Удк 82 ббк 84(2Рос) Р65 isbn 978-5-88697-204-7 © Рой С. Н., 2011 © ОАО «Рыбинский Дом песати», 2011

Вид материала

Документы

Содержание Глава 8. Абордаж

Подобный материал:

• Сборник статей молодых ученых Таганрог, 2009 удк 316. 77: 001. 8 Ббк 74. 580., 4329.03kb.
• А. З. Долгинов; ред кол.: Б. М. Болотовский и др. М. Мцнмо, 2012[т е. 2011]. 160, 1251.65kb.
• Биобиблиографическое пособие Краснодар 2011 ббк 91. 9: 83 + 83. 3 (2Рос=Ады)(092)я1, 220.63kb.
• С. Р., 2011 isbn 978-617-00-0863-3, 4322.12kb.
• Состав комплекта «Здоровый образ жизни – 2011 г.», 85.67kb.
•  естественные науки, 1003kb.
• Бюллетень новых поступлений за апрель 2011 год, 107.78kb.
• «Жемчужина Новгородского края», 308.75kb.
• Учебное пособие Павлодар удк 94(574+470. 4/. 5+571. 1)(075. 8) Ббк 63. 3(5Каз+2Рос)5я73, 3633.95kb.
• Туристическая компания, 207.67kb.

Глава 8. Абордаж

Переход из рая в ад оказался неправдоподобно резким. Просто никак в головке не вмещалось, что все это происходит именно с нами, хотя если не с нами, то с кем же еще... И неправдоподобнее всего оказался главный герой этого перехода, мой вонючий сосед по каюте, г-н Луис не-Корвалан. Невероятно. Unbelievable.


Задним умом я, конечно, все сообразил и выстроил в цепочку, как оно все происходило, но в самом процессе всякие мысли, картинки и переживания были несказанно сумбурными и иными быть не могли. Но что я вам буду голову морочить эмоциями-переживаниями, расскажу лучше по порядку, как дело было.


Еще не доходя Сингапура я как-то засек из своего укромного угла на палубе Луиса в компании полудюжины мужичков самой обыкновенной для тех мест наружности; четверо из них были явно той же расы, что мой Арап, «загорелые», двое – европейцы, тоже загорелые, но без кавычек. Толковали они весьма оживленно, как старые знакомые, однако чего в море не бывает. Повстречал вот друзей-путешественников и небось обменивается впечатлениями про бордели Бангкока или еще где. Бог ему в помощь, меньше ко мне липнуть будет.


Как они протащили на борт оружие, ведать не ведаю, но протащили. В багаже или каком-то грузе, наверно. В тех краях, и не в тех тоже, все продается-покупается. Вопрос цены, всего лишь.


Из Сингапура мы отвалили часов в восемь вечера, все как черти устали после шатания по городу и рано разошлись по каютам. Я еще почитал на сон грядущий, помечтал про свой милый предмет и отключился. Не могу сказать, сколько я спал – по пробуждении рассматривать часы некогда было – но пробудился где-то под утро, это точно. Пиратская операция была разыграна, как войсковая: атака началась именно в предрассветный час. Разве что без артподготовки.


Все-таки во мне очень сильно звериное начало. Или это какой-никакой опыт плавания под парусом сказался, не могу точно сказать. Проснулся я оттого, что «Медуза» всего лишь замедлила ход, до основных событий, стало быть. И не просто проснулся, а пробудился в сильной, хоть и неясной тревоге. Некоторое время пялился во тьму, потом перевел взгляд на иллюминатор. Там вроде ничего интересного не происходило, просто стояла предрассветная муть. Однако я все равно включил ночник, встал и начал одеваться, сначала медленно, потом с ускорением. И вот, когда я уже завязывал шнурки или что-то в этом роде, «Медузу» сотряс мощный толчок, раздался глухой удар, словно она на что-то налетела, хоть и на медленном ходу, и тут же остановилась, а низкое, почти на ультразвуке, урчание машин смолкло.


Я помню, как от толчка повалился на пол и уже в падении подумал нечто вроде, ««Титаник»! Пробоина!» и еще что-то промелькнуло в голове – про «Адмирала Нахимова» наверняка вспомнил, он всего за несколько лет до того пошел на дно и несколько сот народу с собой утащил. Точно восстановить суматоху мыслей сейчас уж невозможно, да и ни к чему. Главное – действовал я вполне четко, за что и посейчас своим генам и выучке благодарен: схватил свой рюкзачок, в котором среди прочего был надувной матрас – когда-то такой же матрасик спас мне жизнь во время крушения на Арале – и рванул из каюты, на палубу, спасать женщин и детей или спасаться самому, смотря по обстоятельствам. Про пиратский абордаж в ту минуту не подумалось, хоть до того разговоры были. В тех краях пиратский промысел – целая индустрия, но как-то в голову не приходило, что эта сволота замахнется на такую громадину, как «Медуза». А она взяла и замахнулась, меня не спросила.


Дело, значит, было так. К тому моменту, когда я проснулся, банда Некорвалана разобрала оружие – короткие израильские автоматы «Узи», нацепила маски, перестреляла по-тихому ребят из службы безопасности (их и было-то три с половиной человека) и всех, кто мог оказать сопротивление (этих наверняка Луис заранее взял на карандаш, времени для шпионажа у него была уйма), разгромила радиорубку, захватила в полон капитана, старпома и казначея и велела капитану дать в машинное отделение команду сбросить ход, а на руле держать курс на такой-то островок – не островок даже, а голая скала посреди моря. На подходе к этому островку «Медуза» и села на мель или подводные камни – не могу сказать, было это частью плана или просто так вышло. Из-за скалы вывернулся быстроходный катер типа сторожевика или морского охотника – ему-то мель из-за малой осадки нипочем; с борта «Медузы» матросики под дулами автоматов резво спустили огромный ее трап, и состоялся настоящий абордаж. Стрельбы, махания кортиками, воинственных воплей и прочей ерунды, правда, не было. Просто еще одна бригада – я так впоследствии прикинул, около дюжины этих скотов – поднялась на борт и принялась свежевать добычу.


Ничего этого, повторяю, я тогда не знал и только смутно догадывался, что дело пахнет вовсе не шанелью №5, а чем-то много мерзее. Определенность пришла по сети громкого оповещения, public address system. Только я выскочил из своей милой каюты, как чей-то, грубо говоря, до боли знакомый голос (я его сразу узнал, даром что система несколько фонила) принялся вещать:


-- Корабль захвачен Армией освобождения Калимантана (или еще какого-то сраного -стана или -тана, не помню точно, да и зачем – это все равно дешевое фуфло для прикрытия). Всем оставаться в каютах. За неподчинение расстрел на месте. Пассажирам люкса и первого класса собраться в большой лаунж. За неподчинение расстрел на месте. Взять все ценные вещи. За неподчинение расстрел на месте.


Ну и так далее. Что мне понравилось в этой Армии, так это определенность. Никаких нюансов или простора для полета фантазии либо сомнений. Попробуешь спрятаться – расстрел на месте. Не вовремя чихнул – расстрел на месте. Неудивительно, что палубы и трапы тотчас загудели от шагов и big lounge наполнился в рекордно короткий срок. Пошел и я. Из особо ценных вещей у меня была только кредитная карточка хорошего банка, на которую я положил где-то на крупной стоянке почти все свои нежданно-негаданно вспухшие финансы; карточку я запаял в полиэтилен, заделал в пояс и предъявлять никому не собирался, пока жив. А что до команды «на выход с вещами», так я и без того шел со своим рюкзачком. Пиратам он ни к чему, а для меня впоследствии оказался ценнее любых финансов, но об этом после, после...


Помню, топая по назначению, я мельком вспомнил доброту Ефимыча. Если б не его широкая душа, отсиделся бы я сейчас в своей вонючей каютке не клят и не мят, вместе со всеми неимущими. Христос правильно говорил – благословенны нищие. А теперь вот иди навстречу своей судьбе, провались она в задницу...


Судьба явилась в образе все того же Некорвалана, шкот ему в слюнявый рот. Был он в маске, но я его и по запаху узнал бы, не говоря про паскудный чирикающий голос. Луис стоял у входа с толпой этих троглодитов, жестикулировавших своими «Узи», и несколькими плененными из комсостава. Он меня сразу притормозил – указал место рядом с собой. Когда посланцы пригнали отстающих из первого класса и люкса, пираты разделились на три группы. Часть осталась в салоне – я так понял, потрошить прибывших; другая группа вернулась – скорей всего шарить по пустым каютам и стрелять непослушных за неподчинение; а третью – куда и я попал – повел сам Арап во владения казначея, purser. В общем, пошли мы брать корабельную кассу. Там и мне дело нашлось.


И вот, друзья, если какой-нибудь судья когда-нибудь догадается меня спросить, держал ли я мешок, когда в него сгребали наличность, ценные бумаги, и прочее ценное из корабельного сейфа, я как честный человек вынужден буду ответить: «Да, ваша честь, держал. А что было делать?» Но это вопрос риторический и вряд ли уместный. Главное – соучаствовал. Правда, не по своей воле, under duress, можно сказать, но это как присяжные решат. Однако пока никто ничего такого не спрашивал, хвала Всевышнему, и авось не спросит до самой моей естественной кончины, а там как фишка ляжет.


Кроме большого сейфа, в казначейской оказалось огромное количество черненьких бронированных ящичков, целая стена, вроде абонентных ящиков на почте, я их тогда в первый раз увидел, эти safety deposit boxes. Сюда пассажиры сдавали свои ценности – cash, кредитки, всякую ювелирную дребедень, боны, но был и сущий мусор, с пиратской точки зрения ­­– фото, кассеты, коробочки с лекарствами, в одном обнаружили – вы не поверите – монокль, а в другом локон, и не в медальоне, а в простом конверте. Казначей – лысоватый мужичок в мундирчике с двумя золотыми полосками на рукаве – хмуро, но торопливо открывал ящик за ящиком, а господа пираты подхватывали их и лихо сортировали. Видно было хорошо набитую руку. Пока один сортировал, другой уже рвал у казначея из рук следующий ящичек. Ценное летело в большой парусиновый почтовый мешок, чью горловину я растопырил, как мог, а безделки и ящички на пол, так что скоро мы ходили по щиколотку во всем в этом.


Можно было бы взгрустнуть, глядя на драгоценные кому-то предметы на полу, но сеньор Луис грустить не давал. Мешок наполнился, и он велел шерпе, то есть мне, отволочь его к трапу. Всю жизнь провозившись с книгами, я думал, что они – самое тяжелое, что есть на свете, но тот мешок с деньгами и прочим потяжелее оказался. У меня чуть хребет не хряснул. Я ведь и свой рюкзачок ни за что не хотел бросать, а в нем все ж десяток килограмм тоже набирался, очень плотно утрамбован был. И тут еще этот крендель с автоматом в бок попихивает – горилла то есть, которую Луис со мной отрядил, чтоб я не убег с мешком, наверно. Шатаясь, согнутый буквой зю, я боялся подвернуть на палубе ногу, хотя именно это и надо было, пожалуй, сделать. Но ведь пристрелили бы не моргнув, это как пить дать. Эти каннибалы время от времени либо в потолок палили, либо всерьез пристреливали то того, то другого – в профилактических целях, надо полагать. Все ж таки их была горсть на всю огромную посудину, и все мероприятие держалось на смертном страхе подопытных.


У трапа другой горилла уже ангажировал кого-то из команды, я передал мешок с рук на руки, и мы на полусогнутых вернулись в казначейскую. Однако там дела оставалось всего ничего, и отряд Луиса – со мной вместе, разумеется, как же они без меня – все так же на полусогнутых переместился в большой салон.


Там уже в самом разгаре был отъем или увод денег, кредиток, драгоценностей и прочих мелочей, захламляющих жизнь состоятельной публики. При всей своей каннибальской стати эти наследники Флинта орудовали строго по Ленину, с американской деловитостью и российским размахом. Всю толпу согнали под одну стену циклопического зала, посредине были организованы два пункта приема, «наша» банда развернула еще третий и четвертый, и ко всем стояли очереди. Подходящие к пунктам пассажиры роняли все в те же крепкие мешки содержимое бумажников, сережки из ушей, кольца с пальцев, «ролексы», «паркеры» и все такое, потом отходили к другой стене, во всех смыслах облегченные. Время от времени гориллы обыскивали кого-нибудь, по подозрению или из принципа. При этом женщинам, естественно, сразу деловито лезли за пазуху и под трусики. Если что находили, так же деловито били рожком или прикладом «Узи» по физиономии, а автоматик тот, чтоб вы знали, четыре кило весит. Кто-то здоровый и горячий, видно, попробовал вырвать автомат и теперь лежал в луже крови в эмбриональной позе в виде наглядного пособия на тему как не надо себя вести в гнилой ситуации.


Мне снова всучили мешок, и я вновь стоял, растопырив его горловину, словно сборщик пожертвований на благотворительном базаре, однако мысли мои были заняты вовсе другим. Незаметно, но настойчиво я крутил головой, иногда слегка поворачивался, вроде как бы ловчее подставлял мешок, а сам так и стриг глазами. Мамашу и отчима Kitty я засек почти сразу, среди облегченной публики. Frau Siegler держалась обеими руками за низ лица, из-под пальцев сочилась кровь. Видно, ей и здесь захотелось поговорить, но сочувственного отклика она не нашла, а нашла совсем иное – рожком автомата по зубам. Мне стало ее жаль, но не очень, просто было не до нее: я не мог понять, где Kitty. Естественнее всего ей быть с ними, но ее не было. Под другой стенкой оставалось не так много народу, но и там – нет Kitty, и все тут. Похолодев, я представил себе ужасное – она вздумала сопротивляться, бежать или прятаться, и ее попросту где-то шлепнули, как муху. Я как-то сразу потерял интерес к происходящему. Давило бессилие, и назревала решимость сделать что-то грубое. Напоследок.


Весь этот балет типа «Корсар» длился уже часа два, когда громкоговоритель быстро и тревожно залопотал что-то на Bahasa Indonesia. Это официальный язык Индонезии, помесь малайского еще с чем-то. Когда-то я брался его изучать, но пришлось отложить, хотя язык ничего себе, в нем множественное число изображается редупликацией, то есть повторением – судара-судара, гломбанг-гломбанг, все в этом духе, и оттого получается благозвучно. Понятное дело, в тот момент мне было не до языковых красот, я пытался понять, об чем звук, но то было пустое занятие, не по моим зубам. Нетрудно было сообразить, однако, что бандитню кто-то спугнул; радар мог изобразить приближающееся судно либо еще что.


Я было подумал, что дан сигнал смываться, но эта сволота оказалась покрепче нервами или поглупее на голову, чем можно было ожидать. Скорее всего они просто не могли вот так сразу оторваться от своего увлекательного занятия, только яростнее стали орать Quick-u! Quick-u! – тыча стволами в самые нежные места. Очереди стали живо таять.


Вскорости все ограбляемые переместились под другую стенку, однако громилам все было мало, или они туго знали свое дело. Во всяком случае они сразу ринулись туда, где только что стояло перепуганное стадо, и тут стали пригоршнями извлекать деньги и цацки из разных укромных мест или мест, которые могут показаться укромными с перепугу: из-под кресел и диванов, из-за кресельных и диванных подушек, из-под ковриков и ламп, из журналов, книг и газет. Эти бабуины метались, как угорелые, в остервенении и азарте, но тут снова загрохотали динамики, уже на истерической ноте. На том поиски сокровищ закончились.


Как по команде – а это скорее всего и была команда – черномазые флибустьеры бросили охоту, мне и другим доверенным лицам было велено затянуть шнурки мешков, и скоро мы уже бежали по переходам к трапу. Туда же подскакивали те, кто потрошил каюты и апартаменты. Мне сунули подмышку еще один мешок, хотя я уже и так еле переставлял ноги. Наверно, мне нужно было думать про то, что со мной вот сейчас, через минуту или секунду будет, и я, надо полагать, об этом тоже думал, но запомнилась больше лихорадочная скачка мыслей про Kitty. Я тешил себя надеждой, что она успела где-то спрятаться, замешаться среди насельников второго либо третьего класса или еще где, но сам же точно знал, что это чушь. Когда все началось, она наверняка была с родителями, это ж так естественно – липнуть к маме.


Однако тут приспел момент думать о своей собственной шкуре и ни о чем другом. На этот раз я не остался у входа на трап, а должен был волочить свои два мешка вниз на борт катера. Тут на моем месте любой заволновался бы. Что дальше? Пуля в лоб? Или в затылок? Или как? А не нырнуть ли мне самому к акулам – может, пожалеют меня рыбки? Может, выкарабкаюсь? Но эти номера с прыжками с борта или с моста и с пулевыми фонтанчиками по воде, которые все шлепают мимо или в левую руку, хороши в кино, и только там. А по жизни я знал – будь у меня автомат, как у этой вонючей суки сзади, я бы прошил прыгуна еще в воздухе, а чем этот сучара хуже меня? У него и практики побольше, по живым мишеням. Нет, брат, только фатализм, только будь что будет, que sera, sera – вот и вся моя активная жизненная позиция на тот момент.


Едва мы соскочили с трапа на палубу, как сторожевик начал с разворотом набирать скорость. Мой коллега по мафии пинками погнал меня вниз в какой-то люк и дальше по узкому, еле протиснуться, коридору. На катере места вообще минимум, а тут еще десант, да и телевизоров, видиков, камер и прочей аппаратуры было больше, чем в магазине электронных товаров. Мешки и все остальное, видно, загромождали и рубку, и кубрик, и чуть ли не гальюн. Для моих двух оклунков Луис распахнул дверь какой-то подсобки – и тут меня кинуло в жар. Кроме мешков и прочего, туда были втиснуты и одушевленные призы этих приматов – четыре девчушки, наверно, самые молоденькие из состоятельного женского населения «Медузы». Самой пухленькой крошке было лет одиннадцать-двенадцать, а старшей среди этих несчастных оказалась Kitty.


Немудрено, что я замешкался, но добрый тычок стволом пистолета в область почек живо вернул меня к действительности. Мешки были кое-как втиснуты внутрь, и Луис с лязгом захлопнул дверь, рискуя отдавить малышкам руки-ноги, только какой это для него риск. Самый смак.


Оглушенный виденным, на короткий промежуток я как-то выпал из времени, а ведь в нем была моя жизнь или смерть. Я ж допер мешок до места, надобность во мне вроде бы отпала, и самый резон отправить меня на закусь акулам. Но мой экс-спутник, а ныне распорядитель моей жизнью и смертью, лично сеньор Луис только ткнул меня своей гаубицей в грудь и указал на закуток рядом с люком, скорее всего ведущим в машинное отделение: «Сидеть здесь».


Я наконец стащил свой неразлучный-неразменный рюкзачок и примостился на корточках спиной к переборке, в той же позе, что и несколько громил из абордажной команды. То были, видно, нижние чины; главари, надо думать, удалились в каюту. Эти мои компаньоны стащили маски, но, право, лучше бы они этого не делали. Жуткие рожи, только для фильма ужасов, да и там режиссер сказал бы – перебор. Все как один метисы, помесь папуасии с меланезией или уж не знаю с чем, с добавкой уголовных отбросов белой расы. Ломброзо с них еще пару томов написал бы. Им бы человечьи трупы глодать, размазывая жир и кровь по роже, но они лишь вяло переговаривались, потягивали какое-то пойло из фляжек, жевали резинку, дремали. Видно, привычная работа. Рутина, хоть и не без приятности.


Одного из них кто-то все же подстрелил. Нашелся на «Медузе» некто отважный, глупый и теперь наверняка очень мертвый. Раненый лежал чуть ли не у нас под ногами, у противоположной стенки; из простреленного плеча сочилась кровь, весь бок уже был мокрый, и на пол натекло. Он то прежалобно стонал, то впадал в забытье, иногда о чем-то умолял – наверно, просил воды, забинтовать рану или еще что. На него только изредка поглядывали, но никто с места не сдвинулся. Отработанный материал. Ни фига себе пиратские нравы, подумал я. С такой антропологией не соскучишься. Хоть бы пристрелили, что ли. Чтоб не мучился. Но тут, как позже выяснилось, другая задумка была, погнуснее калибром.


Вот так я сидел на корточках и думал разные грустные мысли, а на душе такие кошки скребли, прямо леопарды какие-то. Хотелось бы знать все же, зачем меня взяли – в аманаты, что ль? Нет, на роль заложника ради выкупа вроде не гожусь, глупость это. На судне плыли такие жирные гуси, за них миллионы можно слупить, а с меня какой навар? Видно, заложничество у этих бизнесменов не в чести, много возни и большой риск попасться при получении выкупа. Им проще вот так: налетели, пошерстили и растворились в пространстве, на водной глади. Может, я им понадобился в качестве рекрута? Или простого кули? Слуги? Чего гадать, скоро так и так выяснится, через сотню-другую миль. Со злобой подумал, как у них все четко спланировано и скоординировано. Налетели перед рассветом, отвели судно с трассы, а теперь несколько минут – и «Медуза» далеко за линией горизонта останется. Моторы вон тужатся и ревут, переборка за моей спиной дрожит мелко-мелко, хотя вполне может быть, это я дрожу. Задрожишь тут, подумалось вяло. Хотя… что с дрожи проку. По любому через час-два-три должны куда-то прибыть. Там все и решится. И со мной, и с девчушками.


Зачем девочек взяли, вполне понятно, добыча разная бывает, но мысль от этой темы шарахалась. Сделать я ничего не мог, разве что красиво умереть, но в качестве трупа от меня еще меньше толку, чем от живого. Так что задача у меня была одна, и очень ограниченная: дожить до утра. А там по обстановке.


Каждые пять минут я всматривался в циферблат, но время в упор отказывалось двигаться. От этого вспомнились недавние ночи у стенки Белого дома во время путча; тогда память об этом была куда свежее, чем сейчас, да и сходство вышло разительное. Та же скромная задача – дожить до рассвета, и так же не двигалась минутная стрелка, и самое страшное время тоже пришлось на хмурые предутренние часы. Но там я стоял в плотной цепи таких же, как я, знающих: так надо. И если придется умереть, то же самое: так надо. Временами только вскипали хевсурские гены – жажда дорваться до руклопашной и взять с собой на тот свет хоть одного-двух супостатов; рука клещами стискивала мое жалкое оружье – молоток, взятый взаймы со стройки, откуда мы таскали материал для баррикады.


Но то было там и тогда, а здесь, понимаешь, погибаю ни за пуп собачий. Ведь плыл себе скромно в каютке, никого практически не трогал, а попал в такой вот змеиный супчик. Тут нечто в сердцевине стало накаляться, и я где-то спинным мозгом отрешенно подумал: Ну вот, бешенею, и непременно будут жертвы, и самая неприятная жертва буду я сам, без этого никак. Может, даже на тот свет никого не успею с собой взять, хотя золинген все еще в кармане, эти гниды даже не стали меня обыскивать. Совсем, что ли, за своего считают? Как бы это похитрее использовать... Только без героики, видели мы тут уже пару героев, и что с ними случается. Поднесет ублюдок пистоль к затылку и шлепнет небрежно, эдак невзначай, мозги мои веером – и что я тогда буду? Корм акулам, вот что...


Невеселые, в общем, были мои мыслишки, утомительные. К утру я совсем, видно, притомился и слегка отключился, просто перешел на сон, неотличимый от яви. Снились мне серая стенка Белого дома, деревья внизу под парапетом и ребята из восемнадцатой сотни, а потом почему-то Kitty в плавательном бассейне «Москва» — тогда он еще был, на месте храма – в очень, очень интересном наряде типа «ню»...