для Сорокина автобиография — это только один из множества написанных им текстов, ни в коем случае не претендующая на то, чтобы вобрать эти тексты в себя или даже каким-то образом свести их воедино. Очевидно, что объединительным звеном для творческого наследия Сорокина остается он сам, а не его воспоминания.

Более всего сходны завершающие части автобиографий. Похоже, что оба автора оказались в затруднительном положении, обнаружив, что жизнь не завершается вместе с биографией. Концовки одновременно и подробнее и схематичнее основных частей. Оба автора оказались не у дел, оба путешествуют и вынашивают новые творческие планы, оба еще немало сделают, но для читателей автобиографий все заканчивается на последней странице, жизнь вложенная в книгу не имеет завершением смерть, она замкнута в цикл, который можно воспроизводить бесконечно.


Ключевые понятия и метафоры


Система ключевых понятий каждого из мыслителей включает десятки терминов разной значимости и частоты употребления. Хорошим добавлением к этой статье был бы сравнительный лексикон двух авторов, но пока представляется возможным остановиться только на некоторых основных понятиях, которые должны представить здесь мировоззрения мыслителей, их жизненные позиции, идентифицировать принадлежность ученых к одной из научных дисциплин, показать свой системообразующий характер (т.е. объединять и объяснять другие понятия), продемонстрировать наличие в автобиографиях различных контекстов.

Для творческого словаря Жакова центральным понятием является слово «жизнь». Не случайно писатель выносит его в заглавие своего произведения, где оно обозначает не только биографичность книги, но и противопоставленную человеку, враждебную ему среду, через которую он вынужден двигаться. «Жизнь» служит Жакову универсальным понятием, для выявления целого ряда важных для него смыслов. Чаще всего это слово употребляется в значении «жизнь кого-то или чего-то», в жаковском тексте жизнью наделяется все в мире. Прежде всего, это человек, сам автор («моя жизнь») или другие люди, но жизнью наделены также природные явления: леса, горы, реки, звери; космические объекты: земля, планеты, солнца; метафизические сущности: Бог, Потенциал (С.С.Ж., с. 106, 109, 157, 184, 274). В этом контексте жизнь представляется синонимом существования Вселенной и всех ее элементов. Однако Жаков рассматривает жизнь и как самостоятельную сущность, не сводимую к своим субъектам, как некую данность, противопоставленную человеку и воздействующую на него из вне. Метафорически он уподобляет такую жизнь морю-океану, безбрежному и бесконечному, по волнам которого носит отдельного человека (С.С.Ж., с. 128, 136, 184, 247). Такая жизнь персонифицируется для писателя в образе другого человека, противоположного ему: «Жизнь напоминает мне женщину, с которой мирно говоришь, и вдруг замечаешь, что глядит она острыми, злыми глазами. И не знаешь, что будет дальше» (С.С.Ж., с. 312). Отношение Жакова к жизни как целостному, независимому от человека процессу позволяет сблизить его позицию с теориями философии жизни, в особенности с ницшеанством. На протяжении всей автобиографии Жаков ведет неявную полемику с Ницше, преодолевая влияние этого мыслителя, вырабатывая собственную позицию, предлагая свой вариант философии жизни.

Принципиальным качеством жизни для Жакова является ее многообразие, он выделяет множество дефиниций жизни, используя самые различные критерии: рода занятий человека: ремесленная, чиновничья, кочевая, земледельческая жизнь (С.С.Ж., с. 80, 125, 319); места: деревенская, городская, столичная, городская (С.С.Ж., с. 121, 162, 204, 238); времени: первобытная, современная (С.С.Ж., с. 110, 197); качества: огнистая, «дикая и культурная», сложная, здоровая, великая, мудрая (С.С.Ж., с. 28, 79, 204, 243, 259, 361); характера: умственная, материальная, сердечная, личная (С.С.Ж., с. 146, 184, 245). Кроме того, мыслитель создает иерархии порядков или этапов жизни в соответствии со своей теорией эволюции или отношением к человеку. Жизнь Вселенной он делит на низшую, земную и высшую, а жизни людей на непосредственные (карьеристские) и сосредоточенные (напряженные) (С.С.Ж., с. 138, 161). Кроме того, жизнь каждого человека имеет, по его мнению, двойственный характер и делится на явную и тайную (С.С.Ж., с. 325).

Красной нитью через всю автобиографию Жакова проходит тема жизни как страдания. Писатель постоянно жалуется на угнетающие его обстоятельства, ссылается на свою неприспособленность к жизни, к борьбе (С.С.Ж., с.83, 98, 138 и др.). Жизнь для него — «ряд неразрешимых проблем», «тяжкий крест», «ряд ошибок», «пустыня», «солено-бесплодное море» (С.С.Ж., с. 37, 44, 138, 247, 280). В этой теме особенно отчетливо звучат переклички с Ницше. «Я был бы сыном гибели», — пишет Жаков (С.С.Ж., с. 98), перефразируя ницшеанский пассаж из «Так говорил Заратустра»1. Ницшеанским является и восприятие мыслителем жизни как трагедии (С.С.Ж., с. 58, 372), гордость этим ее качеством, видение величия своего жизненного пути, способность переживать трагедию, продолжая стремиться вперед к заветной цели (С.С.Ж., с. 259). Трагедия жизни проявляется по Жакову в таких понятиях как тоска, скука, печаль, страх, безумие, которые приобретают в его книге характер мировоззренческих категорий (С.С.Ж., с. 71, 109, 316). В преодолении этих экзистенциальных явлений и в стремлении к высшей жизни видел Жаков источник собственного творчества

Тема жизни как творчества, как произведения искусства, также является сквозной для автобиографии ученого. Жаков постепенно уподобляет свою жизнь сказке, повести, полотну, отождествляет ее с поэмой, философией, книгой (С.С.Ж., с. 26, 33, 51, 127, 182, 199, 289). Воображаемая жизнь заменяет ему настоящую: «Я хотел бы жить на севере, это мне нельзя в действительности, воображением же, в сказках стал я жить там» (С.С.Ж., с. 310). Творчество и жизнь сливаются для него воедино, открывая возможность для автора стать творцом собственной жизни. Жизнь, воплощенная в книги, является и зримым залогом бессмертия писателя, как результат магического акта метаморфозы (С.С.Ж., с. 146, 199, 310).

Не менее актуальна для жаковского произведения и тема «новой жизни». Обновление жизни есть для писателя выражение ее развития, которое связано и с рождением нового человека — «подобного платоновской идее», и с открытием нового этапа в биографии (С.С.Ж., с. 42, 242). Главный же смысл словосочетания «новая жизнь» открывается в его соотношении с понятием «высшая жизнь» (ее человечество будет вести, по мнению Жакова, на солнце, когда оно станет планетой). Мыслитель рассчитывал, что там его жизнь повторится, но будет прекрасной и счастливой (С.С.Ж. С.35,73,102).

Жизнь, по Жакову, не является неуправляемой стихией, она подчиняется своим законам, которые соотносятся для писателя с законами природы и которые может открыть человек (С.С.Ж., с. 116). Человеческая жизнь управляется инстинктами — высшими (любознательность) и низшими (честолюбие) (С.С.Ж., с. 122, 138). В то же время, власть инстинктов не безгранична и сильный человек способен их преодолеть, следуя по пути поиска смысла жизни, который заключается в содержании жизненного процесса: в труде, в терпеливом достижении цели, в занятии наукой, поэзией, в беседе с людьми, в покорности воли божьей (С.С.Ж., с. 116).

Вера в наличие Бога, Провидения кардинально отличает философскую систему Жакова от ницшеанства. Бог-Потенциал не только живет, но и создает законы жизни мира (или задает их своим существованием). Провидение дает человеку средства в борьбе за жизнь, ведет человека, направляет его на пути совершенствования (С.С.Ж., с. 44, 98, 119, 857). Система представлений Жакова о жизни представляет собой оригинальный вариант философии жизни и соответствует атмосфере интеллектуальных поисков в России начала ХХ в. Очевидно, что понятие «жизнь» взаимосвязано со всеми важными для мыслителя категориями, список которых можно было бы продолжить. Следует, однако, помнить, что жаковские взгляды не отличаются строгостью, как содержания, так и изложения. Они противоречивы как сама жизнь — с точки зрения самого Жакова.

В терминологической системе Сорокина понятие «жизнь» не занимает центрального места. В автобиографии оно употребляется в основном значении «жизнь человека». Иногда оно используется для того, чтобы обозначить сферы человеческой деятельности: культурную, общественную, научную, политическую жизнь (Д.П., с.61, 161, 263). Вместо слова «жизнь» Сорокин брал другие термины, прежде всего «культура» — это понятие является одним из главных в словаре ученого. Многие современные социологи редко говорят о культуре, растворяя ее в «социальном», либо не «замечая» ее существования. Другое дело Сорокин. В его книгах, в частности в итоговой работе «Общество, культура и личность: их структура и динамика», понятие «культура» используется, чтобы обозначить особое направление в социологии, в рамках которого ученый видел и свою работу1. «Культура» является центральным звеном в неразрывной триаде: общество, личность, культура, к которой Сорокин сводил структуру мира человека2. Представления Сорокина о сущности культуры, очевидно, сложились в двадцатые-тридцатые годы, так как в ранних его работах этот термин встречается редко. Так в «Современных зырянах» понятие «культура» и производные от него слова обозначают не сущность, но качество явлений3. Сорокин-социолог определяет культуру как «совокупность значений, ценностей и норм, которыми владеют взаимодействующие лица, и совокупность носителей, которые объективируют, социализируют и раскрывают эти значения»4. Культура рассматривается им как система состоящая из отношений своих подсистем и входящая, в свою очередь, в систему систем. В своей автобиографии, как и в других работах, ученый выделяет от десяти до пятнадцати «областей культуры»: литература, музыка, изобразительное искусство, архитектура, религия, философия, наука, техника и др. (Д.П., с. 51). Он также отмечает наличие в культуре различных уровней, зачастую, в его трактовке, противостоящих друг другу, так «высокой культуре» противостоит «псевдокультура» (Д.П., с. 50, 203). Особую роль в структуре культуры он отводит ценностям (отдельно выделяя «высшие ценности») (Д.П., с. 50, 221, 232). «Мировая культура» делится Сорокиным на различные типы и виды. Типы культуры он именует суперсистемами, выделяя их три: идеационный, сенсативный и идеалистический5. Виды он определяет, применяя критерии специфики подхода (эстетическая культура) или национальной и политической окраски (русская, американская, коммунистическая культуры, культуры народов) (Д.П., с. 14, 142, 148, 198, 213). Как и другие надорганические системы, культура предстает у Сорокина динамичным, развивающимся образованием. Подчеркивая это, мыслитель часто употребляет словосочетания «культурная жизнь», «культурное развитие», «культурное строительство», «культурная динамика», «культурная деятельность», «культурные процессы» и даже «культурная жвачка» (Д.П., с. 50, 61, 76, 142, 178, 239). Культура является для Сорокина открытой системой, желая обозначить тесную взаимосвязь культуры и общества, он использует сложносоставное прилагательное «социокультурный», которое сочетает с терминами «динамика», «процесс», «причинность», «условие», «группа» (Д.П., с. 196, 212, 218, 230, 232). Словосочетание «социокультурное сознание» объединяет все элементы сорокинской триады, показывая, что любые сущности мира человека этот автор всегда рассматривал во взаимодействии и взаимодополнительности. В конечном счете, ни общество, ни культура, ни личность не существуют обособленно, сами по себе — они только части гигантской суперсистемы, порожденной взаимодействием людей.

Отношение Жакова к культуре противоречиво. В своих этнологических работах он использует понятия «культурная жизнь», «общественно-культурные отношения», «древняя культура», «культурные влияния», «русская культура», «некультурные зыряне»1. Последнее из этих словосочетаний отражает доминирующее отношение писателя к культуре, которое он проводит через всю биографию. Здесь понятие «культура» используется с преимущественно негативным оттенком, как принадлежность «старых», развитых народов и противопоставляется природной жизни народов молодых, к которым мыслитель относит и зырян. Стремясь показать неоднозначность воздействия цивилизации на приобщающегося к ней человека, Жаков использует характерные словосочетания: «разбойник культуры», «яд культуры», «сети культурной жизни» (С.С.Ж., с. 39, 114). Он разрывается между желанием просветить зырян, сделать их жизнь более «культурной» и стремлением уберечь их от гибельного влияния культуры, которому соответствует желание писателя поселиться в глухом лесу и вести «первобытную» жизнь (С.С.Ж., с. 99, 117, 151). Признавая, по крайней мере, возможность существования «истиной культуры», Жаков не связывает ее не с одним современным ему явлением, относя все позитивное, что ему удается обнаружить в окружающем мире не к «культуре», но к «жизни» (С.С.Ж., с. 41). Ницшеанское ниспровержение культуры сопровождается у него предсказаниями будущего торжества «молодых народов», «живая мудрость» которых превзойдет «книжную ученость» «старых народов». Тогда «дикари и культурные» договорятся между собой, или «аристократизм культурных народов» будет уничтожен, и культуру сменит «символическая мифология», возможно созданная на основе социалистических идей и вобравшая в себя всю мудрость человечества (С.С.Ж., с. 190, 285, 287).

Терминологическое противопоставление «культуры» и «жизни» характеризует не только работы Жакова и Сорокина, но многие научные, философские и художественные произведения конца 19- начала 20 века. Очевидно, что эта оппозиция выражает важные для данного периода смыслы, не утратившие своей актуальности и по сей день.

В богатом метафорическом словаре Жакова доминируют образы, выстраивающиеся вокруг концептов «ритм» и «вершина». Первый из них объединяет образы музыкальной игры, цветного звука, леса, волны, моря, воплощающих движение жизни и космоса, одновременно и стихийное, и подчиненное определенному порядку1. Оппозиция «вершина — бездна» пространственно оформляет движение жизни человека, конкретизируя его в образах горы, скалы, стены, лестницы, мотивах восхождения и падения, полета и ползания (С.С.Ж., с. 58, 68, 86, 120, 170, 175, 180, 189, 193, 202, 259 и др.). Все они амбивалентны. «Мир горний» олицетворяет для мыслителя цель пути человека и вселенной, но одновременно горы — это препятствие, источник трудностей и страданий. Достижение вершины представляется и желанным, дарующим покой, и невозможным, поскольку жизнь равна странничеству: «О если бы я когда-нибудь стал человеком, ничего не желающим, спокойным, сидящем где-нибудь на горе спасения, чтобы птицы вили гнезда на моем черепе, чтобы деревья пускали корни в черепные швы головы моей! …

^ Как бешеные кони несут оробелого возничего, так дикие страсти и безумные желания несли меня всю жизнь куда-то…Эпиметей во мне сильнее Прометея» (С.С.Ж., с. 205). Препятствия, которые ищущий человек должен преодолевать всю жизнь, изображены в виде «каменных стен машинной жизни», соотносимых с образом индустриального города, где человек одинок как на пустынном острове, с железным чудовищем завода, подобного аду (С.С.Ж., с. 76, 111-116). Разделяя в основном отношение Жакова к высокому и низкому началам жизни, природе и индустрии, свободе и механистической рутине, Сорокин редко облекает его в оригинальные и многозначные метафоры. Большинство использованных им образов («Золотой век», «кочевая жизнь», «белая кость», «красный террор», «игра в политику», «царство смерти», «сексуальная революция» и др. (Д.П., с. 12, 22, 129, 142, 144, 240)) стереотипны и почти все могут быть прочитаны как наукообразные понятия. Новационный эффект возникает здесь на прагматическом уровне, вследствие оригинального применения устоявшихся словосочетаний, обозначавших типичные явления, к событиям индивидуальной жизни.

В целом словоупотребление в обоих произведениях соответствует стилю, избранным каждым из авторов, тем позициям рассказчика, которые они заняли, принятым каждым из них взглядам на суть автобиографии.