Как феномен культуры

Вид материалаКнига

Содержание


В. П. Ефименко
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   27
^
В. П. Ефименко
Историческая личность в историческом романе
(В. Бласко Ибаньес и Ф. Купер)


Жанр исторического романа сопровождал испанского писателя на всех поворотах его творческого пути. Биографы Бласко Ибаньеса1 упоминают о том, что уже в начале своей писательской карьеры он отдал дань этому жанру в романе «Граф Гарси Фернандес». Эта была первая проба пера в романтическом духе, которую сам писатель счел неудачной, почему позднее роман этот не переиздавал. Но в начале 1900-х годов, работая над бытописательным натуралистическим циклом «валенсианских романов», Бласко Ибаньес, полвидимости, отвлекаясь от жгучих современных проблем, создает исторический роман об эпохе римского завоевания иберийского полуострова — «Куртизанка Сонника» (1901). В 1920-е годы, воплощая в жизнь замысел своего цикла «южноамериканских романов», писатель параллельно работает над исторической дилогией — романами «Морской Папа» (1925) и «У ног Венеры» (1926). Наконец, посмертно была издана еще одна историческая дилогия Бласко Ибаньеса, посвященная открытию Америки испанскими мореплавателями — романы «В поисках Великого Хана» (Христофор Колумб)» и «Рыцарь Богоматери (Алонсо де Охеда)».

Роман «В поисках Великого Хана» имеет подзаголовок «Христофор Колумб» и рассказывает в основной своей части об истории первой морской экспедиции генуэзского (как принято считать) авантюриста в поисках западного пути в Индию в 1493 году, приведшей, как позднее выяснилось, к открытию нового континента. В авторском послесловии к роману «Тайна Колумба» Бласко Ибаньес говорит, что занимался загадочной личностью своего героя с 1910 года и «прочитал все написанное о нем хронистами той эпохи и авторами наиболее значительных сочинений последующих веков»2.

Действительно, источников для реализации обширного замысла писателя — Бласко Ибаньес в том же послесловии пообещал посвятить последним годам Колумба свой будущий роман «Рождение Америки» — к началу ХХ века было известно уже немало. Важнейшие из них — это опубликованные в 1825 году М. Фернандесом Наваррете документы, относившееся к путешествиям Колумба, в числе которых договор с королями-католиками от 17 апреля 1492, даровавший Колумбу титул «адмирала и вице-короля всех островов и материков, которые он ...откроет... в морях-океанах», и дневник первого плавания в литературной обработке Б. де Лас Касаса1. В 1828 году секретарь американского посольства в Мадриде и писатель-романтик В. Ирвинг выпустил объемистую книгу «История жизни и путешествий Христофора Колумба», а спустя три года, будучи уже секретарем американского посольства в Лондоне, издал ее продолжение — «История путешествий и открытий спутников Христофора Колумба». В 1838 году еще один американец У. Прескотт на основе своих архивных изысканий опубликовал монографию «История царствования Изабеллы и Фердинанда». Книги У. Прескотта и В. Ирвинга стали основными источниками для романа Ф. Купера «Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Катай» (1840), в центре которого первое плавание Колумба к берегам Нового Света2. Наконец, в 1875 году был напечатан основной труд испанского гуманиста XVI века, защитника индейцев Америки от произвола колонизаторов, современника Колумба — Б. де Лас Касаса «История Индий», книга, пролежавшая в архивах свыше 300 лет. Правда, первый свой обвинительный акт испанским конквистадорам Нового Света — «Кратчайшее сообщение о разорении Индий» Лас Касас опубликовал еще в 1552 году, и этот трактат, впоследствии часто использовавшийся противниками Испании в конъюнктурных политических целях, неоднократно переиздавался на разных европейских языках на протяжении XVII-XIX веков, вплоть до нью-йоркского издания 1898 года, когда США объявили войну Испании.

Создавая в своем романе двойственный образ автора — всеведущего романиста, с одной стороны, и критически мыслящего историка, c другой, Бласко Ибаньес не скрывает многих своих источников. Он цитирует «Дневник» Колумба: «Как явствует из текста романа, напечатанное в кавычках — отрывки из писаний самого Колумба или людей его времени» (367), не раз ссылается на Б. де Лас Касаса. Упоминает писатель и современных ему ученых-историков, например, мексиканца Карлоса Перейру, автора 8-ми томной «Истории испанской Америки», так же, как и Бласко Ибаньес, нелицеприятно характеризовавшего Колумба как личность: «В юности и в зрелые годы он был, как говорит Перейра, / ... / типичным «авантюристом, человеком, не знающим другой родины, кроме той, которая ему выгоднее»« (370). Однако имен Вашингтона Ирвинга или Фенимора Купера на страницах романа Бласко Ибаньеса мы не встретим. Думается, что это не случайно.

Сравнивая повествование о Колумбе Бласко Ибаньеса с книгами американских романтиков, мы заметим, безусловно полемическую направленность романа «В поисках Великого Хана». Предмет полемики, в первую очередь — личность Колумба. В сочинениях В. Ирвинга перед нами возникает история выдающегося человека, уверенного в своем высоком предназначении, и целью автора оказывается — «описать подвиги и открытия морехода, который первым проник в таинства гибельной стихии, первый презрел ее опасности, и глубоким гением, непобедимым упорством и героическим мужеством соединил два крайние предела земли»1. Для Ирвинга, Колумб — одни из «могучих гениев, называемых титанами Возрождения» (17), и даже религиозные суеверия генуэзца представляются «возвышенными и величественными» (39). Так, убеждая католических королей Фердинанда и Изабеллу предоставить средства для экспедиции, Колумб обещает направить сокровища, которые найдет в стране Великого Хана, «на благочестивый подвиг освобождения Гроба Господня из рук неверных» (87). В то же время Колумб у В. Ирвинга подчас выглядит одиноким байроническим героем2, который разочарован в окружающих, предавших его во имя корысти братьях Пинсонах, противостоит фанатикам-невеждам из Саламанкской ученой комиссии, проявляет несгибаемую волю в моменты смертельной опасности морских штормов или угрозы бунта на корабле.

В фактологической своей основе роман Бласко Ибаньеса во многом совпадает с книгами В. Ирвинга, хотя некоторые частности личной жизни Колумба, у Ирвинга лишь вскользь упомянутые, как любовная связь с Беатрисой Энрикес, результатом которой было появление у Колумба второго сына — Фернандо, в романе Бласко Ибаньеса преобразуются в развернутые сюжетные линии. Но принципиально отличной оказывается у испанского писателя трактовка личности Колумба, целей и результатов его деятельности. Для испанского романиста Колумб — отнюдь не титан Возрождения, он «не был ни Коперником, ни Галилеем» (379), а свои планы строил «на основе вычитанного им из общедоступных сочинений энциклопедического характера и романов о путешествиях» (378). Колумб не был для Бласко Ибаньеса ни ученым человеком, ни святым человеком, ни религиозным подвижником. Алчный, тщеславный, неблагодарный, он «дурно отзывался обо всех, решительно обо всех участниках своих путешествий» (378), но все же был человеком незаурядным, «наделенным пламенным воображением и поразительной силой воли» (378). Совершенное им нельзя назвать открытием, поскольку он совсем не стремился к обнаружению Нового Света, это была случайная находка, ведь Колумб «жил и умер в полном неведении относительно существования еще одного континента — Америки, оставаясь уверенным в том, что он побывал где-то невдалеке от Восточной Азии» (378). Подлинным героем романа Бласко Ибаньеса оказывается сама Испания конца XV века в ее действительных, а не надуманных, как это было у Ф. Купера, конфликтах и контрастах: завершение Реконкисты и становление абсолютизма, распространение гуманизма и произвол инквизиции, развитие мореплавания и изгнание евреев.

Бласко Ибаньес, действительно, рассматривает открытие Америки как дело общенародное, как героическую страницу национальной истории. Уже первое путешествие Колумба «в последние дни стало общенародным делом», и последующие плавания к новым землям «всегда являлось общим делом, делом народных масс, делом всего испанского народа» (158). А вторая сюжетная линия — собственно романическая история юного испанца Фернандо и его возлюбленной, еврейской девушки Лусеро — вводит в произведение острейшую национально-религиозную проблему изображаемого времени. И в романе закономерно появляется символическая сцена встречи двух флотилий — идущей на поиски новых путей в Индию флотилии Колумба и державшей курс на африканский берег флотилии изгнанников-евреев, «суда которых казались гробами, переполненными вопящими мертвецами» (175). Здесь предстает перед читателями вся сложность этой противоречивой, а отнюдь не идеализируемой исторической эпохи.

Существенно иначе выглядит та же эпоха в романе Ф. Купера «Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Катай». Ф. Купер следует за В. Ирвингом не только в изложении фактов жизни и путешествия Колумба, но и в идеализации личности генуэзского мореплавателя. Как и для В. Ирвинга, Колумб для Ф. Купера — личность ренессансного масштаба и романтической исключительности, ведь «его широкий ум, ученость, искусство и опыт мореплавателя намного превосходили все, что было доступно сознанию его современников» (403)1. Колумб в романе превосходит всех окружающих его и в нравственном, и в интеллектуальном отношении. Его суждения «основывались на установленных наукой фактах, а не на суевериях и заблуждениях того грубого века» (96), им движут исключительно высокие идеалы, он стремится «послужить во славу науки и на общее благо» (152), он надеется, что в результате его путешествия «сокровища Индии хлынут потоком в кастильскую казну» (165), а самым важным следствием его открытий будет «освобождение Гроба Господня от власти неверных» (168). При этом Ф. Купер опускает некоторые факты, не соответствующие создаваемому им иконописному лику героя, субъективно препарирует другие. Так, оказывается, что моряки как бы самовольно «захватили нескольких местных жителей, чтобы привезти их в Испанию в подарок Изабелле» (312), а нелепые записи из дневника Колумба о существовании острова Матинино, где якобы живут одни женщины, как и утверждение о том, что на острове Бохио (Гаити) обитатели его едят человеческое мясо, звучат в романе из уст невежественного матроса.

Ф. Купер строит свое повествование по традиционной схеме вальтер-скоттовского исторического романа, в котором вымышленные «сюжетные» герои являются протагонистами любовной интриги, разлучаясь в начале произведения, чтобы после решения основного исторического конфликта благополучно соединиться в конце. Но причина разлуки юного графа Луиса де Бобадильи с его возлюбленной Мерседес де Вальверде кажется просто надуманной. Оказывается, что репутация «морского бродяги» вредит юноше в глазах его родной тетки, опекунши сироты Мерседес, и препятствует браку. Для того чтобы исправить положение, он должен принять участие в готовящемся плавании Колумба и уподобиться рыцарям Гроба Господня в глазах королевы Изабеллы, также принимающей участие в судьбе юной сироты. Только в этом случае дон Луис получит разрешение на брак с любимой Мерседес. И юный граф под вымышленными именами Педро Муньоса и Педро Гутьерреса становится ближайшим спутником Колумба в его первом плавании.

Персонаж с именем Перо Гутьерреса появится перед читателем и в романе Бласко Ибаньеса «В поисках Великого Хана». Но это будет алчный и напыщенный негодяй, ссудивший деньги Колумбу и во время экспедиции преследующий юных влюбленных — Фернандо и переодетую в мужской наряд Лусеро. Они должны были покинуть Испанию, чтобы не разлучаться, иначе, еврейской девушке грозит депортация вместе с семьей после вынужденного брака с кем-то из единоверцев. Случайно встретив Колумба, бежавшие из дома молодые люди нанимаются к нему в услужение. Во время плавания их тайна раскрыта Перо Гутьерресом, который пытается убить Фернандо и насильно овладеть Лусеро, но в схватке с юношей гибнет сам. Возникает вопрос, случайно ли это совпадение имен? Нет ли здесь сознательного пародийно-полемического смысла? Можно предположить, что и есть. Заметим, однако, что, безусловно, превосходя Ф. Купера в постановке исторической проблематики, Бласко Ибаньес в ее раскрытии оказывался не свободен от некоторых литературных штампов: развитие романического сюжета с плаванием влюбленных на корабле Колумба, где юная Лусеро, переодетая в мужской костюм, играет роль пажа адмирала, сильно отдает театральной условностью испанской ренессансной комедии.

И все же констатируем, что «сюжетные герои» Бласко Ибаньеса оказываются в коллизии реально-исторической, отнюдь не надуманной. В романе «В поисках Великого Хана» вполне в духе — а не по схеме — В. Скотта события, меняющие облик всего общества, вторгаются в частную жизнь отдельного человека, определяя его судьбу.

Третья часть романа, озаглавленная «Убогий рай», существенно пополняет его проблематику не только противопоставлением двух цивилизаций — алчной цивилизации европейцев и естественной жизни человека на лоне природы в «нищем раю» индейцев, но, главным образом, столкновением двух типов сознания — религиозного христианского и языческого индейского, взаимно заблуждающихся относительно друг друга, что было чревато, по мысли писателя, трагическими последствиями кровопролитных конфликтов.

Тотальный мифологизм сознания американских аборигенов проявляет себя не только в обожествлении «белых волшебников», но и в непредсказуемом крушении авторитета недавних кумиров, не понявших роковых для себя последствий случайного каприза природы. Крушение «Санта-Марии» подрывает ореол божественности белых пришельцев в глазах индейцев, для которых «все подвергшиеся подобному бедствию безжалостно обрекаются на смерть с той минуты, как их окропила морская вода» (310). В религиозном сознании Колумба гибель «Санта-Марии» — знак свыше, чтобы оставить в новых землях часть экипажа, но гарнизон наспех построенной крепости Навидад обречен на гибель. «Все они будут бесследно поглощены вихрем этих нагих меднокожих людей, которые сметут их с лица земли, едва скроются на горизонте «плавучие леса» белых волшебников» (324).

В романе «Рыцарь Богоматери» попытка священника, прибывшего с Алонсо де Охедой, зачитать группе индейцев «формулу», которая утверждает верховенство папы римского в христианском мире и власть испанского короля над новооткрытыми землями, приводит к кровопролитному столкновению, в результате которого погибает вместе с другими испанцами раненый отравленной стрелой Хуан де ла Коса. Затем целая индейская деревня сожжена со всеми жителями в отместку отрядом Охеды и Никуэсы.

В полемике с апологетикой Колумба Бласко Ибаньес в своей дилогии встает на позицию исторического скептицизма, акцентируя моменты случайности и в судьбе адмирала, и в судьбе нового континента. Если бы суда Колумба в первом путешествии плыли прямо на запад, не меняя курса, то оказались бы у побережья Флориды, населенного воинственными племенами, и были бы обречены на гибель: «можно сказать с почти с полной уверенностью, что в этом случае им не удалось бы возвратиться в Испанию» (214). Сам Колумб, убежденный, что открыл земли восточной оконечности Азии, что в ту эпоху идентифицировалось с Индией, по этой причине и дал кротким обитателям «нищего рая» имя «индейцев», и они сохранили за собой навсегда «как имя данное на крестинах истории, это бессмысленное и неправильное название» (239).

Очевидно, история, для Бласко Ибаньеса, непредсказуема, потому волей случая отмечены и судьбы других первопроходцев Нового Света. Так, Эрнан Кортес, случайно повредив ногу на охоте, не смог принять участие в очередной экспедиции Охеды, трагически сложившейся для большинства ее членов. Если бы Кортес участвовал в ней и даже спасся бы в числе немногих, то, «подобно Писарро, провел бы долгие годы в Дарьене и Панаме, а завоевание Мексики задержалось бы на десятилетия или было бы осуществлено совсем другими командирами» (207)1.

Дилогия о Х. Колумбе совершенно отчетливо выявила общую тенденцию этого сегмента творчества Бласко Ибаньеса, условно нами обозначаемую как «беллетризация жанра», то есть превращение исторического романа в любовно- психологический с историко-биографическим фоном. Уже в «Куртизанке Соннике» писатель, ориентируясь, вероятно, на вкусы массового читателя, удваивает традиционную любовную интригу, связывающую вымышленных «сюжетных» героев — Актеона и Соннику, Эросиона и Ранто. Не довольствуясь этим, Бласко Ибаньес изобретает здесь и исторически нелепую, но вполне мелодраматически эффектную любовную связь Ганнибала с предводительницей отряда «амазонок из племени гарамантов» Асбитой, ценою жизни спасающей уже охладевшего к ней вождя карфагенян от поражения. И «В поисках Великого Хана», как уже говорилось в другой связи, помимо романической истории юных влюбленных Фернандо и Лусеро немалое место заняло и изображение любовной связи самого Колумба с Беатрисой Энрикес, поддержавшей «человека в рваном плаще» в трудную пору его жизни и отвергнутой тщеславным «адмиралом океанического моря» после его триумфального возвращения из первого плавания. Во втором романе «американской» дилогии морские и военные предприятия Алонсо де Охеды, показанные Бласко Ибаньесом, в основном, в точном соответствии с известными историческими источниками, щедро дополнены романическими ситуациями, в источниках отсутствующими. Дон Алонсо поддается искушению со стороны прекрасной Анакаоны, одной из жен плененного касика Каонабо, считая, в соответствие с конкистадорской психологией своих современников, этот грех вполне простительным, ибо совершен он с «существом неразумным, не приобщенным к божественным истинам», поскольку индианка «никогда не была крещена» (94). Вернувшись в Испанию разочарованным в Колумбе, Охеда узнает о смерти своей возлюбленной доньи Исабель, дочери лиценциата Эрбосо. Во время своего второго путешествия по Америке герой обзаводится любовницей-индианкой, крещеной под именем Исабель, с которой впоследствии он прижил троих детей. Однако, испытывая чувство душевного одиночества, Охеда предпринимает любовную атаку на Лусеро, жену Фернандо Куэваса, своего сподвижника, находящегося в этот момент в Испании. В конце романа герой, всеми оставленный, умирает в нищете, а искренне любившая его Исабель кончает жизнь самоубийством на его могиле. Здесь возникает и впечатление скрытого пародийного — в широком смысле пародии без комической направленности — перевертывания романического сюжета куперовской «Мерседес из Кастилии» в книге испанского писателя.

Так, куперовский дон Луис на Гаити спасает юную индианку Озэму от притязаний жестокого и сластолюбивого Каонабо и везет ее в Испанию. Во время смертельно опасного шторма на море он дарит юной туземке свой нательный крест, чтобы она могла уповать на милость божью. Этот подарок влюбленная в рыцаря Озэма истолковала как свадебный, и, оказавшись во дворце испанских королей, она простодушно объявила, что дон Луис женился на ней во время плавания, хотя безупречно верный рыцарь доньи Мерседес ни о чем таком даже не помышлял. Недоразумение это становится новым препятствием к браку Луиса и Мерседес, но свидетельство Колумба в пользу юноши и смерть красавицы индианки в суровом европейском климате разрешают мнимую коллизию. В финале романа счастливые молодожены Луис и Мерседес провожают в путь вторую экспедицию Колумба. Сюжетная канва этого «шедевра скуки в форме романа о Колумбе»1 кажется намеренно переосмысленной в книге испанского писателя. Вместо целомудренного рыцаря, спасающего индианку из рук свирепого касика — конквистадор, согрешивший с женой плененного им ранее касика, вместо безответно влюбленной индианки, умирающей на чужбине — соотечественница-возлюбленная, умирающая в отсутствие героя, наконец, вместо счастливого брака добродетельных героев — сожительство героя с туземкой и трагическая смерть обоих.

Прямая и скрытая полемичность большинства исторических романов Бласко Ибаньеса представляется вполне естественной в свете общего пафоса этого жанра в творчестве писателя. Обе исторические дилогии Бласко Ибаньеса можно охарактеризовать как доктринальные, поскольку основной целью автора оказывается восстановление исторической справедливости в отношении соотечественников за рубежами родины и развенчание романтической идеализации «героя» и абсолютизации роли личности в истории.