Как феномен культуры

Вид материалаКнига

Содержание


Индивидуализм и коллективизм
Сильные люди
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   27
^

Индивидуализм и коллективизм



В культуре Нового времени каждый самобытный автор, творец выступает как индивидуум, ревностно отстаивающий пределы своей авторской самостоятельности. В то же время эти пределы по-разному видятся представителям различных исторических периодов, научных и художественных групп, политических объединений. Поэтому оппозиция «индивидуализм — коллективизм» актуальна при исследовании различных видов творчества, она позволяет выявить ориентацию автора на определенный круг философских, социальных и политических идей, определить степень его взаимосвязи с культурным контекстом эпохи.

В автобиографии Жаков начинает подчеркивать свою «особость» уже в описаниях детства. Герой романа постоянно резко выделяется на фоне окружающих людей в селе, школе, семинарии. Даже изображая дружеские попойки или коллективные драки, автор отмечает уникальность возраста, поведения, силы своего героя. Характерным является и его часто декларируемое желание удалиться от людей и поселиться в глухом лесу (С.С.Ж., с. 84, 97-99). Сорокин, описывая детство, также отмечает необычность своего положения, но, в отличие от Жакова, он оценивает эту уникальность в социальном ракурсе, видя ее отрицательную сторону: из-за бродячего образа жизни им с братом не удавалось стать полноценными членами ни одной сельской общины, едва наладив дружеские и другие связи, они должны были их снова рвать (Д.П., с. 23).

Жаков имел сложный характер, он постоянно подчеркивает свою неуживчивость, неумение ладить с людьми. Его оригинальная манера поведения и резкость высказываний приводила его к конфликтам с окружающими. Современникам он предпочитает мудрецов древности, не случайно в его автобиографии появляется продолжительная беседа с античными философами (С.С.Ж., с. 264, 296-302). Эгоцентризм Жакова напоминает об отношении к миру возрожденческих мыслителей, таких как Никколо Макиавелли, который также считал достойными для себя собеседниками только мудрецов прошлого1. Сорокин, напротив, охотно и подробно описывает товарищеские, дружеские, коллегиальные отношения со многими людьми. И хотя он ограничивает, как правило, свое общение кругом избранных, культурных и образованных людей, но в рамках этого круга он чувствует себя среди своих (Д.П., с. 56-81, 170-173).

Если Жаков скептически относился к деятельности различных общественных организаций и свое членство в некоторых из них не воспринимал серьезно («ни к какому обществу не могу я примкнуть» — пишет он), то Сорокин, особенно в российский период своей жизни, отдавал много сил и времени общественной деятельности. Конечно, партия эсеров, в которой он состоял, была иным типом организации, чем РСДРП. Сам ученый вспоминает, что она не имела четкой идеологии, иерархии, жесткой структуры (Д.П., с. 40), но не следует, и приуменьшать коллективистского характера данной партии, в которой каждый член мог ощущать себя частью активно действующего целого. В Америке Сорокин не был членом какой-либо политической группы и по отношению к различным организациям подобного рода выступал только как критик (Д.П., с. 205).

Герои произведений Жакова всегда являются ярко выраженными индивидуальностями. «^ Сильные люди», как их определяет сам автор, подобно ему странствуют по свету в поисках смысла жизни, достигают духовных высот, одерживают победы в битве с мировой тоской (С.С.Ж., с. 109). Сорокин чаще описывает не столько конкретных людей, сколько представителей определенной социальной группы. Даже тогда, когда он исследует судьбы выдающихся личностей (как, например, в книге «Виды любви и ее сила»), он рассматривает их, прежде всего, как носителей определенных социальных качеств (Д.П., с.228).

Для Жакова одиночество — это не поза, не следствие жизненных случайностей, а мировозренческая позиция. В ницшеанском духе он относит себя к избранным, которые в силах осознать трагедию жизни и вынести ее тяжесть: «мы несли горе бытия на плечах так же, как средние люди несут котомку филистерства» (С.С.Ж., с. 282). Сорокин тоже относит себя к избранным, связывая свою судьбу и деятельность с «благородным, мудрым и созидающим меньшинством», которое он наделяет функцией облагораживающего воздействия на общество (Д.П., с. 167, 230-234).

В науке оба ученых выступают как первопроходцы, создатели и лидеры оригинальных направлений, но если Сорокину удалось остаться в рамках собственно науки и создать нечто вроде школы, то теории Жакова не признаны научным сообществом, а его последователи образуют скорее квазирелигиозную секту1.

Ярко выраженный индивидуализм Жакова и относительный коллективизм Сорокина хорошо вписываются в культурный контекст эпохи, в которую они жили и творили. Разница в двадцать три года обозначает не только принадлежность к разным поколениям, но и органическую связь с разными культурными периодами. Жаков хронологически, содержательно и формально принадлежит так называемому Серебряному веку, значимыми чертами деятелей которого являются индивидуализм, эгоцентризм и преобладающая ориентация на проблемы развития внутреннего мира человека1. Сорокин же в значительной степени был детищем следующего — революционного периода, отличительным признаком деятелей которого является ориентация на коллективистские ценности. Само участие в революционной деятельности требовало подчинения части целому, человека — партийным и групповым интересам. Сорокин прошел революционную школу еще до того как пришел в науку, очевидно поэтому коллективистская ориентация повлияла на его мировоззрение и творчество в целом. Следует отметить, что она отчасти способствовала и его успеху в Америке, поскольку североамериканской культуре вовсе не так уж неприсущи коллективистские устремления, как это иногда пытаются доказать.


Искусство и политика


Два периода в истории культуры и общества первой трети ХХ века характеризуются не только преимущественной ориентацией общественного сознания на индивидуальные либо коллективные ценности, но и доминированием определенной сферы культуры. В Серебряном веке доминирует художественная культура. Естественно, это не следует понимать в том смысле, что другие сферы культуры развивались неполноценно или считались второстепенными. Доминирование художественного начала проявляется в том, что любое культурное произведение осознавалось с точки зрения совершенства его формы, намеренно или ненамеренно эстетизировалось. Доходный дом и обертка для мыла, государственный указ и философский труд, праздничный балаган и террористический акт, солдатские сапоги и речь революционера в суде — все это и многое другое приобретает в начале века эстетическое значение. В условиях развития переходной культуры, когда вся элита грезила новыми временами, художественное творчество становится основным способом преобразования мира, придания ему новой совершенной формы, а художник возвышается до роли творца новых вселенных, которые уже не вмещаются в границы искусства и становятся моделью всей элитарной культуры.

Различные сферы культуры неодинаково восприимчивы к происходящим в социокультурной системе преобразованиям, в частности наука отличается значительной консервативностью. Позитивистская научная традиция, сформировавшаяся в России к середине девятнадцатого века, сохраняет свои позиции в науке начала двадцатого, ее представители старательно охраняют академические бастионы, крайне неохотно допуская в свою среду носителей новых веяний, особенно если те не склоны «играть по правилам». Путь Жакова в науку был труден отчасти и потому, что ортодоксальные ученые видели в нем чужака, так же как и сегодня не считают его сочинения научными современные этнографы и лингвисты. Жаков не мог удержаться в рамках «чистой науки», что впрочем понимал и он сам (С.С.Ж., с. 94). Ученые относились к нему холодно, философы — настороженно, и только в художественной среде он получал признание и поддержку, но даже писатели иногда приходили в недоумение не находя в его произведениях границ между фактом и вымыслом, народной культурой и авторской позицией1. В тоже время, несмотря на свое одиночество и творческую индивидуальность, Жаков вовсе не был уникальной фигурой на культурном горизонте России данного периода. Все его творческие искания — соединение науки и искусства, создание художественных эпосов и мифов, формотворчество, создание универсальной синтетической модели мироздания и системы миропознания — имеют многочисленные аналоги в культуре России и Европы того времени.

Вторая фаза переходного периода в истории России первой трети ХХ века характеризуется доминированием политической сферы культуры. Окончательно преобладание политического компонента обозначилось после революции 1917 года, когда все прочие сферы подчиняются политической злобе дня, но впервые развитие культуры этого периода получает политическую окраску в 1905 году, когда практически вся культурная элита приняла то или иное участие в революционных событиях, в которые было вовлечено и множество «простых смертных». Особое влияние события пятого года оказали на тех, кто только начал приобщаться к высокой культуре: студентов и учащихся, среди которых были Сорокин. И хотя политика не стала для него, как для многих других революционеров, единственным содержанием жизни, она наложила заметный отпечаток на всю его последующую деятельность.

В своей автобиографии Жаков практически ничего не говорит о своих политических взглядах, демонстрируя подчеркнутое равнодушие к проблемам власти. Хотя современные исследователи выяснили, что он участвовал в организации партии и предвыборной кампании в годы первой русской революции, впоследствии он не хотел придавать значение этому эпизоду своей биографии и утверждал свою непричастность к каким-либо политическим организациям (С.С.Ж., с. 319). Сорокин подробно описывает многие события своей политической деятельности. Несмотря на то, что его взгляды на революцию к моменту написания автобиографии изменились, он не осуждает себя в молодости, находя оправдание своей революционной деятельности в том, что царский режим все равно был обречен, характерно для Сорокина и несколько маскировать суть своей подрывной работы, утверждая, что она сводилась исключительно к просвещению рабочих (Д.П., с. 37, 60).

Несмотря на задатки лидера, Жаков никогда не был у власти, не занимал хоть сколько-нибудь значимого поста. Даже властью над учениками в гимназии он пользовался неохотно, предпочитая «демократические» методы преподавания (С.С.Ж., с. 245-251). Сорокин, после революции, вплотную приблизился к высшей власти в Российском государстве, он с удовольствием описывает, как пытался использовать эту власть для предотвращения надвигающейся катастрофы. В США, в течение долгого времени, он возглавляет социологический факультет Гарвардского университета, охотно вспоминая впоследствии чего, добился на этом посту, и какое влияние оказал на судьбы разных людей (Д.П., с. 82-112, 194-214).

Художественная деятельность, поэзия была для Жакова не просто одним из занятий, но способом жизни, как и сама жизнь для него равнялась поэзии (С.С.Ж. С.109). Для Сорокина художественная культура — это важное дополнение основной работы, средство удовлетворить эстетические потребности и способ развития личности, равно как и показатель принадлежности к определенной социальной группе (Д.П., с. 51, 57).

Художественное творчество не ограничивается для Жакова только созданием произведений искусства, оно служит основой для его мировоззрения, именно художественное видение мира позволяет мыслителю объединить мифологию, религию, науку, философию в систему лимитизма. Политика, напротив, почти не проникает в его произведения ни в виде содержания, ни в виде формообразующего элемента. Даже жаковские герои — сильные люди — чуждаются власти над людьми, а если и получают ее, как, например, атаман Шипича, то это власть мистическая, а не политическая1. Будучи заинтересован в изменении судеб финно-угорских народов, Жаков связывает их не с политическими, а с космическими катаклизмами. Наконец, даже внешний вид Жакова выдавал его принадлежность к художественной богеме, которая не желает считаться с формальными стереотипами общественного поведения2. Есть основания полагать, что Сорокин выбрал науку, которой посвятил жизнь под влиянием своих политических взглядов. Социология в начале прошлого века представляла собой едва ли не самую политизированную науку, тесно связанную с революционным отношением к миру. Не случайно официальный статус университетской науки она приобрела в России сразу после Февральской революции, а после Октябрьской ее значение еще более возрастает, хотя уже в ином качестве — марксистской общественной дисциплины, потеснившей все прочие гуманитарные науки3. В 1918 году, отказавшись от непосредственной борьбы с большевиками, Сорокин возвращается к научной и преподавательской деятельности, которая, однако, продолжает восприниматься его врагами и друзьями (а отчасти и им самим) как деятельность политическая (Д.П., с. 144, 153). Непосредственным поводом для личного публичного указания Ленина о высылке Сорокина за пределы России послужила его статья «О влиянии войны», имевшая и по содержанию и по форме социологический характер4. После переезда в Америку научная деятельность ученого не была избавлена от политической окраски — она оказалась в центре интересов сторонников и противников коммунизма. Даже после долгих лет проживания в США Сорокин продолжал объяснять нападки своих противников разницей в идеологических и политических взглядах (Д.П., с. 171, 205). Политика всегда занимала исследователя как объект изучения. Будучи уже зрелым ученым он создает своего рода утопию, в которой призывает ныне действующих политиков передать власть людям мудрым и образованным (Д.П., с. 242). Осуждая безнравственность власти, Сорокин становится в длинный ряд мыслителей включающий Платона, Эразма Роттердамского, Канта. Отрицая циничный прагматизм современной политики, он возвышается над политикой как таковой, превращаясь к концу жизни в своего рода антиполитика, видящего мир в глобальном масштабе, как в свое время он превратился из революционера в контрреволюционера.

В переходные периоды истории культуры человек, как правило, не принадлежит какой-либо одной профессии. Жаков никогда не был только поэтом, а Сорокин только политиком. Искусство и политика были для них не просто сферами деятельности, но способами выразить свое отношение к миру и возможностями его изменить. Эстетически и политически они жили, видели, творили, осознавали себя и окружающих.


Учителя и авторитеты


Культурный облик человека можно реконструировать не только по его собственным произведениям, но и по книгам, которые он читал, мнения авторов которых были для него значимы. Зная имена и произведения, которые почитал данный человек, можно определить его культурные ориентации, интересы и вычислить место, которое он отводил себе в культурном пространстве. Оба ученых упоминают в автобиографиях немало имен людей, которых они считали своими учителями, авторитет которых был для них значим на протяжении всей жизни или больших ее отрезков. Список таких имен в каждой из биографий насчитывает более шести десятков, причем многие из них упоминаются не раз.

Первым и последним своим авторитетом Жаков делает отца: тот начинает учить его мудрости жизни, он же замыкает череду античных мудрецов, беседу с которыми представляет писатель (С.С.Ж., с. 26, 297). Сорокин отвергает отцовский авторитет уже в детстве, в какой-то степени отца ему заменяет дядя Василий, которого он именует «прирожденным сказочником и поэтом», притом, что соседи считали его колдуном (Д.П., с. 20).

С образом отца у Жакова смыкаются образы сказочников-крестьян, олицетворяющие его музу, поучающие и наставляющие его на протяжении всей автобиографии (С.С.Ж., с. 25, 29, 137). Эти образы, как и многое в произведениях писателя, отчасти восходят к реальным сказителям, отчасти выдуманы писателем, они являются персонификацией народной мудрости, причем не только коми, но всех народов мира — не случайно Жаков часто называет своих героев индоевропейскими именами — Каликарито, Каролидо. Наряду со сказками (часто поминается Шехерезада) авторитетными текстами для мыслителя были эпические поэмы «Махабхарата», «Калевала», «Илиада». Чаще всех прочих авторов Жаков упоминает Гомера, имя которого в автобиографии встречается не менее десяти раз. Из европейских писателей чаще других упоминается Сервантес (8 раз), кроме того, встречаются имена Ариосто, Лесажа, Рабле, Гоголя, Лонгфелло, Свифта, Мильтона, Байрона, Гете, Шелли, Дефо, Вальтера Скотта, Шатобриана, Толстого, Достоевского (С.С.Ж., с. 53, 127, 136, 142, 177, 184, 248, 274 и др.). В большинстве это писатели романтического направления, авторы приключенческих, фантастических и сказочных произведений. Творчество многих из них связано с переходными эпохами и периодами в истории европейской культуры: Возрождением, барокко, романтизмом, идеи и методы которых были близки культуре начала двадцатого века. Количество писателей упоминаемых в автобиографии Сорокина гораздо меньше и встречаются они только однажды в том месте, где ученый пишет о своем приобщении к европейской высокой культуре. Он упоминает Пушкина, Гоголя, Тургенева, Толстого, Достоевского, Марка Твена, Чарльза Диккенса (Д.П., с. 31). Совпадения относятся только к авторам первой величины, безусловным лидерам в русской литературе, чьи имена почитались всеми (так Толстой и Достоевский, несмотря на идейные разногласия, попали даже в список великих людей, который составили после революции большевики с целью увековечивания их имен1).

В отличие от Жакова Сорокин приводит немало имен авторов и практиков революционной направленности: Михайловского, Лаврова, Маркса, Энгельса, Бакунина, Кропоткина, Брешковскую, Чайковского, Савинкова, Плеханова, Чернова, Ленина (последнего в негативной окраске) (Д.П., с. 39 и др.). Из всех этих имен Жаков упоминает только Маркса и то с чужих слов: «Звали меня изучать Карла Маркса» (С.С.Ж., с. 320).

В обеих автобиографиях встречается значительное количество имен философов и ученых. Жаков перечисляет немало имен античных философов, чаще других он вспоминает Платона (6 раз) (С.С.Ж., с. 110, 297 и др.). Сорокин использует имя Платона только однажды, демонстрируя относительность представлений о том, что такое наука (Д.П., с. 219). Из новоевропейских философов Жаков чаще других вспоминает Канта, с которым у него устанавливаются своеобразные личные отношения, в частности писатель обвиняет его в своем юношеском разочаровании в жизни, которое едва не привело его к самоубийству. Кроме того, он пишет о Юме, Тэне, Гегеле, Спенсере, Милле, Соловьеве, Штирнере, Конте, Шеллинге, Ницше (С.С.Ж., с. 73, 139, 145, 176, 186, 273). Хотя у Сорокина и встречаются косвенные указания на знакомство с идеями различных философов (например — Ницше), но упоминает он в основном имена тех, кого знал лично: Н.О. Лосского, П. Новгородцева, П. Струве, не считая Канта и Спенсера (Д.П., с. 39, 59, 60, 164). Из ученых у Жакова можно встретить имена Дарвина, Якова Бернулли, Ломоносова, Хандрикова, Бехтерева и целого ряда учивших его профессоров (С.С.Ж., с. 81, 106, 159, 183, 332). Сорокин, чаще, чем других, вспоминает тех ученых, с которыми был близок: Жакова, Де Роберти, Ковалевского, Бехтерева, Петражицкого, Ростовцева, многочисленных американских знакомых и учеников. Большинство других имен принадлежат социологам, трудами или мнением которых интересовался ученый (более 20 человек) (Д.П., с. 56, 59, 164, 172).

Для того чтобы проследить какое конкретное влияние оказал на мыслителей каждый из упомянутых ими авторитетов, требуется отдельное исследование. Подводя предварительные итоги можно утверждать, что списки имен из двух автобиографий практически не совпадают. Жаков в большей степени ориентирован на авторитеты прошлого, на философов и литераторов. Сорокин — на современников, ученых и революционеров, хотя в поздний период творчества его отношение к мудрецам древности, очевидно, несколько меняется, но и тогда они для него были в большей степени объектами изучения (Д.П., с. 228, 230). Жаков пишет о людях прошедших эпох с такой эмоциональностью, будто хорошо их знал, а Сорокин большинство своих знакомых описывает отстранено, не поддаваясь эмоциям.


Научные интересы и темы работ


Мотивация выбора темы научной работы у Жакова и Сорокина различна. Первый устойчиво связывает этот выбор с определенным своим внутренним состоянием, которое возникает под влиянием знакомства с новыми произведениями и людьми. Познакомившись с творчеством Гомера, он решает создать эпос Севера, задумавшись о смысле жизни и творчества, он решает создать теорию всемирного синтеза. Второй руководствуется при выборе темы исследования внешними обстоятельствами своей жизни. Попав в тюрьму, он заинтересовался проблемами наказания и «лицами девиантного поведения», став участником революции, он исследует ее влияние на общество, столкнувшись с голодом, он пишет работу о его влиянии на человека, став мигрантом, он увлекается теорией социальной мобильности.

Ближе всего научные интересы двух ученых сходятся, когда они занимаются изучением своей родины с позиций этнологии, но в научной биографии каждого этнологические штудии были сравнительно кратким эпизодом. Разброс интересов Жакова был, несомненно, шире, он увлекался одно время астрономией и математикой, вникал в некоторые проблемы физики (С.С.Ж., с. 174, 233). Сорокин всегда оставался в границах проблематики гуманитарных наук. Жаков никогда не занимался проблемами права и власти, а Сорокин — проблемами развития языка и литературы (специализировано). Жакова привлекали темы близкие такому направлению мысли как «философия жизни», а также религиозным исканиям русской философской мысли: «Мировая скорбь и пессимизм», «Поэзия Аполлона и Диониса», «Бог в природе и человеке», «Есть ли душа и бессмертна ли она» (С.С.Ж., с. 233, 244, 320). Он написал статьи о творчестве таких современных ему писателей-неоромантиков как Кнут Гамсун и Леонид Андреев. Сорокина, особенно в ранний период его творчества, интересуют вещи более земные и объективированные: революция, голод, эффективность труда, бюджет времени, сексуальная революция (Д.П., с. 156, 178, 209, 235).

Для обоих ученых характерен устойчивый интерес к человеку, проблемам становления и развития его личности, его внутреннего мира. Оба они имели отношение к психологии как институционально (Жаков состоял членом Психологического общества, преподавал в Психоневрологическом институте, а Сорокин учился в этом институте один год), так и методологически (оба используют психологические подходы и термины в своих работах на разные темы). Оба мыслителя интересуются структурой внутреннего мира человека: Жаков больше на своем личном опыте, обобщая наблюдения о раздвоенности души (С.С.Ж., с. 119, 325), Сорокин строит универсальную структуру личности, полемизируя с психоанализом и, опровергая устоявшиеся в западной науке представления о бессознательном, в частности он предложил обозначить высшие духовные способности человека как «сверхсознательное» (Д.П., с. 232-233).

Обоих мыслителей в равной степени волнует проблема преображения человека, его духовного содержания, причем не только под постепенным воздействием воспитания и образования, но и взрывообразное — под воздействием критических жизненных обстоятельств или душевного потрясения. Именно по отношению к этой проблеме позиции двух ученых оказываются особенно близки (не формально, но по существу): духовное преобразование человека представляется им обоим главным моментом жизни и залогом ее результативности.