Удк 82 ббк 84(2Рос) Р65 isbn 978-5-88697-204-7 © Рой С. Н., 2011 © ОАО «Рыбинский Дом песати», 2011
| Вид материала | Документы |
| Глава 7. Случай с бронзовой дверью |
- Сборник статей молодых ученых Таганрог, 2009 удк 316. 77: 001. 8 Ббк 74. 580., 4329.03kb.
- А. З. Долгинов; ред кол.: Б. М. Болотовский и др. М. Мцнмо, 2012[т е. 2011]. 160, 1251.65kb.
- Биобиблиографическое пособие Краснодар 2011 ббк 91. 9: 83 + 83. 3 (2Рос=Ады)(092)я1, 220.63kb.
- С. Р., 2011 isbn 978-617-00-0863-3, 4322.12kb.
- Состав комплекта «Здоровый образ жизни – 2011 г.», 85.67kb.
- естественные науки, 1003kb.
- Бюллетень новых поступлений за апрель 2011 год, 107.78kb.
- «Жемчужина Новгородского края», 308.75kb.
- Учебное пособие Павлодар удк 94(574+470. 4/. 5+571. 1)(075. 8) Ббк 63. 3(5Каз+2Рос)5я73, 3633.95kb.
- Туристическая компания, 207.67kb.
Глава 7. Случай с бронзовой дверью
Ну, дальше было много суеты – Египет, верблюды-пирамиды, то да се, но я ж не путеводитель пишу и не Агату Кристи переписываю, «Смерть на Ниле», может, кто читал или киношку видел, она на видике есть. Смертей никаких не случалось, и вообще восстановилась рутина, но довольно приятная рутина, потому как я теперь плотно и законно вошел в ближнее окружение Kitty, а что мне еще надо...
Конечно, особо близко я не нанизывался, держался в рамочках, но мне и малого вполне хватало. Вот, купил в Каире дешевенькие бусы растительного происхождения, и то только потому, что я про них у John Fowles читал. Она, конечно, про “Daniel Martin” ни ухом ни рылом, но бусам обрадовалась неподдельно и часто их нацепляла, очень часто, даже на корте, а мне-то уж как приятно. Млею просто. Нет, платоническая влюбленность – не самый худший вариант дурости, я знаю много хуже. Теперь, можно сказать, досыта ими накушался. Все, что было до основных событий моего рассказа, вообще видится сплошной картинкой чьего-то розового периода.
Мы по-прежнему ходили по параллельным траекториям, но много ближе, хотя я все равно знал свое место в задних рядах; просто дышал в затылок упомянутым выше молодым жеребцам. Ну куда мне было соваться в молодежную дискотеку, это ж хохот. Но когда случались парадные вечера с ballroom dances, тут я брал свое. Вальсировала она в весе пера, ничего не скажешь. Просто восторг типа брызги шампанского. Моя догадка про балет попала в точку, она совсем недавно ушла из этого дела. Я в данном виде тоже не промах, имел подготовку, и мы даже как-то приз сорвали за особо жгучее танго. Снова был оглушительный визг, прыжки мячиком и объятья-поцелуи; я их принимал со всей степенностью, на какую вулканический внутри себя организм был способен.
Спортивная подготовка по-прежнему составляла ось образа жизни, и тут мы соприкасались естественно, без всяких ухищрений. Малышка как-то предложила партию в теннис, но я благородно отказался. Ей надо было серьезно расти над собой, а не расхолаживаться с чайниками вроде меня. Партнеров у нее и без меня хватало. Один британец был особенно хорош, и мне временами казалось, что занимаются они не только теннисом, но это могло быть и от моего бешено ревнючего темперамента. Впрочем, климат ведь жаркий, кровь аж звенит, тут ребятишкам и чистой физиологии достаточно, без всякой романтики. Да и волосики у Kitty отливали медно-красным, самый опасный цвет. Жаль, забыл, как парня звали. Ну пусть будет Бен. Похож. Вылитый Бен. Вот после одной ее игры с этим Беном и приключилась история вроде намека, что Верхние Люди всерьез намерены и дальше толкать меня и Kitty друг к другу, за что им отдельное спасибо.
Игра тогда, собственно, не состоялась. Погода посвежела, палуба слегка, но на глаз заметно кренилась, и матч перед lunch’ем пришлось отменить. Так, постучали мячом через сетку, причем малышка хулиганила больше обычного, один раз даже залепила Бену мячиком по пузу. На клонящейся то туда, то сюда палубе она двигалась, как по корту у себя дома, и видно было, что ей так даже забавнее, да и тренер эти опыты одобрял: тяжело, мол, в ученье, легко в Уимблдоне. Ближе к часу подошли родственники, Kitty вынырнула из душа свежее розы, и вся толпа – из тех, что поустойчивее к болтанке – повалила вкушать lunch. Я, как всегда, в задних рядах.
Тут оно все и случилось. Мамашка с отчимом проследовали в дверь, дальше шли Kitty с Беном, и она зачем-то заглядывала в рот этому мудозвону, повернув к нему головку. В эт момент палубу резче обычного накренило, тяжеленная, под бронзу, половинка двери сорвалась с задвижек и с хорошей амплитудой шарахнула Kitty всем весом. Бедняжка схватилась за лицо, спиной назад отлетела на несколько шагов по слегка наклонной палубе и практически уже падала на крутой трап, ведущий вниз, когда я шмякнулся рядом – последние три-четыре метра я пролетел рыбкой, словно в волейболе доставал безнадежный мяч – и рванул ее за юбчонку на себя. Собственно, рванул еще в прыжке, а за что рванул, не видел, так как основательно, до снопа искр, приложился где-то в полете о стойку или что там оно было.
Дальше – табло, в смысле немая сцена: мы с ней вповалку да в обнимку полусидим на палубе, оглушенные вдребезги, Бен стоит с разинутым хлебальником, остальные и того не успели. Но это длилось меньше секунды, почти сразу разразилась массовая разноязыкая трескотня:
-- Ach du lieber Gott! Oh my God! Was ist denn los? Help! Medic! Kitty, chérie!10
Околачивавшийся там же Боря почему-то вопил «Врача!», совсем как тот академик медицины в анекдоте. Хирург на букву хер. Kitty тоже подала голос, но потихоньку, наверно с перепугу – просто захныкала. Превозмогая боль в черепушке, я встал на колени, отнял ее руки от лица и посмотрел, что там и как – хотя, если честно, еще мало что видел сквозь круги перед глазами. Личико было в крови, но кровь, похоже, лила больше из расквашенного носа, красивая ссадина во лбу почти не сочилась, только наливалась внушительной шишкой. Что-то ласковое кудахча, я подул на лоб, словно оглушенному воробышку, потом чмокнул там же, как целуют ребенка, чтоб не было бо-бо, а главное – пощупал нос, не сломана ли переносица. Вроде поломки нет, иначе она бы завизжала от боли. Глядя в круглые от ужаса глаза, я достал платок, вытер носик, хотя больше размазал кровь по физиономии, и авторитетным басом объяснил:
-- Nichts ernsthaftes. Nur ein bißchen Blut. Sie werden morgen spielen können. Hier, nehmen Sie das Tuch.11 – Потом отечески потрепал ее по щечке, поднял глаза на ошалело глядящего отчима (мамаша почла за благо шлепнуться в обморок в чьи-то предусмотрительные объятья) и строго добавил: — Man muß eine Konkussion bewahren. Rufen Sie einen Arzt, bitte.12
Кудахтанье вокруг продолжалось, но уже с обертонами облегчения. Все кричали друг другу Arzt, doctor, medic, пока наконец судовой врач не вывалился из кают-компании, что-то прожевывая на ходу и едва сам не столкнувшись с мотавшейся туда-сюда створкой-убийцей. Еще минута галдежа, и вся массовка удалилась в направлении лазарета. Отчим торопливо вернулся, чтобы пожать мне руку – Ach, Herr Professor! – но сам уже явно подсчитывал, на сколько именно он нагреет пароходную кампанию за сей конфуз. Пахло цифрой со многими нулями. Я отвернулся к океану.
Океан оказался совершенно равнодушен к этому небольшому бардачку на нашей посудине и все так же самоуверенно катил крупную волну, не круче и не мягче. Я вздохнул и потопал в бар ремонтировать головку известным российским способом, мельком подивившись, почему меня все зовут Herr Professor, когда я фактически Herr Dozent. Тупо, словно мне больше делать нечего было, вспомнил, что в английском доцентов нет, есть Associate Professor, и так я и числюсь в списке пассажиров. Я же сам так записался.
Но то были всего лишь беглые полумысли, а главное – я чувствовал приступ самодовольства, острый до безобразия. Не потому, что спас предмет тайного обожания – хотя и это было, нечего темнить – а скажем так: есть еще порох в пороховницах, вот в чем дело. Вот-вот шестой десяток разменяю – и такая резвость, и не в первый раз. Это дорогого стоит.
Вот так я сидел в баре, не без приятности перебирал в голове всякие такие случаи, там меня и нашли ейные родители. Еще пару стопарей поднесли, в порядке благодарности, что ли. Я налегал на Bloody Mary, мадам сыпала комплиментами мне и жалобами на пароходное начальство, но мне было больше жалко это самое начальство. Судя по хищному блеску в глазах ее мужичка, начальству этому не сдобровать. Я отделывался мычанием и междометиями и вскорости удалился, ссылаясь, как и после давешнего боя, на Kopfschmerzen, ужасную головную боль.
Голова и вправду трещала неимоверно от контакта с тумбой, или кнехтом, или как его там душу набок, понаставили железяк, понимаешь. Раз водочка не помогла, значит, сотрясение мозга скорее у меня, чем у Kitty, но кому это интересно. И я поплелся в свою первоклассную каюту, бормоча из Хармса: «Эх рямонт, рямонт, рямонт, Первакокин и кинебс». Конечно кинебс, что еще.
Пару дней я отлеживался – то в каюте, то выползал в поисках шезлонга и лежал на свежем воздухе до упора. Потихоньку муть в башке стала проходить. Kitty не было видно дольше; наверно, ждала, когда сойдут синяки под глазами, но не выдержала и появилась, сияя знатными фонарями. Фингалы, правда, уже отдавали желто-лиловым, значит, скоро должны пройти. Визгу и поцелуев в этот раз не было, на утреннем jogging она просто подбежала, разулыбалась, сунула ладошку – “Danke sehr, Herr Professor” – даже смущенно как-то. Я подул на ее синяки, как давеча; целовать не стал, при ней вся ее капелла была. Она захихикала, бычком эдак боднула меня в плечо, и мы побежали дальше вместе.
В бассейне мы просто потихоньку переглядывались со значением, а потом она нашла меня в моем закоулке с книжкой, посидели рядышком, поболтали, помолчали, и это было славно. В общем, установилась некая идиллия, и моя главная забота была очень простая: идиллии скоро конец и, собственно, всему-всему конец. Останется только в буше геройствовать, куда денешься. А потом открытки на Рождество посылать; на день св. Валентина старому пентюху примазываться к влюбленным как-то неуместно.
Дни мелькали с какой-то бешеной скоростью, хотя объективно судя, круиз и после этого безобразия тянулся довольно долго – мы уже до Сингапура дошли. А после Сингапура, где-то в Яванском море, завернули такие события и приключения – вспоминать, и то дрожь пробирает, и стонать почему-то хочется.