Удк 82 ббк 84(2Рос) Р65 isbn 978-5-88697-204-7 © Рой С. Н., 2011 © ОАО «Рыбинский Дом песати», 2011
| Вид материала | Документы |
| Глава 6. Бой c бычком |
- Сборник статей молодых ученых Таганрог, 2009 удк 316. 77: 001. 8 Ббк 74. 580., 4329.03kb.
- А. З. Долгинов; ред кол.: Б. М. Болотовский и др. М. Мцнмо, 2012[т е. 2011]. 160, 1251.65kb.
- Биобиблиографическое пособие Краснодар 2011 ббк 91. 9: 83 + 83. 3 (2Рос=Ады)(092)я1, 220.63kb.
- С. Р., 2011 isbn 978-617-00-0863-3, 4322.12kb.
- Состав комплекта «Здоровый образ жизни – 2011 г.», 85.67kb.
- естественные науки, 1003kb.
- Бюллетень новых поступлений за апрель 2011 год, 107.78kb.
- «Жемчужина Новгородского края», 308.75kb.
- Учебное пособие Павлодар удк 94(574+470. 4/. 5+571. 1)(075. 8) Ббк 63. 3(5Каз+2Рос)5я73, 3633.95kb.
- Туристическая компания, 207.67kb.
Глава 6. Бой c бычком
Как я был теперь в некотором роде знаменитость, народ стал обращать внимание на мои спортивные труды, особенно в спортзале. А я и рад стараться. Среди офицеров корабля нашлась пара неплохих боксеров из англичан и датчан (команда была смешанная), и я с удовольствием провел несколько спаррингов.
Все было тип-топ, пока в дело не влез все тот же Кен с его звездно-полосатыми наглостями. В вежливом спарринге уговор обычно бить вполсилы или даже скорее обозначать удары; кому охота сиять фонарями. Оказалось, Кен таких вещей не понимает, или я его чем-то успел уесть и он жаждал реванша, не могу сказать, но махал он своими рычагами на полном серьезе. А так как весу в нем килограмм на пятнадцать больше моего – я ж когда-то выступал в первом полусреднем, шестьдесят три с полтиной кило или сто тридцать фунтов, а он, по его словам, и нынче работал в полутяже и даже был каким-то там чемпионом в своем штате – то мне это быстро настохренело. Я стащил перчатки и помахал у него пальчиком перед носом:
-- Кен, если вы хотите драться по-настоящему, так и скажите. Организуем представление. А спарринг есть спарринг. Технику отрабатывать надо, а не комплексы разряжать.
Он, естественно, завелся, губки скривил, заорал: “Chicken!”7 – после чего, разумеется, боя уже было не избежать. Глупость и детство с моей стороны, конечно, но больно мне этот пижон поднастопепенил. Да и публика чуяла кровь и подначивала обоих, в предвкушении занятного зрелища.
Быстренько определились с рефери и боковыми судьями. В команде было много любителей, и с этим проблем никаких. Мне даже чью-то капу подобрали; говорили, что она практически свежая, неиспользованная. У Кена была своя, и перчатки он тоже с собой таскал, для форсу, вестимо. Назначили бой через неделю, через семь дней на восьмой, шесть раундов по три минуты. Больше я бы точно не выдержал, да мне и шесть многовато. Я ж никогда среди профи не выступал, только в любительском боксе, три раунда по три минуты, и те полжизни тому назад, даже больше. Одна надежда на злобность да на гены.
К моему изумлению, ажиотаж вокруг нашей драчки поднялся несусветный. Быстренько составился тотализатор, и цифры там, судя по слухам, фигурировали совершенно несуразные, словно мы были не два безвестных аматера, а Кассиус Клей и Джордж Форман по меньшей мере, готовые сражаться в Киншасе за приз уж не помню во сколько миллионов. "The rumble in the jungle", если кто помнит.
Видно, публику не обманешь. Она чуяла и романтическое соперничество, и заморочки на тему Восток-Запад, а на это причудливо накладывалась нелюбовь Европы к хамоватой Америке. Да много чего сюда, похоже, припутывалось. А главное, скука и рутина круиза, от которой хоть тараканьи бега устраивай – народ валом повалит. Туризм ведь, если по-серьезу, это тяжкая работа, по развалинам этим мотаться. Какой-то entertainment тоже нужен, желательно с кровью. Как в древнем Риме.
Надо было искать секунданта, однако вопрос решился неожиданно быстро и сам собой. На следующее утро после разминки ко мне подошел один из люксовых русских, которого я постоянно видел с парой здоровенных бугаев. Бугаи – явные секьюрити, точно так же, как сам люксовый вполне очевидно являл собой тип «нового русского». Что называется, человек с тяжелым прошлым: неподвижная плоская физиономия слегка татарского покроя (метис?), давящий взгляд узких глаз, плоские, прижатые уши, следы выведенной татуировки, прикид – дороже не бывает, я и лейблов таких не знаю; всенепременная в те годы голда. В компании с ним путешествовала фемина, я ее давно приметил, потому как не приметить такую живому человеку никак нельзя: голливудского плана прелестница с высокомерным, перманентно скучающим взглядом и массой побрякушек на шее, в ушах, на руках, на ногах и чуть ли не в ноздрях. В общем, стандарт – стандартнее не бывает. Не представляясь, люксовый мужичок тихо-тихо так проговорил – явно привык, что его слушают и даже каждое его слово с губ слизывают:
-- Шорох стоит, вроде махалово намечается. Помощь нужна?
Я как-то сразу напрягся – все ж таки фрукт из чуждого мира – и автоматически мотнул головой:
-- Не, разве что моральная. Справлюсь. — Потом глянул на его охранника за спиной, и меня осенило: — Вот только секундант нужен. Хотя бы один.
Мужичок слегка повернул голову в сторону того лба, тот моментально отреагировал:
-- Бу сделано, Анатоль Ефимыч.
Значит, он Анатолий Ефимыч. Точно метис: папа русский, мама не очень. В реальной жизни, конечно, у него иное погоняло – Толик Казанский, или Ефим, или Китаец, Малаец, если судить по роже, или еще что. Но видно, намылился он уже цивилизоваться, и в культурной среде извольте величать его по имени-отчеству. Что ж, нам так даже проще. Ефимыч этот протянул мне ладошку, на ощупь оказавшуюся просто куском железа, и так же тихо изрек:
-- Ну смотри. Не подведи.
О-па. Я-то думал, в игрушки играю, а тут дело – серьезнее не бывает. А что произойдет, если подведу? Нутром чуял: ничего хорошего. Можно и за борт сыграть, к дельфинам поближе. Если он на меня поставил, то вряд ли пять-шесть долларов, проигрыш будет дай Бог какой, и недовольство в случае проигрыша пропорциональное. Ладно, будем стараться. Мой проигрыш, похоже, покруче его будет, ежели что.
Секундант мой, он же тренер за неимением другого, оказался нормальный парень, при всем своем несколько неандертальском облике. Зовут Серега, значит, тезка мне, к тому же земляк, со Ставрополья, и далеко не тупой бычара, даже два курса сельхозвуза осилил, пока в армию, а потом весь в спорт не ушел. А из спорта в то время прямая дорога в криминал; оченно востребованные ребята были. Мастер спорта и, видно, не из рядовых, талантливый. Всего за неделю он мне много дал, хотя вообще-то школа у меня приличная, советская. Он, как услышал, что я когда-то у Засухина тренировался, Александр Федосеича, так очень даже проникся. Это же не имя, это ж легенда. При его возрасте Засухин-старший для него – что для меня Гай Юлий Цезарь.
Серега быстренько прощупал слабые и сильные мои места, сходил, подсмотрел, как Кен готовится, и четко задал мне стратегию и тактику:
-- В общем, так, Николаич (он меня Николаичем звал, по-деревенски, как земляк земляка). Твое слабое место – дыхалка, к шестому раунду, а то и раньше, можешь сдохнуть. (Как будто я без него не знал, сколько мне лет и какие у меня шансы продержаться шесть раундов). Постарайся это дело уравнять, работай больше по корпусу, хуки-апперкоты у тебя с обеих рук – что надо, вот и пользуйся, сбивай ему дыхалку. В защите у тебя пробелов вроде нет, скорость при тебе, хотя это и удивительно... Так вот, первые два-три раунда уходи, работай вторым номером, но осторожно. Измотай, усыпи бдительность, прикинься, что концы отдаешь, шатаешься, а потом попробуй положить. Акцент у тебя есть, а у того бычка в защите дыра на дыре. Видно, привык нахрапом да сильной правой брать, лепит двойки одну за другой, раз-два, раз-два, ровно кибер какой. Ну, свингует еще, но свинги дурацкие – нырок, и они по касательной пойдут. Тебе главное в начале не сломаться, но на то непохоже, мужичок ты вроде тертый-упертый. Не подарок. Вот в таком духе. Я б его в пятнадцать секунд в его собственном углу положил, а тебе придется попотеть. Ладно, давай работать.
Ради секретности работали мы не в спортзале, а в просторном холле люкса Ефимыча. Тот и сам присутствовал иногда, но в процесс не вмешивался. Видно, культурный бокс – не его стихия. Но как продюсер действовал безукоризненно. Серега, видно, доложил ему, в какой конуре я путешествую, и на следующий день после утренней разминки радостно так мне объявил:
-- Все, Николаич, иди собирай манатки и переселяйся из своей вони в первый класс. Анатоль Ефимыч тебе каюту до Сиднея оплатил.
Вот это номер. Неудобняк-то какой, а? С одной стороны, от вонючего Арапа избавиться – это ж хрустальная мечта. С другой... А что с другой? Мне так и так за все на ринге расплачиваться. Собственными соплями. Так что подхватил я свой малый, но плотно набитый рюкзачок и переместился в совершенно роскошное, по моим представлениям, помещение. С иллюминатором даже и с видом на столь любимую водную стихию. Поблагодарил Ефимыча смущенно и сердечно, а он мне так, с усмешечкой, тихо просипел:
-- Ништяк, водкой отдашь. Как-нибудь, когда-нибудь.
Юморист, однако.
По серьезу говоря, Анатоль Ефимыч оказался организатор высокого класса, ничего не забывал, или ему Серега подсказал, но и со жрачкой у меня наступили крутые перемены. Заказывай, что душа желает. Душа у меня желала в основном шашлыков, то из баранины, то из свинины, а то и из осетрины. Чуть не трижды в день. Плюс морепродукты, в смысле крабы-омары. Короче, за неделю я поправился на пару кило, при жесточайших тренировках до зеленых соплей.
В последний день перед боем Серега дал мне хорошенько отдохнуть: утром небольшая разминка, через час после завтрака немного спарринга, и – свободен. Главное – отвлекаться от дум про предстоящее побоище; хорошего в этих думах ничего быть не могло. Соперник вдвое моложе, много тяжелее, руки длиннее, сантиметров на десять выше меня. Я ж говорю, слонопотам. Конечно, у меня школа, и опыта наверняка побольше, я с тринадцати где-то до двадцати шести лет выступал, ну и потом форму поддерживал. На улице изредка хамье укрощал, как без этого. Одного амбала чуть не убил, он на Ярославском вокзале беременную девку бил по-дикому, ну я и потерял контроль. Но уличная потасовка и многораундовый бой, это ж никакого сравнения. На улице примочишь не совсем трезвого урода по бороде либо по печени, он с копыт – вот и весь бой. А тут терпи раунд за раундом, сколько организма хватит. Возраст – это ж такая сволочь… Полтинник есть полтинник, даже если неполный. Против физиологии не попрешь.
В общем, ежели по науке, шансы мои невелики. Но я от этих мыслей только зубы стискивал и прямо-таки чувствовал, как адреналин ведрами выделяется. Вот на адреналине и выедем.
А пока я раздобыл в корабельной библиотеке нечитанного еще Рекса Стаута (не думал, что такие остались), затащил шезлонг в укромный закоулок, угнездился и принялся отвлекаться. Стаут на меня в этом смысле благотворно действует, причем не столько Nero Wolfe, сколько Archie Goodwin. С юморком парниша. С ним не хочешь, а забудешься.
Только я ушел в вымысел, как меня разыскала малышка, причем одна, без сопровождения, и очень это мне глянулось. Возбужденная до предела, защебетала прямо как брандспойт под напором, все новости в минуту выложила, хоть я их и так знал.
-- Отдыхаете? Правильно, я тоже перед матчем отдыхаю, только я видик смотрю, иногда журналы читаю. Вы знаете, какой ажиотаж на корабле? Ужас! Кошмар! Светопреставление прямо. В тото уже чуть ли не шестизначные цифры, представляете? Все ставят на американца, уже шесть к одному и все растет… Все говорят, у него рост, вес, возраст, рост, вес, возраст, аж противно. Он правда в два раза моложе вас?
-- Что делать, — вздохнул я. Такой вот, мол, возраст, в гробину эти цифры.
-- Но все равно вы мой герой, и я ставлю на вас. Не подведите. – Где-то я это уже слышал. – За вас французы, немцы, мусульмане. Но нас меньше, американцев видимо-невидимо. А многим просто денег жалко.
-- Что ж, их можно понять…
-- Pfui! – Ну, это она словно у Неро Вульфа подсмотрела. – Ладно, не буду вам мешать. Вам нужно сосредоточиться.
Она воровато огляделась по сторонам, поднялась на цыпочки, чмокнула меня в щечку и резво унеслась, весело хихикая. Ну, на таких условиях я готов драться хоть с батальоном Кенов. На минуту я почувствовал себя моложе соперника, и чихать я хотел на свой доисторический облик.
Битва титанов состоялась на рейде где-то уже то ли в Греции, то ли в Турции, убей Бог, не помню. Не до экскурсий было. В вечер х на променадной палубе соорудили помост, натянули канаты, расставили седалища полукругами, организовали освещение – все как у больших. Народу набилось море, у меня такой публики в жизни не было, и я как-то снова потерял уверенность, что я – именно тот самый парниша, давно известный мне под кличкой «я». От этого наплыло какое-то равнодушие – будь, мол, что будет, раз это не совсем я, так оно меня слабо касается. Но уж перед тем, как пролезть под канаты, глянул по сторонам на первые ряды, и это я-не-я словно легким бризом сдуло. Там сидел и Ефимыч со своей бригадой и своим привычным неподвижным взглядом, и малышка с папой-мамой, и капитан и прочие служивые, еще какие-то богатенькие буратины, рядом явно американские мурлятники, как один жуя резину, откинулись на спинку кресел в предвкушении, и это меня острым током пробило. Слегка, но пробило.
В углу Кена суетилась целая команда – к заведомому победителю всяк рад примазаться. Со мной на помост вылез один Серега со своими причиндалами; еще Боря-врач топтался, но от него какой прок. Слава Богу, Серега больше помалкивал, и если говорил, то коротко. Мне надо было – святое малышкино слово – сосредоточиться. Боялся перегореть до гонга; такое со мной случалось. Но тут вроде непохоже. Нутром чуял: кишки на руку наматывать буду, зубы выплевывать, кровью умоюсь, а не уступлю. Лишь бы организм, гад, выдержал.
Где-то за час перед боем Серега предложил кольнуться; он на предыдущей стоянке раздобыл в аптеке какой-то духоподъемный препарат, а допинг-контроля, натурально, никакого не было. Я подумал и отказался. У меня был единственный опыт с допингом, если его можно так назвать, и зарубка осталась на всю жизнь. В ту давнюю ночь перед боем не устоял я перед одной пухлой соблазнительницей, сперма по молодости лет чуть не из ушей лезла, и я всю-то ноченьку прокувыркался с этой юной казачкой-барракудой на хуторе Юца, в семи км от Пятигорска. Практически не спал, в десять утра бой, транспорта никакого, и я все эти семь км отмерял хорошим маховым шагом, да еще сначала немного вниз, а потом все больше в гору. Прибежал в зал уже, можно сказать, никакой. Тренер, не Александр Федосеич, а другой, мы его Миша-Лапа звали, фамилию уж и не помню, так Лапа позеленел от злости, глаза выпучил, дал мне в раздевалке по шее – а лапа у него типа кувалды – наорал матерно, потом налил сто пятьдесят коньяку, сунул мятную конфетку – заесть. Коньячок подействовал как самый злой допинг, и я два раунда носил противника на кулаках от каната до каната, но он не упал, а я в конце второго раунда спекся. Противник был серьезный, мы давно с ним кусались, немой из Кисловодска, нерусский, а какой нации, ей-ей не помню. Армянин, кажется; в Кисловодске армян полно. В третьем раунде у меня руки-ноги вообще налились ртутью, еле колыхались, дыханье сперло, и он уделал меня как Бог черепаху. После боя на мне лица не было в самом прямом смысле, какая-то подушка самых разных цветов, и губы в лепешку, так что я потом недели две чайной ложкой еду проталкивал. Упасть не упал, это шалишь, но победу все равно дали ему.
Я этот случай Сереге изложил, он хмыкнул и настаивать не стал. Только и сказал, «Ну смотри, Николаич. Как знаешь». Насчет «ну-смотри» я давно все усвоил, и все равно мороз по коже.
Значит, так оно и вышло: я от допинга отказался, а Кен, видно, что-то все же принял или кольнулся, отчего наш тактический план весь пошел насмарку. Прикидываться уставшим в третьем раунде мне не пришлось, потому как уже в первом я поплыл. Кен учинил такой навал – мама не горюй. Я вился как веревочка, нырял, уклонялся, сайд-степил, клинчевал (чего вообще-то терпеть не могу), несколько раз провел кросс правой и по корпусу вмазал пару раз от души, но он видно был накачан по самые ноздри и моих плюх не заметил даже. А потом он меня зацепил, как раз тем самым дурацким размашистым свингом правой, удар пошел по какой-то замысловатой хренусоиде и пришелся не за голову, а в висок, и я поплыл на полном серьезе. Кен и все остальное превратились в тени, и вообще все из памяти выпало, работал на полном автомате. По-хорошему рефери должен был начать считать, но он ни гу-гу – видно, сам много на Кена поставил и только ждал, что я вот-вот рухну. В общем, классический нокдаун на ногах со мной случился. В зале стоял свист, визг и рев, но меня это мало касалось, мне бы до конца раунда дотянуть. Дотянул.
Серега работал надо мной как черт, неистово махал полотенцем, видел, что я задыхаюсь, как рыба на песочке, массировал сердце, орал на Борю – «Лед на затылок, ты, расп….яй покровский!» -- и тихонько бормотал: «Николаич, сейчас только защита, слышь? Терпи весь раунд, все то же самое, что в первом, только аккуратней, умоляю, четче в защите. И между делом попробуй приложить по корпусу, лучше по печени левой. Сбей спесь. Знаешь поговорку – кто бьет, тот и падает… Понял, нет? Он бьет, а ты пользуйся».
Неожиданно для меня самого, второй раунд пошел глаже, я легче уходил от носорожьего навала и мельницы свингов. Проснулись боевые инстинкты, заработал в голове ясновидящий, я до миллиметра чувствовал, где пролетят кулаки этой орясины – и они практически все пролетали мимо. У америкосов ведь манера известная – топтаться на полной ступне и молотить, а я по привычке еще со своих времен полусредневеса порхал на носочках влево-вправо-вперед-назад, shift—punch, shift—punch… Совсем это не по возрасту, да и вес у меня теперь чуть ли не на полутяжа тянул, однако навык, он сильнее. Вот эдак пританцовывая, я провел вдобавок еще несколько одиночных ударов, довольно удачно, хоть и не очень эффектно. Да я и не бил на эффект. Коленки все еще подрагивали, на акцентированный удар я собраться не мог и только честно выполнял установку Сереги.
А в третьем раунде все оно и случилось, только совсем-совсем не так, как мы планировали. Я почти восстановился и теперь уходил от пушечных ударов Кена играючи, а сам начал серьезно его беспокоить, особенно кроссами справа и по печенке слева. От этого он совсем озверел и в один прекрасный момент, когда я ушел в уклон, он со всей дури обрушил кулак на мой затылок – я думал, у меня голова отскочит – и тут же коленом по морде, возможно, ненамеренно, рефлекторно, хрен его знает, но нос он мне чуть не сломал. Я шарахнулся назад, опустил руки и уставился на рефери – ведь сразу два запрещенных приема, за такое не сходя с места дисквалифицируют. Но эта сука подкупная, рефери, выкинул руку вперед и заорал: “Box!” Я перевел взгляд на Кена; тот лыбился и обеими руками приглашал – иди сюда, мол, сейчас я тебя уработаю.
Вот это все подействовало на меня, как горящая спичка на лужу бензина. Слава Богу, хватило ума, инстинкта или выдержки на нехитрый финт – я полуотвернулся, словно собрался уйти с ринга, сделал полшага левой, отчего у победителя наверняка в зобу дыханье сперло, рожа прямо просияла – и тут меня метнуло вперед со сверхчеловеческой силой. Все кончилось меньше, чем за полсекунды. Технически это был удар Королева, знаменитого во времена моего детства боксера, который этот удар изобрел – левый хук в голову на скачке, весьма дальнобойный удар, и я его когда-то хорошо освоил, он очень шел к моей прыгучести. Но если честно, техника тут была сбоку припеку, я был просто комок ярости, снабженный скоростью бьющей кобры, тут и хороший боксер ничего бы не сделал, не то что это лыбящееся мурло. Он и руки не успел поднять, и плюха левой пришлась ему точно в подбородок. Он уже заваливался, когда туда же с другой стороны прилетел хук правой – классический, с разворотом на носке правой ноги, с работой бедра, спины, плеча и жестким акцентом в конце, когда все тело на мгновение становится крепости рельса. Раздался неприятный стук о покрытие ринга, и я только успел заметить, что челюсть Кена выбита к чертовой матери, морду перекосоебило, а капа улетела куда-то за канаты.
Пытаясь совладать с дыханием, я бешено глянул на рефери, стоявшего столб-столбом, и буркнул: “That’s ‘box’ for you. C’mon, can’t you count?”8
Однако Кену рефери был не нужен, ему нужен был врач-реаниматолог и месяц в санатории. Все так же задыхаясь, я побрел в свой угол на дрожащих ножках, а за спиной врач уже суетился над поверженным бычком. Тут главное – не дать ему язык проглотить. Такое бывает.
В углу на меня обрушилась целая толпа и вообще имел место чистый пандемониум, как оно всегда в таких случаях. Сдержанный Серега, и тот подкинул меня в воздух и возбужденно бормотал: «Ну ты даешь, Николаич! Ну ты даешь! Будь ты помоложе, я б из тебя чемпиона сделал! Чего хошь. Реально. Видал, на одной злости конкретно уделал бычка!» Ну и еще всякие слова. Ефимыч тоже подлез под канаты, одобрительно мял мне бицепс и даже – разрази меня Господь – улыбался одним углом рта. С другой стороны на мне висела его фемина Лиля и сияла при этом, как начищенный медный таз; куда только делась ее скучающая физиономия. Видно, выиграла приличную сумму в тотализатор. Необъяснимым образом тут же толокся мой Арап и тоже сверкал глазами, тряс усами и что-то орал.
Но главный приз, конечно, была Kitty. Она бесстыдно пролезла под канаты, протолкалась сквозь эту свалку и с визгом повисла у меня на шее, потом мячиком запрыгала вокруг, все так же визжа и сияя глазами – и на черта мне после этого сдался призовой фонд? Шучу, конечно. При моей нищете призовые деньги, весьма приличные, были как нежданный-негаданный клад, но я это все сообразил потом. А пока что я пытался придти в себя, хоть как-то прочувствовать триумф – его все еще заслонял недавний взрыв бешенства и, прямо скажем, ненависти, да и физически-психически я был пуст, как шар Монгольфьер, только дрожащий всеми поджилками шар.
Я с трудом высвободился из объятий, пошел в угол Кена; он все еще отсутствовал в нашем мире, и над ним трудился врач. Я тиснул руки секундантам, потом рефери. Этому я не удержался, прошипел: “Thank you, sir. You have a rare sense of fair play.”9 Он только белесыми глазками зыркнул. Точно – не на того поставил.
После обычной церемонии с поднятием руки и прочим, прошедшей под немолчное и очень громкое «Бу-у-у!» проигравших, россияне повалили в люкс Ефимыча и там, что называется, оттянулись по полной. Шампанское рекой и прочие недешевые номера, а мою побитую физиономию никогда, клянусь вам, никогда столько не целовали. Вся толпа без различия пола и звания приложилась. Я просто пропах дорогими лосьонами и духами. Все это было чертовски приятно, что бы я там ни думал себе об этой публике в не столь экстатические минуты.
Одна беда: каждый раз после таких волнений – вроде защиты диссертации, или серьезного боя, или концерта гениального скрипача – у меня страшно разбаливается голова, прям пополам раскалывается, и я запросил пардону. Опорожнил пару бокалов шампанского – не помню марку, но помню, что я такого ни до, ни после не пивал – сказал всем пламенное спасибо и отвалил к себе в каюту, переживать всякие чувства в одиночестве.
Правда, перед этим Ефимыч преподнес мне еще один сюрприз, как бы не самый сюрпризный из всех. Поманил меня в какой-то будуар, что ли, где никого не было, и всучил скромный такой пакетик, где впоследствии обнаружилась пачечка в десять тыщ североамериканских долларов. Щирый мужик, доложу я вам.
-- Держи. Заработал.
Я, конечно, забормотал что-то типа «Ну что вы, к чему это, я ж для себя старался...» и прочее такое, но сопротивлялся не так чтобы упорно. Сказать по правде, честная бедность уже порядком поднастохренела. Были у меня роскошные мечты, требующие капвложений, но о том как-нибудь в другой раз. А Ефимыч свое гнул:
-- Спрячь, спрячь. Я на тебе поболе заколотил. А главное, смачно ты его уделал. Уважаю.
Ну, то наверно был пик всего дня. «Уважаю». Куда уж дальше.
Все это событие корабельное общество переживало еще несколько дней, особенно когда наутро рефери появился в черных очках, но они мало скрывали фингалы под обоими глазами. Я так думаю – Серега не удержался и наказал-таки его за неспортивное поведение где-нибудь в укромном углу. Как говорится, попался хороший человек в хорошем месте, отчего не оказать внимание. Но его про такие дела спрашивать бесполезно. Да и вряд ли он по своей инициативе.
А потом это все довольно быстро подзабылось. Кен сошел в Хайфе – у него, по слухам, после моего угощения не переставая болела голова, а он к своему здоровью относился трепетно и решил пролечиться в какой-то знаменитой израильской клинике. Конечно, он мог бы вчинить иск бедняге-рефери за то, что тот его вовремя не дисквалифицировал; это было бы чисто в штатовском духе. Но, видно, не до того было; здоровье на тот момент важнее.
Там же сошел и Анатоль Ефимыч со своей свитой. Я так думаю, не ради здоровья, а по чисто бизнесовым делам, хотя Бог его знает. На прощанье он мне дал телефонный номер.
-- Вернешься, позвонишь. Мне такие интеллигенты во как нужны. Скажешь, «Караганда». Пароль, типа. Мне доложат. Держи пять.
Я пожал его металлическую ладошку, и больше я его не видел. Там, куда он впоследствии отправился, или куда его отправили коллеги, пароль «Караганда» не работает. Да я и не собирался звонить, а номер вспомнил только, когда прочитал заметку в криминальной хронике годы и годы спустя.
Забавно, конечно: его кличка и вправду оказалась Малайчик. Но и грустно тоже: так я и остался ему должен ведро водяры. Не считая прочего.