Удк 82 ббк 84(2Рос) Р65 isbn 978-5-88697-204-7 © Рой С. Н., 2011 © ОАО «Рыбинский Дом песати», 2011

Вид материала

Документы

Содержание Глава 15. Побег Часть третья

Подобный материал:

• Сборник статей молодых ученых Таганрог, 2009 удк 316. 77: 001. 8 Ббк 74. 580., 4329.03kb.
• А. З. Долгинов; ред кол.: Б. М. Болотовский и др. М. Мцнмо, 2012[т е. 2011]. 160, 1251.65kb.
• Биобиблиографическое пособие Краснодар 2011 ббк 91. 9: 83 + 83. 3 (2Рос=Ады)(092)я1, 220.63kb.
• С. Р., 2011 isbn 978-617-00-0863-3, 4322.12kb.
• Состав комплекта «Здоровый образ жизни – 2011 г.», 85.67kb.
•  естественные науки, 1003kb.
• Бюллетень новых поступлений за апрель 2011 год, 107.78kb.
• «Жемчужина Новгородского края», 308.75kb.
• Учебное пособие Павлодар удк 94(574+470. 4/. 5+571. 1)(075. 8) Ббк 63. 3(5Каз+2Рос)5я73, 3633.95kb.
• Туристическая компания, 207.67kb.

Глава 14. Идея!


Право слово, бестолочь. Только когда газ в баллоне на кухоньке кончился и Kitty мне на то пожаловалась, меня ошарашило: болванка чугунная, дурилка безмозглая, ведь вот оно, решение, под ногами валяется. Газ – газ – газ… Я постоял столбом, окидывая взглядом веер возможностей, потом спросил Kitty:


-- Honey (я так называл ее иногда, на американский манер, она меня тоже), ты не заметила, сколько баллонов у них на кухне? – Кухня стояла за домом; довольно обширное деревянно-бамбуковое строение, соединенное с главным зданием крытой галереей. В это чисто женское царство я никогда не заглядывал, чуял, что могу получить по жопе мешалкой за нарушение местных приличий, а Kitty туда иногда наведывалась. Ее хозяйская дочка водила то за одним, то за другим. Они вроде по-девчоночьи подружились, и Kitty осваивала местные деликатесы и как их готовить.


-- Не помню, может быть четыре, может, больше. У них прямо индустриальные плиты.


-- Большие? Баллоны большие?


-- Огромные. А что?


-- Да так… Знаешь, малышок, нам надо серьезно поговорить.


И мы поговорили. Очень серьезно. Я выложил все, что накопилось на душе по части планов вырваться из неволи. Особенно напирал на то, что психологический момент, так сказать, назрел: вот-вот наше безбедное существование рухнет, и мне придется отрабатывать луисово гостеприимство самым кровавым образом, а ей, возможно, и того хуже. Уговаривать малышку на подвиги не пришлось. Страшно, конечно, ужас как страшно, но если сидеть и ждать, дальше ужас пойдет только по нарастающей. Она это четко понимала.

Я коротенько обрисовал ей само зерно плана, как он у меня помаленьку вырисовывался в голове. Раз в кухне есть газовые баллоны, должны же они когда-то взорваться, ведь так? Надо только им немного помочь, и тогда и кухня, а даст Бог и дом поднимутся на воздух и засияют бенгальским огнем. Здесь ведь все горючее – бамбук, дерево, циновки, мебель, чего только нет. Короче, шуму будет много, а под этот шумок мы и слиняем. Пока вся местная толпа будет орать, шарашиться и возиться с пожаром, мы уж будем далеко. А дальше будет видно; прорвемся как-нибудь куда-нибудь. Нам бы только за ворота вырваться, за эту проклятую крепостную стену.


Как курица без промаха бьет зерно клювом, так и Kitty четко просекла ключевой момент в моей затее:


-- А как их взорвать, эти баллоны? Ведь кто-то же должен поднести спичку, зажигалку… -- Она, видно, представила, что будет с тем, кто поднесет спичку, и потемнела личиком. Только у меня ответ был готов с самого начала.


-- На этот счет, лапонька моя, добрые люди давно разработали четкую технологию. На пол или на табурет ставится свеча, керосиновая лампа или любой открытый огонь. Затем газовые вентили открываются, диверсант смывается, пропан-бутан – он тяжелее воздуха – стекает на пол, добирается до огня, et voilà, имеем грандиозный фейерверк, как в День Победы, когда-нибудь увидишь. У нас тут есть свечи?


Кинулись искать по ящикам и, слава Господу, нашли пару. Видно, запас на случай грозы, когда электричество везде вырубают из боязни удара молнии, тут такое бывает. Грозы ведь тропические, совсем бешеные. Впрочем, не нашли бы свечек, коптилку смастерить не проблема, фитиль да чуток масла, и готова коптилка. Просто немного лишней возни.


-- Теперь, малыш, смотри, как люди ходят со свечкой в Сибири в любой буран. Ты знаешь, что такое буран, blizzard? Откуда тебе. Это когда не видно ни земли, ни неба, ни протянутой руки. Ничего нет, кроме дикого ветра и зарядов снега в морду, а надо куда-то выйти и что-то посмотреть или еще как.


-- А фонарик?


-- Ну нет фонарика. Батарейки кончились, сельпо не подвезло. Делаем так. Берем пол-литровую банку (я взял банку), режем свечку пополам, оплавляем, капаем воском на дно, устанавливаем свечу в банке – и вперед с песнями. Только надо вот здесь обвязать веревочкой, шпагатом, чем хочешь, а к веревочке привязать еще веревочку, с двух сторон, за нее мы и несем этот светильник разума. Хоть на край света несем, никакой буран не страшен. Испытано.


Kitty наблюдала за моими манипуляциями, раскрыв ротик и растопырив глазенки, а глазенки эти аж искрились. Все-таки она была еще вполне себе пацанка, и эти таежные хитрости воспламеняли воображение на раз.


-- Конечно, надо будет дождаться хорошей бури с ливнем, чтоб охрана с псами попряталась в норы. Потом ты мне расскажешь, где эти баллоны на кухне, где плиты, где вентили. Ведь все придется проделывать наощупь, и не дай Бог что-нибудь перепутать во тьме. Но ты меня подготовишь, и я это мигом обстряпаю…


Kitty слушала внимательно и напряженно, видно, что-то серьезно обдумывала – а потом выдала такой вот бенц:


-- Командор (это я ей раньше рассказал, как меня в горах звали, когда я еще лазил по горам; удобная кличка, и она сразу усвоила), Командор, так не пойдет. Свечку зажигать и все остальное пойду я.


Я на нее вылупился:


-- Чего-о?


Но Kitty гнула свое:


-- Командор, я маленькая, незаметная, меня за кустами не будет видно и шагов не слышно. А главное – я знаю, где там все, а если не знаю, еще рассмотрю, специально. А вам туда нельзя. И не беспокойтесь, я все сделаю как надо. Я правда очень ловкая, ich bin ganz und gar tüchtig. Бояться буду, это правда, но все равно сделаю так, как надо.


Тут я призадумался. Какое-то рацзерно в ее лепете определенно просматривалось. Послать ее на такое задание в одиночку – это, конечно, исключено. Как все мужики, я немного свинья, но не до такой же степени. Но никто и не говорит, что она там будет без прикрытия. Нормальная диспозиция: кто-то делает главное дело, другой прикрывает. А что главное выпало ей – ну, просто фишка так легла, чего тут поделаешь. Если что пойдет сикось-накось, помирать обоим в одинаковой мере. А-а, чего гадать. Главное – была бы только ночка, да ночка потемней…


-- Ладно, маленький, мы это все еще как следует обмозгуем и обговорим. Но похоже, ничего умнее не придумаем – взрыв, пожар, фейерверк, переполох, а мы тем временем за кулисами потиху линяем. Дельно, по-моему. Теперь следующий пункт – как через стену перемахнуть…


-- А я знаю, а я знаю, -- затараторила Kitty, -- в сарайчике у садовников есть стремянка, и там всякие инструменты, найдем, чем проволоку рубить… А сарайчик никогда не запирается, и стоит он недалеко от стены, я все уже рассмотрела, вот!


Нет, каков малышок, а? Истинно вам говорю – единственный и неповторимый. И про сарай, и про лестницу и прочее я и без ее соплей все высмотрел в подробностях, но до чего приятно знать, что коллега тоже вынюхивает всякие полезные в быту мелочи. Так и захотелось этого коллегу слегка потискать, в знак одобрения, но она была вся уже в горячке планов и мечтаний – как и что сделать, желательно немедленно, не сходя с места.


Я лишь вздохнул и принялся читать нотацию про конспирацию. Про то, что ни взглядом, ни дрожью ресниц, не говоря про какие-то вещественные улики либо телодвижения, нельзя выдавать ни мыслей, ни настроений, ни потуг. Все должно идти, как шло, без малейших перемен. Враг не должен чуять, что мы затаились. Все у нас наружу, абсолютно. Мы смирились, мы приспособились, мы уже с ними навек, хоть и без особой радости. Хорошо бы самим в это поверить, по Станиславскому, но это как получится.


Получилось не очень, Станиславский был бы недоволен, но как-то сошло. Kitty немного переусердствовала с запасанием продуктов, и еще сумку на кухне экспроприировала, вроде бы до бунгало кое-что донести. Но и это сошло. Видно, подружка дочки хозяина имела право на маленькие вольности. К тому ж европейка, а разницу в цвете никакой деколонизацией не вышибешь.


Долго выжидать мы не могли. Сеньор Луис уж больно часто и помногу стал толковать по спутниковому телефону и с какими-то курьерами, и даже отлучался с виллы. Видно, антракт между двумя акциями шел к концу.


Но выжидать долго и не пришлось. Сезон был такой, что ливни молотили, почитай, каждую ночь. Только выбирай момент.


Глава 15. Побег


В ночь х с неба лило с особым озверением, да с грозой и ветром, от которого в саду трещали и шлепались на землю ветки, а пару раз вроде и целые деревья рухнули где-то недалеко. Все это действо развернулось как раз в самое глухое время, часов около двух ночи. Я несколько минут слушал грохот дождя по крыше, рев ветра и мощные, почти беспрерывные раскаты грома, и что-то меня толкнуло: пора.


Я встал, выглянул в окошко. Электричество и в доме, и снаружи везде потушено, сплошной мрак, только молнии выхватывают из тьмы куски пейзажа. Я шагнул к кровати, но Kitty уже стояла там на коленях, и я только сказал “Los! Wir hauen ab,” и она принялась торопливо облачаться в свои темные мусульманские тряпки. Я вытащил из рюкзака накидку – тоже на наше счастье совершенно черного пластика; облачил в нее Kitty, вскинул на плечи свой рюкзачишко, сумку с продуктами, положил в правый карман пращу, в другие рассовал несколько красивых, увесистых, заранее припасенных камней величиной с детский кулак. Малышка взяла банку со свечкой, зажигалку, и мы с дубьем в руках выскользнули наружу.


Я промок до костей в первые же несколько секунд, но сомневаюсь, что особо обратил внимание на такие мелочи. Адреналин в крови бурлил и клокотал, страхи накатывали волнами – могли псы учуять движение, несмотря на дикий бардак в природе; могли какие-нибудь подлые древеса обрушиться нам на голову; мог особо зоркий дозорный или просто бессонный домочадец заметить шевеление в кустах. При таком грохоте вряд ли все население крепко почивает, хотя как знать – народец-то привычный. Больше всего наводили страху молнии. Они полыхали беспрерывными слепящими очередями, от них временами становилось светлее, чем днем, все небо в огнях. Мы старались передвигаться короткими перебежками в темные промежутки, а при усиливающемся блеске замирали и оглядывались, но ведь с этим не всегда угадаешь.


Мы огибали большой дом по дуге, чтобы не светиться на открытом пространстве. И тут меня едва не соблазнила сумасшедшая мысль – проскочить в темном промежутке короткое расстояние до террасы, потом прыгнуть к стеклянной двери в «гостиную», разбить стекло под грохот с неба, метнуться в комнату и сорвать со стены пару драгоценных крисов, парангов или что там под руку попадется. Все ж какое-никакое оружие. Слава Богу, ума хватило не поддаться на соблазн. И на подскоке засечь могли, и от открытой двери сквозняк по дому пошел бы, да и в комнате элементарно мог спать сторож или просто любой домочадец, и вряд ли без оружия. Так что я только мысленно прикрикнул на себя: «Не отвлекайся, варвар!», и мы продолжали скользить меж кустов к цели.


Наконец добрались до боковой двери кухни. Вот она, голубушка. Заперта изнутри, но засов пустячный; я поднажал, и он подался с треском, совершенно неслышным в громовых разрядах. Kitty скользнула внутрь, а я со своим low-tech оружьем притаился за углом и только крутил башкой, как флюгер.


Наверно, то были самые вшивые минуты во всем предприятии. Премерзкое это дело – ожидание, когда от тебя ничего уже не зависит. Неандертальские нервы надо иметь. Сколько ни упражняйся в управлении материей ци, современному человечку безмятежного спокойствия в такой ситуации не достичь ни в жизнь. Мне только и удалось, что дрожь в членах несколько поумерить, а то аж шея как-то нелепо трепетала, не говоря про колени и прочее. А вдруг на кухне кто-то из служек ночует? Хватит у Kitty духу утихомирить его или ее дубинкой, или вот-вот там поднимется дикий вопль? От таких мыслей поседеть на хрен можно, а вы говорите – ци…


Я попробовал заглянуть в окно кухни, но там либо мрак кромешный, либо в слепящем блеске молний все равно ничего толком не различишь. Вроде суетилась там крохотная фигурка, но отвлекаться стоящему на стреме не след. Мое дело – опасность извне.


Бог ты мой, наконец. Малышка метнулась ко мне, прошептала на ухо «Abgemacht!», хотя в этом реве хоть воплем вопи, вряд ли кто услышит – и мы опрометью кинулись от строения, которое теперь в любую секунду могло подлететь к небесам, расстреливая округу смертельными осколками баллонов и прочего.


Пришлось немного поерзать по этим мини-джунглям, прежде чем удалось найти сарайчик садовников. Ночью ведь все видится по-иному, а тут еще это бешеное чередование ослепительного света и непроглядного мрака. Короче, мы наткнулись на этот чертов сарай чуть ли не случайно – и тут судьба подбросила такую подлянку, хоть волком вой. Лестницы на месте не оказалось. Вот же, вот тут она стояла еще утром, я специально два раза мимо пробегал, и оба раза видел – лестница стоит, прислоненная к стене рядом с дверью. А сейчас – пусто.


Я обежал сарайчик, потом ахнул в дверь ногой, как будто бил front kick ненавистному сопернику в К-1. Какой-то засовчик там хряснул, и мы вломились внутрь. Я вытащил маленький свой фонарик, посветил – нет лестницы, ни снаружи, ни вот теперь внутри. Ничего похожего на лестницу. Исчезла, мать ее… Не шарить же по всей гасиенде, хрен его знает, куда ее садовники затащили, попадись они мне сейчас, дубинку об них сломал бы…


Kitty замерла рядом. Она ничего не говорила, да и что тут говорить. Словно совсем уж в насмешку, ливень начал стихать и через какую-то минуту совсем прекратился, только ветер шумел да сбрасывал пригоршни тяжелых капель с деревьев. Конец. Финиш. Абзац. Сейчас выскочат из своего убежища псы, за ними охрана – и каюк нам. Можно успеть вернуться в свое бунгало, но ведь баллоны все равно рванут, а возвращаться, чтобы убрать свечу, никак невозможно, это – смерть. Луис после ночного переполоха все равно вычислит, чьих это рук дело, и опять – смерть…


Я машинально, без мысли щелкнул кнопкой фонарика. Тоненький луч уперся в стенку, скользнул по разным инструментам, развешанным на гвоздиках. Там висели крисы, паранги и прочие мачете, ими садовники рубят чересчур разросшиеся кусты и прочее; а рядом – небольшой топор, как две капли воды похожий на простой советский туристский топорик, без которого я не ходил ни в один поход десятки лет… Я сорвал его со стены, сунул сзади за пояс, схватил и крис, отдал его Kitty, ей же – сумку с продуктами, себе прихватил еще паранг помощнее видом и потащил малыша за руку: «Валим отсюда, я сейчас все объясню, не бойся, прорвемся, в кровь, в печенку, в селезенку, в нюх конем по нотам…» Ну и далее по тексту, все больше на устном русском.


Снаружи ветер шумел все так же мощно, молнии полыхали дай Бог, хотя и более отдаленно, бледнее, чем ранее. Даже ливень вроде бы продолжался: с листвы сыпало ведрами. Но все это скоро кончится, а главное – вот-вот рванет так, что небу жарко будет. Мы ломили сквозь подрост, особо уже не скрываясь, сердце молотило взахлеб, ноги скользили, я поддерживал Kitty, но и ей пришлось пару раз изо всех силенок вцепиться мне в руку, подсобить, чтоб я не шлепнулся препозорным образом. Мы скоро уперлись в стену, потом еще прошли вдоль нее. Запрокинув голову, я отыскивал при вспышках дальних молний место, которое заприметил давно, и в конце концов нашел. То было высоченное дерево, первые сучья начинались черт-те где, ужасно высоко. Один сук тянулся к стенке и выступал за нее, чуть выше проволоки. Он-то мне и был нужен.


Я скинул рюкзак, пошарил в нем – и вот она, наша спасительница, реп-шнур веревочка в узлы вяжется, а альпинисточки да спермой мажутся… Я чуть не запел эту душевную песнь времен моих скитаний по альплагерям, но момент как-то не располагал к ариям. Вместо пенья я споро привязал один конец тонкой, но охренительно прочной веревки к топорику, другой конец взял в руку, а сама веревка лежала кольцами на земле.


-- Kitty, сдай назад, не дай Бог зацеплю. – сказал я, примерился в свете все тех же дальних зарниц и метнул свое оружие чуть выше намеченной ветки.


Топорик пролетел над суком по дуге и упал на землю. Я быстренько нащупал его по веревке, отвязал, одним движением сделал на этом конце петлю, просунул в нее другой конец, продернул все веревку сквозь петлю, повис на ней всем телом – веревка была теперь прочно обвязана вокруг сука. Все это было мне привычно, в походах я так добывал сушняк в самых мокрых местах – высматривал сухую ветку сосны или кедра, забрасывал топорик с привязанной веревкой, брался за оба конца и обламывал эти сучья. Так в любую сырую погоду у меня были сухие дровишки. Но тут другой случай; вся надежда на то, что сук надежный, не обломится. Но вроде не должен. Толстенный сук, сука.


Теперь инструкции Kitty, живо, живо.


-- Малыш, я сейчас залезу на дерево, порублю эту гадскую проволоку, а ты тем временем привязывай к этому концу (я сунул ей веревку в руку) рюкзак и сумку, я их подниму, потом посигналю и подниму тебя. Сможешь на веревке на руках удержаться?


-- Еще как.


-- С веревки на сук сможешь перебраться?


-- Еще как!


-- Ну смотри. Ну, держись тут.


Ясен пень, чтобы проделать эти трюки, нужно чуть ли не профессиональным акробатом быть, а только выход-то какой? И я полез по тонкой, мокро-скользкой, кошмарно неудобной веревке, и все ж вскарабкался на сук со скоростью мартовского кота. Пополз по нему к стенке. И только я выпростал из-за спины топорик и замахнулся им, как раздался адский грохот, потом еще, еще – честное слово, я чуть не укакался, но хуже того, едва не свалился со своего насеста и не выронил топорик. Зато принялся рубить эту паскудную проволоку с таким остервенением, что через полминуты все три ряда отлетели в темноту. Мне тут подфартило, сук тянулся к столбику, вделанному в стену, к которому крепилась проволока, и в этом месте она рубилась не сказать чтоб легко – какие тут легкости, я ведь висел на одной руке, а другой орудовал топором – но она рубилась, а не просто пружинила от ударов. Такое тоже могло случиться.


Теперь – топорик за пояс, пригодится еще, какой я таежник без топора – и ползком-ползком к веревке. Потянул – точно, вес есть. Рывками поднял груз, и тут пришлось повозиться, развязывая малышкины узлы, черт, надо будет подучить ее этому делу, бабьи узлы вяжет, да и только. Я не стал церемониться с нашими вещичками, элементарно зашвырнул их за стенку, потом разберемся, сейчас наша главная забота – слинять со сцены в максимально сжатые сроки, что называется, одним рыпом. Гайгуй уже стоял порядочный, вопли, вой, лай, треск горящего дерева, зарево поднималось все выше, потом что-то еще рвануло, да едва ли не посильнее, чем давеча. То мог быть Луисов личный склад боеприпасов, с него станется, но это все к свиньям собачьим, у нас своих хлопот полон рот.


Я поплотнее уселся на суку, поболтал веревкой – давай, мол, детка, цепляйся – и тут же ощутил вес. Сорок восемь кило вроде не вес, но попробуйте тащить его, сидя верхом на скользком мокром суку да еще на конце скользкой мокрой веревки. Однако смертельная опасность – это, видно, такой допинг, что с ним только мировые рекорды бить, а я вдобавок ко всем страхам смертно боялся, что сук двоих не выдержит. Хрен его знает, какой породы это дерево, может, оно от природы хрупкое, как саксаул.


Вот забелело лицо Kitty, вот она уже уцепилась одной рукой, потом второй за сук, закинула на него одну ногу, я ухватил ее за шиворот, она ловко вывернулась на ветку не хуже хорошей гимнастки и даже не очень запыхалась.


-- Ползи на стенку, малыш, только не прыгай, не дай Господь там камни, колья или еще что. Сиди и жди меня.


-- Jawohl, Herr Kommodore.


Ну чудо-девка, еще и юморить хватает духу. Скорей всего с переляку.


Она поползла, а я выхватил из-за пояса топорик, рубанул по кольцу веревки, впившейся в сук – где там было развязывать узлы – кое-как, через локоть, смотал нашу спасительницу, сунул за пазуху и пополз вслед за своей ненаглядной.


Чего там «пополз». В тот момент я мог бы, наверно, левитировать от голого восторга. Уходим, уже почти ушли из пасти зверя, еще пару секунд – и нас нет, ау, зверье, ищите нас, свищите, уррроды гнойные!


Восторг восторгом, но Kitty я спустил на веревке аккуратно, кинул реп-шнур ей вслед, крикнул вниз «Отойди!», повис на стене на руках, оттолкнулся, в полете развернулся и приземлился по-кошачьи, «на четыре кости». Старый спецназовский трюк.


Ну, тут Kitty, как оно меж нами водилось, с приглушенным визгом повисла у меня на шее, но я только наскоро тиснул ее и тут же отстранил:


-- Kitty, precious, все-все, подбираем наши бебихи и марш-марш отсюда, аллюр три креста, пока они там со своим фейерверком разбираются.


Шум из-за стены доносился слабее, чем на дереве, однако вполне отчетливо. Чувствовалось, что там веселье в самом разгаре. Только нам на все на это уже наплевать жидкой слюной, у нас иные заботы, у нас впереди новая жизнь, а вовсе не тоскливое ожидание смерти. Вот так, суки. Вы пролетели в полный рост. Не по зубам вам Рой, ой не по зубам, твари вонючие.


Собственно, забота у нас была одна – куда теперь? Я это дело давно продумывал и решил: для начала надо просто уйти подальше, нащупать в темноте любую тропку и по ней мотать, сколько хватит организма. А уж потом, отойдя от этого змеятника насколько нас джунгли пустят, сообразовываться с обстановкой. Днем оно виднее будет. Нам теперь главное – дожить до рассвета. И доживем, гад буду, если не доживем…


Такие были мои мысли, а может, и не совсем такие. Но факт есть факт – торжество заливало меня по самые ноздри. Это помнится отчетливо.


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ


Глава 16. Ужом по джунглям


Ох как быстро скукожилась наша эйфория. Кусты, перевитые лианами, росли у стены так плотно, что двигались мы больше ползком, по маковку в грязи, а иногда просто повисали на этой дряни, как Христос на кресте, не в силах продвинуться ни на миллиметр. Джунгли держали нас, словно спрут-осьминог какой. Я обнажил паранг и принялся прорубать этим чертовым мачете тоннель, чтобы хоть как-то продвигаться вперед. Паршивее всего в этом занятии была опасность рубануть себя по ногам: во тьме приходилось орудовать наугад.


На наше счастье, дорога, ведущая на виллу, отстояла от стены всего метров на тридцать, и мы в конце концов на нее выбрались. Здесь – наша первая развилка. Будь мы в мало-мальски цивилизованной местности, мы бы, конечно, кинулись со всех ног вниз по дороге – припасть к груди местных властей с воплем, «Спасите-помогите, защитите жертв пирата!» Но выше уж изложено, что я думал об этих самых властях, да и Луис первым делом кинется именно туда, куда дурак-европеец рванет от него со всех ног. Изловит он нас, как кур, еще по дороге, и пристрелит, недолго думая. Каково это ему -- такой урон понести от жалкого червяка, что материальный, что моральный, в смысле бандитской его чести…


А вот хрен ему, с кокосовым маслом. Я решительно повернул направо, вверх, ко входу в пиратское гнездо. На всякий случай мы прижимались к зарослям, чтоб юркнуть в них, если в зале случится шумок, хоть и не верилось, что наш побег и общее наше злодейство уже открылись. Супостатам сейчас, небось, еще ни до чего дела нет, кроме как головешки растаскивать и спасать добро, детишек и остальное по мелочи. Но осторожности чересчур много не бывает, и я содрал с Kitty полиэтиленовую накидку; больно много шороху от нее.


Там, где дорога круто сворачивала вправо к воротам, мы свернули влево и снова вломились в буш. За стеной по-прежнему полыхало зарево в полнеба, и оттуда доносился многоголосый ор, но мы не имели ни минуты времени, чтобы полюбоваться изделием рук своих. У нас снова завязалась схватка с джунглями.


Я рассудил так: если есть ворота, значит, из них люди куда-то ходят, не все же им по асфальту разъезжать. Значит, какие-то тропки должны идти и в лес. И верно, на что-то вроде тропы, ведущей вверх по склону, мы выбрались. Там просто стало чуть просторнее, чуть легче дышать, но чтобы это капитально отличалось от остального… Как говорил мой друг-одессит, и чтоб таки да, так уже таки нет. Все те же лианы захлестывали за горло, все те же ветки ширяли в глаза и везде, где только можно, все те же колючки рвали одежду и кровянили руки и все что ни попадя. И все же то была ходьба, а не ползание ужом по грязи и не рубка лозы вслепую.


Посему я ужасно огорчился, когда мы эту тропу потеряли. То ли она сама собой кончилась, то ли мы сбились с нее в кромешной тьме на каком-то повороте, но только тропа теперь начисто отсутствовала. Нас снова замуровали джунгли со всех сторон, и мне опять пришлось рубиться с ними, как русичам с тевтонами на Чудском озере. Правая рука занемела аж до ушей, и пришлось перебросить меч в левую.


А скоро и рубке пришел конец. Мы попали в такой завал, что двигаться стало невозможно – ни ползком, ни катом, разве что лётом. Скользкие, покрытые плесенью стволы мертвых деревьев лежали всплошную крест-накрест, некоторые висели и грозили обрушиться на голову, если их потревожить, и все это безобразие проросло кустами и лианами. Я бы вернулся назад, попробовал обойти это проклятое место – если б знать, где это самое «назад» и почему оно не «вперед». Сплошной мрак и безнадега.


-- Все, Kitty, ночуем тут. – Малышка прислонилась ко мне, и я почувствовал, как ее тельце подрагивает. Задрожишь тут. Такой напряг, смертный ужас какой-то, плюс еще сырость и усталость. Я скинул рюкзак, снова вытащил накидку, кое-как умостился на поваленном стволе, усадил Kitty на привычное ей место – себе на колени, прикрыл накидкой и попробовал согреть. Наверно, это у меня слабо получалось, сам ведь мокрый до мозга костей, но все равно она прикорнула. В ее возрасте трудно совсем без сна, хоть пару часов надо покемарить.

А я сидел, подрагивал, прислушивался к отдаленным шумам с виллы – не столь отдаленным, как хотелось бы – и думал свою горькую думу. А не зря ли я затеял эту историю со взрывом, поджогом и побегом? Может, удалось бы предпринять что-то более разумное и менее рисковое, если б я под надзором Луиса выбрался из бандитского гнезда и обратился к цивильным властям, хотя бы с помощью Интернета. Подключил бы прессу, Интерпол и прочие институты, и они бы за нас вступились.


Ой ли. Интерпол в первую голову занялся бы мной как засвидетельствованным сподвижником пиратов, это верняк. Мешок держал? Держал. С места преступления вместе с пиратами скрылся? Скрылся. Безоружного раненого прикончил? Еще как. Ах ты грязный пират и убийца, в кандалы тебя да в кутузку. А ТВ и газеты вообще меня с говнецом смешали бы, да сколь еще приврали бы. На целую «Одиссею» хватило бы утятины.


Но это все мелочи, честное слово. Даже если б я прорвался сквозь все это и привел к пиратскому гнезду (кстати, где оно, чисто географически? Как место называется? Какие широта и долгота?) хоть дредноут, хоть целую эскадру, что мне с того проку, если Kitty к тому времени сожрут акулы, а многоликий, многоопытный сеньор Луис затеряется на каком-нибудь из семнадцати тыщ индонезийских островов? А захочет, так хоть в Швейцарии обоснуется. Монет хватит.

Да нет, все правильно я делаю, только от этого не легче. Достанет ли здоровья и изворотливости на этом пути, вот вопрос. Все мои выживательные подвиги, рукопашная с медведицей и прочее – зола по сравнению с тем, что предстоит. Луис упустить меня никак не может, слишком он передо мной раскрылся, хвост распустил. Если он меня не ущучит, ему самому деловые люди отломают головку. Шороху не избежать. А для нас мораль одна – мотать нужно из этого завала да забиться в такую щель, чтоб нас только с добрыми собаками можно было найти да динамитом взорвать.


Вспомнив о собаках, я чуть не застонал, а может, и заскулил слегка. Маху дал! Ведь заготовил я пару пачек сигарет, собакам табаком ноздри жечь – и совсем про то забыл! Дал маху я! Ну ладно, хоть с этого места буду след присыпать, только хрен его знает, подействуют ли эти сигаретки. Злой махорки бы сюда, да где ее взять….


Не знаю, то ли я про махорку замечтался, хоть в жизни не курил, а скорее про те места, где она произрастает, то ли сверхстресс одолел, только прикорнул я не хуже Kitty и даже не мог потом сообразить, сколь долго спал и что я там во сне видел. Что-то кошмарное, это точно, и скорее всего на тему недавних реальных, слишком реальных событий. Забавно, но факт: даже когда я начисто отключился, руки мои держали малышку железно. Так я и очнулся, ровно в том же положении, что и отпал. Как-то сразу, без перехода вскинулся, и было от чего: предрассветная тьма над лесом стремительно рассеивалась. Тут, внизу, было по-прежнему сумрачно, но достаточно светло, чтобы пробираться как зрячим, а не ощупью тыкаться в мокрую растительную стену.


Я прислушался к шумам леса и похолодел. Где-то вдалеке, со стороны виллы, слышался собачий лай; слышался глухо, но мне мерещилось, что он приближается, временами звучит громче. Не так, как собаки лают «по зрячему», сплошным гоном, но все равно страшновато. Скорее всего мы наследили на влажной почве напротив ворот, и псы взяли след. Но что тут думать-гадать да прислушиваться. Надо мотать отсюда во все лопатки, если жить хотим.


Я поставил Kitty на ноги, встал и сам. Уже стоя, она проснулась, захлопала глазками и то ли захныкала, то ли замурлыкала, но разбираться было некогда. Я только шепнул, «Собаки! Бежим!», и мы зашевелились. Бежать, конечно, сразу не удалось, сначала пришлось выкарабкиваться из завала, но потом мы припустили довольно резво. И тут уж я насчет сигарет не забыл, нет. Бежал и крошил, крошил и бежал, рассыпал по нашему следу табак, а остающиеся от сигарет комочки бумаги совал в карман.


Выбирать направление особо не приходилось, в голове одно стучало – уйти, уйти от собачьего лая. Я лишь примечал, что топаем мы куда-то вверх по склону, и это было хорошо: чем выше, тем реже должны быть эти хреновы джунгли, легче будет удирать, а там появится возможность осмотреться, сориентироваться, куда лучше бежать и что делать. Если мы хотели жить, требовалось очень четко и резво соображать, а жить хотелось ужасно, умирать же никак не хотелось, потому как это страшно и, главное, противно.


Сигареты как-то чертовски быстро кончились, но я недолго о том переживал. Склон, по которому мы карабкались вверх, довольно круто уходил вправо вниз, и там внизу мне послышался какой-то шумок, очень похожий на журчание и даже рокот ручья. Мы свернули туда – и точно, вскорости наткнулись на небольшой, но резвый ручей, кативший мутные воды куда-то вниз, должно быть, к самому морю. Я ступил в воду и побрел, спотыкаясь на камнях, вверх, против течения. Kitty за мной.


Ручеек был весь в завалах, то и дело приходилось перебираться через скользкие поваленные стволы, и тут требовалось держать ухо востро – как бы не переломать ноги. Но ручей – это хоть какой-то антисобачин, так что приходилось терпеть. Нам бы только следующего дождя дождаться, он-то смоет все наши следы начисто, и тогда все будет хорошо. До новой какой-нибудь гадости, уготованной нам судьбой, которая, похоже, совсем оскотинилась и нам только и остается делов, что бороться с ней, как Лаокоон с морскими змеюками.


Где-то через полчаса карабкания по руслу, в основном на карачках, я заметил, что собачьи взлаивания уже не слышны, и даже начал помаленьку успокаиваться – мол, я от дедушки ушел и от бабушки ушел, а от тебя, Луис, малайская твоя рожа, и подавно уйду, не пешком, так катом. В душе все уж вроде устаканивалось, только садисты-москиты жалили все злее, а остановиться да намазаться патентованным снадобьем из рюкзачка все ж боязно. Уж лучше потерпеть, чем время потерять.


И вот, когда я продумывал про себя всякие победительные мысли и даже частично проговаривал их для успокоения Kitty, слева вдруг хлестнула автоматная очередь, потом вторая, потом еще и еще. Стреляли не близко, но ошибки быть не могло – кто-то, видно, лупил по джунглям от живота веером. Это было до того омерзительно, что я аж присел на задние ноги, но тут же злобно зарычал, хоть и вполголоса: «На понт берешь, падла!» Ну, и всякие там эпитеты.


Kitty прилипла к моей спине, испуганно лепеча, «Что? Что это?» Я объяснил, как мог.


-- Ничего страшного, малыш, они лупят в белый свет как в копеечку, то ли вспугнуть хотят, то ли шальной пулей зацепить, но больше пар выпускают. Это все рукоделье от безделья, мы же даже свиста пуль не слышим. Они лупят по зарослям, только джунгли – щит надежный, хрен они нас достанут. Пусть себе дурью маются…


Словно услыхав меня, те обормоты прекратили свои занятия онанизмом, однако я продолжал вполголоса вести успокоительные речи:


-- Главное, мы собак со следу сбили, а наугад эти придурки вряд ли по всему лесу ноги ломать будут. Сейчас они, похоже, забежали по тропе выше нас, по другому гребню, и теперь поливают во все стороны. Патроны-то дармовые. Раз мы знаем, где они, можем тут отсидеться, но лучше уйти от них подальше и где-нибудь запасть, затаиться. На звериный манер.


Мы выбрались из ручья, стараясь не оставлять следов, по камушкам, причем я велел Kitty ступать ровно туда же, куда и я, а потом на некоторое время и вовсе перешел на хождение задом наперед. Двигаться так дьявольски неудобно, и я скоро вернулся к обычной человеческой ходьбе. Стали пробиваться вправо-вверх по склону ущелья или оврага, по дну которого бежал тот ручей. То, что пальба прекратилась, было и хорошо, и плохо. Нас больше не могла зацепить дура-пуля, но теперь не поймешь, где враг – стоит на месте, возвращается на виллу, плюнув на это занятие, или продолжает рыскать по лесу. На вилле, если от нее что осталось, наверняка дел невпроворот, только мстительность их определенно одолевает, да еще надежда прихватить нас по горячим следам. Но стоять и гадать на эти интересные темы нам решительно не с руки. Наше дело – рвать когти, и чем энергичнее, тем живее будем.


Помаленьку мы выбрались из этого то ли ущелья, то ли оврага и оказались на гребне хребтика. Он, видно, шел примерно параллельно тому, с которого эти барбосы вели бесприцельную пальбу. Хребет явно понижался в сторону моря, но нам туда не нужно, и мы пошли вверх, только не по самому гребню, а слегка за ним. Если этим кретинам придет в голову еще раз полоснуть очередями окружающую действительность и пули полетят в нашу сторону, хребтик нас прикроет. Конечно, враг мог забежать известными ему тропами нам подперед и поджидать нас в засаде, но тут уж моя забота – стричь обоими глазами по сторонам да еще третий глаз подключить, варежку не разевать и первым обнаружить супостата. Да и откуда им знать, куда мы путь держим. Телепатов среди них нет. Были б телепаты, хрен бы они так лопухнулись с вербовкой, давно б отправили нас к рыбам. А мы – вот они, живы и практически здоровы… Ай да Рой, ай да сукин сын. Ушел из-под пиратского носа и возлюбленную фемину с собой увел.


Ладно, овации потом. Сейчас надо головкой работать, командорские решения принимать. А как их принимать, когда информации котенок наплакал. Мы шли уж порядком и теперь продвигались довольно споро: как я и думал, чем выше местность, тем реже джунгли. Конечно, это по-прежнему заросли, крепь, но все же можно идти, проскальзывать меж стволами, ветками, лианами и прочей паскудной флорой, а не толкаться с ней в полном бессилии – ты ее пихаешь, а она тебя пружинисто отталкивает. Тяни-толкай, понимаешь, развели тут...


Нет, идти можно, но интересно ж знать, куда мы пришкандыбаем – туда ли, куда нужно. А самое волнующее – куда же именно нам нужно, где будет нам счастие? Ну, если не счастие, то хотя бы пристанище. Безопасность. Такая крошечная, на две персоны, хоть ненадолго, хоть очень-очень относительная безопасность…


Наконец, я решился и направился к особо высокому, раскидистому дереву на самом гребне; с него наверняка далеко видно. Скинул рюкзак, достал крохотный, но мощный бинокль, заветную репшнур-веревочку, привязал к ней, как давеча, топорик и деловито пояснил Kitty:


-- Надо осмотреться. Я залезу на дерево, а ты тут сиди тише воды, ниже травы.


Я частенько смешил ее дословными переводами русских пословиц, когда надо было отвлечь внимание от чего-то неприятного. Но в этот раз ей было не до пословиц, глазки оставались все такими же испуганными. Видно, она ужас как трусила остаться одной даже на короткое время. Но не тащить же ее наверх; лишняя возня, и только.


Я обошел дерево, нашел сук пониже, метнул топорик и в кои-то веки промахнулся. Видно, стресс все ж давал себя знать. Я внутренне прикрикнул на себя, и со второго раза получилось. Спешки особой не было, и я не стал корячиться на одних руках на этой все так же скользкой, мокрой веревке, а завел одну ступню под репшнур, другой придавил сверху – техника известная. Быстренько вскарабкался на сук, но дальше двигался медленнее ужа. Черт же их знает, где эта орава стрелков. Может, они уже рассыпались по лесу, кто-то один окажется поблизости, заметит движение в листве и давай гвоздить очередями. Дурное дело не хитрое.


Деревья вокруг моего великана стояли густо, обзора никакого, и пришлось карабкаться черт-те куда, чтоб хоть что-то разглядеть. На самую верхотуру залез, не знаю на сколько метров, по ощущению – словно на двадцатом этаже. Тут ветки раскачивались уже довольно опасно, но я все же кое-как угнездился и принялся разглядывать пейзаж, аккуратно прикрывая бинокль ладонями, чтоб не отсвечивал.


Общий вид определился сразу. На западе, с той стороны, откуда мы пришли, виднелось море-океан, но это не очень интересно, потому как у моря – городок, деревня, в общем, люди. Небось, аборигены по всему побережью топчутся, а нам они без надобности. Я повернулся к побережью спиной, лицом к востоку, и впился глазами в открывающуюся там роскошную картину. Тут горизонт замыкал голый зубчатый хребет, много выше того гребня, по которому мы пробирались, на глазок тысячи две метров высотой. Я его сразу окрестил Становой, потому как от него к морю шло множество извилистых хребтиков вроде нашего и более или менее параллельно нашему, лишь иногда сикось-накось. На севере, с той стороны, откуда недавно раздавалась пальба, Становой давал короткое массивное ответвление не намного ниже самого Станового, обрывающееся в море где-то в районе той бухты, где вечность тому назад швартовался тот проклятый копровоз.


На пересечении короткого и длинного Становых высился порядочный шатрообразный пик, тысячи на две с половиной высоты, с папахой облаков, надвинутой, как у абрека, на самые глаза. Ни дать, ни взять моя родимая гора Бештау, у подножья которой я провел сладчайшие годы отрочества и юности, да что толку о том вспоминать, только тоску нагонять. Тут такая ситуация – особо не помечтаешь…


Вправо от меня, далеко к югу, Становой становился пониже и загибался к юго-западу, так что вся система имела вид грубого полуцирка, замкнутого с запада морем. Что там, на востоке, за Становым, приходилось только гадать. Возможно, материк, точнее один из крупных островов Индонезии, но я как-то давно умозаключил: Луис скорее всего выберет своей базой именно не слишком большой остров, где он может держать все под контролем. Где этот остров географически, и главное – как и куда с него можно выбраться – эти загадки нам придется решать позже. Сейчас надо о самом насущном мыслить: в какую нору забиться, где переждать первую горячку погони.


Во все стороны, сколько видел глаз, простирались джунгли, только кое-где у подножья Станового виднелись проплешины – голые скалы либо осыпи. Из-за лесной шубы мало что угадывалось, кроме вот этих общих очертаний. Берег не виден, не просматривалась и дорога, ведущая к вилле. От самой виллы виднелся лишь слабый дымок, мимолетно порадовав мое злопамятное сердце.


Все, что требовалось, я, пожалуй, высмотрел, и пора живенько спускаться, не то малышка уписается со страху и от одиночества, бедный мой Kitten. Пока лез вниз, в голове в общих чертах составилась диспозиция, как она сама собой напрашивалась. На западе море и люди, на севере крутая гора и те скоты, которые только что поливали джунгли из автоматов и могли оставить там дозор. Значит, уходим на юго-восток, поближе к Становому, чтобы иметь обзор и поискать уютную норку. Сначала в основном на юг, на следующий отрожек Станового, а потом по отрожку на восток. Сразу со старта пересекаем склон ущелья, экономно теряя высоту в направлении следующего увала, а оттуда вперед и выше. Просто и элегантно, прямо-таки изящно.


Когда я уже почти добрался до нижних ветвей, оказалось, что не все так уж изящно и элегантно. Я вдруг увидал запрокинутое, белое как мел лицо Kitty, которая торопливо карабкалась вверх, мне навстречу, словно спасалась от чего-то ужасного. Я практически пролетел остававшиеся до нее несколько метров и торопливо зашептал:


-- Что? Что случилось? Почему…?


Видно было, как ей трудно справиться с перестуком зубов, но она все же просипела:


-- Там… звуки…


-- Какие звуки?


-- Не знаю… Кто-то в кустах… Близко.


Натурально, я сам жарким потом облился и, можно сказать, запаниковал. Дуреха не только бросила внизу наши вещички, она и веревку не сообразила поднять. Врагу и искать нас не надо. Всего делов, что стегануть из автомата по кроне, и мы посыплемся, как спелые кокосы. Дрянь дело.


Я посидел, подрожал несколько секунд, но ждать дурной гибели казалось нестерпимым. Я решил хоть от Kitty как-нибудь врага отвести. Соскользнул вниз, подобрал паранг, прилип к стволу дерева и замер, прислушиваясь с таким напряжением – аж в ушах зазвенело. Ничего. Я выждал пять минут, десять минут, стискивая рукоять паранга и готовясь рвануть со всех ног, чтоб увести врага подальше от дерева, прежде чем меня настигнет пуля. Но – все тихо.


Тогда медленно-медленно, по-змеиному, я отодвинулся от дерева на несколько шагов и, где на карачках, а где и в полный рост описал круг. Ничего не видно и не слышно, только зудение москитов да редкий шорох ветра высоко в листве. Немного расширил круг – и ребус разрешился комедией: во влажной почве отчетливо отпечатались следы свинячьей семейки. Наверняка их хрюканье и топот и перепугали малышку до смерти.


Я тяжко вздохнул. Бог знает, какие еще страхи нас поджидают в этих зарослях и каких только глупостей моя спутница не наделает. М-да. Глупости – это такая роскошь, которую мы меньше всего могли себе позволить. Никоим образом не могли.


Я тихо-тихо свистнул. Kitty спустилась, все так же пугливо оглядываясь. Я отвел ее к следам, пригнул головку:


-- Смотри, вот твои страсти-мордасти. Мама-свинья с детишками. Не знаю, как в этих местах, а вообще дикие кабанята ужасно миленькие. Такие все грязненькие в полосочку, и пятачки презабавные. А ты их перепугалась. Эх ты…


Я легонько шлепнул ее по попе, но личико у нее было по-прежнему бледным, аж конопушки резче выступили. Натерпелась страху, скорее всего от одиночества: вот она, а вот ужасный мир, и от него исходят всякие кошмары. Надо как-то приучать ее справляться и с миром, и с собой, но как, когда? Тут каждые несколько минут свежие страшилки из-за угла выскакивают. Только успевай поворачиваться.


Чтоб как-то ее отвлечь, я наскоро обсказал, что видел и что решил. Заметно было, однако, что это все шло мимо, по касательной. У нее одна забота – держаться поближе к моей спине и не оставаться, не дай Бог, одной. Разумно, кстатичке. Но мне-то каково. Мне ж придется не только вести борьбу не на живот, а на смерть, это само собой. Тут еще задача-незадача – педагогику разводить, в смысле воспитания чувств и твердости характера, не говоря про навыки партизанской войны в джунглях.


Что ж, значит, такая моя планида.