Geum.ru

Г. П. Щедровицкий Социологические проблемы и социология сегодня 12-20 июля 1969 г. Первая лекция

Вид материалаЛекция
Пятая лекция
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Пятая лекция



В конце прошлой лекции, как вы помните, я произвел разделение нескольких близких друг другу вопросов, которые не всегда строго отчленяются. Главным был и остался вопрос, допускает ли существующая ныне система человеческого существования (в том числе существующая социальная система) превращение или преобразование естественного исторического процесса в искусственный. Чтобы обсудить этот вопрос и найти какое-то решение, я должен был в общих чертах обрисовать структуру социальной системы. Конечно, в прошлый раз это не было сделано во всей необходимой полноте. И сегодня, продолжая обсуждение, я точно также не могу надеяться достичь чего-либо существенного в этом плане. Но некоторые моменты, я надеюсь, мне удастся прояснить.

В частности, в ходе предыдущего сообщения я наметил основной для меня и, как кажется, основополагающий для дальнейшего обсуждения принцип. Согласно ему, социальная система составляется не из отдельных людей, вступающих в те или иные отношения друг с другом, а из особых структурных единиц, создаваемых этими людьми в процессе своей деятельности. Эти структуры можно было бы уподобить лейбницевским монадам. Эти монады, удовлетворяя общему принципу, что каждая из них является единицей, при всем том весьма разнообразны.

Я говорил в связи с этим, что не менее разнообразны и отношения или связи между этими монадами. Возможны такие отношения, когда одни единицы — монады включают в себя другие в качестве составных элементов, в других случаях эти единицы разбиваются на части и используются в качестве материала, из которого строятся другие единицы или на котором последние паразитируют. Это было другое отношение — отношение погружения более «высокой» структуры на структуры более низкого уровня, которые в силу этого становились материалом. Первое отношение, о котором я говорил — включение единиц-монад в качестве элементов в другие единицы — принципиально отличается от отношения погружения или паразитирования.

Существуют и более сложные случаи — они представляют наибольший интерес для нас. Среди прочего этот случай, когда несколько разных единиц существуют на одном и том же материале — при этом они либо полностью совпадают друг с другом, либо частично пересекаются. Очень часто разные материальные элементы этих систем вступают в перекрестные рефлексивные отношения друг с другом. Например, один человек может организовать подобную единицу из неживых элементов, других людей и социальных структур и будет управлять ее функционированием и даже развитием. Поскольку среди используемых им элементов имеются другие люди, вполне возможно, что они будут делать то же самое и включать первого человека в качестве элемента материала в свои собственные системы. Тогда мы получим отношение взаимной ассимиляции и взаимного управления.

Подобные очень сложные отношения между разными единицами социальных систем являются не исключением, а нормой и поэтому, анализируя социум, мы должны постоянно иметь их в виду и описывать. Тогда весь социум предстанет перед нами как сложнейшее переплетение подобных структур и одновременно — этот момент важно специально подчеркнуть — независимое функционирование их в рамках объединенного социума.

Когда я говорю о независимом функционировании подобных единиц, то это — предварительная абстракция и предварительное упрощение, которые необходимы для того, чтобы построить дальнейшие рассуждения, но вместе с тем это — некая реальная модель того, что действительно происходит в человеческом обществе. Даже в современном очень организованном и интегрированном социуме мы находим огромное количество структурно независимых социальных единиц — монад, функционирующих безотносительно друг к другу, вопреки друг другу и постоянно конфликтующих друг с другом. Учитывая этот момент их обособленности и разорванности, я и создаю в качестве своей исходной предварительной модели множество таких независимых друг от друга социальных единиц или монад. Они сложным образом переплетаются и взаимодействуют друг с другом. Эти способы их взаимодействия и переплетения и должны еще раз специально быть рассмотрены для того, чтобы я мог обсуждать вопрос о возможностях превращения естественной истории в искусственный процесс. Этим самым я задал направление моих следующих, ближайших шагов анализа.

То, что я сказал, по сути дела, резюмирует, хотя и в других словах, более коротких, все то, что я говорил прошлый раз.


Рывкина. Что значит независимые друг от друга единицы?


Это значит, что их функционирование или протекающие в них процессы могут происходить и происходят безотносительно друг к другу. С логико-методологической стороны это означает, что я могу каждую такую монаду рассматривать как полный целостный универсум, т.е. как некоторую целостность, искать внутри нее некоторые законы и механизмы ее жизни, не обращаясь к связям ее с другими социальными единицами, другими монадами. То, что я сейчас сказал, есть, по сути дела, абстрактный принцип выделения единиц и как таковой он не может вызывать возражений. С предметной точки зрения все дело выглядит значительно сложнее. Возможность выделения в социуме таких единиц требует специального обсуждения, как и вопрос, что именно может быть такой единицей. Выдвигая этот принцип в применении к социальному объекту, я по сути дела утверждаю, что поскольку подобные единицы могут возникнуть, образоваться и начнут функционировать, я могу рассматривать это функционирование как принадлежащее им одним безотносительно к их окружению. Из последнего замечания вы видите, что при генетическом подходе мне придется проводить совсем другой анализ и другие расчленения. Этим ограничивается справедливость сказанного выше в плане чисто синхронного или функционарного анализа.

В логико-методологическом плане, как вы знаете, членение на единицы противопоставляется членению на элементы. Мы знаем, что единица обладает своими законами жизни, и эти законы жизни могут быть соотнесены с законами целого. Я совершенно не обсуждаю здесь вопрос о правомерности и границах использования таких абстракций. В частности, применение этого понятия к молекуле было оправдано только для определенного исторического периода, а сейчас мы уже не можем этого говорить. Поэтому, скажем, известные рассуждения Л.С. Выготского о единицах и элементах, проведенные на примере молекулы воды (см. его «Речь и мышление ребенка») являются неправильными или, по крайней мере, неточными. Во всяком случае, мы считаем, что многие законы целого могут быть поняты на основе изучения молекул, хотя при этом, конечно, признается, что есть еще особые эффекты, обусловленные взаимодействиями их друг с другом. Но интересно, что изучение этих эффектов и обусловленных ими законов целого приписываются уже совсем другой науке — физике, а не химии. Но это и является самым главным: химия может изучать и развертывать свой предмет независимо от физики, а физика независимо от химии.

Применительно к социуму это означает, что я могу разлагать его на такие единицы или, иначе говоря, выделять в нем такие единицы, которые будут обладать свойствами социального. Точнее говоря, я смогу рассматривать их в их изолированности и обособленности как некоторые единицы социального и смогу находить социальные закономерности их существования. Этого, как известно, нельзя делать по отношению к элементам, в частности, этого нельзя делать по отношению к человеку. Человек не является и не может быть единицей социального, но тогда, чтобы применить метод единиц в анализе социума, я должен найти или сконструировать такие структуры, которые позволят мне разлагать социум.

Совершенно очевидно, что для разных периодов развития человечества в качестве таких единиц будут выступать разные материальные образования, — в прошлый раз я немного говорил об этом. К примеру, какое — либо сектантское село на севере нашей страны образует такую социальную единицу или, во всяком случае, может рассматриваться как такая социальная единица. В условиях нынешней советской интеграции таких сел почти не осталось и поэтому обычная деревня сегодня не является такой единицей; но это, конечно, не означает, что на том же самом материале нельзя будет найти единицы другого типа. К. Штейнен описывал племена Южной Америки в 8–12 человек, которые образовали целостную социальную единицу; эти группы были настолько независимы и отграничены друг от друга, что они даже имели свой язык, отличающийся от языков других коллективов, живущих рядом с ними. Короче говоря, эти группы образовывали независимую единицу, удовлетворяющую всем законам воспроизводства.

Вот, что я имею в виду под независимыми единицами. На вопрос о возможных взаимодействиях и связях между ними я сейчас отвечать не буду потому, что это — тема дальнейшего специального обсуждения; точнее говоря, на эти вопросы я буду отвечать всем ходом моего дальнейшего изложения.


Алексеев. Аналогия с молекулами заставляет нас сделать ряд интересных и принципиальных выводов. Действительно, молекулы могут существовать отдельно и независимо от других молекул и от целостной системы вещества, обнаруживая при этом многие свойства вещества. Но если есть вещество и эти молекулы существуют в веществе, то они всегда связаны и существуют в связанном состоянии. Если этот принцип переносить на социум, то нужно будет сделать вывод, что отдельные единицы, подобно указанному старообрядческому селу, могут существовать относительно независимо и отдельно от других единиц, но если есть социум, в особенности, современный, то там они обязательно зависимы. Здесь, следовательно, независимость может быть отождествлена с возможностью самостоятельно существовать.


Я бы здесь принял ту мысль, что, фактически, мы имеем несколько разных уровней социальности. Этот тезис мне очень близок, поскольку я вообще считаю, что у социологии нет единой действительности; социология, с этой точки зрения, не образует какой-то единой унитарной науки, даже если употреблять слово унитарность в том весьма свободном смысле, как мы это употребляем в отношении физики. Социология, скорее, должна быть уподоблена конгломерату, составленному из физики, химии и биологии. И точно также объект, с которым имеет дело социология, имеет как бы разные срезы социальной действительности. Но если мы будем спускаться по этим уровням социальности все ниже и ниже, и будем продолжать членение материала, то в какой-то момент мы потеряем эти признаки социальности. Робинзон может попасть на необитаемый остров и может там просуществовать несколько лет, но все равно Робинзон не будет социальным целым. Напротив, когда я ввожу представления о единицах, то я каждый раз предполагаю, что выделенные таким образом системы будут обладать свойствами социальности. Вот, что мне важно подчеркнуть.

Другими словами, я утверждаю, что при определенном способе анализа мы можем разлагать социум, выделять в нем все меньшие и меньшие единицы и до какого-то момента все они будут обладать свойствами социальности первого порядка. Но есть предел такого движения. Совершив какой-то шаг в анализе, мы потеряем эти свойства социальности. Если же мы будем двигаться от этих единиц «вверх», то здесь возможно несколько разных вариантов. В одном случае эти единицы будут интегрироваться в более сложный социум, сохраняя свои качества единиц; т.е. этот более сложный социум будет собираться именно из единиц. Такое более сложное образование приобретет социальные свойства второго порядка. Но точно так же возможны случаи, когда выделенные нами единицы интегрируются в более сложную социальную систему, перерабатываясь при этом в чистый материал. В этом случае они уже не выступают в роли единиц, а являются материалом, из которого строятся элементы объемлющей системы. Можно утверждать, что в этом случае они будут организовываться в целое за счет тех же самых социальных свойств первого порядка.

Указанный выше механизм мы должны все время иметь в виду. Вернусь с этой точки зрения к аналогии. Молекула уже есть вещество в химическом плане. Это действительно так, поскольку мы имеем дело с соединением, и молекула есть результат этого соединения. Но молекула не является веществом в физическом плане. Объединяясь друг с другом, молекулы образуют вещество в физическом плане. Но это вещество, как известно, бывает твердым или кристаллическим, жидким и газообразным. Мне важно подчеркнуть, что одни и те же молекулы могут образовывать все эти три агрегатных состояния вещества. Я, конечно, понимаю, что изменение агрегатного состояния вещества влияет и на внутреннее строение самой молекулы. Но это изменения другого порядка. Обычно, когда мы рассматриваем все это, то полагаем, что молекулы остаются одними и теми же. Именно это соображение заставляет нас предполагать, что молекула является относительно инвариантным носителем тех свойств, которые мы приписываем данному веществу. Но опять-таки, этот же пример и эти же соображения показывают, что такое утверждение будет справедливо лишь в отношении к определенной группе свойств. А именно, в отношении к той группе, которую мы считаем собственно химическими; а в отношении к физическим свойствам, в частности, к тем, которые характеризуют агрегатное состояние вещества, это утверждение будет уже неверным.

Выше я уже сказал, что социология для меня выступает как агломерация из физики, химии и биологии. Пользуясь этим сравнением, я могу сказать, что социологическую физику я сейчас не беру, а ограничиваюсь лишь социологической химией. И именно эти соображения позволяют мне говорить, что именно выделяемые мною организованности и структуры являются носителями социального. Лишь в дальнейшем я буду специально рассматривать связи, которые образуются между социологическими молекулами, и в связи с этим буду задавать те свойства, которыми будут обладать социальные агрегаты — то, что должно сопоставляться с физикой.


Алексеев. Этот ответ меня удовлетворяет больше, но все равно у меня остаются еще соображения, которые требуют специального обсуждения. Вчера ты говорил, что социум должен рассматриваться как единый объект, а сейчас ты вроде бы сказал, что таких объектов много и они сильно отличаются друг от друга.


На этом уровне рассмотрения социум для меня состоит из множества обособленных друг от друга единиц. Следовательно, на этом этапе анализа социум для меня выступает отнюдь не как унитарность, а как многообразие, в котором я впервые буду выделять социологические характеристики и признаки, а вместе тем — социологические системы и структуры. При таком подходе каждая социальная единица будет представлять собой социальный универсум. Таковы методологические условия анализа по единицам. Другими словами, на этом этапе анализа не может быть никаких других социумов, кроме выделенных мною единиц. Но это и значит вместе с тем, что я рассматриваю социум как нечто единое. Значит, на уровне изображений у меня есть одно, а на уровне интерпретаций и истолкований — я это знаю — таких образований множество.


Алексеев. Мой второй вопрос, и, вместе с тем, второе замечание касаются отдельного человека. Сегодня, если я правильно понял, говорилось, что он ни при каких обстоятельствах не может выступать как единица, а вчера говорилось, что при определенных условиях отдельный человек может выступить и выступает как единица. Мне представляется, что Робинзон является социальной единицей, ибо он по способу своего существования может быть уподоблен старообрядческому селу; другое дело, что он возник иначе, чем это село.


То, что ты мне приписываешь, как сказанное мною якобы вчера, неверно; ничего подобного я не говорил. Вчера, если я правильно понимаю, мы столкнулись с тобой в этом же самом пункте и, по-видимому, остались при разных мнениях. Вчера, так же как и сегодня, я утверждал, что сам по себе человек ни при каких обстоятельствах и условиях не может образовывать самостоятельную и независимую единицу.

Но чтобы ты правильно понимал смысл и значение моих утверждений, ты все время должен иметь в виду, что я, употребляя слово человек, все время имею в виде не личность, а биоида или индивида. В отношении к ним справедлив, на мой взгляд, только один тезис: они не являются и не могут быть социальными единицами. Но если мы вместо них будем рассматривать то, что называется человеческой личностью, то здесь картина сразу и кардинально изменится. Человек как личность может выступить в качестве отпечатка сложнейшей структурной единицы и, соответственно этому, он будет «нести в себе» эту структурную единицу. В этом случае человек может выступить и выступает в качестве единицы социума. Другое дело, — что именно этот человек присвоит себе и ассимилирует из окружающих условий, чтобы быть этой единицей; эту сторону дела нужно обсуждать особо. Важно, что в этом случае такой человек не будет человеком в смысле одних лишь материальных свойств и особенностей; он будет человеком как отпечаток социума, как особая социальная структурная единица, погруженная на человеческий материал — его сознание и психику.

Е. Зайцев обратил внимание на то, что мы употребляем слово человек, по крайней мере, в двух принципиально разных смыслах — один раз как материальный элемент социальной системы, а другой раз как особую структурную единицу и отпечаток этой единицы.

Когда я сейчас веду рассуждения, то ограничиваю смысл слова «человек» только первым, т.е. имею в виду только материальный элемент. Как таковой этот человек не бывает и не может быть социальной единицей. Делая все эти утверждения, я все время имел в виду и другой смысл слова человек и поэтому я хотел в дальнейшем поправиться, — именно в этой связи я обращал внимание на различие абстрактных и конкретных знаний. Ты, если я правильно понимаю, все время имеешь в виду эту вторую сторону дела. Но я для этого употребляю другие термины — говорю о человеке как о социальной структурной единицы, точнее говоря, я не упоминаю человека, а просто говорю о социальных единицах, их типах и таким образом охватываю все, в том числе и человека.

Во всяком случае, мне бы хотелось, чтобы мы приняли изложенные здесь конвенциональные различия. И тогда, я думаю, тебя устроили бы сделанные мною различения.

Конечно, все и всякие единицы всегда закрепляются в каком-то строго определенном материале. И поэтому, чтобы быть точным, я должен, говоря о единицах, рассматривать не только их функциональную структуру, но также и их материал. Так нужно делать, если мы хотим провести до конца последовательный и строгий анализ. Но я от этого сейчас отрекаюсь и рассматриваю только функциональные структуры.

Наверное, нужно также подчеркнуть, что пользуясь охарактеризованной выше абстракцией, я тем самым фактически утверждаю независимость всех рассматриваемых мною единиц. Но этот вопрос уже поднимал И. Алексеев, который также отметил те ограничения, которые возникают в силу этих предположений. Рассмотрев, сначала все эти единицы как независимые, я затем буду рассматривать вопрос, что с ними происходит и может произойти, если они выступят как зависимые.

После этих предварительных замечаний, резюмирующих содержание наших предшествующих обсуждений, я могу перейти к первому из моих тезисов.

Я утверждаю, что если мы представили социум в виде совокупностей или множества таких единиц, каждая их которых обладает своим независимым и самостоятельным функционированием, а вместе с ним определенной деятельностью — это значит, что она ставит определенные цели и достигает их, — то никакая искусственная история невозможна. Она невозможна в принципе. Иначе говоря, если социум представляет собой множество независимых друг от друга и равных единиц, то история социума может быть только естественной историей.

Но из этого следует также определенная гипотеза. Я могу утверждать, что преобразование естественной истории в искусственную предполагает, следовательно, определенную связь и организацию этих единиц. Необходимо установление зависимостей между ними и даже — если брать предельный случай — такая интеграция этих единиц, чтобы они перестали быть единицами, а стали бы лишь элементами и органами единого функционально организованного целого, одной тотальной единицей социума.

Нетрудно сообразить, что это утверждение имеет смысл только для определенного уровня абстракции. Но для этого выделенного уровня абстракции оно, как мне представляется, совершенно правильное и необходимое. Другими словами, я утверждаю, что искусственная история может существовать только у социума, организованного противоположным образом, нежели та организация, какую я предположил в исходных точках своего анализа. Чтобы иметь искусственную историю, мы должны иметь одну единицу, а не множество единиц.

Вместе с тем, мы прекрасно знаем и понимаем, что реальный социум не имеет тотальности, которая сейчас была объявлена мною непременным условием искусственной истории. Но, кроме того, — и об этом мы уже говорили в прошлый раз — неизвестно, являются ли достижения такой тотальности тем результатом, к которому нужно и имеет смысл стремиться. Ведь вполне возможно, что охарактеризованная мною выше независимость разных социальных единиц является наилучшим условием развития человеческой личности. Если это так, то может быть мы должны бояться тотальности и делать все, чтобы она не возникла.

Но мы не можем закрывать глаза и на тот факт, что задача превращения естественной истории в искусственную уже поставлена и обсуждается. Когда говорят об управлении социальными процессами — а это всегда по смыслу дела противопоставлено политике и политической деятельности, — то по сути дела ставят именно задачу превращения истории в искусственный процесс, а, следовательно, вместе с тем, стремятся достичь тотальности общества.

Поэтому вполне возможно, что в своей реальной работе, если мы хотим, чтобы она была продуктивной — мы должны рассматривать такие формы и способы организации разных социальных единиц в общности более высокого порядка, которые лежат как бы между этими двумя полярными случаями. При таком подходе мы сможем исследовать, какие же формы социальной организации существуют или могут быть, а после исследования сможем выбирать те из них, которые обеспечивали бы, с одной стороны, наибольшее приближение к искусственной истории, а с другой стороны, были бы оптимальными для развития человека. Именно этот пункт я и собираюсь обсуждать дальше.

Попробуйте представить себе ход моих рассуждений. Сначала я ввел один «идеальный тип» по М. Веберу — множество обособленных, никак не связанных между собой социальных единиц. Такая форма существования социума, на мой взгляд, вообще исключает постановку вопроса о сознательно планируемой истории. Затем я рассмотрел противоположный случай — это определенный «идеальный тип» по М. Веберу — такую организацию социума, которая допускает искусственную историю; это — тотально организованная социальная система. Оба эти случая в известном смысле и плане тривиальны. Но есть реальная проблема — выяснение характера и форм организации социума, происходящая на фоне обсуждения вопроса о том, можем ли мы достичь превращения естественной истории в искусственную на каких-то промежуточных рубежах.

Для меня этот вопрос имеет значение, прежде всего, в плане другого вопроса: можем ли мы достичь недостижимого — с одной стороны, сохранить обособленность единиц, а с другой стороны, избавиться от естественной «политической» истории и достичь такой интеграции этих единиц, которая позволила бы сознательно планировать историческое развитие? Такова та проблема, которую мне хотелось бы здесь обсуждать.

Поставив проблему, мы затем, чтобы обсуждать и решать ее, должны перейти к каким-то конкретным примерам разных форм интеграции общества. Здесь, следовательно, должна быть развита сопоставительная теория форм социальной организации и интеграции. Но чтобы дополнительно определить направление этого анализа, я хочу задать еще одну абстракцию.

До сих пор я все же слишком абстрактно и неопределенно задавал понятие связи и зависимости между разными социальными единицами. Мы хорошо знаем, что эти связи бывают и могут быть

самыми разнообразными. Проблема соотношения между естественной и искусственной историей, которую мы поставили в основание всего и с точки зрения которой все рассматривали, предполагает лишь один аспект этих связей и зависимостей и одно направление их анализа, а именно — в отношении к проблеме социального действия. Здесь я должен напомнить вам основные идеи моей позапрошлой лекции.

Там я ввел с самого начала ту абстракцию, к которой сегодня пришел лишь в конце. Я допускал там, что социум может быть представлен в виде некоего единого организма. Я различил там два типа изменений, которые могут происходить в этом организме. Первый тип это циклические изменения, которые я назвал функционированием. Второй – нециклические или не сводимые к циклическим изменениям, которые я назвал развитием. Я вводил понятия о социальном действии, как о таком аспекте человеческого действия, при котором происходит развитие социальной структуры. И наоборот, все те внутренние изменения в социуме, обусловленные человеческой деятельностью, которые укладываются в рамки функционирования, для меня выступали и выступают как не имеющие аспекта социального действия. В соответствии с этим в дальнейшем я рассматривал лишь те связи и зависимости между единицами социума, которые соотносятся с понятием социального действия. Т.е. только такие формы организации и связи, а также нормировки, которые исходят из проекции действия на социальное развитие или из самого социального действия, если оно выступает не как естественный процесс, а как действие, т.е. имеет соответствующую задачу и цели.

Если вы помните, я не обсуждал там вопрос о носителе деятельности и действия. Поэтому там деятельность непосредственно совмещалась с социальными единицами, а социальные единицы рассматривались как единицы деятельности. Это была определенная абстракция, правомерная лишь в довольно узких рамках. В дальнейшем, конечно, нужно будет поставить вопрос о том, кто же является носителем социального действия и как связано между собой само социальное действие и его носитель. Но прежде чем перейти к обсуждению этой стороны проблемы, нужно рассмотреть — но именно под указанным углом зрения — разные формы связей и зависимостей между социальными единицами, т.е. то, что я назвал разными формами интеграции их в социальной целостности. Это значит, что я должен рассматривать разные формы социальной интеграции с точки зрения социального действия и форм его планирования. Вот какое ограничение я с самого начала задаю. Но вместе с тем я утверждаю, что именно это ограничение, на мой взгляд, определяет предмет социологии; я мог бы добавить, что, на мой взгляд, оно определяло предмет социологии и в прошлом.

Среди прочего, это утверждение раскрывает некоторые аспекты взаимоотношения между социологией и теорией деятельности. Если теория деятельности и, в частности, теория поведения, как вариант ее, рассматривают разные и любые формы поведения и деятельности индивидов, групп, организаций, то социология интересуется только теми аспектами поведения и деятельности, которые имеют слагающую в проекции социального действия, т.е. являются, вместе с тем, социальным действием.

Здесь, правда, может быть произведено расширение самого понятия социального действия. Мы можем, например, считать, что те аспекты деятельности, которые обеспечивают функционирование социальных структур, тоже являются социальным действием. Но такое расширение понятия, как нетрудно видеть, не очень изменит логику моих рассуждений.