6/2004 = Дорогие читатели!

Вид материала

Решение

Содержание Экономические последствия Социальные воздействия Последствия для политики безопасности Что дает раунд в Дохе? Основное внимание – доступу на рынки Либерализация и борьба с бедностью Политика в целях развития и интеграция в мировой рынок Вызов: Косово Административная реформа Политика безопасности Медленное восстановление

Подобный материал:

• 3/2004 = Дорогие читатели!, 2152.28kb.
• Сценарий праздника "Посвящение в читатели" (2-й класс), 46.76kb.
• 5/2004 = Дорогие читатели!, 4812.92kb.
• 4/2004 = Дорогие читатели!, 2380.54kb.
• 2/2004 = Дорогие читатели!, 3176.46kb.
• Дорогие читатели!, 1261.22kb.
• Дорогие читатели! Вы держите в руках праздничный номер литературно-художественного, 221.38kb.
• Содержание: Обзоры и рецензии стр. 3-12, 276.96kb.
• Дорогие читатели!, 1764.59kb.
• Самый первый литературный праздник «Прощание с Букварём» или «Посвящение в читатели», 95.4kb.

Экономические последствия

Исследования, проведенные в странах, особенно сильно затронутых СПИДом, говорят о негативном воздействии эпидемии на экономику. Согласно опросу «Южноафриканской коалиции против ВИЧ-инфекции/СПИДа», уже 40% южноафриканских товаропроизводителей отмечают снижение прибылей из-за широкого распространения болезни. Это объясняется тем, что на многих предприятиях высокие темпы распространения инфекции ведут к потере персонала и таким образом также к более высоким расходам на обучение и соответствующим издержкам на медицинское страхование. Поэтому некоторые из этих предприятий уже начали обучать двух или трех рабочих на каждое рабочее место; они, в конце концов, должны исходить из того, что рано или поздно СПИД приведет к потере для производства кого-то из этих рабочих. Одновременно эпидемия на многих предприятиях снижает производительность труда и вместе с тем объемы производства. В конечном счете, она сокращает также накопление капитала на таких предприятиях и отпугивает иностранных инвесторов, предпочитающих вкладывать свой капитал в других местах.

Поэтому с народнохозяйственной точки зрения ВИЧ-инфекция/СПИД отличается от многих других болезней, которые широко распространены в развивающихся странах. В то время как многие из этих обычных болезней преимущественно поражают слабых здоровьем людей очень молодого или очень пожилого возраста, ВИЧ-инфекция/СПИД дополнительно атакует также среднюю и самую производительную с точки зрения народного хозяйства возрастную группу 15-49-летних. Таким образом, жертвами эпидемии становятся не только грудные дети и пожилые люди, но также во всевозрастающем количестве люди, вклад которых совершенно необходим для роста экономики развивающихся стран, как, например, менеджеры, квалифицированные рабочие, крестьяне, служащие, преподаватели, ученые, ремесленники или инженеры. Потеря этих рабочих рук и человеческого капитала негативно отражается на экономике. Согласно народнохозяйственным расчетам, развивающиеся страны должны настраиваться на то, что инфекция затронет более 20% взрослого населения, а ВВП будет сокращаться ежегодно как минимум на 2-4%. Поэтому МБРР видит в эпидемии СПИДа самую большую на сегодняшний день угрозу для развивающихся стран Африки.

В аспекте политики сотрудничества с развивающимися странами следует иметь в виду, что эти экономические последствия ощущаются не только на народнохозяйственном уровне. Столь же важными являются и экономические последствия ВИЧ-инфекции/СПИДа для отдельных домашних хозяйств. По данным UNAIDS, СПИД сокращает доходы домохозяйств на Юге Африки в среднем уже примерно на 13%. Другие исследования бюджетов указывают на сокращение доходов на сумму до 50% по сравнению с бюджетами домашних хозяйств, не затронутых напрямую эпидемией. Причина этого кроется в множестве дополнительных издержек, которые влечет за собой СПИД – будь то лекарства, визиты врача или в конечном счете расходы на похороны.

Одновременно пораженная СПИДом семья имеет также меньше возможностей для сохранения достаточного уровня доходов. Если, например, заболевший член семьи прикован к постели и нетрудоспособен, другие члены семьи должны будут заботиться о заболевшем человеке вплоть до наступления смерти. В этом отношении СПИД также отличается от других болезней. В большинстве случаев медленная смерть от СПИДа, которая может затянуться на несколько месяцев, и связанный с этим уход, необходимый заболевшему человеку на этот период времени, поглощают важные – с экономической точки зрения – ресурсы. Особенно тяжелыми могут быть последствия для обеспечения многих домашних хозяйств. Если, к примеру, заболевает СПИДом глава семьи, он не в состоянии ни гарантировать семье доход, ни собрать урожай сельскохозяйственных культур. Таким образом, в конечном счете ВИЧ-инфекция/СПИД означает для многих домашних хозяйств не только трагическую утрату члена семьи (а зачастую даже нескольких членов), но и разного рода трудности в обеспечении самым необходимым, финансовую задолженность, вынужденную продажу имущества (будь то рабочий инструмент, мебель или земельный участок) и все чаще также распад семьи. Все это самым драматичным образом противодействует достижению важных целей политики сотрудничества с развивающимися странами.


Социальные воздействия

Социальные аспекты, связанные с ВИЧ-инфекцией/СПИДом, также должны все более внимательно учитываться в будущем в рамках политики развития. Особенно большую тревогу внушает постоянно растущее количество детей-сирот, которых ежедневно оставляет после себя эпидемия. Уже 14 миллионов детей осиротели на почве СПИДа. Такие развивающиеся страны, как Эфиопия и Нигерия, насчитывают почти по миллиону сирот. В ближайшие годы этот феномен будет и дальше усиливаться. По данным UNAIDS, к концу этого десятилетия в мире будет уже 25 миллионов сирот, родители которых умерли от СПИДа. Во многих деревнях Африки из-за СПИДА отсутствует прослойка взрослого населения, так что бабушки и дедушки и их внуки не могут обойтись друг без друга, если хотят выжить.

Впрочем, многие сироты лишены даже шанса найти приют у бабушек и дедушек. Если их бабушки и дедушки также заболели СПИДОМ, а прочие члены семьи уже перегружены другими сиротами, то тогда эти сироты в большинстве случаев остаются на улице, где их источником существования становится преступность или проституция. В долгосрочной перспективе это приведет к возникновению серьезнейших социальных проблем. Финансовые ресурсы этих развивающихся стран в будущем будут дополнительно обременены взрывным ростом числа сирот, что опять же должно быть учтено в рамках нынешней политики развития.

Эпидемия СПИДа поражает в развивающихся странах не только семьи и детей, но и другие социальные сферы, как, например, систему здравоохранения. Речь здесь идет не только о повышенных расходах на охрану здоровья, которые влечет за собой эпидемия, но и о хронической перегрузке больниц во всех развивающихся странах. В некоторых больницах Африки уже от 50% до 80% коек заняты пациентами, больными СПИДом. Эти пациенты из-за хронического переполнения больниц получают место в больнице лишь на очень поздней стадии развития болезни, если, конечно, они вообще получают больничную койку.

Еще одним последствием является то, что и люди с другими – излечимыми – заболеваниями не имеют доступа к врачам и больницам. Все это ввергает врачей и медицинских сестер в еще больший стресс, и это в момент, когда много врачей и медицинских сестер сами страдают от болезней, обусловленных СПИДом. Неудивительно, что в век глобализации многие врачи и медсестры предпочитают перебраться на Запад, где существенно лучше условия труда и выше зарплаты. Поэтому в будущем важной целью политики сотрудничества с развивающимися странами должен стать поиск путей совершенствования систем здравоохранения. Многие меры экономии, которые в 90-е годы предписывались Всемирным банком и Международным валютным фондом, к сожалению, привели скорее к противоположным результатам.

Нечто похожее происходит также и в сфере образования. ВИЧ-инфекция/СПИД оказывают на нее удвоенное отрицательное воздействие. Эпидемия уменьшает как количество преподавателей, так и число тех, кто мог бы извлечь из образования личную и экономическую пользу. Сотни тысяч учителей умерли уже от заболеваний, связанных со СПИДом. Число преподавателей, которые умирают сегодня в некоторых африканских развивающихся странах от СПИДа, превышает даже количество вновь обучаемых учителей. Средства на то, чтобы нанять по крайней мере несколько новых учителей и обучить их, приходится брать из других источников, например, из денег на учебные пособия.

При этом многие дети просто не ходят в школу, так как должны помогать в домашнем хозяйстве или заботиться о заболевшем члене семьи. Таким образом, в некоторых африканских странах количество учеников сегодня на 20-36% меньше, чем было до сих пор, хотя образование является важной предпосылкой для последующего получения хорошо оплачиваемой работы и информации о ВИЧ-инфекции/СПИДе. Долговременный результат - это совсем другая форма «утечки мозгов» в развивающихся странах.


Последствия для политики безопасности

Рассматривая эпидемию СПИДа с точки зрения политики в интересах развития, следует отметить, что в конечном счете она оказывает также воздействие на политику безопасности, что в будущем может, видимо, осложнить проведение международной политики сотрудничества с развивающимися странами. Для эффективного претворения этой политики в жизнь необходимы минимальная стабильность и безопасность. В нескольких странах ВИЧ-инфекция/СПИД начинает создавать дополнительную угрозу этому минимуму, так как государственные учреждения, которые до сих пор заботились там о мире и стабильности, также затронуты эпидемией СПИДа. Оказалось, что военные в развивающихся странах намного сильнее затронуты эпидемией, чем гражданское население. Согласно оценкам американского National Intelligence Council, в 1999 году во всех армиях Африки ВИЧ-инфицированными были уже больше 20% солдат, а в некоторых случаях даже больше половины.

Для таких высоких эпидемических показателей имеется несколько причин. Солдаты размещаются зачастую на длительный срок вдали от своих семей. В отличие от гражданского населения солдаты получают вполне приличные зарплаты. Поэтому не удивительно, что в развивающихся странах, где широко распространена бедность, солдаты имеют много возможностей для оплаченных половых сношений. К тому же в армиях поощряются также рискованные действия. Регулярное употребление спиртных напитков во многих армиях может также отрицательно сказываться на использовании презервативов. В конце концов, высокие эпидемические показатели способствуют более высоким показателям заболеваемости и смертности в армиях, и не только простых солдат, но и опытного и технически квалифицированного персонала. Это растущее давление на армии и на полицию, где наблюдается похожая картина, вдвойне важно с точки зрения политики сотрудничества с развивающимися странами. Во-первых, военные, вероятно, будут пытаться получить в будущем больше государственных средств, чтобы покрыть более высокие расходы на обучение и лечение больных, что, в свою очередь, может негативно сказаться на других проектах в рамках политики в интересах развития. Во-вторых, эпидемия в наиболее пораженных СПИДом развивающихся странах подводит к вопросу о том, можно ли вообще гарантировать стабильность и безопасность этих стран при таких высоких показателях распространения инфекции. Ответ на этот вопрос можно будет получить только в длительной перспективе.

Проблема не обошла стороной также и международные миротворческие силы, которые должны готовить почву для проведения эффективной политики в интересах экономического развития в охваченных конфликтами областях. Дело в том, что некоторые из этих армий с большим числом инфицированных военнослужащих вносят регулярный вклад в формирование региональных и международных миротворческих сил. Поэтому в некоторых случаях отправка миротворческих контингентов ведет к дополнительному распространению глобальной эпидемии СПИДа. Это давно не является тайной. Правительство Камбоджи уже многие годы утверждает, что эпидемия СПИДа в этой стране тесно связана с большим количеством иностранных миротворческих сил, которые были размещены там в середине 90-х годов. В 2001 году правительство Эритреи также пыталось отказываться принимать миротворческие войска, коль скоро ООН не может поручиться за то, что в составе контингента не окажется ВИЧ-инфицированных солдат – гарантия, которую ООН не хотела и не могла предоставить якобы по причинам правозащитного толка.

Тем не менее, ООН очень ясно рекомендует этим странам впредь направлять в миротворческие войска только солдат, у которых нет ВИЧ. Это будет опять же иметь непредсказуемые последствия для политики сотрудничества с развивающимися странами, так как эти войска хорошо оплачиваются. В прошедшие годы подобные миротворческие миссии представляли развивающимся странам хорошую возможность заработать много денег в твердой валюте. Если развивающиеся страны из-за высоких показателей ВИЧ-инфекции в армиях не смогут больше участвовать в будущем в такого рода военных миссиях, это будет означать потерю важных источников дохода. Таким образом, воздействие всемирной эпидемии СПИДа на политику безопасности приобретает все большее значение и для политики в интересах развития.

Итак, с точки зрения политики сотрудничества с развивающимися странами эпидемия СПИДа представляет собой двойную катастрофу. Ежедневно из-за этой болезни умирают втрое больше людей, чем погибли от атак террористов 11 сентября 2001 года. Это делает эпидемию СПИДа одной из самых ужасных гуманитарных катастроф, которые когда-либо знал мир. Одновременно эта болезнь в виду ее социальных последствий также уменьшает потенциал многих развивающихся стран для решения других серьезных социальных и экономических проблем.

Так возникает трагический замкнутый круг: чем больше ВИЧ-инфекция/СПИД ослабляет эти страны, тем восприимчивее становится в них экономическая и социальная среда к последующей интенсификации эпидемии. К сожалению, ВИЧ-инфекция/СПИД особенно интенсивно распространяется именно там, где широко укоренена бедность, а образование и здравоохранение не развиты. Даже такая страна, как Ботсвана, которая добилась колоссального прогресса на пути экономического развития, не обладает иммунитетом к этим воздействиям. Поэтому сегодня в качестве основной цели глобальной политики сотрудничества с развивающимися странами ставится задача разорвать этот замкнутый круг. Политика в сфере сотрудничества без непосредственного учета массированных последствий эпидемии СПИДа в ближайшие годы вообще немыслима. И как раз ввиду всемирного распространения эпидемии СПИДа политика сотрудничества с развивающимися странами имеет сегодня гораздо большее значение, чем когда-либо раньше.


Георг Коопманн,

научный сотрудник Гамбургского архива мировой экономики (HWWA)


Что дает раунд в Дохе?

Интеграция в мировой рынок – это не пессимизм в сфере развития


Развивающиеся страны значительно улучшили свои позиции в мировой торговле. С середины 80-х годов их доля в мировом экспорте непрерывно росла, увеличившись примерно с четверти до приблизительно трети. Этот подъем был связан с резким изменением структуры экспорта – переходом от аграрного и минерального сырья к мануфактуре и услугам, так что теперь экспорт из развивающихся стран на 4/5 состоит из промышленных товаров (1). В прежней модели мировой экономики Север-Юг, в рамках которой страны третьего мира преимущественно обменивали первичные ресурсы на продукты переработки, произошли коренные перемены. Эта смена парадигм является также причиной того, что развивающиеся страны сегодня намного активнее, чем прежде, участвуют в системе многосторонней торговли.

Параллельно с растущим удельным весом развивающихся стран в мировой торговле с начала 90-х годов удвоилась доля торговли Юг-Юг в глобальном товарообмене: с примерно 6% до приблизительно 12%. Так что уже 2/5 объема международной торговли развивающихся стран приходится на товарообмен между ними. При этом львиную долю занимают промышленные товары, более интенсивный обмен которыми происходит как горизонтально, т.е. внутри отдельных отраслей (отраслевая торговля), так и вертикально – в рамках международных производственных цепочек (сетевая торговля) (2).

Описанные структуры и тенденции не устраняют, однако, большую неоднородность третьего мира и обусловленные этим тенденции к маргинализации мировой экономики. В первую очередь это относится к наименее развитым странам (LDC) – таким, например, как расположенные южнее Сахары африканские государства (3). В этой группе стран в рамках мировой торговли еще больше усилилась специализация на экспорте сырья.

LDC также в меньшей степени задействованы в торговле Юг-Юг, где в значительной мере доминируют пороговые страны Азии (4). Доля LDC во всей мировой торговле составляет менее 1%, в то время как на них приходится более 10% численности населения мира. В частности, сильно сокращается удельный вес в торговле тех LDC, которые экспортируют преимущественно аграрное и минеральное сырье (не считая нефти). Соответственно, в этих странах отмечается стагнация доходов на душу населения, значительная часть которого живет в условиях крайней нищеты.

В этой связи возникают следующие вопросы: какую роль может сыграть для развивающихся стран система многосторонней торговли, воплощенная в ВТО? В какой мере ВТО способствует росту объема торговли в этих странах и переходу от роста товарооборота к устойчивому развитию? Можно ли преодолеть маргинализацию LDC в мировой торговле за счет более активного участия этих стран в ВТО? Какой вклад ВТО может внести в борьбу с бедностью? Может быть, торговля Юг-Юг лучше глобальной торговли подходит для того, чтобы сократить бедность и стимулировать развитие?

Система многосторонней торговли способствует интеграции развивающихся стран в мировой рынок в трех аспектах:

- снижение внутренних и внешних торговых барьеров;

- упорядочение внутренней и внешней торговой политики;

- техническая помощь при наращивании торговых инфраструктур.

Во время уругвайского раунда (1986-1994), последнего раунда многосторонней торговли перед переходом от ГАТТ к ВТО в 1995 году, развивающиеся страны коренным образом изменили свою стратегию: они активно включились в «игру» с обменом правами доступа на рынки, которая является сердцевиной многосторонних переговоров о либерализации, и сами пошли на «уступки»; «основополагающее право» невзаимности было приостановлено (частично). Благодаря этому открылся путь к более значительному сокращению таможенных пошлин и снижению нетарифных торговых барьеров в отношении продуктов, по которым развивающиеся страны имеют сравнительные преимущества. Кроме того, развивающиеся страны во время уругвайского раунда подчинились многочисленным новым торговым требованиям, введенным в свод правил ВТО, в частности, в сфере услуг, защите прав интеллектуальной собственности, соблюдении стандартов продукции и производства (например, гигиенических стандартов в сельском хозяйстве) и действующим для всех без исключения членов ВТО. Особое и дифференцированное отношение к развивающимся странам подверглось модификации: упор теперь делается не на полное и длительное освобождение от многосторонних обязательств, а на постепенное введение правил и техническую поддержку при их соблюдении.

В результате этих перемен возник, однако, двойной разрыв:

- Взятие на себя широких обязательств контрастирует с ограниченной способностью развивающихся стран реально выполнять эти обязательства (разрыв выполнения).

- Обязательства необходимо выполнять, их выполнения можно требовать в суде, в то время как положения о технической поддержке представляют собой, в основном, необязательные заявления о намерениях (разрыв обязательности).

Различные программы, в которых участвует также ВТО, призваны преодолеть эти разрывы. В качестве примеров можно привести программы «Joint Integrated Technical Assistance» (JITAP) для африканских стран и «Integrated Framework for Trade-Related Technical Assistance» для всех LDC (5). Эти разрывы можно также рассматривать как сигнал о том, что пока не следует еще больше расширять многосторонний свод правил; здесь можно было бы ввести мораторий.


Основное внимание – доступу на рынки

Политическая актуальность вопроса о дальнейшей экспансии ВТО в сфере регулирования торговли отразилась в спорах по сингапурской тематике (конкурентная политика, политика в отношении прямых зарубежных инвестиций, прозрачность при распределении госзаказов, упрощение торговых формальностей). Эти вопросы, вновь поднятые на первой министерской конференции ВТО 1996 в Сингапуре, на конференции в Дохе (ноябрь 2001 года) поначалу были отложены в сторону; решение об их дальнейшем обсуждении предполагалось принять на полпути раунда Доха в Канкуне (сентябрь 2003 года). Но там они стали камнем преткновения, из-за которого конференция потерпела неудачу.

При этом решающим аргументом – наряду с упреком о вмешательстве во внутренние дела – стала чрезмерная нагрузка на развивающиеся страны при введении и использовании таких правил. При возобновлении раунда переговоров в Женеве (июль/август 2004 года) из так называемых «сингапурских тем» в повестке дня осталась лишь последняя - упрощение торговых формальностей.

В новой программе переговоров упор делается на тематику доступа на рынки; вопросы регулирования отступили на задний план. Разногласия по вопросам доступа на рынки, в частности, в аграрном секторе, были в Канкуне – наряду с «сингапурскими темами» – вторым камнем преткновения. Существенную роль при этом сыграла возглавляемая Бразилией, Китаем, Индией и ЮАР коалиция, в которую входят около 20 развивающихся стран и которая пригрозила заблокировать переговоры. После возобновления переговоров «большой двадцатке» пришлось, однако, перейти от чисто «дистрибутивной» к «интегративной» стратегии и предложить компромиссы с тем, чтобы получилась «игра с позитивной суммой», при которой все участники окажутся в выигрыше (6). Тогда задним числом можно было бы оценить Канкун как творческую неудачу, вернувшую ВТО к ее основной задаче - взаимному открытию рынков с помощью «игры по правилам» (7).

В промышленно развитых и развивающихся странах имеется большой потенциал, что касается выгодных для обеих сторон шагов к либерализации. Развивающиеся страны сильно выиграли бы, если бы в промышленно развитых странах были снижены пошлины на импорт сельхозпродукции. Их негативное влияние на аграрный экспорт из развивающихся стран оценивается выше, чем влияние аграрных субсидий, выплачиваемых в промышленно развитых странах. Что касается трудоемкой промышленной продукции, то в промышленно развитых странах по-прежнему существуют высокие таможенные барьеры, которые тем выше, чем глубже переработка. Их устранение способствовало бы значительному росту экспорта из развивающихся стран. Кроме того, развивающиеся страны выиграли бы от дальнейшей либерализации сектора услуг в промышленно развитых странах. Это относится, прежде всего, к «четвертому сектору» международного обмена услугами и соответствующей либерализации движения неквалифицированной рабочей силы (8). В то же время барьеры, ограждающие доступ на рынок в самих развивающихся странах, как правило, существенно выше, чем в промышленно развитых странах (9), причем развивающиеся страны ограничивают импорт – в частности, в аграрном секторе – из других развивающихся стран зачастую еще сильнее, чем импорт из промышленно развитых стран. Снижение собственных торговых барьеров (собственная либерализация), включая упрощение торговых формальностей, в общеэкономическом плане было бы не менее полезным, чем облегчение доступа на экспортные рынки.

Собственная либерализация началась в развивающихся странах в середине 80-х годов в первую очередь в рамках односторонних реформ торговли и продолжилась во второй половине 90-х годов в ходе реализации результатов уругвайского раунда. Эти тенденции в значительной мере способствовали уже отмеченному оживлению торговли Юг-Юг, а также – наряду с получением более широкого доступа на рынки промышленно развитых стран – общему наращиванию товарооборота развивающихся стран.

В то же время преференциальное регулирование торговли между развивающимися странами на региональном или двустороннем уровне не дало дополнительных импульсов развитию торговли Юг-Юг. Доля соответствующих товаропотоков во всей торговле Юг-Юг с 1990 года практически не изменилась (10). Более сильное влияние на торговлю оказывают, очевидно, преференциальные торговые соглашения между промышленно развитыми и развивающимися странами. Об этом свидетельствует пример Мексики в Североамериканском соглашении о свободной торговле (NAFTA). Общим для преференциальных режимов торговли является, однако, то, что они не влияют на ключевые сферы (например, на аграрные субсидии), создавая при этом правовую путаницу, которая делает систему торговли непрозрачной и повышает трансакционные издержки международной торговли, а также то, что они обслуживают особые политические интересы, в принципе направленные против либерализации многосторонней торговли.


Либерализация и борьба с бедностью

Либерализация, конечно, стимулирует торговлю, но это не означает, что она автоматически способствует экономическому развитию и, в частности, снижению уровня бедности в LDC. Взаимосвязь между либерализацией торговли и бедностью прослеживается слабо. Поскольку бедность – явление неоднородное и поскольку различные реформы в сфере торговой политики и контексты, в которых они проводятся, по-разному влияют на это явление, невозможно делать общие выводы о том, увеличивается или сокращается бедность под воздействием либерализации торговли, выигрывает или проигрывает от нее бедное население.

Опасения в том плане, что либерализация торговли создает угрозу для рабочих мест и оплаты труда бедного населения или – из-за сокращения таможенных доходов – для расходов государства на их нужды, необоснованны, хотя каждую из этих проблем можно было бы проиллюстрировать конкретными примерами. В отдельных случаях, однако, позитивное воздействие либерализации торговли может зависеть от сопутствующих мер, когда «проигравшие» получают компенсацию или бедным семьям помогают воспользоваться плодами либерализации.

В целом, из имеющегося теоретического и эмпирического материала можно сделать вывод о том, что либерализация торговли может стать важным элементом стратегии развития в пользу бедных. Так что раунд Доха может внести немалый вклад в достижение поставленной на рубеже тысячелетий цели: снизить уровень нищеты в мире к 2015 году (по сравнению с 1990 годом) наполовину.

Но ВТО – это не организация, занимающаяся развитием вообще. Это форум, в рамках которого ведутся переговоры об улучшении доступа на рынки и вырабатываются правила торговой политики для его членов. То, насколько это способствует общему развитию, зависит от нескольких факторов:

- влияние развивающихся стран на формирование доступа на рынки и выработку правил;

- эффективная реализация и применение правил, а также использование возможностей, предоставляемых либерализацией;

- интеграция торговой политики в общую политику в целях развития.


Политика в целях развития и интеграция в мировой рынок

Как уже говорилось, в Канкуне развивающиеся страны, создав коалицию, усилили свое влияние на переговорах. Кроме того, необходимы институциональные реформы, которые должны повысить прозрачность ВТО и обеспечить действенность официальных переговоров, положив конец тайной, закулисной дипломатии.

В этом плане дальнейшее развитие дифференцированных подходов является пробным камнем влияния ВТО и раунда Доха на общую политику в целях развития. Что касается компонента этой стратегии, связанного с доступом на рынки, следует придерживаться принципа наибольшего благоприятствования; преференции для развивающихся стран должны выражаться в основном в преимущественном снижении торговых барьеров в отношении продуктов, типичных для развивающихся стран. Что касается компонента регулирования, то критерии для отбора стран нужно определить заново, чтобы послабления в плане торговой дисциплины вводились в основном для LDC и некоторых других стран с низкими доходами и слабой институциональной базой.

Аналогичным должен быть подход к ограничению принципа взаимности. Односторонние требования развивающихся стран вызывают в промышленно развитых странах сопротивление со стороны отечественных отраслей. В то же время готовность к взаимности пробуждает интерес со стороны экспортных отраслей и устанавливает политическое равновесие, при котором развивающиеся страны получают более широкий доступ на рынки, чем это было бы при отсутствии взаимности.

При введении и применении многосторонних правил на национальном уровне следует различать меры, которые могут быть введены росчерком пера (например, снижение таможенных пошлин), и меры, которые включают в себя институциональные изменения и требуют значительных ресурсов (которые можно было бы использовать в других целях).

Поэтому ресурсоемкое регулирование торговой политики – и повышение соответствующей компетентности развивающихся стран – является важной задачей в сфере технической помощи, направленной на развитие торговли. Благодаря кооперации при разработке технических правил можно было бы, например, избежать такого положения, когда фирмы из развивающихся стран не могут выйти на рынок промышленно развитых стран из-за барьеров в виде предписаний по защите потребителей, животных или окружающей среды. Таким образом, преимущества, которые развивающиеся страны могут получить, участвуя в регулируемой системе многосторонней торговли, реализуются лишь через международное сотрудничество. То же самое относится и к другим видам «aid for trade», таким как поддержка развития торговли (например, с помощью анализа рынков) и торговых инфраструктур (транспорт, складское хозяйство, связь, энергоснабжение и т.д.).

На внутренних рынках либерализация торговли вызывает необходимость адаптации. Поэтому здесь необходимы сопровождающие меры, которые, в частности,

- (частично) компенсировали бы в рамках реформирования систем социального обеспечения негативные последствия для доходов и занятости населения;

- способствовали бы в рамках реформирования образовательной системы повышению квалификации работников наемного труда;

- повышали бы в рамках программ технического развития технический уровень предприятий.

Правила ВТО нередко являются для правительств важными инструментом проведения необходимых реформ, которые отвечают национальным интересам, но блокируются сильными лоббирующими группировками. Включение в систему многосторонней торговли стимулирует ориентированную на твердые правила экономическую политику и повышает качество экономических учреждений. В то же время растет доверие со стороны хозяйствующих субъектов, в том числе иностранных инвесторов.

Хорошая политика в целях развития – это, однако, не просто следствие торговой политики или интеграции той или иной страны в систему ВТО. Решающую роль играет создание соответствующих («первоклассных») институтов в развивающихся странах. В первую очередь речь идет о надежном урегулировании прав собственности и обеспечении стабильного правопорядка. К созданию институтов относится также институционализация в соответствующей стране эффективного механизма принятия решений в сфере торговой политики. Лишь при наличии этих предпосылок многосторонние торговые правила приводят к прогрессу развития и успехам в борьбе с бедностью.

Конференция ООН по торговле и развитию (UNCTAD) в этой связи указывает на новый «пессимизм в сфере развития», которым обусловлено мнение, что лучший путь к сокращению бедности в развивающихся странах и, в частности, в LDC - это не развитие, а интеграция в мировой рынок (11). На самом же деле развитие и интеграция не являются альтернативами. Интеграция развивающихся стран в мировой рынок и систему международной торговли должна, скорее, стать частью общей стратегии развития, главным элементом которой является борьба с бедностью.


Примечания

1 Ср. Will Martin, Developing Countries’ Changing Participation in World Trade, in: The World Bank Research Observer, Bd. 18, Nr. 2/2003, p. 187–203, здесь p. 193–199.

2 Это относится, в частности, к офисной технике и средствам коммуникации, ср. WTO, World Trade Report 2003, Genf, p. 30.

3 Количество LDC с 1971 года выросло с 24 до 50 стран, ср. UNCTAD, The Least Developed Countries Report 2004, Genf/New York, p. 46–47.

4 На азиатские развивающиеся страны приходится более двух третей всей торговли Юг-Юг, доля Африки составляет всего около 5% (WTO, Прим. 2, p. 27).

5 Koopmann, Der Trade Policy Review Mechanism der WTO, in: Nord-Süd aktuell, Jg. 17, Nr. 1/2004, p. 134–146, pltcm p. 136.

6 Amrita Narlikar, Diana Tussie, The G20 at the Cancún Ministerial: Developing Countries and Their Evolving Coalitions in the WTO, in: The World Economy, vol. 27, ¹ 7, Juli 2004, p. 947–966.

7 Heinz Hauser, Die WTO nach Cancún [ВТО после Канкуна], in: Außenwirtschaft, Heft IV, 2003, S. 469.

8 В Общем соглашении об услугах (GATS) ВТО различаются четыре вида оказания международных услуг: трансграничные услуги (например, транспорт), потребление за рубежом (например, туризм); деловое присутствие за рубежом (например, филиал банка); деятельность отечественной рабочей силы за рубежом (например, бригада строителей).

9 Jagdish Bhagwati, Don’t Cry for Cancún, in: Foreign Affairs, январь/февраль 2004, p. 52–63.

10 Поэтому вызывают, скорее, скепсис инициатива по реанимации Общей системы торговых преференций между развивающимися странами, выдвинутая в 2004 году на конференции UNCTAD в Сан-Паулу, и «новая география торговли», о которой говорит президент Бразилии Лула да Сильва.

11 См. UNCTAD (Прим. 3), p.XV–XVI.


Проф. Мари-Жанин Калик,

преподает историю Юго-Восточной Европы в

Мюнхенском университете им. Людвига Максимилиана


Вызов: Косово

Европейцы должны быть еще активнее


Кровавые беспорядки в Косово в марте 2004 года стали тревожным звонком для мирового сообщества. Под давлением все новых задач в области политики безопасности положение дел в крае, находящегося в середины 1999 года под международным протекторатом, на протяжении многих месяцев приукрашивалось, международные силы безопасности КФОР были слишком поспешно сокращены. Гражданские и военные силы не были подготовлены к погромам против неалбанцев, которые длились два дня и во время которых тысячи сербов и цыган оказались изгнанными из своих жилищ, а их дома и памятники православной культуры были сожжены, адекватных планов реагирования на такое развитие ситуации не было. Эти события нанесли большой ущерб не только международному проекту по восстановлению Косово, но и авторитету ООН и НАТО.

После вспышек насилия вопрос о неясном статусе Косово вновь стоит в качестве одного из важнейших в политической повестке дня Запада. В середине 2005 года должна быть проведена оценка того, насколько край приблизился к предписанным Советом Безопасности ООН стандартам, которые являются предпосылкой для начала переговоров о статусе Косово. Во всяком случае, вновь избранное 23 октября новое политическое представительство косоваров должно сначала достичь принципиальных улучшений в вопросах защиты этнических меньшинств и правовой государственности, прежде чем будет принято решение об окончательном статусе их страны с точки зрения международного права.

В Косово мировое сообщество приступило к реализации чрезвычайно амбициозного и до сих пор уникального проекта. Летом 1999 года согласно Резолюции 1244 бывший сербский автономный край был взят под протекторат ООН. Миссия ООН по делам временной администрации в Косово ( МООНВАК) получила мандат на восстановление государственных институтов в крае, а также на фундаментальное обновление экономической, социальной и правовой системы. С точки зрения международного права, статус края, насчитывающего два миллиона жителей, остался пока открытым.

Миссия в Косово стала для ООН качественным скачком от традиционного обеспечения мира с применением военных средств к в высшей степени сложной миссии формирования национальной государственности. МООНВАК должна создать в крае совершенно новую институциональную структуру, в том числе парламент и министерства, полицию и аппарат безопасности, а также экономические учреждения. После выборов (17.11.2001) в марте 2002 года были созданы Временные институты самоуправления, а именно: парламент, институт президента и местные управленческие структуры. Новые выборы в октябре 2004 года принесли, как и ожидалось, бесспорную победу партии президента Ибрагима Руговы.

Благодаря МООНВАК жизненная ситуация в крае заметно улучшилась. Тем не менее многие надежды не осуществились: албанские косовары жалуются, что их край не получил государственного суверенитета, нет и принципиального улучшения экономических отношений. Быстро растущая фрустрация похоронила авторитет международного протектората, который упрекают в заносчивости, неспособности и колониальных замашках (1).

С другой стороны, сербское и другие этнические меньшинства жалуются на то, что международный протекторат и силы безопасности недостаточно решительно борются с этнической дискриминацией и преследованиями. После окончания операции НАТО в середине 1999 года из края были изгнаны около 240 000 сербов, цыган и представителей других этнических меньшинств. Оставшиеся в Косово неалбанцы живут в постоянном страхе погромов. После мартовских беспорядков сербы вышли из Временных институтов, затем они с успехом призвали к бойкоту парламентских выборов 23 октября.

В то время как косовары в качестве непременного требования выдвигают независимость их края, Совет Безопасности ООН требует сначала выполнения определенных норм, прежде чем можно будет принять решение об окончательном статусе. Принцип «стандарты для Косово» требует построения функционирующих государственных институтов, правовой государственности, свободы передвижения, возвращения беженцев, создания предпосылок, связанных с экономикой и с правами собственности, диалога с Белградом и реформу псевдовоенного Корпуса защиты Косово (2). Однако большинство косоваров рассматривают эту политику как искусственное продление статуса-кво, который заморозит глубокие экономические и социальные проблемы их страны, а в долгосрочной перспективе даже приведет к их обострению.

Особенно горьким для косоваров является тот факт, что компетенции Временных институтов самоуправления, т.е. правительства Косово, урезаны и, вероятно, останутся таковыми на длительное время. В 2003 году МООНВАК начала процесс передачи законодательных и исполнительных полномочий этим институтам согласно § 11 Резолюции 1244. Основой для этого стали принятые в мае 2001 года конституционные рамки для этого края (3). Согласно главе 8, все полномочия за исключением «reserved powers» должны быть переданы представителям местной власти. Ключевые функции - внешняя политика, защита меньшинств, возвращение беженцев и надзор за органами юстиции и силами безопасности остаются «эксклюзивным образом» в руках представителя ООН - с точки зрения косоваров, невыносимое ограничение их суверенных прав (4).


Административная реформа

Из-за мартовских волнений политический подход международного сообщества в отношении Косово был поставлен под сомнение. В качестве реакции на мартовские события 2004 года перед норвежским дипломатом Каем Эйде, как Спецпредставителем Генерального секретаря ООН, была поставлена задача написать доклад о положении в Косово (5). В нем он однозначно говорит о «медленной реакции и растерянности» гражданских и военных сил на местах: «Международное сообщество было не в состоянии правильно оценить настроение большинства населения, его фрустрированность и нетерпение. Точно также оно не увидело и экстремистского потенциала по мобилизации этнического насилия». Эйде описывает действия в Косово как «статичные, направленные вовнутрь обычные учения», без политико-стратегического руководства и содержательной когерентности (6). Он рекомендует проводить «более динамичную» политику в отношении стандартов и ускоренную передачу полномочий на уровень местных управленческих структур, а также начать переговоры о статусе Косово (7).

Новый руководитель миссии ООН, Сорен Джессен-Петерсен дал понять, что он намерен последовать этим рекомендациям. 28 сентября 2004 года в Вене начались прямые переговоры между сербским и косоварским правительствами о возможной децентрализации края, однако приходится сомневаться, что это может стать ключом к преодолению фундаментальных противоречий интересов между Белградом и Приштиной.

Сегодня все больше игроков придерживаются мнения, что подход «сначала стандарты, затем статус» несостоятелен и что не все условия будут выполнены, когда начнутся переговоры о суверенитете Косово. Однако еще идут поиски формулы для нового прагматичного подхода, которая позволила бы сохранить лицо.

Контактная группа прежде всего подчеркивает, что необходимы «существенный прогресс» и «новая динамика» при выполнении стандартов. Только с прекращением религиозных и этнических преследований может быть найдено решение о политическом статусе. В конце сентября 2004 года Контактная группа впервые заявила, что «Косово не вернется к ситуации, которая существовала до марта 1999 года», - следовательно, вхождение в союз сербских государств исключено. Если первичная оценка выполнения стандартов будет проведена в середине 2005 года, то в случае позитивного результата это может привести к непосредственному началу переговоров о статусе. Негативная оценка, напротив, отодвинула бы процесс на неопределенное время (8). Однако уже можно предсказать, что в вопросах, связанных с национальными интересами, например, возвращение беженцев и защита этнических меньшинств, прогресс будет незначительным и что руководство косоваров тем не менее будет настаивать на начале переговорного процесса о статусе.


Политика безопасности

Миссия ООН по делам временной администрации в Косово и НАТО должны принять упреки в том, что они дали неправильный анализ критической ситуации безопасности и не смогли воспрепятствовать нарушениям прав человека (9). Различные эксперты приходят к заключению, что погромы были отчасти организованными, а отчасти их следует объяснить спонтанно эскалировавшей динамикой насилия. По официальным данным, 19 человек погибли, более 800 были ранены. Атакам подвергся каждый отдельный опорный пункт МООНВАК.

Под давлением мирового сообщества политическое руководство косоваров осудило эти события и выделило 18 миллионов евро для восстановления разрушенных домов и церквей. Но сделано это было неохотно. МООНВАК по делам временной администрации в Косово потребовала от Временных институтов самоуправления принять меры по ограничению применения насилия. Но правительство было не в состоянии наказать государственных и местных функционеров, которые посредством своих публичных высказываний или поступков активно поддерживали акты нападения. К тому же оно отказалось от публичного осуждения репортажей в средствах массовой информации, разжигавших этническое насилие (10). До сих пор военные или полиция должны сопровождать представителей этнических меньшинств, когда те покидают свои дома.

Из-за мартовских беспорядков под прицел критики попал и контингент Бундесвера (3200 человек). Очевидно, что волнения застигли германских солдат врасплох. В провинциальном городке Призрань они оказались беспомощными перед штурмующими молодчиками; пресса ругалась на «зайцев с Косова поля» (11). Внутреннее расследование показало, что существовал колоссальный дефицит в области информации о разведанных и коммуникации на эту тему с другими игроками, прежде всего полицией.

Бундесвер после продолжавшейся не один месяц проверки событий принял меры и измененил подготовку, оснащение и правила использования его частей при проведении операций за рубежом. Но те, кто несут военную ответственность, передают эстафету на сторону политиков: как может Бундесвер выполнять свою задачу по стабилизации, если не ясна даже стратегическая цель его миссии?

Однако упущения отмечаются прежде всего среди игроков в области политики безопасности. То, что начиная с лета 2003 года дело неоднократно доходило до этнического насилия и криминала по отношению к этническим меньшинствам и силам полиции, не хотели признавать ни полиция ООН, ни КФОР. ООН и НАТО виду новых внешнеполитических приоритетов испытывали на себе давление в плане необходимости продемонстрировать успех: в прошлом году численность КФОР была сокращена в конечном счете до 17500 человек, исчезли контрольные и наблюдательные посты по защите сербских поселений и церквей - несмотря на предупреждения со стороны представителей этнических меньшинств. У того, кто читал отчеты Генерального секретаря ООН, где описываются многочисленные нападения с применением насилия, возникает впечатление: принимавшие политические решения приукрашивали ситуацию, хотя и знали о ее серьезности (12).

К тому же есть указания на то, что меры по борьбе с контрабандой, торговлей людьми, оружием м отмыванием денег были недостаточно решительными. Политические лидеры, которых обвиняют в соучастии в криминальных махинациях, не были наказаны - за небольшим исключением. Среди прочего, нетронутыми остались подпольные структуры формально распущенной АОК (Армии освобождения Косово), а Албанская национальная армия, которая в Косово, Македонии и Южной Сербии посредством терактов борется за Великую Албанию и к тому же поддерживает отношения с находящимся под международным контролем Корпусом защиты Косово, была объявлена террористической организацией только в 2003 году.


Медленное восстановление

Основной вывод состоит в том, что экономическому развитию в будущем должно уделяться большее внимание. В крае процветают криминальные махинации и этническая ненависть, поскольку очень многие не имеют профессиональной перспективы.

Мировое сообщество вложило в маленький край Косово с 1999 года около двух миллиардов евро (13). Международная помощь способствовала оживлению экономики и восстановлению края, однако не смогла эффективно решить структурные проблемы развития. Самой большой проблемой Косово является низкий экономический рост и плохая ситуация на рынке труда. В 2003 году валовой социальный продукт на душу населения составлял лишь 700 евро, безработица - согласно официальным данным - 49%, а среди возрастной группы 16-24-летних - более 70% (14). В силу высоких темпов роста населения в следующие пять лет необходимо создать более 50% новых рабочих мест, и это для решения только одной проблемы - чтобы дать перспективу молодежи, ищущей работу.

Однако в народном хозяйстве Косово существуют многочисленные опасные деформации, рецепта для стимулирования внутреннего источника экономического роста в крае, исконно бывшем отсталым, не существует. Основной источник доходов Косово сегодня - это выделяемые международным сообществом средства на восстановление края, частные трансферты «гастарбайтеров», а также зарплата сотрудников международного контингента вооруженных сил и гражданских организаций, их совокупная численность оценивается в 50000 - 60000 человек. Экономической активности в сфере производства практически нет. Но из-за того, что международное сообщество берет на себя все больше обязательств, находящиеся в его распоряжении ресурсы сокращаются. В прошлом году средства, выделенные на восстановление Косово, были на четверть меньше того объема, который предоставлялся краю в 1999-2002 годах. Вследствие этого ВВП сократился на несколько процентов (15). А с сокращением международного персонала все меньше денег попадает в экономический кругооборот. Видимость экономического роста, вызванная иностранной помощью, рано или поздно приведет к обвалу, что создаст дополнительную почву для социального взрыва.

Давно назрела потребность в концентрированных мерах по целевому стимулированию экономики Косово (16). Однако в силу глубоких социоэкономических структурных дефицитов разработать успешную стратегию развития непросто. Отставание в плане модернизации, высокий демографический рост, дефицит капитала, энергетический кризис и неясность прав собственности препятствуют экономическому росту, и лишь немногие предприятия смогли выжить после приватизации (17). Совершенно очевидно, что прояснение ситуации с политическим статусом края не может произойти до тех пор, пока нет гарантий соблюдения законности. Поскольку отсутствуют перспективные концепции развития края, все громче раздается призыв к «европеизации» Косово.


Европеизация?

С тех пор как бывший глава МООНВАК Михаэль Штайнер потребовал большей европейской ответственности в Косово, многие наблюдатели напомнили о необходимости усилить роль Европейского Союза в крае (18). Особого внимания удостоилось предложение сделать край областью европейского фидуциарного управления (19). Однако тщательный анализ проблем на местах, с одной стороны, и возможностей ЕС, с другой, предостерегают от слишком высоких ожиданий.

Поскольку ЕС принял решение открыть перспективу членства в Союзе для всех балканских стран, то роль ЕС в Косово постоянно увеличивается. Однако Брюссель настроен еще очень скептически в отношении того, стоит ли взваливать на свою шею основную ответственность за эту сложную миссию в Косово. В середине 90-х годов в боснийском городе Мостаре ЕС потерпел неудачу со своим проектом создать в городе, разделенном на боснийскую и хорватскую части, «единые самоокупаемые структуры управления, которые стояли бы над национальными группами». Хотя восстановление в общем и целом было успешным, но политическое и этническое объединение города не состоялось. Отсюда был сделан вывод, что в будущем при выполнении миротворческих задач необходимо больше концентрироваться на основных экономических компетенциях ЕС, например, экономической, финансовой реформе и восстановлении. И уж совсем не хочет ЕС брать на себя Косово в качестве области фидуциарного управления, поскольку эта концепция рождает ассоциации с колониальным прошлым и не будет принята в крае. Там больше хотят взять управление в собственные руки. К тому же подчеркивается, что не может быть чисто европейского ответа на серьезные территориальные и конституционно-политические вопросы, каковым является вопрос о статусе Косово. Этот процесс относится в конечном счете к зоне ответственности Совета Безопасности ООН.

Теперь Брюссель обещает для начала не больше, чем установить более тесное взаимодействие между европейскими игроками: между руководимой ЕС четвертой опорой управления МООНВАК, Европейским агентством по восстановлению, которое распределяет помощь, Европейской комиссией, направляющей стратегический политический диалог, Уполномоченным по Косово из штаба Верховного представителя Хавьера Соланы в Брюсселе, а также представителями государств-членов ЕС на местах. Во всяком случае, в европеизации не просматривается чудодейственного средства, которое было бы способно излечить многочисленные внутренние, региональные и международные проблемы Косово.

После тяжелых неудач в Косово первоначальная эйфория по поводу потенциала международной администрации в бывших кризисных регионах сменилась заметным отрезвлением. Создание государственности представляется сегодня сверхамбициозной целью, которая требует значительных политических и экономических инвестиций, но, как правило, может приводить только к очень скромным успехам в деле трансформации. Для осуществления этой задачи необходимо изменение общественных, экономических и политических структур, а эти процессы - если вообще такое случится - очень растянуты во времени. Они связаны с такого рода фундаментальным вмешательством в существующие (неформальные) властные структуры и социокультурные системы, что население зачастую реагирует с непониманием, внутренним или даже открытым сопротивлением на внешние меры по осуществлению интервенции.

В Косово к трудностям внутренней структурной перестройки добавляется еще «международное измерение» - неясность статуса края, а также региональная проблематика дальнейшего существования Сербии и Черногории. Обе республики в соответствии с конституцией получают в 2006 году возможность посредством референдума принять решение о сохранении своего союза государств. Если одна из этих двух стран примет решение об объявлении независимости, то в процессе о статусе Косово появится совершенно новая динамика.

Многие наблюдатели опасаются, что международное сообщество может потерять время и что дело идет к новым вспышкам насилия. Уже поэтому представляется неизбежным то, что переговоры о статусе края с точки зрения международного права необходимо начать как можно скорее. Вероятным результатом стала бы независимость края, обставленная рядом условий, т.е. самоуправление Косово при ограничении суверенитета в вопросах, относящихся к политике безопасности, например, в вопросах внешней политики и защиты прав меньшинств.

Ключ к снятию напряженности в вопросе о Косово лежит в политическом процессе. Он должен учитывать следующие основные моменты.

1. Баланс интересов: решения должны быть найдены на пути переговоров между контрагентами - Белградом и Приштиной. Политический процесс получит импульс для саморазвития только в том случае, если дело дойдет до баланса легитимных интересов. Консенсусное решение было бы к тому же предпосылкой для того, чтобы Россия и Китай не оказали бы сопротивления в Совете Безопасности ООН по вопросу о предоставлении Косово (условной) государственной независимости.
   
2. Трансатлантическая кооперация: ЕС и США должны совместно направлять процесс о статусе Косово. Только Вашингтон обладает достаточной степенью влияния, чтобы подвигнуть косоваров к уступкам, зато Брюссель в виде процессов стабилизации и ассоциации имеет более сильные инструменты воздействия на Белград.
   
3. Региональное измерение: каждое решение должно учитывать легитимные интересы соседей, прежде всего этнически разнородной Македонией. Государства региона должны на ранней стадии включиться в процесс, чтобы предотвратить возможную дестабилизацию. Предупреждение конфликтов должно стать основным элементом процесса.
   
4. Европеизация: ЕС должен сильнее задействовать в будущем свой политический и экономический потенциал, чтобы задать направление внутренним реформам в Косово и ускорить их. Для этого необходимы большая согласованность в действиях различных институциональных ветвей и большее внимание к экономическому развитию Косово.
   

Вне зависимости от того, каким в конце концов будет решение вопроса о статусе, Косово на долгое время останется регионом, в котором ЕС с помощью различных инструментов, и вероятно, в долгосрочной временной перспективе, должен сопровождать и поддерживать процессы стабилизации и «европеизации».


Примечания

1 Ср. более подробно: Calic, Kosovo 2004, in: Südosteuropa [Калик Косово 2004, в: Юго-Восточная Европа] 7–9/2003, с. 341–354

2 См.: