Рецензенты: доктор медицинских наук А. М. Иваницкий, доктор медицинских наук Р. И. Кругликов симонов П. В. и др
Вид материала | Книга |
СодержаниеШуит, Рен, Сах, Ка, Ба и Ах |
- Лицензированная медсестра, Эрик Ван Вийнгаерден, доктор медицинских наук, Херман Боббаерс,, 1773.58kb.
- «Дагестанская государственная медицинская академия Федерального агентства по здравоохранению, 546.66kb.
- В. О. Бернацкий доктор философских наук, профессор; > А. А. Головин доктор медицинских, 5903.36kb.
- «Российский научный центр восстановительной медицины и курортологии Росздрава», 372.3kb.
- Лазерная фотодинамическая терапия ожоговых ран (экспериментальное исследование) 14., 295.89kb.
- Демидчик Ю. Е. доктор медицинских наук, член-корр. Нанб, профессор, ректор Белмапо,, 970.61kb.
- Халиф Игорь Львович Доктор медицинских наук, профессор Бредихина Наталия Андреевна, 579.47kb.
- Рохлина Майя Леоновна доктор медицинских наук, профессор Игонин Андрей Леонидович доктор, 564.38kb.
- Sante Bureau Regional de l'Europe Всемирная Организация Здравоохранения Европейское, 677.15kb.
- «Слова о Полку Игореве», 3567.27kb.
Шуит, Рен, Сах, Ка, Ба и Ах
Жрецы в масках остались на своих местах, а мы с Тотхотепом отправились к одной из молелен. Над узким проходом в нее я увидел изображение двух воздетых рук, а по бокам – двух птиц с человеческой головой и фонариками в лапах.
– Не фонарики это, а Око Уджат – символ оживления, – не преминула поправить меня тень юноши.
Из полумрака гипостильного зала мы перешли в еще больший сумрак; несколько красных огней светильников не столько рассеивали мглу, сколько слепили мне глаза, и сперва я ничего не видел, кроме этих лотосообразных язычков неподвижного пламени. Затем стал различать тени: множество теней, перемещавшихся по полу и по стенам святилища. Я увидел, что юноша теперь отбрасывает несколько теней, причем их число постоянно меняется: то их две, то целых четыре, и они часто сливаются с Другими тенями, юноше не принадлежащими.
– О да, в этой стране крайне непросто с представлениями о духовном, – заметил таинственный голос. Одна из теней юноши соприкоснулась с моей тенью, и Ка-Мериамун продолжал:
– Речь пойдет о том, что ты называешь «внутренней духовностью» и что, как я понимаю, интересует тебя в первую очередь. Тут ваши ученые особенно путаются. Неудивительно. Во-первых, крайне неясна грань между внешним и внутренним. Помнишь голос, который подсказывал тебе слова, когда ты разговаривал с сановником. Где он звучал? Снаружи или внутри тебя?
Во-вторых, их слишком много этих «душ», которые ты ищешь. У одного человека по крайней мере пять: Ка, Ба, Ах, Шуит и Рен. А у богов и владык, которых вы называете фараонами, их еще и по нескольку. Например, у Ре, как подсчитали ваши ученые, семь Ба и четырнадцать Ка.
«А что значат эти Ка, Ба и прочие на русском языке?» – подумал я, и Ка-Мериамун ответил:
– В-третьих, в полноте своего значения они непереводимы на ваш язык. Поэтому Ка, Ба и Ах оставим без перевода, а Шуит и Рен давай условно переведем, чтобы ты не запутался: Шуит значит «тень», а Рен – «имя».
– В-четвертых, – продолжал невидимый мой собеседник, – этими духовными сущностями (так будем их называть, тоже весьма условно) обладают не только боги и люди. Ка, например, есть у реки: помнишь Тотхотеп поклялся: «Как пребывает Ка Реки...»? Ка или Ба есть у деревянной модели каравая, оставленной в гробнице; у слова, начертанного на стене, – ваши ученые называют эту «душу» «детерминативным знаком». Есть «души» у храмов, статуй и фигур, изображенных на плоскости.
В-пятых, духовные сущности одного индивидуума могут сливаться одна с другой. Например, Ка – с Шуит-Тенью. Вот я – Ка юноши одновременно и Тень его. В текстах, которые ваши ученые называют «Книгой мертвых», ты прочтешь слова умершего: «Я – Слово, которое никогда не будет уничтожено в моем Имени – Ба», то есть Имя-Рен и Ба вроде слитны. И наконец, Ах можно рассматривать как слияние и Ка, и Ба, и Тени, и Имени, и даже Сах – «священных останков», то есть мумии.
Мало того, что у одного индивидуума духовные сущности сопрягаются. Ка от бога может передаться фараону, от фараона – его сыновьям или особо приближенным к нему лицам. После смерти Ба фараона становится Орионом или Сириусом, но ведь Орион – это Ба Осириса, а Сириус – Бат Исиды. «Прекрасная Ба» Ре, оказывается, произошла из сердца Осириса. А с тех пор как Атум-Хепре обнял порожденных им Шу и Тефнут, его Божественное Ка и в них пребывает. Кстати, и обнял-то он их, как говорится в «Текстах пирамид», «руками Божественного Ка».
– В-шестых, – продолжал Ка-Мериамун, – именно пребывание духовных сущностей – крайне сложный вопрос. В одних текстах местонахождением Ба указывается голова, в других – живот, но чаще всего – сердце. А в «Книге мертвых» некто Ани обращается к своему сердцу: «Ты мое Ка, пребывающее в теле моем». Так что же в сердце: Ка, или Ба, или обе духовные сущности? После смерти Ба фараонов сливаются со звездами. Но в сказании, которое вы называете «Рассказ Синухета», утверждается, что фараон Сехотепибре, то есть Амунемхат I, «был восхищен на небо и соединился с солнечным диском, божественная плоть слилась с тем, кто ее сотворил». Но как так «божественная плоть», когда мумия фараона сейчас пребывает в своей пирамиде, на севере этой страны, в местечке, которое ваши географы называют Лиштом?
Наконец, в-седьмых, это я сейчас весьма вольно отнес Ка к мужскому роду, а Ба к женскому. У них несколько родов. У мужчин – Ка и Ба, у женщин – Хемсут и Бат. И вернее всего присвоить им род средний, ибо они не он и не она, а скорее некое существо, к которому эти люди обращаются на «ты».
– Видишь, сколько неясностей и какая путаница, – заключил Ка-Мериамун. – Неудивительно, что ваши ученые блуждают в потемках. Те, что поосторожнее, заявляют, что ни в одном современном языке невозможно найти термин, полностью раскрывающий содержание Ка и Ба в египетском понимании70, что эти и другие духовные сущности в многогранном своем значении остаются полностью неразгаданными71. Те же, что посмелее, определяют, как бог на душу положит.
«Вместо того чтобы иронизировать над египтологами, возьми и сам объясни. Ведь ты, кто б ты там ни был, все же древний египтянин, – подумал я, и Ка-Мериамун – мне показалось, что он рассмеялся:
– Вот-вот! Ты сам решил эту загадку: «Кто б ты там ни был!» Вот и здешние люди не знают, кто я есть, и именно так относятся ко мне.
«Не понял», – подумал я, а тень объяснила:
– В большинстве вопросов ваши ученые считают древних людей если не глупее, но намного наивнее и поверхностнее себя. Однако едва речь заходит о различного рода духовностях, как сразу же высокомерие прячется, как улитка в панцирь, и начинается: до нас дошло-де слишком мало исторических свидетельств, не можем мы представить их картину в той полноте... Да не было этой полноты – вот в чем штука! Иначе б и одного дошедшего до вас текста оказалось достаточно. Возьми для сравнения платоновского (как вы считаете) «Тимея». В одном диалоге – такая полнота, что до сих пор ей изумляются ваши философы.
На гранитном алтаре, украшенном цветами розового лотоса, я увидел всякую снедь: какие-то мясные блюда, обложенные овощами; кувшин с молоком и кувшин с пивом. Один из жрецов в маске павиана, приблизившись к небольшому каменному сооружению с деревянными дверцами, снял с них печать, распахнул дверцы, открыв взору статую человека.
– Ты ищешь душу-понятие, духовность-систему, – продолжал Ка-Мериамун, – а они могут тебе предложить лишь души-метафоры. Недаром же я так подробно объяснял тебе принципы их мировосприятия. Калейдоскоп, помнишь? Множество метафор, комбинирующихся по прихоти, вернее, по удобству воображения. Как божественная, так и человеческая духовность сокровенна, непостижима, а посему доступна человеку лишь в проявлениях и пребываниях. Эти проявления они не разъединяют, Ка и Ба особенно. Пребывания их одновременны и разнопространственны. Если Осирису Ба дали в Мендесе, облик – в Гераклеополе, a Ax – в Гелиополе, то ничего удивительного в том, что Ба умершего отправляется в загробное царство в сопровождении своего Ка, и этот самый Ка уже ждет ее там. Не противоречие, а восполнение загадочной картины! Целостна она, но ради тебя, изволь, я радугу их представлений о внутренней духовности попробую расчленить и классифицировать.
– Сперва о том, что присуще всем их «душам», – продолжал голос. – «Семь скорпионов Исиды», помнишь? Ну так давай этим же магическим числом ограничим количество выделяемых нами особенностей. Первая: божественное происхождение духовных сущностей. «Моя Ба – бог», – так пишут они в своих гробницах. Еще ближе к богам Ка, о чем говорят их имена: «Ре-мой-Ка» или «Птах-мой-Ка». То есть в этой стране «души» человека могут быть божественны вплоть до полного слияния с богом и даже Владыкой богов. Видимо, только так: отторгнув свою духовность, вознеся ее в познающем своем воображении до небес – только так они и способны ее исследовать.
Ибо вторая особенность: прочная связь их духовных сущностей с их телом. Для того чтобы человек мог жить после смерти в своей нематериальной сущности, должна быть сохранена его материальная основа – тело. Без тела Ка не сможет принимать жертвоприношения, не услышит молитв, не увидит ритуалов, предназначенных для него в поминальном храме. Ба в лучшем случае будет блуждать неприкаянной непонятно в каком из двух миров, а в худшем произойдет то, что в этой стране не любят представлять себе: наступит окончательная смерть, то есть не-жизнь в чистом ее виде. Теперь ты понял, почему я сразу предупредил тебя, что «священные останки» этого юноши и в твою эпоху пребывают в целости? Тем самым я как бы вручил тебе свои верительные грамоты: дескать, мумия в порядке, а стало быть, мне как духовности вполне можно довериться.
Третья особенность: и сами духовные сущности представляются довольно-таки телесно. В одном из «Текстов пирамид» описывается, как бог Хор «обметает мясо Ка Унноса». В другом тексте говорится: «будешь презирать ты другую Ба, которая раскалена...». Даже имя телесно, и в сказании «Исида и Ре» Ре приказывает: «Пусть Исида обыщет меня и да перейдет имя мое из моего тела в ее тело».
– И все же, – продолжал Ка-Мериамун, – словно туго спеленутое представлениями о телесности, познающее их воображение рвется на свободу к духовностям менее телесным, все более самостоятельным. Отсюда две другие особенности. Они уже признали первичность духовного по сравнению с телесным (четвертая особенность). В «Мемфисском изречении», по-моему, четко сказано: Птах «сотворил тела по желанию их сердец». Сотворение духовное теперь намного более занимает их воображение, чем сотворение физическое. Поэтому сотворение Мыслью и Словом разработано у них намного подробнее, чем у месо-потамцев и даже древних евреев, а из чего телесно создан человек – менее важно; может быть, бог Хнум вылепил на гончарном диске, может быть, из слез Ре проистек.
Как бы телесно ни мыслились их «души», все же они самобытны от тела (пятая особенность). Ка человека связан с его телом, но частью тела не мыслится, бессмертно существует вне его.
Через тысячу лет греки познакомятся с этим мировоззрением и отождествят его со своим «метампсихозом», то есть с учением о посмертном переселении душ. Однако здесь, в этой стране, подобное освобождение от телесности еще не мыслится: духовные сущности могут выселяться из тела, вновь вселяться в него, но покинуть мумию и воплотиться в другого человека, другое живое существо – на это способны лишь боги и то лишь часть себя они могут проявить в ином пребывании. Ибо шестая особенность здешних духовностей – единство или, точнее, двуединство физического и духовного, материального и идеального.
И в завершение – седьмая особенность: не личностность, не индивидуальность, а собственность духовных сущностей по отношению к человеку. Личность в вашем представлении исчерпывающе сущностна. Но ни Ка, ни Ба, ни Имя, ни Тень, ни даже все они, вместе взятые, не заключают в себе сущностную совокупность человека. «Вот Ба твоя с тобой, Ка твой с тобой», – говорится в «Текстах пирамид». То есть «я» человека пребывает как бы в остатке после перечисления его духовных сущностей, а сами они лишь проявления этого «я».
Жрецы, священнодействующие в молельне, тем временем извлекли статую божества из наоса, установили ее перед алтарем. Жрец в леопардовой шкуре окуривал статую кадильницей; другой жрец опрыскивал ее водой из священного сосуда, а третий палочкой с бараньей головой на конце прикасался к лику изваяния: один раз коснулся губ, затем – глаз, потом – снова губ. Четвертый священнослужитель в это время громко считывал со свитка магические формулы. Все жрецы были в масках; один из них – в шакальей. Ка-Мериамун продолжал:
– Теперь давай рассмотрим поочередно каждую из духовных сущностей. Их в этой стране, как я говорил, множество. Поэтому сперва отделим старые от новых. О старых не стану долго распространяться, ибо с ними ты уже ознакомился в предыдущей главе своей памяти. Скажу лишь, что, возникнув тысячи лет назад, в этой стране они не были отброшены и весьма мирно уживаются с новыми представлениями. За живые существа здесь почитаются многие, по твоим словам, неодушевленные предметы, например: большие праздничные барабаны, заостренные камни, в которых видят прообраз изначального холма Бен-бен; одухотворяют здесь и имущество человека, полагая вещи прямым продолжением человеческого «я».
«Силовые» духовности здесь тоже в большой чести. Недаром такое уважительное отношение к быкам. Пища всякая одухотворяется, как и тысячи лет назад. И не меньшим почитанием пользуется мужское семя. До вас, я знаю, дошло сказание «Тяжба Хора и Сета». Так вспомни, что Семя Сета наделено там самостоятельным существованием, называет себя «божественным истечением» и появляется на голове бога в виде золотого диска.
Все это, упомянув, оставим и сосредоточимся на пяти новых духовностях: Тени, Имени, Ах, Ба и Ка.
Тень, впрочем, тоже старое представление, – продолжал Ка-Мериамун. – Но в этой стране она не просто живое проявление человека; она обладает некой активной, действенной силой, защищающей своего владельца, наделяющей его жизнеспособностью. Тень-Шуит – более глубокая и сокровенная метафора, чем простая физическая тень. При рождении бога или человека боги-создатели «соединяют их с тенью их», а смерть соответственно означает разъединение человека и его Тени. То есть физических теней у тебя, видишь, сейчас несколько, но все они лишь проявления твоей Сокровенной Шуит.
Второе представление – Рен, или Имя. С особым отношением к имени ты встречался и в прошлом своем путешествии. Однако духовной сущностью имя могло стать лишь с появлением письменности. Отныне оно как бы получило возможность самостоятельного существования.
Вот я сейчас начертаю на стене твое имя, ты уйдешь, а оно останется, ты умрешь, а оно пребудет. И если ты узнаешь, что кто-то, злобствуя на тебя, пришел и уничтожил твое начертанное имя – даже ты, который не разделяешь представлений здешних людей, – подозреваю, тебе это не понравится.
Некоторые ваши ученые считают, что имя, то есть название человека, в этой стране считалось за самого человека72. Неточно. Не за самого человека, а за его проявление. Когда женщина рожает ребенка, здешние люди верят, что она и имя его производит на свет. Вспомни «Царя Хеопса и волшебников»: женщина Реджедет не могла разрешиться от родов до тех пор, пока богиня Исида не изрекла: «Не будь сильным во чреве ее из-за того, что имя твое-Усерреф». То есть Имя будущего верховного жреца и владыки Обеих Земель было настолько «сильно», что препятствовало родам. Кстати, оно означает «Его-Ре-Силен».
Имя человека уже не отражает связь с племенем или родом. Оно в прямом смысле божественно. Во-первых, в нем декларируется связь человека с божеством. Во-вторых, в известной мере в нем пребывает участь человека. В-третьих, само по себе оно сокровенно, а имя, которое ты носишь, лишь проявление одного из твоих сокровенных пребываний.
«Что-то чересчур уж туманно», – с неудовольствием подумал я, а Ка-Мериамун пришел мне на помощь:
– Объясню на примере этого юноши. Мать назвала его Тотхотепом. Имя означает «Тот-доволен». Отец Тотхотепа – птицелов. Ребенку, по обычаям этой страны, тоже полагалось стать птицеловом. Но мальчик оказался слишком смышленным для этой профессии. Однажды один из сановников обратил внимание на его природную смекалку и, спросив об имени ребенка, велел: «Отдайте его в Дом жизни. Пусть Владыка Знания Тот и вправду будет доволен». Так началась служебная карьера этого юноши. Но кончит он свою жизнь верховным жрецом Амуна-Ре. Поэтому сокровенное его имя – Мериамун, что означает «Любимец Амуна». Ну как, теперь понял? – спросил Ка-Мериамун и продолжал:
– Третью духовную сущность, Ах, с твоего позволения, я не стану рассматривать. Она слишком туманна. Некий «сверкающий дух», проявляющийся лишь после смерти тела и пребывающий преимущественно по соседству с околополярными звездами, «не знающими уничтожения». Не думаю, что это Ах заинтересует твоего ученого. Поэтому перейдем к Ба и Ка: они, подозреваю, должны показаться ему весьма любопытными представлениями.
Жрецы между тем перестали окуривать статую и, смочив ей губы молоком, приступили к облачению. А тень юноши продолжала:
– Но прежде чем рассуждать о Ба и Ка, несколько слов о том, что спустя тысячелетия будут называть физиологией и психикой. Вынеся большую часть своей духовности во внешний мир, они, понятно, и чувства свои туда поместили, особенно мощно переживаемые эмоции. Ужас, например. Этот самый Ужас представляется ими в виде самостоятельной духовной сущности. Так, «Ужас перед Осирисом» – божество, созданное богом Шу. Есть Ужас у моря – это непогода. Разумеется, Ужасом обладает фараон. Один из ваших ученых, говоря о вашей литературе XIV-XV веков, заметил, что «чувства как бы живут вне людей»73. Так стоит ли удивляться, что так же они живут в этой стране, намного более древней, чем ваша. И не «как бы», а натурально существуют во вне человека, и когда вселяются в него, производят в нем изменения. Так, Синухет, представ перед фараоном, восклицает: «Это ужас, который существует теперь в моем животе».
Подобным образом – с другими сильными чувствами. В «Обреченном царевиче» в оригинале написано не так, как у вас переведено: «князь почувствовал расположение к царевичу», а; «Уважение царевича вошло в князя».
– Когда-нибудь, если доберешься до Греции, – продолжал мой собеседник, – там ты услышишь, как ученики Платона исследуют части души, сравнивая ее с государственным устройством. Поступим и мы подобным образом и, отталкиваясь от представлений здешних людей, скажем: владыка человеческого тела – сердце, а остальные его части и органы – слуги этого владыки. Сердце, считают эти люди, «правогласно» владеет человеческим организмом. Оно дает ему жизнь, ибо воздух, войдя в нос, попадает сперва в сердце, а уж оно распределяет его по всем остальным органам. Сердце питает тело, ибо сосуды его разносят не только воздух, но и пищу, а также слезы, слюну, сперму. Когда врач при осмотре не слышит пульса, он говорит: «Сердце этого человека перестало говорить». Это не красивая метафора в вашем понимании. Нет, из человеческого тела исчезла сокровенная и самостоятельная сущность. Завершилось ее пребывание. Нет более проявлений: пульс не чувствуется, дыхание не слышно, движений не видно.
Но на этом власть сердца не кончается. Вспомни «Мемфисское изречение». Мысль Птаха там возникает в образе Атума, сердце превращается в бога Хора, а язык – в бога Тота. «Девятка создала зрение, слух ушей, дыхание носа, чтобы они осведомляли сердце. Ибо это именно оно дает выходить всякому знанию, а язык повторяет все задуманное сердцем». Иными словами, сердце управляет и всей психической деятельностью человека. В сердце рождается мысль, точнее, «возникает внутреннее слово». Это слово существует пока еще в потенции некоего, подобно Атуму, зародившегося в небытии бытия. Но когда оно «возникает на языке» – точно заново происходит сотворение мира: рождается солнечный бог и воссуществляется некая чувственная реальность – руководящее и направляющее Слово, «названное по имени и произнесенное громко».
Но в сердце не только мысль. Там и чувства. И когда они невыраженностью своей переполняют человека... Вспомни «Повесть о красноречивом поселянине»: «Плотину прорвало, и вода бурно устремилась в брешь: уста мои отверзлись для того, чтобы говорить. Затем я пустил в ход мой шест, я вычерпал мою воду, я изверг то, что было в моем теле...» Они не говорят: «Что значит это настроение?», они спрашивают: «Что значит это сердце?»
– Ваши ученые называют подобные представления «сердцецентрическими», – заключил Ка-Мериамун.
Тем временем, облачив статую в белые льняные одеяния, жрецы приступили к ее «кормлению»: юноши в негнущихся передниках подносили к ней блюда с едой и кувшины с пивом; жрец в маске павиана читал магические формулы; жрец в пятнистой шкуре по другому свитку, похоже, следил за точностью ритуала. А Ка-Мериамун продолжал:
– Теперь о Ба, предпоследней из рассматриваемых нами внутренних духовностей. Ее изображение ты видел перед входом в молельню – птица с человеческой головой. Перевести Ба на ваш язык, как я говорил, невозможно, но из всех неправильных ваших переводов наименее неправильным будет, пожалуй, «душа». Несколько у нее пребываний, но самое частое – сердце. Недаром Ба Ре, как говорится в одном из текстов, «из сердца Осириса произошла». Но Ба не Сердце. Вернее всего назвать ее духовным двойником того самого «телесного сердца», которое держит в руках бальзамировщик, подготавливая «священные останки» к вечной жизни. Сердце – это тело Ба – так можно сказать.
У Ба много функций. Например, чтобы устоять перед опасностями загробного мира, она должна превращаться в феникса, журавля, змею или крокодила. Но мы с тобой давай лишь две ее функции рассмотрим.
Первая – «физиологическая». Посредством своего телесного двойника – сердца – Ба заставляет стареть тело человека. Здешние медики, если ты у них спросишь, легко объяснят тебе причину телесной смерти: слюна заливает сердце, и все члены слабеют.
Вторая функция – «психическая». Ба самостоятельна по отношению к самому человеку, хотя и пребывает внутри него. Между ними периодически происходит разговор. Ты называешь это размышлением, но в их языке нет такого слова, а вместо «думать», «размышлять» они выражаются «говорить со своим сердцем», или со своей Ба.
До вашей науки дошли два текста. Один вы называете «Беседа разочарованного со своей душой», другой – «Разговор Хахеперре-сенбу Анху со своим Сердцем». Тексты эти непросты для понимания, однако из них можно составить представление о том, как здешние люди представляют себе этот «разговор». Во-первых, собственно человек в этом разговоре, как правило, более эмоционален, более импульсивен и направлен на действие, чем его Ба или Сердце. Во-вторых, в результате такого общения часто выясняется ранее неизвестное человеку. Носителем этого «нового знания» является не сам человек, а его Ба. Как справедливо подметил один ваш ученый, «раз я чего-то не знаю, а затем узнаю, понимаю, значит, это подсказано мне кем-то, находящимся во мне, являющимся мною, но в то же время не совсем мною, а чем-то большим, чем «я», знающим больше, чем «я», и, следовательно у него можно просить совета, ответа на вопрос»74. Именно так Хахеперре-сенбу и обращается к своему Сердцу: «Ответь ты мне на слова мои, объясни мне то, что происходит по стране...»
В-третьих, когда человек обращается к Ба, а та безмолвствует, человек испытывает в любом случае неудовольствие, а иногда испуг и досаду. «О, приди, сердце мое!... – восклицает Хахеперре-сенбу, – не молчит сердце преданное». Беспомощно человеку, когда Ба его молчит, не дает совета и разъяснения. И наоборот, когда Ба «ведает пути», когда совет подан и решение состоялось, тогда внутри человека происходит упорядочение. Уста его рождают правогласную речь, поступки его уверенны и правильны. Поэтому, следуя охранительной подсказке, ты и пожелал Собеку-о: «Да ведает твоя Ба пути правогласного».
– А эта самая охранительная подсказка – последняя из здешних духовных сущностей, – объявил Ка-Мериамун и уточнил. – Люди этой страны называют ее Ка, а ваши ученые самые разные изобретают ей переводы, но едва ли не все они сходятся во мнении, что Ка прежде всего двойник. Обрати внимание, ни разу я не говорил с тобой устами этого юноши Тотхотепа.
– У Ка, – продолжал Ка-Мериамун, – еще больше функций, чем у прочих духовных сущностей. Но мы опять-таки выделим две основные. Первая – ее ты обнаружишь едва ли не во всех здешних текстах – защитная и покровительственная. Пара рук, воздетых над входом в святилище, помнишь? Это охраняющий Ка. Дав воссуществовать Шу и Тефнут, бог-прародитель Атум-Хепре, как гласят «Тексты пирамид», «обнял их своими руками Божественного Ка», защищая свои порождения и через свое Ка осуществляя свое в них пребывание. Человеческие Ка точно так же защищают и поддерживают своих телесных двойников и их Ба. Считается, что Ка рождается вместе с человеком, сопровождает его на протяжении всей жизни в виде поддерживающей, созидательной силы и предваряет его в смерти для того, чтобы подготовить ему успешное существование в загробном мире.
Вторая функция, которая, я полагаю, должна заинтересовать пославшего тебя ученого, не столь очевидна, а в дошедших до вас текстах так и совсем незаметна. Но вспомни «Рассказ Синухета». Этот приближенный Амунемхата I, узнав о смерти (а я тебе скажу, об убийстве) своего владыки, оставляет войско и пускается в бегство. Но ты посмотри, как он описывает свой поступок. «Что до этого бегства, совершенного смиренным слугою, то я не замыслил его, не было его в моем сердце, я не задумал его: я не знаю, что оторвало меня от моего местопребывания». Казалось бы, что тут странного? Испугался человек и побежал. Но Синухет уточняет: «Я не был объят страхом, за мною не погнались, я не услышал порочащего слова...» Сам он никак не может объяснить своего поступка. Вернее, предлагает два объяснения: «Это было как сновидение, подобно тому как обитатель болот видит себя в Элефантине, человек лагун – в земле нубийской», и второе, более любопытное объяснение: «Это было как предначертание бога».
Один бог против воли отправляет Синухета в скитания, а другой бог возвращает его на родину.
«Его не бог вернул, а фараон Сенусерт I, сын Амунемхата I», – подумал я. И Ка-Мериамун в ответ:
– Правильно. Фараон. Но кто распознал причину бегства, кто решил, что Синухет перед новым фараоном невиновен?
«Да сам же новый фараон и распознал», – подумал я.
– Нет, – возразил мне Ка-Мериамун. – Это в ваших переводах говорится, что фараон «правильно распознал». А на самом деле Синухет говорит: «Весьма милостиво, что бегство это совершенное смиренным слугою неведомо для себя, распознано твоим Ка, о благодетельный бог...» Не фараоном, а Ка фараона, замечаешь разницу? Ибо «никто не знает, что таится в сердце другого» – это уже в другом тексте утверждается.
Вот тебе и вторая функция Ка – можно назвать ее «интуитивной подсказкой», «божественным озарением»: как угодно называй, но отметь, что это «сновидение», это «предначертание», во-первых, намного сильнее доводов рассудка, то есть Ба и Сердца; во-вторых, произошло мгновенно и необъяснимо; в-третьих, если бы Синухет не побежал, его бы наверняка убили в пылу дворцового переворота. Наконец, в этой стране никто со своим Ка не разговаривает, и в то же время именно Ка спасительно побуждает и правильно распознает. Так что, вернувшись к нашему сравнению сердца с фараоном и языка с визирем, уточним его и скажем иначе: владыка человеческого поведения – Ка, Ба или Сердце – визирь-советчик (одним из синонимов «иб»-сердца, кстати, чати, или визирь), а язык или обдуманная речь, пожалуй, писец-чиновник.
И вот на что обрати внимание, – продолжал Ка-Мериамун, – столько «душ» сразу! Стало быть, здешний человек, как никто из его соседей, испытывал потребность в том, чтобы объяснить себя. Потребность-то велика, а средства к ее удовлетворению пока еще недостаточны. Но ростки появились, и я, не боясь быть обвиненным в домысливании, сейчас их для тебя обозначу.
Ведь ваши ученые не стесняются в интерпретациях. Один из них, например, пишет: «Человек и Ба как персонификации эмоциональной и логической составляющих сознания олицетворяют, грубо говоря, процессы, происходящие в правом и левом полушариях головного мозга»75. Другой не менее смело утверждает: «Речь идет именно о заострении в египетской культуре левополушарных тенденций... не столько об аномалии, сколько превышении нормы левополушарности...»76 Ну так и я дерзну утверждать, что Ка – это росток представлений о «сверхсознании», открытом или, как здесь скажут, «названном» пославшим тебя ученым. Ба – диалогирующее сознание, а все эти Ужасы, Уважения и прочие эмоциональные сущности, вселяющиеся в человека, – что они, как не плоды подсознания? Когда действие предпринимается после логического рассуждения – «Ба посоветовала». Когда воздействие необъяснимо и отрицательно – «Ужас живет во мне». Когда же человеком повелевает нечто необъяснимое, но охранительно-подсказывающее, тогда «Ка обнимает».
Ка-Мериамун замолчал, и я подумал:
«Не хочешь ли ты сказать, что я сейчас беседую со Сверхсознанием древнего египтянина?»
– Нет, не поймаешь, – ответила мне тень юноши, – Со сверхсознанием нельзя беседовать. Тотхотеп умер тысячи лет назад. Ба его соединилась с Ка. Так что с кем ты беседуешь, пусть решает твое воображение. Но то, что твой собственный Ка охранительно подсказал тебе сделать своим собеседником меня, Ка-Мериамуна, а не юношу, не владеющего искусством беседы; что твой Ка, или творческая интуиция, как вы предпочитаете его называть, даже саму форму твоего исследования (виноват, «путешествия») предусмотрительно предложил. – Разве в этом у тебя могут быть сомнения?
«А что это за фигурка?» – подумал я, так как, пока мы беседовали с Ка-Мериамуном, жрецы в святилище кончили обносить изваяние блюдами и напитками, и теперь жрец в леопардовой шкуре подошел к статуе и поднял к ее лицу маленькую фигурку коленопреклоненной женщины.
– В отличие от ваших писателей, которые любят эстетизировать душевный разлад своих героев, – сказала тень, – здешние «авторы» описывают разногласия со своей Ба как явление нежелательное. Подобное состояние они сравнивают с сумерками. А сумерек они боятся. И наоборот, когда Ба не противоречит человеку, подает ему правогласные советы, тогда внутри человека устанавливается Маат.
«А что значит эта фигурка?» – вновь подумал я, посчитав, что Ка-Мериамун на мой вопрос не ответил.
– Маат, – повторила тень юноши – Эта фигурка Маат. Но здесь я не успеваю о ней рассказать, потому что...
Ка-Мериамун замолчал, не докончив. Тут я заметил, что семеро юношей в негнущихся передниках подняли статую и понесли; жрецы отправились следом, а мой провожатый, нарушив соединявшую нас тень, подошел ко мне и велел:
– Следуй за Осирисом, любимым Амуном-Ре, владыкой престолов Обеих Земель, богом благим Хеперкаре, которому дана жизнь навечно.