Удк 82 ббк 84(2Рос) Р65 isbn 978-5-88697-204-7 © Рой С. Н., 2011 © ОАО «Рыбинский Дом песати», 2011
| Вид материала | Документы |
- Сборник статей молодых ученых Таганрог, 2009 удк 316. 77: 001. 8 Ббк 74. 580., 4329.03kb.
- А. З. Долгинов; ред кол.: Б. М. Болотовский и др. М. Мцнмо, 2012[т е. 2011]. 160, 1251.65kb.
- Биобиблиографическое пособие Краснодар 2011 ббк 91. 9: 83 + 83. 3 (2Рос=Ады)(092)я1, 220.63kb.
- С. Р., 2011 isbn 978-617-00-0863-3, 4322.12kb.
- Состав комплекта «Здоровый образ жизни – 2011 г.», 85.67kb.
- естественные науки, 1003kb.
- Бюллетень новых поступлений за апрель 2011 год, 107.78kb.
- «Жемчужина Новгородского края», 308.75kb.
- Учебное пособие Павлодар удк 94(574+470. 4/. 5+571. 1)(075. 8) Ббк 63. 3(5Каз+2Рос)5я73, 3633.95kb.
- Туристическая компания, 207.67kb.
Проснулся я рано-рано, когда листья кустов только начинали проступать яснее. Спросонья мне показалось даже, что свет исходит из них, откуда-то из гущины. Пока я так на них бездумно глазел, солнце быстренько вылезло в небо, но все еще путалось где-то там среди туч. К тому же наша лежка находилась в тени высокого хребта, и это означало лишнюю передышку перед тем, как солнце начнет жарить нас со всей тропической свирепостью.
После недавних скачек и запредельного напряга тело просто роскошествовало в сладкой истоме, и я сполна отдался этому ощущению мышечной радости, не чувствуя за то никакой вины. Чуяло сердце, что бедному тельцу еще придется поработать на излом и на износ, так что пусть пока побалдеет. И я лежал, лениво продумывая разные разности, причем в особенности нажимал на плюсовые моменты. Для бодрости духа.
Ближайший, самоочевидный плюс был в отменном качестве нашей лежки. Я представил себе адские муки, доведись нам ночевать без моей палаточки на болотистой, сырой, голой земле, вместе с тучами комаров да еще под регулярными излияниями с неба, то ливнем, то надоедливой моросью. Плюс еще какие-то местные сволочные растения накапливают влагу литрами в своих чашах – то ли цветах, то ли особым образом устроенных листьях, черт их разберет, но они только и ждут, чтобы опорожнить это жидкое паскудство тебе за шиворот. Это ж надо земноводным быть, чтоб выносить такое изо дня в день и особенно из ночи в ночь. Попробуй заснуть, валяясь в вонючем болоте на проседающей под тобой почве и пытаясь как-то укрыться от москитных жал. Мрак.
Я-то, может, и справился бы с этим, но только тренированным усилием закаленной за долгую бурную жизнь воли да всякими йогическими штучками типа аутотренинга. А вот Kitty пришлось бы ой как туго. Ей и сейчас не мед, поминутно на грани срыва, а в ином, адском варианте могла бы просто пойти вразнос, до полной прострации, попыток суицида, сдачи в плен, а то и просто мозги набекрень съехали бы. Тоже бывает, и сколько угодно. Я на эти штучки в горах насмотрелся, на высоте. Здоровый веселый мужик может на раз сбрендить – от горной болезни, то-бишь «горнячки», от холода, голода, скученности в крохотной палатке и прочего такого. А тут юная девчушка, фактически домашнее существо – и сразу в такое полымя.
Ладно, не будем о грустном. Спина у меня широкая, выдюжит. Пардон: должна выдержать. За каждую пядь комфорта будем драться, как за Москву в 41-м. Сейчас задача посильная – поточнее определиться: где мы, чего нам ждать и что мы можем.
Kitty спала сладким зоревым сном, но если я уйду, она непременно почувствует и переполошится, а это ни к чему. Я укрыл ее поплотнее, вылез, срезал на близком кусте роскошный сине-белый цветок – еще бы знать, как он называется – отряхнул от росы и положил рядом с милой мордашкой. Авось разгадает немудрую символику. Люблю, мол, целую, вот-вот вернусь.
Мне надо было выбраться на западную сторону площадки, но там как раз кусты были погуще, а рубить их парангом в полный рост я поостерегся. Вытащил из рюкзака еще одну свою драгоценность – складную пилку – и, орудуя этим инструментом, где вприсядку, а где ползком достиг западного края. Немного запыхался, прилег отдохнуть – и увидел прямо перед своей физиономией невероятных размеров зеленого кузнечика. Собственно, уменьшительный суффикс никак с этим существом не монтировался, скорее то был кузнечище с длиннющими усами или как они у них тут называются. Что-то вроде антенн. Я подул на него, но он, видно, вконец намок и на дутье никак не реагировал. Тогда я без церемоний столкнул его вниз, настроил бинокль и принялся анализировать развернувшуюся передо мной топографию.
А чего ее анализировать, она отсюда, как на ладони, вся в крупных белесых пятнах то ли низких облаков, то ли клочьев тумана, но это быстро пройдет, испарится. Мой наблюдательный пункт теперь был существенно выше того дерева, где я пытался в первый раз определиться, и видел я теперь много больше. Но увиденному особо не обрадовался.
Вдалеке, в самом конце долины, что мы давеча пересекли, виднелась полоса пальм и проглядывали какие-то строения, кусочки песчаного берега и лодки на них – кажется, сампаны называются. Все крохотное, с такого расстояния. Людского движения не заметно, но в деревнях всегда так, а когда не надо, публики набежит не дай Бог. Очень может быть, что все это побережье усеяно такими деревушками. Известное дело, Индонезия – перенаселенная страна, и это кисло. Людишки нам – нож вострый, ибо любой сукин сын, нас завидев, поторопится сообщить врагу или даже попытается нас изловить. А что ближе к горам жилищ нет, так местные скорее всего большей частью рыбаки, от моря питаются. Террасы строить для выращивания кокосовых пальм им ни к чему, и тех, что есть на берегу, хватает. Определенно под пальмами прячется множество рыбацких хижин: вон сколько черных точек по сине-белому морю разбросано. Баркасы и прочее такое. Шаланды, полные кефали-и-и…
Я повел биноклем чуть севернее, но бухточка, где нас сбросил копровоз, с этой точки не просматривалась. Виднелись только строения из тех, что повыше, вокруг крохотного порта. Вот куда нам путь определенно заказан. Именно там население гуще всего. Там и власти, и всякие иные источники неприятностей. Табу.
Еще севернее и отрог Станового, и шатровая гора на пересечении короткого и длинного хребтов были плотно укутаны облаками; кроме красивого вида, ничего интересного там не наблюдалось. И, как я уж допрежь решил, туда нам тоже путь заказан. Если преследователи первым делом кинулись в том направлении и оттуда еще и поливали джунгли из автоматов, там у них может быть дозорный пункт, удобные тропы и прочее. Подальше, подальше от всего такого.
Глянем на юг. Тут нового мало, примерно то же самое я видел и с дерева: берег в основном повторяет изгиб Станового хребта, сначала вдаваясь на восток двумя бухтами-полукружиями, а потом уходя за горизонт к юго-западу. В бухточках наверняка деревеньки; это будем держать в голове. Рельеф местности по всему пространству до южной оконечности в точности напоминает нами проторенный кусок: серия чередующихся извилистых долинок и хребтиков, упирающихся верхним концом в Становой, а нижним в море.
Все это измазано в зелень тропического леса, ни дна ему, ни покрышки. Впрочем, что это я… Лес нас мучает, но он же нас и скрывает. В саванне нас бы в пять минут сцапали, или пустили бы пал и изжарили. Как только нас выкурят из-под «грибка», вот в этой зелени, среди долинок и гребней, нам и придется спасать свои жизни. Если ничего умнее не придумаем. Придумать – не проблема, знать бы только, что именно тут можно придумать...
Я еще полежал, стараясь упаковать в памяти как можно больше деталей пейзажа, и как можно точнее. Кое-какое пространство для маневра у нас будет, надо только твердо знать, куда и как маневрировать, иначе какой же я на хрен Командорчик… Ладно, пора на базу, а то малышка небось заждалась..
Kitty действительно проснулась и беспокойно вертела головой. Цветок держала в руке, значит, что-то сообразила. Однако мне обрадовалась бурно, словно друг из космоса вернулся. Я забрался под полог, и мы немного отметили встречу. А что делать, раз такая традиция сложилась – с утра пораньше. Тем более что человечек со сна такой тепленький и весь из себя упоительный.
Потом я рассказал про виденное и про планы, а они все те же: переждать, пересидеть в надежном логове самое опасное время. Главный страх – собаки. Начнем мотаться по лесу, наследим, собаки причуют – и нам крышка. А сейчас, после вчерашнего ливня, пущай поищут. Авось найдут – от мертвого осла уши. Это Kitty понравилось, и мне пришлось долго излагать ей про «Двенадцать стульев» и «Золотого теленка». Ужасно мне нравилось, как она слушает мои литературные и прочие россказни.
Рассказы рассказами, но кушать-то тоже хочется. Мы пожевали заплесневевшие остатки лепешек, однако не мешало бы заправиться основательнее. Скажем, рису отварить. Это можно, если очень-очень осторожно. Воды маненько есть, и с дровами подфартило: среди кустарника, которым поросла наша площадка, нашелся терновник с ломкими ветками. Они безбожно ранили все живое, но почему-то были абсолютно сухими в этом «дождевом лесу», rain forest. Загадка. Но чего всякие глупости разгадывать, когда надо просто радоваться.
Я наломал, напилил и настрогал порядочную кучку этого зелия и оттащил на крохотную площадку меж ножкой «гриба» и отвесной стеной. Там ничего не росло – голый камень. Быстренько сложил очажок из плоских камней, зарядил его веточками потоньше и поставил сверху еще один бесценный предмет из своей выживательной коллекции – плоский литровый котелок. Налил туда воды из наших скромных запасов и запалил костерок, сам же между делом преподавал Kitty азы выживательной науки.
-- Учись, мелкий, как из ничего костерок слепить и дыму не наделать. Знаешь, где я этому обучался, в твоем возрасте? На Западном Кавказе. Безумно красивые места. Куда там этому тропическому барахлу. – Я небрежно повел рукой вокруг. – Очень я любил там в одиночку болтаться, наедине с вечностью. Лирик ужасный был. Весь возвышенный такой, хуже Шиллера. Так вот, там выше леса и ниже вечных снегов мало что растет, а из топлива имеются одни лишь корни рододендрона. Я ими и обходился, ибо таскать с собой паяльную лампу и запас бензина терпеть не мог. Люблю все натуральное.
-- Я знаю рододендрон, только никогда не видела, чтоб им топили.
-- Вот и учись. Тут главное – не лениться и строгать эти прутики, чтоб объем был побольше, и подкладывать постоянно. Чем тоньше стружка, тем и дыму меньше. Видишь, костерок наш абсолютно не дымит, и не страшен нам серый волк – s-r Luiz, шкот ему в рот до двенадцатиперстной кишки…
-- Comment?
-- Извини, mon petit, это опять русский фольклор. Тебе про такой еще рано.
Под этот треп рисок сварился, мы добавили масла из украденной пластмассовой бутылки и славно разговелись. Аппетит у малышки был отменный, растущий организм все же, а я старался не частить. Я-то к голодухе привычный, и по две недели на одной воде, бывало, мог протянуть, а малыш – совсем другое дело. Пусть как следует заправится. С полным трюмом легче любого рода качку выдерживать, это вам любой мореман скажет.
Собственно, этим мы и занимались весь тот день, как и положено на любой дневке в походе: отсыпались, отъедались и зализывали ранки. Денек выдался редкий для тех мест и того времени года – без дождя. Так, принималось нечто брызгать несколько раз, ничего серьезного. В гористой местности это – стандартный вариант. И мы воспользовались погодкой сполна.
О том, чтобы спуститься в джунгли в поисках доппайка, и речи быть не могло, но и на нашей скале оказалось возможным кой-чего добыть. Сюда постоянно залетали некрупные птички, величиной с хорошего дрозда либо скворца, по своим птичьим делам – поклевать то ли зернышек, то ли насекомых на кустиках. На них-то я и нацелился, и для них у меня был припасен девайс, уж сколько раз выручавший меня в таких передрягах, когда взятая в поход жратва не то что на нуле, а бывало уже и в глубоком минусе.
С важным видом я извлек из рюкзака любовно выпиленную собственными руками из цельного орехового бруска рогатулю, замаскированную под бильбоке, там и шарик для игры имелся. В верхней части рифленой рукоятки было просверлено отверстие для откидного локтевого упора, который хранился отдельно, а вставленный на место исправно работал – предплечье просто срасталось с рукояткой. Короче, то были основные детали мощной рогатки. Роскошная вещь, а главное – абсолютно секретное оружие, полностью police proof, в том смысле, что никакая полиция не придерется. Игрушка и есть игрушка, тем более что резиновые тяги я возил отдельно, замаскированными под перетяжки рюкзака. В свое время Луис, должно быть, повертел деревяшку в руках и решил, что не стоит внимания. Маху дал бандюга. Из этой штуки при желании можно ему и башку пробить – никакой хирург не залатает.
Kitty прямо-таки впилась глазками в это чудо. Я аккуратно прикрепил тяги к рогам, вставил локтевой упор, а сам тем временем подробно изложил для ее сведения технико-тактические характеристики своего сцукомегабластера.
-- Вот, малый, смотри и запоминай. Эта штуковина должна нас выручить, когда совсем уж запасы кончатся и придется перейти на подножный корм. Я между прочим добывал ею в тайге и рябчиков, и тетеревят, и белых куропаток, и водоплавающих, а когда больше ничего не попадалось, то и кедровок бил, не брезговал.
-- Кедровки -- это что?
-- Ну, нечто вроде галки, только помельче да расцветкой пестренькая. Они орешкамим сибирского кедра питаются, зарывают в землю про запас, а потом забывают, где закопали, и так кедры распространяются. Но это я так, между делом. Так у нас на юге сойки делают, орехи закапывают. В кулинарном смысле кедровка, конечно, зола золой, но с голодухи – куда с добром. Все ж таки белок. А на югах в России с этим оружьем вообще можно было жить и не тужить. Там живности побольше, чем в тайге, особенно по степным речкам – те же водоплавающие, и кулички разные, чибисы, выпи, цапли, в поле и в кустах серые куропатки, горлинки, не говоря про соек и дроздов. Эх, да что вспоминать… Самый смак, конечно – фазаны. В Средней Азии я фазанов промышлял регулярно, особенно на островах Аму-Дарьи. Тугаи там славные когда-то были.
--Тугаи?
-- Ну, типа джунгли среднеазиатские. Невысокие деревца, переплетенные камышом, лианами разными, колючками. Жуткое дело, в общем-то. Не продерешься. Самые фазаньи места. Ночью посветишь фонариком на деревце вроде тамариска или туранги – и вот они, голубчики, сидят, как куры на насесте, от лис и шакалов спасаются. Камушком петуха по башке – и в сумку.
Я прямо слюнями залился, пока Kitty все это излагал, а у нее все ж прорезался стандартный бабий рефлекс:
-- А тебе их не жалко?
Я только плечами пожал. Каково это в тысячный раз выслушивать, причем от разумного в основном существа, без особых бабских заморочек.
-- Себя жальче. Не говоря уж про некоторых курносых. Н-да… Любопытно, есть ли на этом паскудном острове фазаны… Да нет, если б были, мы бы хоть одного подняли, расстояние ведь прошли солидное… Ладно, разберемся. Пока настроимся на то, что есть. Первым делом – снаряды.
Гальки на нашей площадке не было, откуда ей тут взяться, зато имелись плоские пластины чего-то каменного, я в минералогии не силен. Я топориком отслоил несколько таких пластин, потом из кармана рюкзака были извлечены маленькие, но крепенькие и надежные плоскогубцы – еще одна из драгоценностей выживателя. Чего только ими не приходится делать. Сейчас бы мне больше всего хотелось зажать в них луисов медицинский прыщ и смежные детали, но это пока в мечтах, это придется отложить. Плоскогубцами я принялся отламывать от каменных пластин небольшие продолговатые кусочки, как раз по размеру кожетка рогатки. Накрошил штук тридцать, а потом еще каждый из них слегка обточил, чтобы придать им более или менее баллистическую форму. Получилось что-то вроде жеребьев; если кто не знает, так назывались куски нарезанной проволоки или свинцового прутка, которые наши предки использовали вместо дроби. Убийственная вещь. Их можно бы и женевской конвенцией запретить, ибо раны оставляют рваные и страшные даже на вид. Но я отвлекаюсь.
Времени это занятие отняло порядком, только куда нам торопиться. Правда, Kitty немного ерзала, когда совсем близко садились птички и принимались возиться в кустах. Сразу видно – непуганые. Однако я торопиться отказывался. Такой уж характер: все должно быть так, как надо, и не иначе.
Когда все было готово, я заложил камешек в кожеток и еще порядком выждал – пусть, мол, какая-нибудь птаха усядется поближе. Тут дело такое: на меня крайне отрицательно действует визит-эффект. При зрителях я стреляю несколько хуже, чем в одиночку. Это ж у всех по-разному. Некоторым дух соревнования и выпендрежа помогает, а у меня вот так. Я вообще лучше всего функционирую соло. Боялся припозориться при Kitty, ведь я ж ее герой. Но обошлось.
Доверчивая птичка величиной с горлинку – а может, то и была какая-нибудь местная горлинка – беззаботно уселась на куст шагах в шести и вертела башкой, чего-то выглядывая и покачиваясь на прутике. Но недолго она вертелась и покачивалась. Моторная память сделал свое дело, я выстрелил навскидку, практически не целясь, и птичку аж откинуло ударом камешка на полметра.
Когда я принес добычу в логово, киттин охотничий пыл словно корова языком слизала. Как и положено девчушке, при виде убиенной птахи она прослезилась. Золотые слова: птичку жалко. Но я проявил толику жестокосердия.
– Ничего, это пройдет. Голод не тетка. Hunger ist keine Tante.
По-немецки это звучит смешно, и слезки скоро просохли. К тому же рогатка разит по большей части бескровно, и тушка практически не повреждается, словно птичка уснула ненароком. Наверно, это легче переносить чувствительной детской душе. Когда я сшиб еще пару птах, помельче, малышка совсем раззадорилась и потянулась к рогатке. Я дал ей первый урок, и все стало проще. Охота есть охота, и если у кого в глубине есть нужные инстинкты, никуда от них не денешься.
Для такой стрельбы я поставил тяги послабее, так что Kitty вполне смогла дотянуть кожеток под скулу, как оно и следует. Мои самые мощные, heavy duty тяги она не потянула бы и наполовину. Вообще-то рогатка – весьма хитрое и капризное оружие. Тут все важно – хват, положение тела, рук, головы, а главное – спуск, как раз в нужный момент, без дергания и доброса. У меня года три ушло на карабкание по начальным ступени мастерства, и это при настырных и чуть ли не ежедневных тренировках.
Kitty, конечно, поначалу мазала безбожно, особенно из-за непривычного горизонтального хвата. Все «чайники» стреляют, держа рогатку вертикально, но я решил поставить ей с самого начала профессиональный, горизонтальный хват, чтоб потом не переучивать. И тут я еще раз увидел, до чего Kitty талантливый ребенок. Где-то с пятого раза она сразила-таки какое-то особо бестолковое пернатое, которое никак не могло сообразить, что за штуки такие пролетают у него над башкой. Ученица моя едва не разразилась оглушительным йоделем, но я принял меры, и ротик был плотно запечатан. Под занавес я сшиб еще здоровенную местную кукушку, раскрашенную под вид попугая, и на том решил закрыть сеанс, хотя некоторые только-только раззадорились.
Потом мы долго ощипывали и потрошили добычу, сбрасывая отходы в глубокую расселину, где крысы, судя по шороху, обедали давешним жутким пресмыкающимся. Оттуда уже пованивало. Я на эту тему, конечно, промолчал, а у Kitty, похоже, случилась некая местная амнезия – ничего рептильного она вроде бы и не припоминала.
Ко всему прочему мы были поглощены своими занятиями: опалили тушки над костерком, уложили их в котелок, присолили, добавили немного воды и масла и поставили на очажок тушиться. Держали на медленном огне чуть ли не час, затем еще минут десять дали остыть. Проголодались так, что только косточки захрустели, без всяких тебе специй. Птица, она чем мельче, тем вкуснее. Конечно, добыча наша – не бекас и не гаршнеп, даже не перепел, но нам ли привередничать.
А я в душе торжествовал. В смысле еды, значит, прорвемся, даже когда прикончим припасы, унесенные в клюве с виллы. К тому ж должны в лесу быть всякие фрукты-овощи, иначе какие это на фиг тропики. Определенно прокормимся.
И совсем особая радость – смотреть на измазанную жиром довольную мордашку. Вот, выпала нам роскошная передышка в длинной череде ужасов, один невыносимее другого. В такую минуту кажется, что все и дальше будет хорошо или хотя бы не смертельно. В чем я лично был совсем не уверен, но неуверенность свою засунул кой-куда поглубже.
После сытного обеда мы ретировались под полог. Я объявил сиесту и вообще физиологическое действо под названием Синдром Удава. Действительно, было желудочно избыточно и потно. Обстановочка, надо сказать, типа парной, только в парной много воды, а у нас оставалось несколько капель, я их специально сберег для Kitty. Я знал, что без дождя водную проблему конем не объедешь, придется решать, а значит – мне отлучаться, оставлять малышку одну. Это, с какой стороны ни посмотреть, опять трагедия. Kitty скоро засопела, а я все пытался придумать, как ловчее подать предстоящую мне экспедицию, но так ничего не придумал и сам немного придремал.
Когда проснулись, пить хотелось уже всерьез, и малышка прикончила наш запас. Тут я потащил ее на свой утренний наблюдательный пункт. Мне требовалось еще раз поточнее закрепить в памяти ориентиры на предмет задуманного предприятия. Kitty тоже следовало изучить местность, чтоб знать свой маневр в будущем. Что маневрировать придется много, я с самого начала не сомневался и готовился с душой. И вот мы с полчаса лежали там, где я утром повстречался с тем кузнечищем. Kitty серьезно разглядывала все в бинокль, а я ей растолковывал, как и что. Иногда малышка что-то переспрашивала, но в основном втягивала в себя, как губка, и это было отрадно.
Когда вернулись в логово, я занялся парангом, ибо люблю держать любое принадлежащее мне холодное оружие в состоянии бритвенной остроты. Kitty тоже выдал подобранный тут же брусок, и мы долго и нудно ширкали по металлу, каждый по своему. Занятие утомительное, но психологически пользительное, ибо создает настрой готовности к будущим битвам.
Долго ли, коротко ли, но ближе к вечеру настал критический момент. Я помнил, как резко тут темнеет, и потому стал готовиться заранее: достал из рюкзака крупный плотный полиэтиленовый пакет, веревку, а также растер мясистые листья какого-то кустарника и измазал соком свою физиономию, чтоб не белела. Проделывал все это деловито, стараясь не глядеть в испуганные глазенки Kitty. Наконец, она не вытерпела.
-- Мы идем дальше? Да, Командор?
-- Нет, Kitty золотко, я один сбегаю. Надо набрать воды побольше, и в баклажку, и вот в этот пакет. Мы тут и завтра будем отлеживаться, как зайцы. Знаешь, зайчики по пороше по двое суток не поднимаются с лежки…
-- Какие зайчики? При чем тут зайчики?
-- Извини, не обращай внимания, просто я волнуюсь, зайчики действительно ни при чем. Я говорю, нам надо здесь сидеть и не рыпаться, а без воды никак. Вдруг завтра опять дождя не будет? Сгорим же ведь синим пламенем. Уже горим. Вот… Я пойду, а ты меня ждешь. И не спорь, не спорь. Договорились? Ça colle?
Чтоб сделать ей приятное, я иногда вворачивал словечки из парижского арго, вроде мы с ней говорим на одном языке. Но сейчас это пролетело мимо. Будто не слыша меня, она прошептала:
-- Я с вами…
Я стал перед ней на колени – не с каким-то символическим умыслом, а просто не лежать же и не стоять. Стоять тут вообще неосторожно. Я взял обе ее руки в свои и твердил настойчиво и внятно, тренерским голосом:
-- Kitty Liebling, сейчас в темноте нас никто искать не будет и не сможет, ты ж сама знаешь, по этим… (я чуть было не сказал, каким) джунглям с прибором ночного видения не пролезешь. Здесь ты в абсолютной безопасности, а внизу могут быть всякие неприятности, мало ли чего. (Подумалось, конечно, о змеях, но это табу, намертво.) А я с неприятностями лучше справляюсь в одиночку, не надо думать о других, только о себе и что надо делать. – Я еще что-то бундел, но у нее на все один ответ:
-- Я боюсь… -- Это «я боюсь», ich fürchte mich – навроде каменной стены, за которую ничто не проникало. Там был мир животного, неконтролируемого страха. Но я упрямо продолжал точить эту стену, капля за каплей:
-- Знаю, маленький, я и сам ужасно трушу, но страх страхом, а головкой соображать тоже надо. Смотри, я вот спущусь, потом пошагаю вниз по гребню, это минут двадцать – двадцать пять. Потом сверну вправо, к ручью – еще столько же. Скажем, всего час, но это с запасом. Набрать воды – минутное дело. Значит, туда и обратно – часа два, может с хвостиком, а может и меньше. Ты ж можешь собраться на два часа?
-- Могу… -- Это – с натугой, но все равно победа. Паника приутихла. Разложить силы на определенное время – дело ей хорошо знакомое. Надо было ковать это желе, пока горячо.
-- Слушай дальше. Главное для тебя – замереть здесь, под «грибом», и не шевелиться, даже если на тебя кто-то наступит…
-- Кто?
-- Да никто! Никто не наступит, это просто так, оборот речи. Лежать, как оппосум, понятно?
-- Нет…
-- И не надо. Я ж говорю, я просто волнуюсь и не то плету. Не обращай внимания. Сейчас мы подберемся в краю площадки, кинем вниз веревку, и ты меня подстрахуешь. Я покажу, как. Я спущусь, дерну два раза, ты смотаешь веревку и ползком вернешься на место. Ясно?
-- Ясно.
-- Вот. Потом замрешь. Ни слова, о друг мой, ни вздоха. – Видно, я и вправду мандражировал как сопля можайская и временами молол несусветное, но куда денешься. Что было, то было. – Когда вернусь, три раза хрюкну, вот так. – Имитировать местных пернатых я не рисковал, а свиньи есть везде, хорошие и разные. – Как услышишь, не откликайся, не ликуй, а молча ползи в ту же точку и кидай мне перила, то бишь веревку, ясно?
-- Я боюсь.
-- Опять за рыбу гроши. Все боятся, не все дело делают. Ты будешь дело делать, потому как ты мой славный храбрый бурш, единственный и неповторимый, и у нас нет другого выхода. Все, поползли.
На краю площадки я показал ей, как надо страховать через поясницу.
-- Садись поплотнее, на всю попу садись, ноги пошире, ногами упираемся вот сюда и сюда. Страховать через поясницу, короткий конец в левой руке, длинный в правой. Запомни, всю тяжесть берешь на поясницу, руками ничего не тянуть. Следи, чтоб веревка к пояснице плотно прилегала. Если срыв, резко скрещиваешь руки, и никуда я не денусь, дальше земли не упаду. Я и так никуда не денусь, расстояние плевое, только шуму не хочется. Повторяю: веревку ни травить, ни выбирать, просто держать, ОК?
Я оправил пояс с парангом, чмокнул носик, последний всхлип, я торопливо перевалил через край и заскользил вниз. Сказать без дураков, скалолаз я природный, камень кожей чувствую, а в лучшие годы мог ногу задрать и поставить пятку хоть рядом с ухом. Только тут ничего этого не нужно было, и вся затея со страховкой была чистой воды педагогической липой. Привязал бы веревку к какому-нибудь стволику да скользнул бы вниз, и пусть она висела тут до моего возвращения. Кому она на хрен нужна, в кромешном этом мраке. Но – психология допрежь всего. Если дать человеку задание, так он железно отвлекается от нервов. Это очень свойственно человеку: вот стоит сделать что-то путем, как положено, и все остальное будет тоже хорошо, даже замечательно. Есть такое милое заблуждение. И хоть опыт показывает – старайся, не старайся, а рок гнет свое – не попользоваться этим свойством души в педагогических целях было бы совсем уж бездарно.
Ночью в горах, если ты не кот и не сова, лучше всего сидеть на месте и ждать утра – во избежание. Это я точно знал из прошлого опыта. Что с компасом, что без, потерять в этих условиях ориентировку – такой пустячок, даже говорить не о чем. Можно кружить до утра в этом темном карцере, а найдешь ли дорогу утром, тоже лотерея. На наблюдательном пункте под «грибком» к моим услугам звезды да ориентиры типа Шатер-горы, а тут все скрыто переплетением ветвей, стволов, листвы, лиан, каких-то мерзких тонких плетей невероятной крепости и колючести и черт его знает чем еще. Джунгли, завались они за печь.
Поневоле я отдался на волю инстинкта, знания пятками. Ноги сами чуют, идешь ты вниз или вверх по склону, ходил ты тут уже или не ходил. И я прорубался, протискивался, проталкивался практически бессознательно, куда ноги вели да еще слух. Бульканье ручья я услышал раньше, чем рассчитывал, обрадовался ему, как родному, и еще веселее, с удвоенной ненавистью принялся кромсать зелень парангом. Шуметь я не боялся, наоборот, старался распугать со своего пути всяких ползучих тварей, которые могли одним укусом прикончить все мои переживания на этом свете. Что я им, Клеопатра, что ли…
И вот – вода… Холодная, черт, но это нам в самый раз, бальзам на истерзанное москитами и колючками тело. Напился из ладоней до булек в животе, быстренько разделся и омылся, как мог, в мелком ручье, хоть совесть и точила: ты, мол, скотина, блаженствуешь, а малышка там мучается, от любого шороха потом обливается и дрожит. Затем нащупал руками место, где ручеек падал крохотным водопадом с камня, пристроил под него сначала один свой сосуд, потом полиэтиленовый пакет. Когда он наполнился, туго перевязал горловину мутузком и засобирался домой.
Космос его знает, наверно, действительно у нас работают какие-то экстра заточенные органы вроде третьего глаза и прочих глупостей, про которые мы только байки друг другу рассказываем, не зная ни черта точно. Но только я вышел, или скорее вылез, из кромешного мрака как раз под ту точку, с которой Kitty должна была бросить мне веревку, плюс-минус пара метров. До того в моей жизни случился только один такой эпизод – когда я двое суток плутал по пустыне без воды и еды и таки вышел на огонек той самой турлучной хибары, где я остановился, а как это случилось, спроси чего полегче. Вымотался я тогда запредельно. Моя пассия того периода – она в том домишке меня поджидала – сказала про мой вид: «Краше в гроб кладут». Наверно, что-то в подкорке сработало и привело куда след, ибо кора от усталости точно бездействовала.
И тут примерно та же история получилась. Мне даже хрюкать не пришлось. Kitty никуда не отлучалась, а так и сидела с веревкой через поясницу, ждала, как верная жена мужа с пьянки. Когда я вскарабкался на скалу, малышка вцепилась в меня всем, чем могла, с каким-то тихим скулящим и-и-и-и, бульканьем, всхлипами, шморганьем и прочими душераздирающими проявлениями. Так, не отрываясь друг от друга, мы пробрались в логово, и там я малышку наконец утешил.
Когда немного отдышались, я взял тяжелый пакет с водой и перевязал жгут так, чтоб осталась маленькая дырочка. Получилось нечто вроде бурдюка, и я повесил его на заломленную ветку куста. Стоило бурдючок чуть сжать, и из дырочки лилась тонкая струйка. Тут Kitty напилась до отвала, а потом я намочил ее дурацкий хиджаб и тщательно ее обтер, с головы до ног и вообще. После удушливого дня от такой процедуры другим человеком становишься.
-- Ну вот, правда немного легче?
-- Да, о да…
Жизнь явно уже не казалась ей таким невыносимым занятием, как совсем недавно, а вовсе наоборот. Когда мы поужинали холодными тушеными птичками, оставшимися от обеда, стало совсем мило. Мне даже померещилось, что так мы можем протянуть неопределенно долгое время, пока нас вообще не потеряют и не забудут.
Глупо, конечно. Просто я от усталости засыпал уже, и ничего разумного в голову не приходило и придти не могло. А должно бы.
Ведь я предполагал, а гад Луис располагал.