Концентрат

Вид материалаСборник статей

Содержание


Канадцам понравилась Колыма
Норвежский парадокс
Демократия и конкуренция
Строгая дисциплина. Финансовая
Внутреннее потребление как двигатель прогресса
Куда ж без проблем?
Журнал «Профиль»,сентябрь 2006 г.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7

Канадцам понравилась Колыма

Fortress Minerals ищет деньги на финансирование российского проекта


В то время как крупнейшие мировые золотодобывающие компании только подумывают о своем приходе в Россию, их куда более скромные собратья уже вовсю работают здесь. Канадская Fortress Minerals, которая ведет разведку месторождения на Колыме, собирается продать часть своих акций, чтобы привлечь 1,5 млн долл. для своего российского проекта. И все же у крупных компаний еще остается шанс закрепиться в России. Ведь акции той же Fortress может купить американская Phelps Dodge, одна из крупнейших горнодобывающих компаний мира.

Канадская компания Fortress Minerals, которая занимается золотодобывающими проектами в России и Монголии, в конце прошлой недели объявила о частном размещении акций. Разместив 2 млн акций, Fortress планирует привлечь порядка 1,5 млн долл., за счет которых будут профинансированы текущие проекты компании, рассказала РБК daily представитель компании София Шейн. В нашей стране канадцы ведут разведку на золотоносном месторождении Светлое на Колыме. Как пояснили РБК daily в Союзе золотопромышленников России, расположенное в 700 км к западу от Магадана, это месторождение было открыто еще в советские времена, однако в то время его не стали разрабатывать из-за его сложности и удаленности от населенных пунктов. В районе месторождения Светлое отсутствует всякая инфраструктура, причем зимой эта территория является практически недоступной, а летом до нее можно добраться только на вертолете.

Fortress Minerals оказалась на Светлом не первой. В начале 2000-х годов лицензию на разведку месторождения получила одна из крупнейших в мире по добыче и производству меди американская компания Phelps Dodge. В 2003-2004 годах Phelps нашла зоны залегания руды, но дальнейшую разведку и определение стоимости месторождения поручила компании Fortress, пообещав поделиться долей в месторождении. Сейчас канадцам принадлежит в этом проекте 51%, и как рассказал РБК daily президент Fortress Рон Хохстайн, доля его компании в этом проекте может составить до 80%. В свою очередь канадцы могут поделиться с Phelps Dodge участием в проектах по добыче меди. Сейчас обе компании ведут переговоры о стратегическом альянсе по совместной разработке медных месторождений в Монголии, где Fortress владеет более 2,5 млн гектаров медных и золотых залежей.

Впрочем, не исключено, что Phelps захочет остаться в российском проекте, но не напрямую, а опосредованно, купив акции Fortress, считает аналитик ИФК «Метрополь» Денис Нуштаев. Сейчас иностранцам не так-то просто получить доступ в российскую золотодобычу, говорит аналитик. Времена, когда иностранцам за бесценок удавалось получить лицензии на разработку золотоносных месторождений, закончились. Поэтому, чтобы выжить на местном рынке, небольшие иностранные компании либо продают свои активы, как, например, поступила британская компания Trans-Siberian Gold (недавно продала два месторождения в Читинской области), либо сливаются с большими, считает аналитик ИК «Велес Капитал» Станислав Фоменко.

Максим ШАХОВ

«РБКdaily», 2.10.2006 г.

НОРВЕЖСКИЙ ПАРАДОКС

По примеру Норвегии РФ в 2004 году создала свой Стабилизационный фонд — «копилку» для нефтяных доходов. Только вряд ли простое копирование опыта Осло поможет России добиться тех же результатов, что и Норвегии. Почему?

Четвертый год подряд ООН ставит Норвегию на первое место в мире по «человеческому развитию». Продолжительность жизни, детская смертность, затраты на образование, душевой доход — эти параметры демонстрируют в Норвегии на редкость положительную динамику.

Генрих Ибсен писал, что «норвежцы — интраверты. У нас каждый второй человек — философ». Однако интравертные отшельники-норвежцы быстро вписались в глобализацию, когда начали добывать у себя нефть.

То, что на шельфе Северного моря есть нефть, было известно давно, но только мировой энергетический кризис 1973 года сделал добычу на нем рентабельной. К 1979 году Норвегия стала нефтяной державой и сегодня является седьмым производителем нефти в мире. За десять лет нефтяного благоденствия Норвегия заняла лидирующие места по уровню жизни населения. При этом, заметим, за эти десять лет нефтяные цены показывали разнонаправленную динамику, и их падение в 1985 году нередко упоминается как одна из причин коллапса СССР. Коллапса Норвегии при этих же ценах не случилось.

Самое простое, конечно, сослаться на то, что норвежцев — всего 4,5 млн. Тем не менее известны примеры нефтяных монархий Персидского залива, которые умудряются при феноменальных ценах на нефть иметь безработицу в 30%. Норвежская же безработица не превышает 4%!

Итак, десять лет большой нефти — и процветающая страна. Настолько процветающая, что в 1990 году она решила организовать специальный Нефтяной фонд, куда начали перечисляться нефтяные доходы, чтобы не повышать инфляцию внутри страны. Этот опыт Россия и взяла за основу при формировании своего Стабилизационного фонда. Правда, никто пока не спешит поставить российских граждан хотя бы в первую двадцатку по уровню жизни.

Возникают два вопроса: что именно сделали норвежцы за эти десять лет и почему у них идея по стерилизации денег в специальном фонде привела к 1% инфляции, а у нас она не опускается ниже 9—10%?

Прежде чем погружаться в детали, сошлемся на многочисленные исследования, которые утверждают, что чем более демократической является страна и чем меньше в ней неравенство населения, тем ниже, при прочих равных условиях, инфляция. В частности, в книге Роберта Каттнера «Экономическая иллюзия — фальшивый выбор между процветанием и социальной справедливостью» главный тезис в том, что вечно навязываемый выбор — либо экономический рост, либо социальная справедливость — не имеет под собой оснований. Он считает, что, наоборот, социально более защищенные и равноправные общества гораздо чаще выступают и более производительными, демонстрируя низкий уровень безработицы и инфляции.

Россия и Норвегия могли бы прекрасно проиллюстрировать выводы Каттнера. Критики, правда, могут сказать, что в России выше темпы экономического роста, а в Норвегии они — в районе 3% в год. При этом, несмотря на Стабилизационный фонд, инфляция в России в десять раз выше, чем в Норвегии! Если же говорить о безработице, то официальные наши цифры разняться не катастрофически: 3,7% в Норвегии и 7,7% в России. При этом минимальная зарплата в России 1700 рублей в месяц (около 50 евро), а в Норвегии минимальная зарплата превышает 11 евро в час.

Демократия и конкуренция

С редким упорством российские официальные лица повторяют, что один из главных факторов инфляции — социальные расходы бюджета. При этом в России на корню глохнут все дискуссии по поводу того, чем же в действительности вызвана инфляция. Почему-то напрочь забывается, что есть множество видов инфляции, а вовсе не одна. Инфляция бывает и при богатстве, и при бедности, в каждой стране у нее свои причины. И как раз дело экономистов не использовать чужие лекала, а непредвзято оценить собственные реалии. Чем не тема для экономической дискуссии: почему в Норвегии инфляция росла в конце 80-х годов, когда цены на нефть падали, а у нас, наоборот, она увеличивается вместе с ростом нефтяных цен? Из одного этого парадокса можно сделать поразительные выводы.

Уже пять лет растут цены на нефть, а инфляция в Норвегии за это время колебалась в диапазоне 0,7—2%. И такая удивительно низкая инфляция наблюдается в социально ориентированной экономике, где минимальная пенсия составляет 180 тыс. крон (около 65 тыс. рублей), а ставка образовательного кредита практически не превышает инфляцию. Базовая процентная ставка в Норвегии сейчас составляет 2,75%, а к концу года может быть повышена до 3,75%. Зарплаты за последние годы росли в Норвегии в среднем на 3,5%, то есть, как можно заметить, росли реально, поскольку их увеличение превышало инфляцию.

В чем же норвежский секрет? Каждый год Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) в Европе готовит экономический обзор стран-членов. Может быть, там найдется ответ на мучительный для россиян вопрос: почему у них при тех же ценах на нефть низкая инфляция? Действительно, ОЭСР в своем докладе раз пять пишет о причинах низкой инфляции, но нам их объяснение покажется слишком простым. «Усилившаяся конкуренция смягчила инфляцию» и далее «конкуренция внутри страны и на мировом рынке способствовала заметному росту производительности труда и позволила удержать инфляцию на низком уровне». Нет, в самом деле, ну не может же все быть так просто. Наверняка они что-то утаивают. И вновь процитируем доклад ОЭСР: «В Норвегии очень высокий доход на душу населения и очень низкий уровень неравномерности в распределении доходов. Хорошие фундаментальные основы осуществляемой политики и демократически сильные государственные институты позволили трансформировать натуральные ресурсы в быстрый рост, а не в деструктивное рентное потребление для тех, кто близок к нефтяной отрасли».

Похоже, с антиинфляционными рецептами дело обстоит так же, как с и диетами. Никто не заплатит денег диетологу, который скажет: меньше есть и больше двигаться. Зато все внимают гуру, изобретающему изощренные диеты.

Кому, скажите, нужен в России норвежский способ борьбы с инфляцией? А как же милые сердцу вертикали власти и суверенные демократии? Не вдаваясь в уже тысячи раз описанные особенности функционирования российской государственности, заметим только, что, говоря о суверенной демократии, следовало бы приводить примеры несуверенных. Как ни странно, такой пример есть. Вернее, был. В Дании. Во время фашистской оккупации там были разрешены демократические выборы. Демократия? Демократия. Суверенная? Нет.

Все разговоры о том, что возможна реальная демократия при полном отсутствии независимости судов и прессы, — не более чем попытки по примеру средневековых схоластов подискутировать о том, сколько ангелов может уместиться на кончике иглы.

Мы перекопировали у норвежцев идею Стабфонда, по их примеру вкладываем его средства только за рубежом, теперь, как и они, собираемся покупать акции иностранных компаний. Более того, недавно было заявлено, что Россия будет стремиться тратить не свыше 4% нефтяных денег на текущие нужды, что опять-таки полностью совпадает с тем порогом, на который ориентируется Норвегия. Зато за бортом остались все остальные норвежские рецепты.

Реальная, а не суверенная демократия, как ненужный балласт, была первой выброшена за борт. Но именно ее ОЭСР и сами норвежцы расценивают как основу своего экономического чуда. Выравнивание уровня жизни населения тоже почему-то не вписывается в нынешнюю российскую действительность. А ведь норвежцы раз за разом доказывают, что наиболее оправданными являются инвестиции в человеческий фактор. В Норвегии одни из самых высоких в мире затрат на обучение одного школьника. Однако когда оказалось, что, несмотря на прекрасное финансирование, общий уровень знаний остался средним, норвежское правительство разработало ряд специальных мер, которые должны стимулировать инновационный подход и нестандартность.

Но, может быть, если не демократическая лирика, то хотя бы экономические принципы роднят Россию с Норвегией? Одним из основных моментов в обуздании инфляции норвежские экономисты считают конкуренцию и повышение производительности труда. Скучно, право слово, как на первом курсе экономического вуза! То ли дело конструирование «суверенной экономики», которая еще больший нонсенс, нежели суверенная демократия.

Поскольку никто из авторов этого термина так толком и не объяснил, что же вкладывается в это понятие, рискнем предположить, что, очевидно, суверенная экономика не отрицает в том числе следующей манипуляции: нефтяные деньги будут выводиться из страны, чтобы не было инфляции, а российские компании и банки продолжат занимать деньги за рубежом, переполняя денежное обращение.

Минфин регулярно рапортует о том, что нужно стерилизовать денежную массу, но почему-то закрывает глаза на то, что сумма набранных кредитов уже превысила $200 млрд.! Вероятно, Минфин считает эти деньги какими-то особенными, не порождающими инфляции. И если уж наши руководители начали обмениваться колкостями о том, кто и насколько компетентен в экономике, то точно можно сказать: если Минфину удастся доказать, что фантасмагорическая сумма кредитов, набранных российскими банками и компаниями, не повышает инфляцию, а за инфляцию всегда повинны социальные расходы, то Нобелевская премия его дружному коллективу обеспечена. Те же российские экономисты, которые не замахиваются на трансформацию экономических законов, видят в этой кредитной лавине очень опасный момент. Так, первый зампред ЦБ России Алексей Улюкаев назвал массовое занимание денег за рубежом «главным двигателем инфляции».

Строгая дисциплина. Финансовая

Возможно, покажется, что мы слишком отдалились от собственно Норвегии. Отнюдь. Дело в том, что норвежские компании и банки почему-то мало занимают за рубежом и отличаются очень строгой финансовой дисциплиной. Кроме того, за последние годы в Норвегии значительно снизился объем прямых иностранных инвестиций. Если в 2000 году он составлял 3,58% от ВВП, то в 2004-м — всего 0,2%. Такое снижение идет в общеевропейском русле. Так, в целом по еврозоне в 2000 году доля прямых иностранных инвестиций составляла 6,49%, а в 2004-м — 0,51%. То есть Норвегия изменила свою динамику даже кардинальнее, чем вся остальная Европа.

Как же так? Ведь увеличение прямых иностранных инвестиций всегда рассматривалось как позитивный момент, подчеркивающий инвестиционную привлекательность той или иной экономики. Да, это так — с той лишь оговоркой, что когда экономика уже стабильна и находится на стадии насыщения, а социалка и зарплаты держатся на очень высоком уровне, то незачем переполнять свою финансовую сферу чужими деньгами. То есть когда экономика такая, как в Норвегии!

Мы же, в России, находимся на совершенно иной стадии, когда нам и рабочие места нужно создавать, и уровень жизни повышать, и инфраструктуру формировать, поэтому для нас иностранные инвестиции в большинстве случаев — благо. Наша демократическая и экономическая структура имеет мало общего с норвежской, однако мы ждем, что тамошний рецепт с выводом нефтяных денег из страны сработает и у нас. Рискнем сделать прогноз: в ближайшие пять лет наша инфляция никогда не опустится ниже 7%. А вероятнее всего, так и будет колебаться в районе 10%, даже если после выборов 2008 года вообще заморозят рост зарплат и пособий. Для норвежских же экономистов центральным фактором является вовсе не бюджетная экономия на социальных выплатах, а создание хороших условий для конкуренции. Их логика такова: конкуренция ведет к снижению цен, соответственно, снижаются требования по повышению заработной платы, а это, в свою очередь, уменьшает ценовое давление на всю экономику.

Нынешняя норвежская монетарная политика была сформулирована в 2001 году, когда правительство поручило Центральному банку Норвегии удерживать инфляцию на уровне 2,5%. Забавно, не правда ли: банк Норвегии не выполнил правительственное указание, поскольку нынешняя инфляция составляет 1,1%. Теперь собираются доводить инфляцию до запланированных процентов. Но, может быть, норвежская экономика в силу каких-то особых врожденных причин малоинфляционна? Нет, видели норвежцы и гиперинфляцию — во время Наполеоновских войн и Первой мировой войны, когда цены подскакивали на 150%, — и «нормальную» двузначную инфляцию. И, между прочим, когда Норвегия только начинала добывать нефть, в конце 70-х и в начале 80-х годов, инфляция стабильно была в районе 10%. За последние же пятнадцать лет в среднем она была всего 2,4%.

Внутреннее потребление как двигатель прогресса

Вспомним еще раз про те десять норвежских лет, которые отделяют начало добычи нефти от появления специального Нефтяного фонда для стерилизации доходов. Любой, кто был в Норвегии, подтвердит: дороги в самой отдаленной деревушке там ничуть не хуже, чем в Осло. И на любой норвежской окраине есть телевизионная антенна. Нефть и газ — хорошо, но 99% всей норвежской электроэнергии вырабатывается на гидроэлектростанциях, большинство которых было построено во время «нефтяных десятилетий». На этот же период пришелся и расцвет малого бизнеса: в Норвегии чрезвычайно легко зарегистрировать компанию, даже безработных по желанию обучают основам бухучета для открытия собственного дела. Кроме того, взаимоотношения с налоговыми и другими госорганами настолько прозрачны, что никому не приходит в голову закладывать в цену многочисленные поборы и откаты.

Правда, нефтяные доходы вызвали и негативные явления. В частности, выросли цены на недвижимость. Однако, как ни странно, сами норвежские экономисты главной причиной роста цен на недвижимость считают не столько нефть, сколько чрезвычайно низкую процентную ставку. Люди набирают доступные кредиты, покупают жилье, за этим следует строительный бум и т.д. При такой постановке вопроса рост цен на недвижимость не выглядит чем-то аномальным, а лишь подчеркивает возросший уровень жизни и легкость кредитования.

Сейчас Банк Норвегии активно обсуждает необходимость повышения базовой процентной ставки, однако опасается помешать экономическому росту, поскольку уже несколько раз за последние десятилетия главным мотором экономического благополучия страны выступал именно рост внутреннего потребления! Чудеса, да и только. У нас залогом благополучия считается жесткая бюджетная экономия на повышении уровня жизни, а в Норвегии именно рост уровня жизни и, соответственно, рост покупательной способности населения официально признаются основой экономического роста.

Кстати, даже без нефтяных доходов экономика Норвегии всегда росла достаточно хорошо. За период с 1945 по 1970 год средние годовые темпы роста составляли около 5%. А с началом нефтяной эры, с 1970 по 2003 год, — в среднем всего 3,4%.

Куда ж без проблем?

А есть ли, собственно говоря, в Норвегии проблемы? Представьте, есть. И самой главной из них считается старение населения. В России эта проблема тоже существует, просто о ней слишком мало говорят. Между тем она значительно увеличивает нагрузку на социальные службы. В Норвегии с 2006 года Нефтяной фонд преобразован в Правительственный пенсионный фонд, а его главной задачей стало обеспечение достойных пенсий будущим поколениям.

Каждый норвежец легко может получить информацию о том, в какие именно иностранные акции и облигации вложены деньги Правительственного пенсионного фонда. Казалось бы, ни о чем не думай, только дивиденды подсчитывай, но нет, два года назад норвежцы решили, что их фонд будет ориентироваться на этические инвестиции, и для этого организовали при фонде специальный совет по этике. И, что совсем уж невероятно, год назад пригласили поработать в нем профессионального философа Хенрика Сиза. Как честно признавался сам 40-летний профессор, он тогда не мог отличить акцию от облигации. Но в сентябре 2005 года, когда он вошел в наблюдательный совет по этике, от него никто и не требовал знания биржевых тонкостей, для этого хватало специалистов. Его функция заключалась в том, чтобы помочь ориентировать инвестирование денег фонда в те компании, которые не связаны с производством оружия массового поражения или другими антигуманными действиями. «Мы не хотим пенсий, которые базируются на кровавых деньгах», — заявляют управляющие Правительственного пенсионного фонда. Как говорится, без комментариев.

Вера МЕДВЕДЕВА

Журнал «Профиль»,сентябрь 2006 г.

Кругозор


Ни аиста, ни капусты»

Наши соотечественники, а с ними и международная общественность, взбудоражены вестью о предстоящем налоге на бездетность. Его предложил, дабы спасти Россию от вымирания, видный парламентарий Николай Герасименко.

«Если не хотите думать о своем долге перед Родиной, нужно платить», – заявил заместитель председателя думского Комитета по охране здоровья. По его словам, идея такого налога рассматривается депутатами Госдумы. Министр Минздравсоцразвития РФ Михаил Зурабов, тоже не на шутку обеспокоенный судьбой вымирающей России, идею поддержал: «В настоящее время идет поиск устойчивого источника финансирования социальных расходов, и налог на бездетность мог бы быть использован как один из таких источников». Высказалась в поддержку нововведения и председатель думского Комитета по делам женщин, семьи и детей Екатерина Лахова. Любопытно, что когда общественная организация «Деловая Россия» в декабре 2005 г. выступила с таким же предложением, «единороссы» отнеслись к идее скептически. «Мы не должны наказывать людей за то, что они по каким-либо причинам не хотят или не могут позволить себе содержать детей», – сказал тогда первый зампред Госдумы Олег Морозов. А теперь государственных людей словно осенило идеей первой свежести, дискуссия обрела новое дыхание и с поразительной резвостью набирает витки. С чего бы это? Просто так у нас ничего не говорят. Если об изъятии денег у населения заявляют высокие чиновники – жди соответствующего закона.

Между тем господин Герасименко и его единомышленники ничего нового не придумали. Налог на холостяков в нашей стране уже был. 21 ноября 1941 года его ввели по прямому указанию Сталина. Мужчины (от 20 до 50 лет) и замужние женщины (от 20 до 45 лет) ежемесячно отдавали государству 6% своей зарплаты, если у них не было детей. Только вот демографических показателей это не улучшило.

Согласно статистике, за годы существования налога рождаемость в Советском Союзе упала. Как утверждают социологи, налог ничуть не влиял на решение людей о рождении ребенка. Ученым ведомо и другое: проблема низкой рождаемости – не в бездетности, а в малодетности. Не в том дело, что много бездетных, а в том, что большинство женщин имеют одного или двух детей, тогда как среди их бабушек, родившихся в начале ХХ века, одно-двухдетных было не больше четверти – при той же, примерно, доле бездетных, что и сегодня. Добровольная бездетность – вещь довольно редкая. Перепись населения 2002 года показала, что среди женщин в возрасте 35–39 лет было всего 7,4% бездетных. Эти женщины остались без детей, в основном, вынужденно – либо из-за бесплодия, либо из-за несложившейся судьбы: отсутствие мужа, неудачный брак и т.п. Для большинства из них бездетность – тяжелый крест, а в советское время их еще и наказывали рублем.

В начале 90-х годов сталинский налог отменили как пережиток прошлого. И вот теперь чиновники пытаются вытащить этот реликт на свет божий. Логика простая: вместо того, чтобы изобретать велосипед, лучше покататься на старом.

Но велосипед велосипеду рознь. В развитых странах практикуется куда более современная и вполне цивилизованная форма выравнивания доходов родителей и бездетных, нежели ноу-хау вождя народов – налоговые льготы семьям с детьми. Эта практика существует с конца девяностых и у нас. Когда у россиян рождаются дети, уменьшается их подоходный налог. И родители, имеющие несовершеннолетних детей, получают большую зарплату, поскольку платят меньше налогов благодаря существующим стандартным налоговым вычетам. Право на вычеты имеют не только родители ребенка, но и супруги родителей, приемные родители, опекуны или попечители, если ребенок находится на их обеспечении.

– Стандартный налоговый вычет (сумма, с которой не берется подоходный 13-процентный налог) составляет 600 рублей. И в итоге папа или мама получает на 78 рублей больше, если у него (у нее) есть ребенок, – разъясняет известный ученый, руководитель Центра по изучению проблем народонаселения МГУ им. М. В. Ломоносова Валерий Елизаров.– Налоговые скидки – куда лучший путь поправить демографическую ситуацию, чем прямой налог. Это доказывает опыт человечества. Сколько ни было налогов на бездетность со времен Древнего Рима, это не сказывалось на рождаемости. Между тем в странах, где практикуются скидки (которые являются не главным и единственным, а одним из инструментов поддержки семей с детьми), показатели рождаемости выше.

В ходе недавнего исследования, которое провели ученые МГУ, российским мужчинам и женщинам задавался вопрос: «Какую меру поддержки семьи с детьми предпочли бы лично вы?» На выбор предлагались два ответа: 1) ежемесячное пособие на ребенка в размере 200–250 рублей; 2) налоговая льгота, т.е. освобождение от налогов суммы доходов равной прожиточному минимуму ребенка. Опрошенные выбрали, в основном, налоговые льготы.

Сегодня большинство россиян, желающих завести детей, обречены на нищету. В такие условия их поставило государство. Исследования показывают, что молодые семьи, как правило, хотели бы иметь двух детей, но возможностями их содержать и воспитывать не располагают. Рождение второго и третьего ребенка у нас практически не стимулируется, несмотря на то, что появление именно этих детей способно изменить ситуацию с рождаемостью. В 2004 году на все виды материнских пособий в России было потрачено немногим больше 50 миллиардов рублей, меньше 0,3% от валового внутреннего продукта (в развитых европейских странах на эти цели тратится в среднем 2,2% ВВП).

По этому поводу вспоминается старый анекдот. В зоопарке висит табличка: «Не пугайте страуса. Пол каменный». Так вот сегодня страуса призывают нести яйца на каменный пол. Призывы плодиться и размножаться в отсутствии реальной государственной поддержки семьи и подрастающих граждан (беспризорных и безнадзорных детей у нас, если верить официальной статистике, 700 тысяч, не меньше, чем было в первые годы после Второй мировой войны) выглядят фарисейством.

Россия пока, увы, далека от пригодности для жизни детей. И предстоит еще очень многое сделать, чтобы нашу страну и государственный бюджет к этому приспособить.

Профессор Елизаров, например, предлагает увеличить существующие налоговые скидки до размера прожиточного минимума ребенка. Тогда семьи с детьми получат серьезные преимущества перед остальными.

Не облагать налогом средства на содержание ребенка – справедливее и эффективнее, чем наказывать рублем бездетных. Дело только за тем, чтобы наши чиновники оставили мечты о сталинском драндулете и подумали о более современной технике.



Илья МЕДОВОЙ