Geum.ru

Как феномен культуры

Вид материалаКнига

Содержание


Отношение к родине
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   27
^

Отношение к родине



Будучи уроженцами Коми земли, Жаков и Сорокин после «выхода в большой мир» продолжают ощущать свою постоянную связь с ней. Жаков посвятил родине большую часть своих художественных произведений, он не только описывает эту землю, но поэтизирует и мифологизирует ее, не уставая воспевать «священные реки» и «божественные села». В идиллических снах он видит совершенный образ своей родины — страны, где человек и природа достигают гармонического сосуществования. Если родная земля служит Жакову источником поэтического вдохновения, то народу коми он отводит видное место в своих провидениях будущего (С.С.Ж., c. 24, 188, 255, 150). В то же время столкновение со многими реалиями жизни коми села вызывало у писателя закономерную горечь, повлекшую многочисленные сетования о судьбе коми человека (С.С.Ж., c.151).

В сходной тональности вспоминает о родине и Сорокин — он так же восторгается первозданной природой коми земли, именует северные леса «соборами живой природы», немногие поэтизированные места его автобиографии относятся именно к описаниям детства. По-иному ученый вспоминает свое возвращение на родину во время борьбы с большевиками. Природа оказалась сурова к беглецам и народной земле им угрожала гибель не только от пули, но и от голода и холода (Д.П., c. 9-10, 123-126).

Жаков и Сорокин считали своим долгом не только воспевать, но и изучать Коми край, их работы стали важным вкладом в этнологию коми1.

В целом родина в произведениях двух мыслителей предстает в трех неравноценных качествах: как идеализированная доцивилизованная страна, прекрасная и священная; как объект научного изучения; как поле приложения социальных, экономических и художественных идей, поле эксперимента, практического творчества, целью которого является доведение страны и человека до заданного идеала. Неуспешность попыток преобразовать родную землю, расхождение между идеалом и действительностью, вызывают двойственность в отношении мыслителей к родному краю и его людям, где ностальгия соседствует с отчуждением.

Отношение родины к своим «блудным сыновьям» также никогда не было однозначным. История отношения к творческому наследию Жакова и Сорокина (как и к ним самим) на родине если и не изучена достаточно, то, по крайней мере, очерчена2. Представляется, что в ней можно выделить, по крайней мере, пять периодов: вначале ими гордились, как людьми прославившими свой край, затем их заклеймили как врагов и представителей чуждого класса, затем подвергли забвению3, в шестидесятые годы последовало новое проклятие в ответ на попытку некоторых представителей интеллигенции вернуть в культурный оборот страны произведения мыслителей, наконец, в девяностые последовал период реабилитации, прославления и публикации книг. В настоящее время Жаков и Сорокин имеют статус «юбилейных генералов», которых охотно чествуют в очередную круглую дату, но к творчеству которых редко обращаются по другому поводу, хотя есть отдельные попытки создания на основе их творческого наследия новых теорий1. Создается ощущение, что изначальное отношение к ним как к «своим-чужим» сохраняется на протяжении всего существования советской культуры и не преодолено до конца по сегодняшний день.

Образование



Начало образованию Жакова и Сорокина, как это и должно быть в традиционной культурной среде, положили их отцы, которые постарались передать сыновьям свою профессию. Степень успешности этих стараний была различна: если Жаков неоднократно в своей автобиографии заявляет о неспособности научиться ремеслу отца (С.С.Ж., c. 63), то Сорокин преуспел в нем, особенно ему нравились сложные в техническом отношении работы по росписи икон и чеканке риз (Д.П., c. 25). Грамоте и счету оба будущих ученых были обучены в раннем детстве родителями или знакомыми. Позже Сорокин будет настоятельно доказывать, что коми вовсе не дикий, темный народ, но напротив занимает третье по грамотности место среди народов России2.

Дальнейшая их учеба показывает, что система отбора талантов в России начала века действовала достаточно эффективно. Жаков был более чем Сорокин «укоренен» в сельской жизни, очевидно поэтому его учеба шла с перерывами, он как бы пытался остановиться, преодолев очередную ступень: начальную школу, уездное училище, учительскую семинарию, реальное училище, первый курс лесного института, но каждый раз обстоятельства и характер заставляли его учиться дальше (С.С.Ж., c. 44, 50, 97, 148). В перерывах между учебой Жаков пытался стать то ремесленником, то рабочим, то крестьянином, то писарем (С.С.Ж., c. 63, 99, 129-131). Учеба Сорокина шла более ровно, но только до того момента, пока он не стал революционером (Д.П., c. 36-37). Вообще учительские семинарии, что в Тотьме, что в Хреново предстают в воспоминаниях обоих ученых как своего рода кузницы вольномыслия. Именно здесь произошло разрушение традиционного мировоззрения у обоих юношей: Жаков вышел из семинарии дарвинистом и материалистом, а Сорокин (не закончивший, правда, всего курса учебы) вынес оттуда революционные убеждения. Отчасти это можно объяснить возрастом, который предрасполагал к восстанию против авторитетов, к радикальному разрыву со всем тем, что они усвоили в детстве. Однако сама культурная атмосфера семинарий не располагала, очевидно, к усвоению богобоязни и державопочитания. Как видно, атеистические и антимонархические идеи проникли к началу ХХ века глубоко в русскую провинцию, пустили корни и дали плоды. Сорокин, благодаря антиправительственной направленности своей деятельности, прошел еще одну школу — значение которой для своей биографии отмечали многие российские интеллигенты — какое-то время он сидел в тюрьме, мягкий режим которой позволял не только общаться с другими революционерами, но и читать революционную литературу (Д.П., c. 38-39).

При получении высшего образования Жаков и Сорокин не искали легких путей. Жаков поступил вначале в Петербургский лесной институт, но, проучившись один год, решил стать священником и бросил учебу. Для поступления в университет обоим пришлось сдавать экзамен за курс классической гимназии, в которой они никогда не учились. Жаков, преодолев этот барьер, поступил на естественный факультет Киевского университета, затем перевелся на филологический и, наконец, на историко-филологический факультет уже Санкт-Петербургского университета (С.С.Ж., c. 158-161, 183-185, 189). Сорокин поступил вначале в Психоневрологический институт, а затем перевелся на юридический факультет Санкт-Петербургского университета (Д.П., c. 53, 59).

При получении ученых степеней у обоих мыслителей возникали серьезные проблемы. Жаков хотел специализироваться по коми филологии, но в России специалистов в этой области практически не было и для защиты магистерской диссертации ему пришлось выучить несколько языков, сдать экзамен по сравнительному языкознанию. В течение ряда лет после защиты он не мог найти работу в вузе (С.С.Ж., c. 251-256). Сорокин специализировался в области социологии, которая в начале века еще не имела официального статуса в российских вузах и не признавалась в научных кругах полноценной наукой. Попытка защитить диссертацию по уголовному праву не была успешной из-за разразившейся революции. Только после революции, написав солидный труд по социологии, которая вошла в 1917 году в число дисциплин изучаемых в университете, он смог защитить магистерскую диссертацию (Д.П., c. 73-77). Ни Жаков, ни Сорокин никогда не защитили докторских диссертаций, последний сознательно скрыл этот факт в своей автобиографии1.

Оба ученых продолжали совершенствовать свое образование на протяжении всей жизни, они не шли в науке по проторенным дорожкам, но прокладывали свои собственные пути, невзирая на встречавшиеся преграды, проявляя при этом незаурядный талант и работоспособность.