Удк 82 ббк 84(2Рос) Р65 isbn 978-5-88697-204-7 © Рой С. Н., 2011 © ОАО «Рыбинский Дом песати», 2011
| Вид материала | Документы |
| Глава 9. Вербовка в пути Часть вторая |
- Сборник статей молодых ученых Таганрог, 2009 удк 316. 77: 001. 8 Ббк 74. 580., 4329.03kb.
- А. З. Долгинов; ред кол.: Б. М. Болотовский и др. М. Мцнмо, 2012[т е. 2011]. 160, 1251.65kb.
- Биобиблиографическое пособие Краснодар 2011 ббк 91. 9: 83 + 83. 3 (2Рос=Ады)(092)я1, 220.63kb.
- С. Р., 2011 isbn 978-617-00-0863-3, 4322.12kb.
- Состав комплекта «Здоровый образ жизни – 2011 г.», 85.67kb.
- естественные науки, 1003kb.
- Бюллетень новых поступлений за апрель 2011 год, 107.78kb.
- «Жемчужина Новгородского края», 308.75kb.
- Учебное пособие Павлодар удк 94(574+470. 4/. 5+571. 1)(075. 8) Ббк 63. 3(5Каз+2Рос)5я73, 3633.95kb.
- Туристическая компания, 207.67kb.
Глава 9. Вербовка в пути
Помнится, я уж говорил, что среди других ночных заполошных мыслей была у меня и такая: как все-таки у этих вроде бы безмозглых скотов все продумано, скоординировано и организовано. И разведка, и сам захват, и свежевание добычи, и даже стремительный уход в рассветную даль. За несколько часов сумасшедшей гонки можно действительно хрен его знает куда умотать, и ищи ветра в море. Если вообще кто-то что-то будет искать.
Как оказалось, на деле операция было проработана еще тщательнее, чем я себе рисовал.
Где-то часов в восемь ход катера замедлился, по палубе забегали, послышались голоса, стоп машина – и катер, мягко ткнувшись, к чему-то пришвартовался. Это что-то оказалось посудиной тонн на тридцать, замурзанной донельзя – сборщик копры, рыбак, торговец или еще что, откуда мне знать. Он стоял на якоре в крохотной бухте островка, по всей видимости ненаселенного; в тех краях таких островков десяток на фунт идет.
Утро, словно в порядке издевки, выдалось изумительное. Солнце, тишь, в сотне метров всякая экзотическая зелень на берегу, птички орут не по-нашему, вода сверхпрозрачная, только чуть в зелень отдает. В этой прозрачности над узорными рифами многоцветные рыбки лениво себе плавают, как в пруду в Аптекарском огороде в Москве, только здесь их толпы, все разные и очень уж цветастые. Ну прямо райский уголок. И вот среди этой благодати мне пришлось по-прежнему служить на подхвате у этих обезьян, все в том же образе белого кули.
Я было подумал – во, гнездо пиратов. Тут, на этом уединенном островке, они и приступят к своим корсарским развлечениям: начнут дуван дуванить, ром хлестать, горланить Fifteen men on the dead man’s chest, проигрывать в карты или в кости неправедно нажитые состояния, над пленными девицами измываться, резаться своими крисами и парангами по пустякам. Ну и все остальное, что пиратам положено.
Эта дребедень, однако, вся осталось в восемнадцатом веке или раньше, а скорее всего в писаниях романтиков и нигде боле. Стивенсоном здесь и не пахло; чистый бизнес. Все барахло на наших спинах перекочевало в поместительный трюм торговца и было аккуратно сложено и замаскировано мешками с вонючей копрой, после чего катер пошел своей дорогой, а торговец своей. Что называется, мы разошлись, как в море корабли, и кому придет в голову искать награбленное добро на таком невзрачном суденышке… Они ж тут как саранча мотаются среди семнадцати тысяч индонезийских островов, опухнешь все обыскивать. Да и обыскивать, как потом выяснилось, никому в голову не пришло бы: у местной береговой охраны, где она есть, совсем другой интерес.
Разбойники тут разделились. Абордажная команда осталась на катере, а Луис и его шпионско-диверсионная бригада, прихватив меня, перебралась на посудину с награбленным. Тут у меня сердчишко захолонуло: подумал было, что Kitty останется на сторожевике и ее увезут незнамо куда и очень даже знамо зачем. Но нет, смотрю – двое из луисовой группы волокут всех четырех малышек на наше судно, а еще двое за руки, за ноги тащат того раненого. Девчушек увели куда-то вниз, а раненого кинули довольно небрежно на палубу, аж он взвыл, но тихо. Видно, истек кровью и уже кончался.
Тут катер отвалил и на хорошей скорости, но без давешнего напряга скоро скрылся за мысом. Наш кораблик задержался на несколько минут для одной операции, о которой мне вспоминать неохота, но придется. Жить мне осталось немного лет, врать вообще нехорошо, а в моем возрасте и вовсе неприлично, так что изложу все, как дело было. Уж извините.
Вся бригада снова нацепила свои маски, столпилась полукругом вокруг раненого и пялилась то на меня, то на раненого, то на Луиса. Главарь вооружился видеокамерой, подозвал меня, вытащил свою пистолетину, загнал патрон в ствол, вынул магазин, сунул в карман, а оружие вручил мне. Лыбясь во всю свою поганую рожу, он показал на раненого бандюка: “Shoot!” – а сам поднимает свою видеокамеру и начинает снимать это кино, где я – главный герой. В спину мне, естественно уткнулся ствол автомата, только он наверняка в кадр не попал. Короче, убей, или тебя убьют. Обычный трюк, чтобы замазать новичка банды кровью.
Я с тех пор много про тот эпизод думал, все больше на предмет самооправдания, но в тот момент, если честно, я действовал совершенно инстинктивно, и главное побуждение было – чтоб этот червяк перестал визжать, извиваться и молить о пощаде. Наверняка во мне говорил и страх пули в спину, и ненависть ко всей этой кодле; ненависть в особенности. Будь моя воля, я бы их всех с упоением перестрелял, от живота веером, включая того раненого, который только недавно стал раненым, а до того сам спокойно, а скорее с удовольствием, отправлял на тот свет безоружных. Наверно, все это где-то во мне отсвечивало, но в самый тот момент я видел только, как этот гад все пытался куда-то уползти, обкакался, описался, визжал душераздирающе, и надо было все это прекратить. Короче, я шмальнул ему в область сердца, и он перестал дергаться.
И тут эта каннибальская шобла проявила себя во всем блеске. Труп кинули в воду, а сами все перегнулись через фальшборт, с большим любопытством разглядывая что-то, а некоторые и реготали. Глянул и я. Там был какой-то кровавый водоворот – это акулы рвали труп на части. Он даже и погрузиться не успел. Похоже, тут у них прикормленное место, подумалось мне; кормежка акул у этой нечисти вроде регулярной забавы после трудов. Я отвернулся, отдал пистолет Луису, хотя страх как хотелось припечатать его рукояткой в висок – вот только другой ствол по-прежнему тыкался мне в спину… Луис, все так же лыбясь во всю свою лоснящуюся будку, похлопал по камере: все, мол, брат, никуда теперь не денешься. Я только тупо уставился на него. Чувствовать уже практически ничего не чувствовал, слишком много всего навалилось.
Я отвернулся, однако от него так легко не отцепишься. Он приобнял меня за плечи своей вонючей лапой – притом, что ствол того автомата по-прежнему холодил мой крестец – и повел куда-то на нос судна, где тем временем уже поднимали якорь. Там он усадил меня в каком-то закутке на бухту каната и, стоя передо мной руки в боки, зачирикал примерно в такои духе:
-- Вы не должны обижаться, OK? Этот человек, наш товарищ, он все равно труп, у нас нет врача, и теперь всем хорошо, OK? Он уже не страдает, вы показали, какой вы мачо, а у меня есть страховка. Бизнес есть бизнес, а в бизнесе нужна страховка, right?
-- Какой еще бизнес? – встрял я, хотя вполне уж сообразил: идет обыкновенная вербовка. Им надо пополнять редеющие ряды, я вполне подходящий кандидат, связан с мафией (тут над нами промелькнула тень Ефимыча, чтоб ему пусто было), европеец, знаю кучу языков, физически подготовлен, а теперь еще замаран капитально. — Какой у меня с вами может быть бизнес?
-- О, это потом, потом. Мы скоро приедем ко мне домой, вы будете мой гость, очень дорогой гость, и мы все обсудим, очень подробно обсудим. Но вы должны понимать: вы теперь в команде. Если попробуете выйти из бизнеса, кассета будет немедленно послана в Интерпол анонимно, с вашим портретом, отпечатками пальцев и прочим...
-- А если я откажусь войти в этот... бизнес?
Г-н Луис даже не стал отвечать на этот вопрос, только повел глазками за борт. Действительно, глупенький вопрос. Говно вопрос. Акул тут много, а на меня и одной хватит.
Он по своей дурацкой привычке несколько раз повторил тираду про бизнес, ничего личного, ничего кроме бизнеса, nothing personal, strictly business – в кино, что ли, выучил? Небось, любимое кино – про дона Корлеоне. Я уж не стал ему объяснять, что у меня к нему теперь – ничего из области бизнеса, а все только личное, и до того личное, что аж самого мороз по коже… Но пока что эти переживанья нужно было припрятать поглубже, чтоб на поверхности и следа не осталось, а самому держать ухо востро, соображать, как из этого долбаного бизнеса вывернуться по уму и с наименьшими потерями – для себя.
Чтоб не видеть эту мерзкую образину, я внимательно разглядывал островок; наша посудина уже тронулась и помалу выбиралась из бухточки. Местечко действительно райское, я б тут согласился поработать Робинзоном пару лет. Только разве эти гады позволят.
Меж тем Арап продолжал чирикать. Как истый педагог, он видно решил – самое время перейти от кнута к прянику. Он что-то сказал горилле-автоматчику, тот ухмыльнулся и куда-то слинял.
-- OK, а теперь – самое приятное. Ваш приз за участие в нашей работе. Очень сладкий приз. – Он лыбился совсем уж масляно, и мое сердце ворохнулось в предчувствии.
-- Какой еще приз?
-- Сейчас увидите.
И действительно – увидел. Давешний автоматчик втолкнул в закуток Kitty – дрожащую, в слезах и соплях, с ссадиной на щеке, в разорванной наискось майке. Видно, все же пыталась сопротивляться, мельком подумал я. Слава Господу, хоть не убили.
Я вскочил, шагнул вперед, и Kitty самым натуральным образом кинулась мне в объятья, чего уж тут. Неплохо бы опустить здесь занавес, потому как малышка просто зашлась в полноразмерной истерике, и кто ее за это осудит – в ее-то нежном возрасте претерпеть такое. Я зыркнул на Луиса враз налившимися кровью глазами, и нас оставили в покое; ретировались оба. Не знаю, что я там бормотал, и вряд ли Kitty слышала что-либо сквозь свои рыданья, скорее на нее действовали не слова, а тело, к которому она прилипла. Ища защиты, она к этому телу льнула изо все силенок.
Я поднял ее на руки, сел на бухту каната и стал укачивать, как ребенка, что-то бормоча, легонько целуя соленое от слез в три ручья личико и поглаживая конвульсивно бьющиеся плечи. Я вообще слабо соображал, что делаю, и наверно поэтому подул ей в лобик, как не так уж давно, после того злосчастного случая с дверью кают-компании. Честное слово, я в тот момент ничего этого не помнил, а действовал по инстинкту. Почему-то это подействовало. Плечики перестали так бурно биться, и помаленьку она затихла, уткнувшись мне в шею. А я все бормотал:
-- Kitty, Liebling, не надо так убиваться, не все так плохо, главное – мы живы, а раз живы, ничего еще не потеряно, ни-че-го. И твои живы, я сам видел, ничего страшного с ними не случилось, а ведь могло случиться, ты ж сама видела. Будем живы – прорвемся, ты ведь знаешь, на меня можно положиться. Я твой герой, помнишь? Твой герой Sergei Roy, так? Эти бабуины меня вроде бы в свою банду вовлекают, только они не знают, с кем связываются, они у меня еще умоются кровавыми соплями. – Дурацкое хвастовство, конечно, но если у тебя в руках бьется в истерике любимое существо, еще и не такое возлепечешь. – Этот подонок Луис сказал даже, что я буду его гостем, а нам бы лишь бы до суши добраться. Там уж мы с ним разберемся.
Не знаю, что она уловила из моего квохтания, похоже, ей было важнее всего другое – чтобы я больше не исчезал, чтоб был рядом, чтоб можно было за кого-то спрятаться от этого кошмара наяву. Так она и спросила, все еще всхлипывая и на детский манер размазывая кулачком слезки:
-- А вы меня не бросите... Sergei? – Она в первый раз назвала меня по имени, вышло очень забавно, совсем по-немецки, вроде как Зэргай, но мне и то было мило. – Они меня... не заберут от вас?
-- Только с моими руками вместе, -- заторопился я, а сам про себя подумал: как бы не накаркать, видал, какие паранги у этих обезьян. Могут и впрямь руки и все остальное отрубить, если высоко хвост задирать буду.
Говорились еще какие-то слова, но вообще-то толковать было особо не о чем. Я просто повторял на разные лады свое нехитрое вранье, вроде колыбельной, и малышка в конце концов заснула-таки. Отключилась, сидя у меня на коленях. И ничего удивительного, нормальная реакция после бессонной ночи и смертного ужаса.
Я так и просидел не шевелясь часа два на этой чертовой жесткой бухте, все тело затекло, но единственное, чего я боялся – что эти пиратские морды нарушат ее покой. Слава Богу, они скорее всего тоже отсыпались после бессонных трудов. Я и сам начал задремывать – легкая качка и солнечные блики на волне действовали гипнотически – но каждый раз через пару минут еще шире распахивал глаза и пытался о чем-то думать, хотя ничего дельного в голову не приходило и придти не могло. Я только косил глазом на такое близкое и такое дорогое лицо, а сердце мое заливали просто телячья нежность да еще животный страх – вот придут, отберут и сотворят с ней все, чего их бабуинская похоть пожелает. Устроят «индонезийский трамвай» навроде колымского. Насмерть ведь умучают.
Убью, решил я; маленький Boeker ведь все еще в заднем кармане. Убью ее, а уж меня-то эта сволота постарается замочить – и пикнуть не успею.
Эти черные мысли, а заодно и сон Kitty, прервал добрый тропический ливень, скорее похожий на водопад. Я еле успел выдернуть из кармана своего бесценного рюкзачка полиэтиленовую накидку, и мы с трудом ею накрылись, хотя бешеные брызги от палубы все равно нас подмочили. Kitty начала подрагивать от холода и все жалась ко мне, пытаясь согреться.
К тому же ветер посвежел, и море принялось качать кораблик всерьез. Я с тревогой посматривал на малышку – не дай Бог ее начнет мутить, вдобавок ко всему остальному. На «Медузе» даже сильная болтанка ощущалась слабым намеком, а на этой лайбе любой обладатель желудка, склонного к морской болезни, давно позеленел бы. Но Kitty, похоже, попала в те же два-три процента, что и я – бесчувственных к любой качке. Хоть в чем-то нам повезло.
Ливень-водопад как налетел, так и улетел – внезапно, без предупреждения. Выглянуло солнце, сразу стало как-то веселее. В брюхе у меня забурчало, и я вспомнил о еде. Последний раз есть пришлось уже давненько, но об этом как-то не думалось. Не та обстановочка. Вообще-то я в своих выживательных закидонах и по неделям без еды обходился, при хорошей психофизической подготовке это вообще пустяк. Однако теперь нужно думать не только о себе любимом. Есть и полюбимее.
Я строго наказал Kitty сидеть на месте и не рыпаться – мне, мол, надо отлучиться на минутку. Она посмотрела на меня довольно жалобно, но промолчала, и это было хорошо, это было очень важно. Сейчас главное что? Чтоб я четко соображал, а она четко выполняла команды. Тогда, может, и удастся как-то вывернуться из этой гнуси. С Божией помощью.
Я выбрался из обжитого угла. На палубе никого не было видно, только в рубке торчал одинокий рулевой. Видно, команда торговца и состояла из трех-четырех человек, а шпионы-диверсанты отдыхали после бессонной ночи либо страдали от качки. Оно мне и наруку.
Я нюхом разыскал камбуз, зашел. Там копошился какой-то абориген, при виде меня он заулыбался. Видно, ему все европейцы на одно лицо, а возможно, все эти дела его вообще не касались, и о статусе моем он не догадывался. Да я и сам был в этом вопросе нетверд, но в обращении с этой публикой держался правила – не имей сто рублей, а имей одну наглую морду. Я изобразил международный жест насчет пожрать, и он вывалил мне в порядочную миску жареного мяса с овощами, завернул лепешек, а я еще реквизировал пару вилок и две какие-то бутылки из холодильника в надежде, что это будет пиво. И не ошибся.
Еда пошла на ура, просто на удивление. Вычистили миску до блеска, и лепешки умяли за милую душу, не говоря про пиво. Миску я вернул на камбуз, а вилки облизал и припрятал. Есть же поговорка: нет оружия страшнее вилки; один удар – четыре дырки. Пригодится. В нашем положении любая мелочь сгодится.
После еды оптимизма чуток прибавилось, и мы еще пошептались. Теперь говорила больше Kitty, а я не мешал. Ей надо было выговориться досуха. Хотя рассказывать особо было нечего: пришли два павиана да забрали, немного полапав и попинав за строптивость. Единственное, что я усвоил из ее рассказа – что ее забрали, так сказать, прицельно, еще до того, как стали сгонять весь остальной народ из люкса и первого класса. Тут виден был указующий перст Некорвалана. Все, падла, спланировал заранее, до мелочей. Талант. Вроде Джугашвили.
До вечера еще раза три лил дождь, налетали шквалы, сменяющиеся штилями – обычная для этих мест погодка, судя по тому, что я когда-то читал, собираясь в сольную кругосветку на мини-яхточке собственной постройки – такая вот мечта одно время цвела в моей душе бурным цветом. Можно было попробовать найти сухой и тихий уголок где-нибудь внизу, но девчушка отчаянно замотала головой, а я не настаивал. И действительно, не идти же в кубрик или в кают-компанию к этим живоглотам. Если она тут вообще имелась, эта кают-кампания.
Так мы и просидели среди тросов и другой корабельной рухляди еще несколько часов, казалось – вечность. Уж и ночь пала, а суденышко все так же пыхтело, переваливаясь с боку на бок. Нос то задирался довольно высоко, то шлепался в прогалину меж волн, и тогда нас обдавало мелкими, но противными солеными брызгами. А я все твердил, и Kitty, и себе: Все когда-нибудь кончается; кончится и это. Царя Соломона цитировал, хотя и неточно.
А плаванье все не кончалось и не кончалось, и где-то около одиннадцати Kitty снова заснула, все так же умостившись у меня на коленях. Потом чаще стали попадаться огни встречных судов, и в кромешной тьме начала вырисовываться еще более темная масса: мы явно приближались к земле. Если это и был остров, то много больше нескольких других, попадавшихся нам до того. Я еще подумал: Вот оно. Приближаемся к цели.
Так и оказалось. Суденышко взяло курс на скопление огоньков на берегу – то ли большое селение, то ли малый городок – и в предрассветной тьме пришвартовалось к стенке тамошнего пирса.
А дальше все было проделано быстро и сноровисто, в стиле Луиса Некорвалана. Опустили трап, и по нему сошли сам Луис, его черномазая команда, потом мы с Kitty, дружески подталкиваемые неизменным автоматчиком. Плюс еще двое тащили слабо извивающийся тюк – я так понял, одну из пленниц; судя по размерам тюка, самую малую из них. Все это скоренько погрузилось в ожидавший нас микроавтобус-van, и он с места в карьер рванул куда-то в сторону от городка по паршивой дороге, некруто поднимающейся в гору.
Мне удалось выглянуть из окна. Посудинка, на которой мы прибыли, уже отваливала от пирса, унося сокровища, двух европейцев из шпионской команды и двух пленниц. Я еще раз подивился четкой организации луисового бизнеса. Прошло меньше суток с момента грабежа «Медузы», а пираты уже рассыпались на малые группы, награбленное добро надежно спрятано в трюме неприметного суденышка и скоро наверняка исчезнет в тайном хранилище где-то на берегу, а раненый вообще разобран на запчпсти и переваривается в акульих чревах. Отлично, г-н Луис. Одну ошибку вы сделали – с русским мафиозо связались. Но и тот спеленут по рукам и ногам, и неведомо, как ему удастся выкарабкаться...
Минут через двадцать машина остановилась перед высоченными стальными воротами, вделанными в такую же высоченную каменную стену – метра три, не меньше – поверху которой шли, похоже, три ряда бритвенно-острой проволоки. Она так и называется, razor wire, механически отметил я. Тут ворота поползли в стороны, машина въехала в обширный двор, а я подумал: «Вот и все. Down and out13. Мышеловка захлопнулась. Нам прищемили нос и кое-что еще».
ЧАСТЬ ВТОРАЯ