Geum.ru

Б. Л. Международное право и правовая система Российской Федерации. Особенная часть: курс лекций

Вид материалаКурс лекций
И основных свобод. право на свободу выражения
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   ...   43

Лекция 9. СТАТЬЯ 10 КОНВЕНЦИИ О ЗАЩИТЕ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА

И ОСНОВНЫХ СВОБОД. ПРАВО НА СВОБОДУ ВЫРАЖЕНИЯ

СВОЕГО МНЕНИЯ <1>


--------------------------------

<1> Практика Суда в отношении Российской Федерации свидетельствует в принципе о совместном рассмотрении ст. ст. 9 и 11 Конвенции. Указанное обстоятельство обусловило решение автора о первоначальном рассмотрении ст. 10, а затем - совместном рассмотрении ст. ст. 9 и 11 Конвенции.


В силу ст. 10 Конвенции "1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий. 2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия".


9.1. Общие положения


При рассмотрении дела "Джавадов против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что свобода выражать свое мнение является одной из существенных основ демократического общества и представляет собой одно из основных условий развития такого общества и самореализации человека. См. также Постановление от 21 июля 2005 г. по делу "Гринберг против Российской Федерации" (п. 23).

Статья 10 защищает не только информацию, идеи как субстанцию, но также и средства ее распространения, поскольку любые ограничения, касающиеся средств массовой информации, с необходимостью влекут вмешательство в право получать и распространять информацию. Осуществление свобод, закрепленных в п. 1 ст. 10, включающих свободу распространять информацию, может быть подчинено некоторым формальностям и условиям. Хотя ст. 10 не предусматривает запрет наложения предварительных ограничений <1> на публикации, соответствующее право должно содержать явное определение обстоятельств, когда такие ограничения допустимы, особенно когда они препятствуют публикации периодической информации. Опасность, содержащаяся в предварительных ограничениях, заставляет Суд подвергать соответствующие ситуации тщательному анализу (п. п. 31, 32 Постановления от 27 сентября 2007 г.).

--------------------------------

<1> Речь идет о предварительном запрете публикации той или иной информации.


Учитывая п. 2 ст. 10, последняя применяется не только в отношении информации, идей, которые приятно получать как безобидные или не представляющие интереса, но также и к информации, идеям, которые шокируют, волнуют, нарушают спокойствие. Это требования плюрализма, терпимости и широкомыслия, без которых не может существовать демократическое общество ("Годлевский против Российской Федерации", п. 33 Постановления от 23 октября 2008 г.).

Согласно п. 2 ст. 10 Конвенции у государства существует достаточно небольшая свобода усмотрения в аспекте ограничения политических выступлений, дискуссий по вопросам, представляющим общественный интерес. Хотя нельзя утверждать, что гражданские служащие сознательно ставят себя в положение, обусловливающее тщательный контроль за каждым сказанным ими словом, осуществленным действием, гражданские служащие, действующие в официальном качестве, по аналогии с политиками, должны быть более терпимыми к критике, чем обычные лица ("Дюндин против Российской Федерации", п. 26 Постановления от 14 октября 2008 г.).

Пресса имеет важное значение в демократическом обществе. Хотя она не должна выходить за определенные рамки, особенно когда речь идет о репутации и правах других лиц и необходимости предотвращения раскрытия конфиденциальной информации, ее обязанность тем не менее заключается в распространении информации и идей по всем вопросам, представляющим общественный интерес, образом, совместимым с обязательствами и ответственностью прессы. Речь идет не только о распространении информации, но и о праве общества получать информацию. В ином случае пресса не будет в состоянии играть важную роль "общественной сторожевой собаки" <1>. Свобода журналистской деятельности охватывает возможное обращение к средствам преувеличения или даже провокации. Указанная свобода подчиняется исключениям, содержащимся в п. 2 ст. 10, которые должны узко толковаться. Необходимость ограничения свободы должна быть убедительно продемонстрирована. Статья 10 Конвенции защищает право журналистов распространять информацию по вопросам общественной значимости при условии, что журналисты действуют добросовестно, на основе фактического материала, содержащего достоверную и точную информацию, собранную согласно журналистской этике. Согласно п. 2 ст. 10 Конвенции, свобода выражения сопряжена с "обязанностями и ответственностью", что применимо и в отношении средств массовой информации даже по вопросам серьезной общественной значимости. Рассматриваемые "обязанность и ответственность" имеют место в случаях, когда речь идет о защите репутации конкретных лиц и нарушении прав других. Поэтому требуются особые основания, освобождающие средства массовой информации от ответственности подтверждать сведения фактического порядка, которые порочат достоинство отдельных лиц. Существование таких обстоятельств зависит от существа и уровня порочащих сведений, а также от того, в какой степени средства массовой информации могут рассматривать свои источники в качестве достоверных применительно к распространенной информации. В случаях публикаций интервью необходимо осуществлять различие между суждениями, исходящими от журналиста, и цитируемой из других источников информацией, поскольку наказание журналиста за распространение информации, полученной от иных лиц во время интервью, серьезно подорвет вклад прессы в обсуждение общественно значимых вопросов и невозможно себе представить ситуацию привлечения журналиста к ответственности в данном случае, если только не существуют особые обстоятельства ("Дюндин против Российской Федерации", п. п. 27 - 29 Постановления от 14 октября 2008 г.).

--------------------------------

<1> Дословный перевод.


Как выше подчеркивалось, ограничение прав и свобод человека должно не только осуществляться на правовой основе, преследовать законные (социально значимые) цели, но и быть необходимым в демократическом обществе. Принимая во внимание практику Суда, представляется возможным рассмотреть настоящую лекцию через призму соблюдения Российской Федерации права на свободу выражения мнения критериев правомерного ограничения прав и свобод человека.


9.2. Соблюдение критерия законности


Так, по делу "Джавадов против Российской Федерации" стороны не возражали, что отказ в регистрации газеты под предложенным наименованием <1> является вмешательством в свободу заявителя на выражение своего мнения, защищаемую п. 1 ст. 10. Такое вмешательство конституирует нарушение ст. 10, если только не будет продемонстрировано, что оно предусматривалось законом, преследовало одну или более социально значимую цель, указанные в п. 2 ст. 10, и было необходимо в демократическом обществе для достижения таких целей. В первую очередь необходимо было убедиться, что обжалуемое вмешательство основывалось на законе. Суд подчеркнул, что одним из требований, вытекающих из формулировки "предусмотрено законом", является предсказуемость рассматриваемых мер. Норма не может рассматриваться в качестве права, если она не сформулирована с достаточной четкостью, чтобы дать возможность лицу регулировать свое поведение: лицо должно быть в состоянии, при наличии соответствующей помощи, предвидеть с разумной степенью последствия, к которым может привести осуществляемое действие. Уровень четкости зависит в значительной степени от содержания используемых механизмов, средств, сферы общественных отношений, количества и статуса людей, к которым относятся предпринимаемые меры. Закон, который содержит дискреционные полномочия, сам по себе не противоречит принципу "предусмотрено законом", при условии, что объем полномочий и способ, как они осуществляются, прописаны достаточно четко, чтобы обеспечить надлежащую защиту от произвола. Суд также обратил внимание, что регистрация газет регулируется Законом "О средствах массовой информации". Национальные суды обращались к ст. 13 Закона как к правовому основанию, подтверждающему отказ в регистрации газеты заявителя. Указанное положение предусматривает, что информация должна соответствовать реальному положению вещей <2>. Национальные суды посчитали, что отказ в регистрации был оправдан, так как предполагаемое название газеты свидетельствовало о связи с Администрацией Президента Российской Федерации, что не являлось правдой, а также потому, что газета планировала охватывать более широкий круг субъектов, нежели как это следует из названия. Аналогичная ситуация уже рассматривалась Судом по делу "Gaweda v. Poland", где было подчеркнуто, что требование о соответствии названия журнала реальности является необоснованным с точки зрения свободы прессы. Название периодического журнала само по себе не является заявлением, поскольку его функция сводится к идентификации представляемого издания на рынке прессы для фактических и потенциальных читателей. Суд подчеркнул, что требование о соответствии названия газеты реальному положению вещей должно основываться на законодательстве, которое явно санкционирует действие указанного требования. По делу "Gaweda v. Poland" Суд констатировал факт нарушения ст. 10 Конвенции в связи с тем, что интерпретация национального законодательства судами вводила новый критерий ограничения, который невозможно было предвидеть на основе нормативного положения, регулирующего ситуацию, при которой в регистрации названия журнала было отказано. Похожая ситуация происходит и по настоящему делу. Национальные суды исходили из фразы "реальное состояние вещей", предусмотренной в ст. 13 Закона "О средствах массовой информации", а также дискреционного полномочия, используемого в пользу органов, отказывающих в регистрации, если они посчитают, что название средства массовой информации не удовлетворяет критерию правдоподобности или приводит к неправильному восприятию. Суд посчитал, что такое расширительное толкование не основывалось на каком-либо нормативном положении, которое явно предоставляет такую возможность, и не могло быть реально предвидено заявителем. Поэтому способ, которым "формальности" для регистрации были интерпретированы и применены в ходе реализации заявителем свободы выражения, не отвечал конвенционному требованию "качество закона". При таких обстоятельствах Суд пришел к выводу, что вмешательство в права заявителя не было основано на законе по смыслу п. 2 ст. 10 Конвенции. Соответственно, не было оснований в исследовании соблюдения иных критериев, указанных в п. 2 ст. 10 Конвенции ("Джавадов против Российской Федерации", п. п. 33 - 40 Постановления от 27 сентября 2007 г.). Несоблюдение Российской Федерацией критерия законности ограничения позволило Суду констатировать в отношении заявителя нарушение ст. 10 Конвенции.

--------------------------------

<1> "Письма Президенту".

<2> Как следует из п. 2 ч. 1 ст. 13 Закона РФ "О средствах массовой информации", "отказ в регистрации средства массовой информации возможен только по следующим основаниям:... 2) если указанные в заявлении сведения не соответствуют действительности".


9.3. Соблюдение критерия "необходимости

в демократическом обществе"


По делу "Красуля против Российской Федерации" Суд рассмотрел соблюдение государством критерия необходимости, являющегося также одним из важных условий правомерного ограничения прав и свобод человека. Здесь Суд обратил внимание, что осуждение заявителя явилось вмешательством в права, гарантируемые ст. 10 Конвенцией; указанное вмешательство было основано на законе (п. 2 ст. 129 УК РФ); преследовало социально значимую цель - защиту прав других лиц, что предусматривается п. 2 ст. 10. Требовалось определить, было ли вмешательство "необходимым в демократическом обществе". При определении соблюдения критерия необходимости Суд должен был изучить, соответствовало ли вмешательство неотложной социальной необходимости, было ли оно пропорционально и являлись ли основания для такого вмешательства достаточными и относящимися. Оценивая наличие "неотложной социальной необходимости" и те меры, которые требуется принять для достижения соответствующих целей, государства обладают некоторой свободой. Но такая свобода не является неограниченной, и ее реализация контролируется одновременно и Судом, чья задача заключается в том, чтобы вынести окончательное суждение, совместимо ли ограничение с правами и свободами, защищаемыми в ст. 10. Задача Суда, осуществляющего свои контрольные функции, заключается не в том, чтобы заменить национальные власти, а проверить через ст. 10 решения, которые были приняты государством. Осуществляя такой контроль, Суд должен убедиться, что национальные власти применяли стандарты, которые находились в соответствии с принципами, закрепленными в ст. 10, и, более того, что они основывали свои решения на приемлемой оценке относящихся к делу фактов.

Примечание. См. также Постановление от 6 декабря 2007 г. по делу "Филатенко против Российской Федерации" (п. 39).

Суд посчитал, что привлечение заявителя к гражданско-правовой ответственности (выплата в пользу истцов 2500 руб.) нарушало его право, гарантируемое ст. 10 Конвенции. В частности, речь шла о том, что во время прямой трансляции дебатов по поводу парламентских выборов 1999 г. заявитель попросил показать реакцию участников на сообщение, что один из членов политического движения "Единство" сорвал флаг с автомобиля оппонента. Руководитель региональной организации посчитал, что это наносит ущерб репутации политического движения и предъявил иск.

Оценивая конкретные обстоятельства дела, Суд должен принять во внимание следующие аспекты: положение заявителя, положение лица, против которого была направлена критика, существо публикации, квалификация высказанного со стороны национальных судов, слова, которые были использованы заявителем, и наказание, к которому был осужден заявитель. Применительно к положению заявителя Суд указал, что он являлся журналистом и редактором газеты. Он был осужден за свою публикацию, поэтому осуществленное вмешательство должно быть рассмотрено в аспекте значения прессы в деле функционирования политической демократии. Суд подчеркнул, что исключения из свободы журналистской деятельности, закрепленные в п. 2 ст. 10, должны толковаться узко и необходимость для таких ограничений должна убедительно быть продемонстрирована. Критика заявителя была направлена против регионального губернатора г-на Черногорова, профессионального политика, в отношении которого ограничения приемлемой критики выше, чем в случае с обычными лицами. Участвуя в выборах губернатора, г-н Черногоров вышел на политическую сцену, неизбежно и сознательно открыл себя для детального анализа каждого своего действия как со стороны журналистов, так и со стороны общества. Поэтому он должен испытывать более высокий уровень терпимости. Существо публикации заключалось в анализе решения органа законодательной власти отменить выборы главы города Ставрополья и в том, что губернатор неправомерно вмешался в деятельность органов законодательной власти. Статья также анализировала результаты выборов губернатора и критиковала административные возможности Губернатора Черногорова. Вопросы, поднятые в статье, имели первостепенное значение для населения региона. Это представляло собой предмет интереса со стороны публики, и статья явилась частью политических дебатов. Суд повторил, что согласно п. 2 ст. 10 существует незначительная возможность ограничения политических высказываний, дебатов по вопросам, представляющим общественный интерес. Российские суды интерпретировали публикацию заявителя как содержащую сведения о фактах и признали его виновным в связи с невозможностью последним доказать правдоподобность указанных суждений. Они отказались признавать суждения в качестве оценочной информации. В этой связи Суд обратил внимание на необходимость разделять суждения о факте и оценочные суждения. Если существование факта может быть подтверждено, то правдоподобность оценочных суждений не может быть доказана. Требование о необходимости доказать правдивость оценочных суждений является невозможным и нарушает свободу мысли, которая является основополагающим элементом права, гарантируемого ст. 10. Первое рассматриваемое суждение заявителя касалось принятия городским Законодательным Собранием решения, отменяющего выборы мэра. Далее описывалось появление губернатора на сессии Собрания в компании помощников. Из этого был сделан вывод о том, что губернатор и его советники лоббировали депутатов в пользу принятия решения. Национальные суды интерпретировали последнее высказывание как обвинения во взяточничестве. Суд не согласился с такой интерпретацией. С его позиции, утверждения заявителя далеки о того, чтобы делать выводы о наличии взяточничества. Он только утверждал о влиянии губернатора на принятие решения, без каких-либо деталей. Суд посчитал, что представляется достаточно трудно определить, являются ли утверждения заявителя о влиянии губернатора на законотворческий процесс суждениями факта или оценочными суждениями. Использование заявителем в статье будущего времени дает основания, что статья скорее содержит предположения, нежели факты. Однако, согласно прецедентной практике Суда, оценочные суждения должны основываться на достаточных фактах, чтобы речь шла о правдивых суждениях в рамках ст. 10. Суд исследует, существовали ли достаточные факты для соответствующих утверждений. Не оспаривалось, что губернатор присутствовал на сессии Законодательного Собрания города и старался убедить депутатов голосовать за решение, отменяющее выборы мэра. С точки зрения Суда, указанные факты дают возможность говорить о наличии достаточных фактических оснований для утверждений заявителя о том, что губернатор и его помощники вмешивались в законотворческий процесс. Суд пришел к выводу, что заявитель опубликовал правдивую информацию, представляющую общественный интерес. Применительно к утверждениям о том, что "губернатор чудом избежал поражения на выборах" и что он является "громогласным, амбициозным и полностью неспособным", Суд посчитал, что эти утверждения являются примером оценочных суждений, которые показывают субъективную позицию заявителя, касающуюся управленческих способностей губернатора и личное восприятие заявителя результатов выборов. Национальные суды пришли к мнению, что требуется доказать правдивость этих утверждений. Здесь явно невозможно применение принципа "возложение бремени доказательств" на заявителя. Далее Суд отметил, что хотя статья выдержана в сильных тонах, она не содержит оскорбительных, несдержанных формулировок и не выходит за общепринятый уровень преувеличения и провокации, к которому обращаются журналисты. Также должны быть оценены пропорциональность вмешательства, сущность и суровость наказания, к которому был привлечен заявитель. В этой связи Суд указал, что заявитель был осужден и привлечен к ответственности в виде одного года лишения свободы; несмотря на то что наказание являлось условным, заявитель столкнулся с реальностью такого наказания. Наказание было условным при условии, что он не совершит какого-либо другого преступления в качестве редактора в течение шести месяцев. Это условие обладает ужасающим <1> последствием для заявителя, ограничивая свободу журналистской деятельности и уменьшая его возможности распространять информацию и идеи по вопросам, представляющим общественный интерес. С учетом вышеизложенного, принимая во внимание роль журналистской деятельности и прессы в распространении информации и идей по вопросам общественной значимости, даже в том случае, когда это может шокировать, обескураживать, Суд пришел к выводу, что публикация заявителя не превышала приемлемый уровень критики. Его осуждение было несовместимым с принципами ст. 10, поскольку российские суды не предоставили убедительных оснований, оправдывающих необходимость вмешательства. Поэтому Суд посчитал, что национальные суды превысили незначительный уровень усмотрения, допускаемый для ограничений в случае обсуждения представляющих интерес для общества вопросов и вмешательство явилось непропорциональным преследуемой цели и не было "необходимым в демократическом обществе". Соответственно, было нарушение ст. 10 Конвенции ("Красуля против Российской Федерации", п. п. 35 - 46 Постановления от 22 февраля 2007 г.).

--------------------------------

<1> Дословный перевод.


Этот критерий исследовался Судом и при рассмотрении дела "Карман против Российской Федерации", где заявителю, являвшемуся редактором волгоградской газеты "Городские вести", был предъявлен иск о защите чести и достоинства.

В ходе рассмотрения указанного дела Суд отметил, что принятие национальным судом решения в пользу истца явилось вмешательством в право заявителя на свободу выражения своего мнения. Сторонами не оспаривалось, что вмешательство основывалось на законе, преследовало законные цели, указанные в п. 2 ст. 10 Конвенции. Но Суд вновь обратил внимание, что анализ критерия необходимости требует от Суда установить, соответствовало ли вмешательство "насущной социальной необходимости", было ли оно пропорциональным преследуемой законной цели, были ли основания, представленные национальными властями для оправдания такого вмешательства, относящимися и достаточными. Рассматривая обстоятельства дела, Суд, как и по делу "Красуля против Российской Федерации", принял во внимание следующие аспекты: положение заявителя, положение истца по иску о защите чести и достоинства, существо публикации, квалификацию оспариваемых утверждений со стороны национальных судов. Что касается положения заявителя, то Суд подчеркнул, что он являлся журналистом и учредителем газеты. В этой связи Суд указал, что пресса выполняет важную функцию в демократическом обществе. Хотя она не должна переходить определенные границы, особенно что касается репутации и прав других лиц, ее обязанность тем не менее заключается в передаче информации и идей по всем вопросам, представляющим общественный интерес способом, совместимым с ее обязательствами и ответственностью. Свобода журналистской деятельности охватывает возможное обращение к средствам преувеличения или даже провокациям. Истец по иску о защите чести и достоинства, г-н Терентьев, также являлся главным редактором одной из газет. Как следует из публикации заявителя, г-н Терентьев организовал митинг и говорил о своих взглядах на этом мероприятии. Его поведение дало возможность говорить о желании получить общественную поддержку высказываемым им идеям. Районный суд обратил внимание на то, что г-н Терентьев активно участвовал в политической жизни города. Поскольку он являлся активным в общественной жизни, то должен был иметь повышенный уровень толерантности (терпимости) к критике. Публикация касалась анализа деятельности Российского национального движения, исходя из разговора заявителя со сторонницей указанного политического движения, присутствовавшей на митинге, организованном г-ном Терентьевым. Благодаря разговору с этой женщиной заявитель высказал свою оценку политической ситуации. Данная публикация представляла собой часть политических дебатов по вопросам, представляющим общественный интерес. В этой связи Суд напомнил, что он следует постоянному подходу, требующему наличие очень убедительных причин, оправдывающих ограничение политических высказываний, и что применяемые в отдельных случаях широкие ограничения рассматриваемых свобод, несомненно, влияют на общую ситуацию в государстве, связанную с уважением свободы выражения. Суд подчеркнул, что судебное разбирательство касалось не целиком публикации, а только использования в отношении г-на Терентьева термина "местный неофашист". Относительно квалификации указанного термина национальными судами Суд указал, что суды не приняли позицию заявителя о том, что это было оценочное суждение, однако рассмотрели его как суждение о факте, свидетельствующем о том, что г-н Терентьев являлся членом неофашистской политической партии. С точки зрения российских судов, принадлежность к "неофашистам" задевает репутацию г-на Терентьева как публичного деятеля. Поскольку г-н Терентьев не являлся членом какой-либо неофашистской политической партии, не было уголовного обвинения в отношении него по поводу призывов, связанных с этнической ненавистью, суды посчитали, что заявитель ответственен за то, что не смог доказать достоверность данного выражения. Суд, в первую очередь, отметил, что национальные суды, оценивая термин "неофашист" через призму утверждения о факте, никогда не исследовали вопрос, можно ли это утверждение рассматривать через оценочные категории. К этому обязывало национальное законодательство Российской Федерации, защищающее репутацию. Национальными судами не было проведено разницы между оценочными суждениями и суждениями о факте, они исходили из предположения, что любое сведение способно быть доказанным в гражданском судопроизводстве. Далее Суд подчеркнул, что использование термина "нацист" или, как в настоящем деле, производного термина - "неофашист" автоматически не оправдывает обвинение за распространение недостоверных сведений, позорящих лицо принадлежностью к этим лицам. Суд не согласился с ограничительным толкованием термина "неофашист", которое было дано российскими судами только как принадлежность к "неофашистским партиям". Суд уже обращал внимание применительно к похожему термину "бывший фашист", обладающему широкой интерпретацией, которое вызывает у людей, воспринимающих термин, различные ассоциации как в отношении существа, так и значения данного термина <1>. В публикации заявителя имя г-на Терентьева было упомянуто в контексте митинга Российского национального движения. Областной прокурор указал, что публикации в газете г-на Терентьева направлены против иудейской религии и символов, неприязненно их описывая, распространяя недостоверные истории о "Всемирном еврейском устройстве". Принимая во внимание эти обстоятельства, Суд посчитал, что термин "неофашист", учитывая контекст, должен интерпретироваться в том виде, как это понимается заявителем, собственно, описывая политическую принадлежность к идеологии расовых различий и антисемитизма. Суд следовал позиции, не соглашаясь с точкой зрения российских судов, что термин "неофашист" должен рассматриваться как оценочное суждение, нежели как суждение о факте. Имеется постоянная позиция Суда, если существование фактов может быть доказано, то достоверность оценочных суждений объективно не может быть доказана. Требование доказать достоверность оценочных суждений невозможно реализовать, и оно нарушает свободу выражения своего мнения, которая является фундаментальной частью права, гарантируемого ст. 10. Тем не менее даже оценочные суждения без поддержки какого-либо фактического материала могут быть чрезмерными. Поэтому остается вопрос, был ли достаточный фактический материал для рассматриваемых оценочных суждений. В этой связи Суд обратил внимание, что заявитель представил документальные свидетельства, включая прошлые выпуски газеты "Колокол", издаваемой г-ном Терентьевым, несколько заключений независимых экспертов. Проанализировав эти публикации, эксперты единогласно пришли к выводу об антисемитской направленности этих материалов и близости к национал-социализму. С позиции Суда, данные материалы свидетельствуют о том, что оценочные суждения, выраженные заявителем, имели приемлемое объяснение. Кроме этих доказательств, заявитель предложил в суде еще одно экспертное заключение. Национальные суды тем не менее отказались рассматривать это доказательство и основывались только на материалах, собранных в уголовном порядке против г-на Терентьева по обвинению в призыве к национальной вражде. Суд был удивлен непоследовательным подходом российских судов, с одной стороны, требующих представить доказательства достоверности сведений, а с другой стороны, отказывающихся рассматривать готовые доказательства. Суд отметил, что уровень оценки достоверности уголовного обвинения со стороны компетентного суда едва может сравниться с оценкой, выражаемой журналистом по вопросам, представляющим общественный интерес, стандарты, применяемые в случае выражения кем-либо политической позиции, с точки зрения морали отличаются от стандартов, которые требуются при установлении преступления согласно уголовному праву <2>. Принимая во внимание вышеизложенное, учитывая роль прессы и журналистики в передаче информации по вопросам общественной значимости, даже той информации, которая может обижать, шокировать, раздражать, Суд посчитал, что использование термина "неофашист" для описания политической принадлежности г-на Терентьева не превысило допустимый уровень критики. Соответствующие процедуры носили скорее гражданско-правовой, нежели уголовно-правовой характер. Окончательное решение национальных судов было далеко от тех принципов, изложенных в ст. 10 Конвенции, поскольку не было предъявлено достаточных оснований, оправдывающих соответствующее вмешательство. Суд пришел к выводу, что национальные суды превысили уровень усмотрения, позволяемый им для ограничения по вопросам, представляющим общественный интерес, и что вмешательство было непропорциональным преследуемой цели и не было необходимым в демократическом обществе. Соответственно, было нарушение ст. 10 Конвенции (