Рецензенты: доктор медицинских наук А. М. Иваницкий, доктор медицинских наук Р. И. Кругликов симонов П. В. и др

Вид материала

Содержание

Царство всесильного знания. (Припоминание второе)
«Власть, познание и истина – у тебя, Владыка». «Ху – в твоих устах, Сиа – в твоем сердце, а язык твой – святилище справедливости

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 29

Царство всесильного знания. (Припоминание второе)

...Вот Я посещу Аммона, который в Но, и фараона, и Египет, и богов его и царей его, фараона, и надеющихся на него; и предам их в руки ищущих души их...

«Книга пророка Иеремии»

«Власть, познание и истина – у тебя, Владыка». «Ху – в твоих устах, Сиа – в твоем сердце, а язык твой – святилище справедливости».

Из египетских папирусов

Тотхотеп и Ка-Мериамун

И когда осветилась земля и наступил следующий день, спустился я в Египет.

Нисходя, я словно восходил от смерти к жизни. За спиной у меня желтовато серебрилась душная пустыня. Почва, на которую я ступал, обращалась в пыль и улетала к мертвому плато. В оросительных каналах сочилась лишь нездоровая, застойная жижа. Однако, чем дальше я шел, тем зеленее становилось вокруг, и сперва среди потрескавшейся земли стали попадаться островки низкорослых акаций, затем я вступил в густые рощи тамариска. У самой же реки на широких террасах росли пальмы, а из спокойной оливковой воды, обрамленные зелеными листьями, медленно поднимались и распускались на моих глазах голубые созвездия лотосов.

Не помню, как я оказался на восточном берегу, ведь спустился я по западному. Но тут же я заметил, что оба берега почти не отличаются друг от друга: восточная горная цепь словно повторяет горную стену на западе; и город передо мной тоже как бы раздвоился, рассеченный рекой.

Я не заметил, как вошел в город, ибо он представлял собой свободную вереницу небольших поселений, отделенных друг от друга полями, садами и огородами. Я миновал городскую стену, но за ней тоже были сады и огороды, разобщавшие строгие конуса кварталов. Дома походили один на другой, но чем дальше я шел, тем просторней и богаче становились строения; в садах появились пруды, нарядные беседки, а стены домов теперь украшали много-цветные фаянсовые облицовки, инкрустации и алебастровые плитки, сверкавшие в лучах восходящего солнца. У реки на пристанях стояли нарядные барки.

Солнечно было и пусто, и ни единая душа не попалась мне навстречу. Высоко в небе парил сокол; однажды на западном берегу на краю пустыни призрачно мелькнул шакал, а возле одной из усадеб между двумя сикоморами я увидел большую рыжую кошку, придавившую лапой маленькую змейку.

Всё вокруг – дома, деревья, ограды и даже отдельные камни – отбрасывало удивительно четкие и словно рельефные тени, казавшиеся живыми.

Заглядевшись на них, я не заметил, как свернул с дороги. И вот сперва я увидел, что тень моя исчезла, а на меня надвигаются две чужие, угрожающие мне тени, а затем поднял голову и обнаружил перед собой двух рослых, темнокожих мужчин в узких набедренных повязках, со свирепыми лицами и плетьми в руках.

– Ты, безымянный, идешь по ложному пути, – сказал один из них и занес надо мной плеть.

Я не успел испугаться, как сзади меня и одновременно как бы внутри моего существа чей-то голос тихо, но отчетливо произнес:

– Отвечай так: «Мой путь правилен. Я знаю вас. Вы привратники усадьбы сына Меру, Сеннефере, правогласного, начальника полей, отца бога, единственного друга Владыки, да будет он жив, невредим и благополучен».

Я поспешно повторил эти слова вслух, и свирепые люди, склонив головы, отступились.

Пройдя через открытый двор, окруженный колоннадой, я оказался на берегу водоема. Над водой цвели белые лотосы. По бокам росли четыре пальмы. Под деревом, похожим на акацию, на циновке возлежал пожилой человек с ожиревшим телом, отвислыми грудями и тяжелым животом. Один слуга причесывал его, другой растирал ему ноги.

Тут передо мной предстал молодой человек в узкой, доходящей до колен юбке. И снова спасительный голос подсказал мне ответ.

– Я знаю тебя, – заговорил я. – Ты Собек-о, живущий столом наследного князя Сеннефере, правогласного, великого начальника области, начальника врат Юга, великого столпа того, кто дает жить Обеим Землям, верховного жреца всей этой страны. Да отличит тебя твой господин, правогласный, да выдвинет он тебя среди старших. Да одолеет твой Ка твоего противника, да ведает твоя Ба пути правогласиого.

– Пусть так и будет. Пусть так и будет, – ответил молодой человек и проводил меня к сановнику.

Тот к этому времени с помощью слуг поднялся с циновки и сел на низкое кресло, сиденье которого было обито леопардовой шкурой, а ножки вырезаны в форме львиных лап. Круглое лицо сановника с горбатым носом и глубокой бороздой, идущей от полных губ к массивному, жесткому подбородку, – лицо это было бесстрастным. Глаза смотрели мимо меня. Во взгляде была вечность.

Внутри меня зазвучал голос и я заговорил:

– Великий слуга Владыки богов, руководитель того, что не существует, и того, что существует! Когда ты спускаешься к озеру справедливости, пугливые рыбы сами приплывают к тебе. Ибо ты отец для сироты, супруг для вдовы, брат для разведенной, защитник для того, кто не имеет матери. Да ниспошлют боги этой страны жизнь твоему носу и благоденствие, да наделят они тебя временем без границ и вечностью без предела!

Лицо сановника осталось по-прежнему бесстрастным, а юноша Собек-о, стоявший рядом, спросил:

– Чей ты сын? Как твое имя? Откуда прибыл? Скажи нам, да услышим мы это.

Я замешкался, но спасительный голос подсказал мне:

«Назовись сыном властителя хауинебу и мудреца Павла. Скажи, что прибыл с острова Кефтиу, но два года жил в Хасуу».

Я повторил, и лицо сановника ожило: взгляд потеплел, губы тронула улыбка.

– Зачем прибыл? – спросил Сеннефере. А я отвечал, послушный загадочному моему суфлеру:

– За знанием этой страны. Одари меня им. Распорядись привести ко мне твоего доверенного слугу, знающего все, что находится в архивах, что пребывает в домах свитков.

И Сеннефере сказал:

– Приведите ко мне Тотхотопа, сына Амуна, начальника сопровождающих тех, кто идет к Джехути.

И вот к нему был приведен молодой человек. На вид ему было не более двадцати пяти. Его чуткие широкие ноздри пребывали в движении, большой рот словно приготовился к изречению громких и выпуклых слов, а во взгляде сквозила озабоченность обязанностями. На голове его был небольшой круглый парик, на ногах – сандалии, на руках браслеты, а на груди на длинном шнуре, усеянном бусами, – амулет с каким-то не то глазом, не то зубастой головой.

Сановник отдал ему короткие распоряжения. Юноша в ответ воскликнул:

– Поистине, я так и сделаю, так и сделаю!

Мы покинули усадьбу и скоро приблизились к храму, который я поначалу принял за царский дворец. За невысокой каменной стеной взору моему предстал сложный комплекс различных строений: открытых колоннад, дворов и каменных глухих многогранников.

По аллее сфинксов мы проникли за ограду и оказались посреди залитого солнцем двора. По нему разгуливали две птицы: длинноногая хохлатая цапля с золотистым оперением и неуклюжий, сердито гогочущий гусь.

Сквозь лабиринт колонн, окружавших двор, я увидел четырехугольный бассейн, в котором по горло в воде сидели какие-то люди, а с каменного бордюра за ними внимательно наблюдал крокодил с золотистыми серьгами в ушах.

Я удивился и хотел спросить у юноши, что значит это рискованное купание. Но юноша своим озабоченным видом словно указывал, что не расположен к беседе, а ответила мне тень юноши: мы шли навстречу солнцу, и тень эта как бы связывала меня и моего проводника.

– Цапля – Бену, проявление Ре и душа Осириса; гусь – проявление Амуна, крокодил – Собека. А там, в священном озере, жрецы совершают утреннее очищение.

«Это еще что за собеседник?!» – удивленно подумал я.

– Я – Ка этого юноши Мериамуна, рожденного Тотхотепом, – ответила тень. – Не тревожься. В том времени, в котором пребывает твое тело, пребывают и священные останки юноши, не тронутые ни грабителями, ни вашими археологами. Так что Ба его не лишена жилища...

Тень замолчала, ибо я теперь уже с досадой подумал:

«Еще не хватало! Подобную мистику не пропустит даже самый благожелательный редактор. Нет, уходи, уходи!»

По широким ступеням, облицованным розоватым алебастром, мы поднялись в прохладный зал и оказались точно в лесу каменных колонн, капители которых имели форму пальм, папирусов и лотосов. В полумраке меня ослепили многоцветные рисунки и зеленые надписи, высеченные в белом известняке. Их было такое количество, что голова у меня, как говорится, пошла кругом.

Пообвыкнув, я стал различать отдельные сюжеты. Увидел я почти ту же сцену, которую наблюдал перед восходом: солнечную ладью с соколом приветствовали павианы. Под сикоморой рыжий кот убивал змею. В одной части зала над моей головой прогнулась обнаженная женщина, в другой части та же самая богиня была уже одета и одновременно проглатывала и рождала солнечный диск, а в дальнем конце зала я увидел небо, представленное в виде коровы, по телу которой плыли звезды.

Но окончательно сбила меня с толку одна из надписей. «Да живет Хор, Повторяющий рождения, сын Ре, Хеперкаре. Сделал он памятник свой для отца своего Имена, владыки престолов Обеих Земель», – прочел я и подумал:

«Как же его на самом-то деле зовут – Хор или Хеперкаре? И кто его отец – Ре или Имен?»

– Звали его Сенусерт, отец его – Амунемхат, – ответила говорящая тень, прогнанная мной, но в зале ставшая еще более рельефной. – Здесь собраны представления людей за несколько тысячелетий. Они, понятное дело, менялись. Так стоит ли удивляться разнообразию?

Я молчал, верный авторскому решению, а тень насмешливо возразила:

– Ты прибыл в мир, одушевленный человеческим воображением от горизонта до горизонта и далеко за видимый горизонт. Ты ищешь духовность. Она является тебе в самом зримом своем проявлении, а ты прогоняешь ее, опасаясь редактора... Странная манера путешествовать!

Дабы отвязаться от навязчивой мистики, я приступил к юноше с вопросами. Но я и десятка вопросов не задал, как мой экскурсовод прервал меня.

– Клянусь Итеру, – воскликнул он, – твоя речь невнятна! Она как речь жителя Меннефер с жителем Та-сети. Воспрянь духом, напряги силы. Поразмыслив, спрашивай. Приходит тот, кого зовут. Семь раз спроси. Семь скорпионов у Исиды. Семь концов у звезды на голове Сешат. Я одарю тебя знанием, как Ниу и Нунет, два создателя богов, одаряют богов тенью их!

Я понял, что мне разрешено задать не более семи вопросов, и стал размышлять над их формулировкой. Но тень неподвижно стоявшего передо мной юноши мешала моим размышлениям:

– Здесь все тебя будет сковывать дошедшими до вас «литературными памятниками». Любопытно посмотреть, как ты и твои читатели разберетесь в них без моей помощи. Да, память твоя снабжена переводным устройством. Но перевод твой условен. Географические названия, я смотрю, ты вообще не переводишь. Ну, допустим, твоему читателю безразлично, что Меннефер – это Мемфис, Та-сети – Нубия, а остров Кефтиу, с которого ты якобы прибыл, – Крит. Но что такое Итеру, которой клянется юноша? Надо ведь объяснить, что это не божество, а «Река»: Нейлос, по-гречески, и Нил, по-вашему. Кстати, советую переводить здешних богов так, чтобы они были узнаваемы для твоих соотечественников. Не Имен, а так, как у вас принято, – Амон или лучше Амун. Не Джехути, а Тот. Юношу ведь ты называешь Тотхотепом.

Допустим, что эти мои замечания ты легко учтешь. Но в более замысловатых вещах ты неизбежно споткнешься или напутаешь. Скажем, ты перевел клятву юноши: «Клянусь Рекой!», а он на самом деле произнес; «Как пребывает Ка Реки!» Ты перевел, что он обещал «одарить тебя знанием», а на самом деле он собирается «одарить-соединить тебя с силой-знанием». Это не мелочи, а весьма существенные детали для того, кто хочет ознакомиться с представлениями здешних людей. Недаром наиболее вдумчивые ученые твоей эпохи предупреждают, что читатель, имеющий дело с переводами, в большинстве случаев почувствует, как от него ускользает глубинный смысл^⁶⁶.

Короче, предлагаю себя в качестве комментатора, – заключила тень, а юноша Тотхотеп потребовал:

– Скажи нам, да услышим мы, как ты спрашиваешь!

Я стал задавать вопросы, первые, которые пришли мне в голову: что такое душа и чем духовное отличается от недуховного, откуда возникло всё живое и каково различие между человеком и другими живыми организмами, как познает человек и для чего, что такое справедливость, а также...

Но тут юноша поднял руку, приказывая мне остановиться; видимо, один вопрос он посчитал за два.

– Пребывай в готовности до тех пор, пока тебе не ответят, – торжественно объявил он и направился в глубь зала.

Юноша вернулся не один. С ним пришли еще несколько человек. Все они были в треугольных негнущихся передниках; тела их украшали амулеты в виде различных фигурок, цветов и плодов; два человека были в масках – сокола и ибиса. С собой они принесли ларец из черного дерева. Тотхотеп достал из него позолоченный футляр, а из футляра извлек длинный свиток.

– Известно ли тебе, как воссуществовали все существования? – громко вопросил он и передал свиток человеку в маске сокола.

Тот развернул папирус, молча передал его ибисоголовому, который стал читать, громко и бесстрастно:

– »Изречение слов. Говорит владыка вселенной после того, как он воссуществовал. Возникла в сердце мысль в образе Атума, возникла на языке мысль в образе Атума. Велик и огромен Птах, унаследовавший свою силу от всех богов и их Ка, через это сердце, в котором Хор превратился в Птаха, через этот язык, в котором Тот превратился в Птаха...»

Я догадался, что передо мной декламируют некую смесь так называемых «Мемфисского» и «Гелиопольского сказаний». Они мне были известны, хотя и непонятны в большинстве своих мест. Однако в мои намерения вовсе не входило вникать во все тонкости египетской космогонии.

– Вот-вот, тень Тотхотепа вновь обратилась ко мне:

– Эти люди будут зачитывать непонятные тебе и твоим читателям тексты, оставляя без ответа твои вопросы. Так велит ритуал, разработанный для чужеземных посетителей. Цель его – поразить величием и глубиной мудрости, а не разъяснять систему представлений. Разумеется, силой своего путешествующего воображения ты можешь заставить этого юношу говорить так, как он не мог бы говорить на самом деле. Но тем самым, внося ясность в отдельные детали, ты исказишь общую картину...

Тотхотеп сделал некое движение – тень его переместилась на колонну и там простерла руки, как бы обнимая юношу.

– Я, Ка-Мериамун, защищаю этого юношу Тотхотепа от твоего непонимания. Я защищаю твою путешествующую Ба и Бау твоих читателей от непонимания этого юноши Тотхотепа и его мира, – строго провозгласила тень.

– Я согласен, – уступил я.

– Вот и правильно, – одобрил мое решение Ка-Мериамун и продолжал. – Начнем с оговорок. Калейдоскоп их представлений я постараюсь привести в некое подобие системы, понятной для тебя и твоих читателей. При этом я неизбежно буду расчленять на составные элементы ту картину духовности, которая в этой стране всегда представлялась в неразрывности.

Далее, чтобы не лишиться научного доверия твоих соотечественников, я буду комментировать лишь те тексты, которые дошли до вашей эпохи.

Давай договоримся сразу: нам не дано узнать, как те, кого вы называете египтянами, представляли себе духовность; как они во всеуслышание представляли – вот в лучшем случае то, что мы выясним.

Blog