Удк 82 ббк 84(2Рос) Р65 isbn 978-5-88697-204-7 © Рой С. Н., 2011 © ОАО «Рыбинский Дом песати», 2011

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 24

Глава 12. Игры на пленэре и indoor

На общение с Луисом и прочими уходило совсем не так много времени; я об этом пишу столь подробно, чтобы только задать рамку, в которой протекало главное. А главное в моей жизни и тогда, и после была Kitty, остальное более или менее во мгле, хоть и не забывалось никогда; такое забудешь, как же. Однако долгими часами мы с ней оставались наедине, и нас это совершенно устраивало, что уж о том толковать.

Я вообще юноша литературный, немыслимо много читал, и вот где-то вычитал, у кого-то из французов, по-моему, что страсть – она как опиум: чем больше куришь, тем больше хочется. Не знаю насчет опиума, не пробовал; про опиум, гашиш и прочее – это к Луису и его головорезам. А вот у нас с Kitty это шло именно так: чем дальше, тем горячее бежала кровь, и адреналину в ней скопилось уже невероятное количество, и даже слабое прикосновение пробивало током. Впрочем, даже если забыть про адреналиновые бури, просто сидя в уголке и любуясь Kitty, я впадал в какой-то транс, и иногда даже мелькало такое чувство или ощущение на тему «Да хрен с ним, пусть меня убьют, самое острое и неизъяснимое, что могла дать жизнь, я уже вкусил». При этом, конечно, я твердо знал: ощущения эти – чушь собачья, смерть в любом виде я ненавижу свирепо и буду драться за наши жизни всеми своими силенками и всем, что у меня есть. Яйца себе оторву и буду швырять в противника, если больше нечем будет. Не хуже любого моро.

Чего скрывать, в домике нашем процветала некая гогениана. Из-за жары мы мало чего надевали на себя, самый минимум, и коричневые были не хуже таитян. Только вот у гогеновых таитянок физиономии и прочее словно топором вырубленные, а Kitty – это совсем, совсем другое. Я мог часами на нее любоваться, когда она двигалась, скажем, по кухне. Я так ей и сказал однажды:

-- Хорошо бы заказать Гогену картину «Таитяне на кухне». Хотя какие из нас таитяне. Да и Гоген давно помер. От сифилиса, кажется.

Kitty не совсем поняла про таитян. Ясное дело, Гоген ведь у нас, в Пушкинском музее сконцентрирован, а альбомы рассматривать ей недосуг. Такова спортивная жизнь. Бедный малыш.

Про себя я даже иногда лениво дивился – как это так, мы почти все время вместе в замкнутом пространстве, постоянная нервическая напряженка, по законам психологии это должно когда-то начать давить на нервы, как у моряков в дальнем плавании или на полярной зимовке. А у нас ничего подобного, и даже наоборот, такое чувство – лишь бы длилось бесконечно это чудное кино… Один раз я от нечего делать, вроде в шутку, даже заговорил об этом.

-- Мы почти не разлучаемся – как бы cabin fever не приключилась…

-- Что есть cabin fever?

Я рассказал и про моряков, и про полярные зимовки, про героев Джека Лондона,

Пильняка, Астафьева и прочих, что сходили с ума, стрелялись и рубились топорами, до того на них скученность действовала. Эффект, надо сказать, оказался совершенно неожиданным:

-- Я хочу на полярную зимовку, -- задумчиво проговорила Kitty. И добавила: -- С вами. – Она все еще часто путалась в местоимениях.

Чуть до слез меня не довела, паршивка. А ведь она святую истину высказала, нашу общую мечту: оказаться бы за тысячу миль от Луиса, где угодно, хоть в хижине посреди белого безмолвия и тьмы. Кстати, там иногда северное сияние показывают…

Мы действительно много возились на крохотной кухоньке. Kitty проявила неожиданную сноровку и ловкость в этих делах; видно, сказывались немецкие гены и воспитание, с французскими обертонами. Продукты доставлялись исправно, и я ей велел потихоньку накапливать запас, в особенности рис. Так, на всякий случай. Мешочек с рисом я прятал за задней панелью холодильника, подальше от мышей и глаз служанки-соглядатая.

Планы на побег я пока остерегался с Kitty проговаривать, чтобы ее не пугать, не тешить надеждами и до времени не разочаровывать. Просто было молчаливо решено, что я беру это дело на себя и неотступно о нем мыслю. Kitty только посматривала испытующе, когда я надолго задумывался, невидяще пялясь перед собой. А мне тогда становилось страх как неловко. Малыш вот надеется на взрослого дядю, а у дяди мысли скачут, как кенгуру ошпаренные, да все по кругу, по кругу, и никак из него не вырваться. Мыслишки какие-то без озарений и просветов, а если и есть озарения, так одно дурнее другого. Тогда я начинал перебирать содержимое своего рюкзачка. Там ведь разные интересные штучки таились, но про них потом, в своем месте.

К побегу надо было готовиться, среди прочего, и физически. Через несколько дней мы расхрабрились и возобновили утренние пробежки и тренировки, все как на «Медузе». Я это дело предварительно обговорил с Луисом, и он одобрил. Хоть мы и выбирались по утреннему холодку, никакого холодка, собственно, не было, и малышка поначалу сильно мучилась в невыносимой духоте в своей мусульманской хламиде. Потом я пожаловался Луису, и он велел выдать ей какой-то облегченный вариант обмундирования, в котором мусульманкам не зазорно выступать на соревнованиях при мужчинах.

Все равно зрелище получалось диковатое, и мы частенько слышали хиханьки из-за кустов, когда проделывали добротную разминку на все группы мышц после пробежки. То были ребятишки, служки, а иногда, по-моему, и кто-то из луисовых бабенок помоложе. Нам это тоже оказалось наруку. Чтоб за нами не подсматривали (я так и сказал Луису), мы убегали вглубь сада, подальше от зданий и поближе к крепостной стене, и там я высмотрел пару многообещающих мест. Да и вообще топографию виллы я держал теперь в голове очень четко, чтоб и ночью не шарашиться наугад.

Собственно, сад занимал небольшую часть здоровенного поместья, хотя в нем имелось все что надо: бананы, кокосы, ананасы, гуавы, манго, мускатный орех, виноград, черт-те чего там только не цвело и не плодоносило. Разве что древо различения добра и зла не росло. За ненадобностью.

Вся эта культурная растительность, однако, кучковалась вокруг главного здания, а подальше от окультуренного центра бушевали самые настоящие малопроходимые джунгли, где были проложены узкие, вьющиеся, постоянно зарастающие дорожки. Их лениво расчищали садовники, опиливали ветки, слишком настырно лезущие в глаза. Я несколько раз наблюдал за их возней, потом решился. Подошел к одному косоглазому, взял у него пилку и за четверть часа выпилил две роскошные дубинки примерно метр длиной из тяжеленного дерева – возможно, даже железного, ironwood. Малый стоял рядом, чего-то бормотал, но я на него не обращал внимания все по той же святой заповеди: «не имей сто рублей, а имей одну наглую морду». В конце концов, я же белый, tuan, а он что за ком с горы. Да и не понимал я, чего он там бормотал. Может, одобрительно.

Сердце прямо взорлило, когда я взял дубинку в руку. Любого пса можно этим инструментом уговорить на раз, и если кто с крисом сунется – отоварю так, что мало не покажется, а крис улетит в кусты либо вообще хрустнет тростинкой. Автомат, конечно, материя иная, мужички тут поголовно с «узи» ходят, но если к человеку подойти рационально, потиху с тыла, то мозги вышибить – плевое дело. Лопнет головка, что твой кокосовый орех.

Конечно, могли и отнять наши палочки немедленно, конфисковать как нечто подзапретное, а потому для отвода глаз я тотчас принялся разучивать с Kitty комплекс гимнастических упражнений с палкой, неведомо зачем застрявший в голове чуть ли не со школьных лет. Там масса разнообразных движений, но главный аттракцион – прыжок через палку, удерживаемую двумя руками, вариант прыжка через сцепленные руки, которому я обучил малышку еще на «Медузе», в самом начале нашего знакомства – ах, золотое время…

Через палку прыгать проще, чем через руки, но если делать это в темпе – прыжок, ноги к груди и руки назад и тут же, в темпе, прыжок, ноги к груди и руки вперед, и сразу назад, и так много-много раз – упражнение на координацию мощнейшее и выматывает дай Бог как, а публике доставляет массу удовольствия. Пацанвы за кустами собралась небольшая ватага, некоторые принялись обезьянничать, подобрали палки, принялись скакать и, конечно, сразу все попадали на травку при совершенно гомерическом хихиканье зрителей.

Этот детский писк на лужайке сослужил нам добрую службу. Наверняка все население виллы скоро прослышало про забаву, и наши палочки остались при нас. Когда удавалось уединиться где-нибудь в совсем уж укромных зарослях, я обучал Kitty некоторым приемам драки дубьем, в особенности тычкам, «сбоку прикладом бей», «вперед прикладом бей» и прочие вэдэвэшные премудрости. А что касается backhand и forehand, а также smash, тут ее учить не надо. Тут она сама кого угодно поучит.

Такое может показаться глупым, но наши воинственные занятия нечувствительно способствовали поднятию боевого духа или, скажем так, несколько рассеивали подспудное чувство обреченности. Чего греха таить, имело место такое чувство. Но вот – повеселели. Я даже как-то поймал себя на том, что мурлычу песенку на блатной мотивчик, таившийся в мозжечке, наверно, еще со времен скитаний по альплагерям: Дрын дубовый я достану И чертей калечить стану – Па-ачему нет водки на луне… Кой-кого действительно очень хотелось покалечить, но – терпенье, братишка, терпенье. И смотри, как бы тебя самого до времени всерьез не покалечили…

Но пока все шло как-то благодушно даже. Среди прочих европейских забав на вилле кто-то играл в теннис, хотя предпочитали бадминтон. Во всяком случае, теннисный корт имелся, правда, несколько бугристый – растительность ведь перла сквозь любой цемент. Видно, Луис рассказал своим сыновьям, какая Kitty чемпионка-юниорка, и один из них, по имени Идрис, возжелал померяться с ней силами. Конечно, по мусульманским понятиям это жуткий faux pas – опуститься до соревнования с женщиной, существом низшего разбора, хоть и европейкой. Но парень только что вернулся из Штатов, закончил какой-то колледж и успел порядком обамериканиться, судя по гнусавому акценту. К тому ж любимый сынок Луиса, один из младших в его выводке, и любящий папаша не мог отказать заядлому теннисисту.

Парнишка играл неплохо, демонстрировал приличную подачу и метался по корту, как угорелый, но разницу в классе этим не перешибешь, и Kitty сделала его, как ребенка. Правда, когда шла на корт под взглядами этого зверья, трусила до посинения, до дрожи в коленях, но чувство ракетки в руке и стук мяча уже на разминке отмели страх, как метлой. Она забылась, гоняла противника из угла в угол и методически избивала неберущимися мячами то по линии, то кроссами. Короче, несколько геймов подряд под ноль.

Kitty о возможных последствиях победы на корте явно не думала, об этом думал я. Первобытные, они ведь не понимают, что такое игра. У них все всерьез, все в одной плоскости. Раз проиграл – должен мстить, а как же, ведь твоя звериная честь задета. Я с этими номерами издавна знаком, на кавказском, так сказать, материале. Допустим, я уделал противника на ринге, а он мне вечером в парке – ножик в печень, еле увернулся, а на правом предплечье шрам до сих пор. Так что к концу второго сета я вконец извелся и даже потихоньку с белым светом прощался. Однако обошлось. Идрис до того западным духом пропитался, что даже ручку Kitty пожал и выдавил из себя Thank you. Хоть и светился изжелта бледным колером, и улыбка наперекосяк, но резать никого своим крисом не стал. И на том большое ему человеческое спасибо, ему и его тяжело глядящим родственникам-зрителям.

Я так Kitty и разъяснил: больше таких экспериментов не нужно. Приглашения вряд ли еще воспоследуют, но буде такое случится, надо под любым предлогом отлынивать. Ножка болит или еще что. Ведь событие таким драматизмом было пропитано, что даже мартышки, обычно шумно занятые срыванием кокосовых орехов и всяким баловством, притихли на соседних деревьях и только вполголоса обменивались впечатлениями. Не к добру это. Впрочем, я оказался прав: ни Идрис, ни кто-либо еще из мужской половины играть с Kitty боле не навязывался.

Причина простая: теннис – это так, баловство, забава белых, а серьезные люди регулярно упражнялись в боевых искусствах, если, конечно, искусством можно назвать собрание самых грязных трюков под одной обложкой. Спортзал на вилле имелся отменный, целое отдельно стоящее здание с оборудованием по последнему слову техники, бассейном и прочими делами. Я его усердно посещал и, присмотревшись, стал ввязываться в спарринги с тамошними мастерами, в основном из охраны. Беда с ними, конечно, все та же – в поединке они бешенели, били, чтобы убить, и никак иначе. Европейские правила и спортивный дух тут не ночевали, и если б я не настраивался каждый раз на смертельный поединок, когда адреналин брызжет из ноздрей, там бы меня и уработали либо что-нибудь по-серьезу сломали. Печень разбили бы на мелкие кусочки, или еще что. Но Господь миловал, хотя несколько мощных пинков и пришлось получить. Кое-чему я все ж научился, в особенности орудовать локтями, коленями и пятками, чего в моем активном арсенале до того не было.

Из этих стычек я вывел для себя такую интересную мораль: хитрая техника ударов – далеко не главное в этой жизни. В конце концов, удар есть удар, его можно за неделю поставить, хоть рукой, хоть ногой. Самонаиглавнейшее – это внезапность и скорость: любым способом, подсказанным животной хитростью, отвлечь внимание и мгновенно поразить открытое место. Теоретически это все знают, а вот на практике этому обучаешься через жестокое избиение. Тут и тренировка не всегда может помочь, многое от Бога, или скорее от дьявола. Простенький прием проводится на такой скорости, что и рассмотреть ничего не успеешь, а у тебя уж горло перерублено ребром ладони либо любой подвернувшейся под руку деревяшкой. Или яйца всмятку, или костяшки твоей переносицы тебе же вбиты в твой собственный мозг, или твой глаз по твоей же морде стекает неопрятной струйкой. Или еще мильон таких фокусов. Собственно, с чем-то таким я и в прошлой жизни сталкивался – было время, наставлял меня один урка, как «на лету за храпок ловить» -- но никогда в таком концентрированном виде. Так я себе и сказал: ката тут не катят; тут принято убивать.

Имелся на вилле и тир, и там я тоже оказался далеко не в первых рядах. Эти ж уроды с младых ногтей годами практикуются. Да им и делать больше не хрена, только баб щупать да предаваться всяческой лени и таким вот забавам. Попасть от бедра в подброшенный спичечный коробок – это ж мне еще одной жизни не хватит, чтоб научиться. А где ее взять, эту запасную жизнь; тут бы одну-единственную кое-как дожить. Мне все же выдавали по одному патрону для упражнений попроще, аж я дивился. Ведь с их подготовкой они бы меня в мгновенье ока изрешетили, вздумай я самоубийственно повести стволом с полным магазином куда-то не туда. Но тут, видно, работал строгий устав. Все должно быть вот так и не иначе, а кто нарушил, не взыщи, дорогой – иди акулам на закусь.

Пока я упражнялся с мужичками, Kitty возилась «дома» либо стучала мячиком, то об стенку, а то дурачилась с дочурками Луиса на корте. Но из этого получалось больше хиханек, чем тенниса. Две его дочери, одна лет пятнадцати, другая поменьше, весьма изящные создания – на этих островах произрастают женщины изумительной красоты – двигались на загляденье, но совершенно неспортивно. Они явно предназначались природой для совсем-совсем иного.

Я контакты Kitty с местной фауной весьма одобрял. Давай, мол, малыш, втирайся этому зверью в доверие, если хочешь, чтоб мы в конце концов выбрались из их змеятника. Важно было стать привычной деталью тутошнего пейзажа, мимикрировать, усыпить бдительность, чтоб наш рывок в желанный момент застал их, что называется, со спущенными штанами…

Полтора бойца лучше, чем один, и у себя в хижине я, как мог, готовил Kitty к возможной стычке во время прорыва и вообще. Отрабатывали удары по убойным местам, захваты, броски, удержания, подсечки и прочие премудрости. Малышка очень старалась, старательность у нее в крови, а таланта хоть отбавляй, я уж о том говорил. Беда только – у нас любые физические сближения кончались одинаково и совершенно неспортивно. Но что о том говорить, только душу бередить, после стольких лет. Удивительно все же: не мальчик, далеко не мальчик, а вот горел синим пламенем, полыхал отчаянно, как потайной вулкан. Да и сейчас от того давнего огня тепло становится. Но – молчу, молчу…

Глава 13. “Biznis”

Вулкан вулканом, только вокруг ведь горели языки совсем иного, адского пламени, булькала смола в котлах, душил запах серы и мелькали ухмыляющиеся черти с вилами разлуки, преступлений, смертей и всяческой нечистоты.

Как Луис ни увиливал от разговоров – а ему не грех бы и похвастать талантом отменного менеджера – мало-помалу я составил себе картинку бизнеса, в котором он был важным, но, по моим догадкам, далеко не самым крупным колесиком. Про тех, что над ним, он и сам мог знать весьма ограниченно, ибо работал лишь на переднем крае разветвленной и глубоко эшелонированной системы. Я-то столкнулся только с самым грубым, кошмарным ее проявлением, а девять десятых этого айсберга-синдиката наверняка орудовали чуть ли не по всему свету.

Между прочим, задним числом я сообразил, что катер, так похожий на сторожевика береговой охраны, таковым и являлся, иначе какой дурак шастал бы по морю с башенкой скорострельной пушки на носу? Ночью он пират, а днем сторожевой кораблик. И ничего тут особенного, если у ребят везде все схвачено. Он может ночью хоть Jolly Roger нести на мачте, не то что скорострельной пушкой щеголять.

А как работает система трансформации награбленного в аккуратные приращения банковских счетов заинтересованных лиц, того и Луису в деталях не к чему знать. Наверняка имелись оптовые скупщики с торговыми точками хоть в Африке, хоть в Америке, да хоть в Антарктиде. У Луиса и на его собственном участке дел хватало: разведка или контакты с осведомителями, наводка, собственно операция отъема побрякушек и прочего, уход, подчистка следов. Изредка, как в моем случае, рекрутерство. Тоже надо уметь; мне ли того не знать. Конечный результат этой работенки – банковский перевод от фирмы-однодневки под благовидным предлогом, хоть за консультации по половым вопросам. Он же в этом виде спорта гроссмейстер.

А захочет выйти из бизнеса – пожалуйста, ходи и жди пулю в затылок или иную неприятность. Испарится Луис, как утренний туман над морем. Только он не захочет выходить, никогда и ни за что. По всем ухваткам потомственный пиратина, и детей уже пристроил к делу. В тех местах это – препочетное занятие уважаемых людей. А вот я тут временный, планида моя скоротечная, в уважаемые не пройду никаким боком. Одно-два-три задания – и к акулам. Расходный материал, вроде добитого мною амбала.

Луис время от времени ронял полунамеки, что заниматься мне придется исключительно чистой работой. Я прикинул свои данные и решил – скорее всего это будет наводка. Похоже, лайнерами вроде «Медузы» эти орлы редко баловались, в исключительных случаях. Дело наваристое, но уж больно хлопотное. По большей части их интересуют ценные грузы, и на этот случай держат сеть осведомителей. А статистики потом удивляются – куда девается столько сухогрузов? Они ведь каждый год бесследно исчезают десятками, и страховые компании все платят и платят. Все на тайфуны-ураганы списывается, а ларчик, видно, много проще открывается. Судно берется на абордаж, команда на сухогрузе обычно минимальная, в команде имеется наводчик (предположительно мое амплуа – дать наколку про груз и координаты), интересный груз переваливается в чуждый трюм, потом малочисленный экипаж летит за борт, на несчастном судне открываются кингстоны – и где-то читают заупокойную молитву по безвременно утопшим-усопшим. Lost with all hands^¹⁴, еще одна цифирька в статистике.

Постепенно из многословного, извилистого, местами сваливающегося в нарочитую бессмыслицу мудежа Луиса я уловил, что мне скорее всего предстоит еще более интеллигентная работа, соответствующая моему интеллектуальному уровню, шарму, морским навыкам и проч. А именно – общение с яхтсменами. Непосвященным в морские дела невдомек, сколь невероятное количество владельцев заводов, шахт, пароходов, просто бездельников-рантье и просто морских бродяг, укушенных бациллой моремании, болтается по морям-океанам на роскошных либо элементарно добротных яхтах, и парусных, и моторных. Эта публика часто путешествует с длинноногими секретаршами, фотомоделями либо скромными блядьми, некоторые с женами и командой из двух-трех человек, а то и в одиночку.

А как эти бородатые ребята любят трепаться в барах яхт-клубов всего света, какие там приключения описываются и расписываются, сколько виски при этом улетает «в люк», down the hatch… Тут ничего не стоит своему брату-яхтсмену втереться в доверие, выяснить стоимость яхты, состав команды, разузнать маршрут, а то и навязаться идти in company, компанией, значица. Чтоб веселее было, а заодно и безопасней в смысле неожиданного нападения пиратов. Можно по секрету сообщить коллеге, что на этот случай и оружие есть, и надежная команда.

Ну, а потом – понятное дело: тихий абордаж в укромном месте, команду к акулам, длинноногую, буде таковая имеется, в гарем либо в портовой бордель за хорошую цену. За съеденного акулами миллионера-миллиардера можно еще и выкуп попытаться слупить. Но главный приз – сама яхта, ценой, бывает, не в один миллион. Такое богатство, а болтается без дела, никакого дохода серьезным людям. В нужном месте она подкрашивается, регистрируется как новенькая на John Doe или компанию-однодневку – и на ярмарку. Яхта – это всегда престижно, поиметь такую роскошь по дешевке, за какой-нибудь несчастный миллион-два баксов – на это любой денежный мешок клюнет. Не говоря про истых мореманов, но тем, понятное дело, идет что подешевле, тысяч на триста-четыреста или как получитсят мишеней, щ.

Вот такие виды строил на меня судара Луис, или как его там. Мудрый змей. Хищник пострашнее дракона с острова Комодо. А главное – проницательный, змей подколодный. Знает, где у человека слабина, и бьет наверняка. Чует своим животным нюхом, что интеллигент – это такая скотина, которая очень ловка на самооправдания, а потому органически склонна к предательству. Струсит, а трусость свою прикроет каким-нибудь благородным флером. Найдет чего-нибудь. Ну, пламенная любовь, скажем, с ним приключится, и пойдет он потрошить невинных яхтсменов, как миленький. Да собственно ему и потрошить-то никого не придется, на то есть двуногие, которым только дай в охотку повеселиться от всей павианьей души. А ты чем лучше, чистоплюйская твоя морда? Тоже ведь свое удовольствие справлять будешь…

И действительно, работенка непыльная, да к тому ж сопряжена с роскошной, цветастой романтикой. О такой лишь мечтать приходилось. Мотайся себе по морям, по волнам от одного яхт-клуба до другого, пока тебя не вычислят либо босс не прихлопнет этот бизнес, но то когда еще будет. А так – мечта моремана. Я ж у моря родился, паруса и чайки в крови, а что у меня на эту тему в прошлом? Одна пендюрочная «Mewa», швертбот польской постройки, трехметровая лодчонка с гротом и стакселем. И что я на ней видел? Ну Каспий, ну Арал, ну Азов, ну озера да водохранилища наши бескрайние. А тут перед тобой – целый Тихий океан, и один ли он. А в океане острова… Таити, Гаваи, Паумоту, Соломоновы, Фиджи, Тасмания, Рапануи, он же Пасхи – не перечесть. Я ж говорю – мечта-а-а.

Ладно, м-р Кук. Мечты до другого раза. Кука съели, и тебя съедят вместе с мечтами и потрохами. Неминуемо. Разбогатеют новые друзья твоими трудами миллионов на пять-десять-двадцать, и в расход Роя. Так и скажут – не наш человек, не укорененный. Сорваться с крючка может, если в интеллигентской его душе неведомая заморочка какая сработает или с его пассией что приключится. А что, ничего хитрого. Обкурится г-н Луис своих сигарет, ударит ему эротическая моча в промежность, захочется ему сорвать еще и этот цветок – и что тогда? Да уж ясно, что. Роя за хобот и за борт, Kitty в гарем и далее, вплоть до портовых борделей, еще и на иглу посадят, а дальше один путь – все к тем же рыбкам на съедение…

От этих умственных картин становилось так тошно и холодно в животе, хоть удавись. Поскрипывая зубами, я себя шпынял, подкалывал – думай, старый пень трухлявый, соображай, мухомор сушеный, ужель ничего не измыслишь. Ведь край надо делать ноги, тучки-то сгущаются. Вот и паспорт пришел, красивый, новый, аж хрустит. Я теперь костариканский citizen, и фото мое, и антропометрия, и даже визы проштампованы, где я никогда не бывал, десяток виз без малого. Я теперь его постоянно в кармане джинсов ношу, чтоб немного обтерся; так босс велел. А это значит, друг мой латиноамериканский, что ты готов к употреблению, и не сегодня-завтра затрубит труба, подвалит к острову суденышко, и – кататься подано. И так оно и покатится, а потом уж ни в какую щель не спрячешься, особливо от себя…

Денно и нощно я перебирал варианты ухода, один другого глупее и рисковее. Например, взять Луиса или кого из его детишек в заложники и с ним прорываться на волю. А вдруг какой-нибудь гад возьмет на мушку Kitty? Я ж видел, как у них с огневой подготовкой. Мне до них, как до Китая ползком. Ну, допустим, взял я заложника – а как потом отрываться от преследования? Под покровом ночи? Под покровом – это славно, но ведь не отстанут, а заложника волочить с собой бесконечно не будешь. А отпустишь либо кокнешь – все, амба, пипец котенку, вернее, двум котятам. Да и потом, змей Луис такой вариант определенно продумал в деталях и соответствующие инструкции на этот случай своим гориллам вдолбил; это – без вариантов. Сработают как роботы, я и с белым светом попрощаться не успею.

Еще мне частенько мерещился Луисов спутниковый телефон. Вот его бы увести и дать кому-то знать о себе на Большой земле – так, мол, и так, страдаем в плену, спасите-помогите. Но и в этой задумке имелась масса изъянов. Неведомо, кому звонить, и неясно, что говорить. Где мы? Загадка. Кто будет нас выручать, с каким мандатом? Тоже туман, а пока он рассеется, нас уж и в живых не будет. Мне, во всяком случае, звонить было решительно некому. Не австралийцу же моему – что он может, даже если захочет? На самый-самый непредвиденный запомнил домашний телефон Kitty, без малейшей надежды им когда-то воспользоваться. И тут я оказался решительно неправ, а судьба меня поправила, но что об этом говорить. До того момента нам пахать и пахать.

Измышлялись самые разные планы бегства, некоторые – из разряда «не смешите мои тапочки». О них и рассказывать глупо, не то что их осуществлять. Например, хорошо бы раздобыть две длинные жерди и с разбегу проделать нам обоим прыжок с шестом через стенку, красиво так порхнуть над бритвой-проволокой. Это где-то метра четыре. Двенадцать футов. Высота не Бог весть какая, для среднего прыгуна с шестом как пальчик описать, а нам? Без тренировки, даже без пробной попытки, а мне так еще и с рюкзачишком, а без него никак, без него в джунглях пропадем… Очень живо я представил себе эту картину – как я запутался в razor wire, режет она меня на ленты, а внизу веселится регочущая кодла и отстреливает мне руки-ноги и прочие детали, по одной за щелчок… Для Голливуда картинка в самый раз, а нам оно нужно?

Такие вот были мои страдания, кипяток в котелке без малейшего выхода для пара. И все это время решение было рядом, за невесомой бамбуковой стенкой, отделявшей жилую комнату от кухоньки. Истинно моя родимая матушка говаривала в таких случаях, очень сурово говаривала: «Разуй глаза, бестолочь…»

Blog

Удк 82 ббк 84(2Рос) Р65 isbn 978-5-88697-204-7 © Рой С. Н., 2011 © ОАО «Рыбинский Дом песати», 2011