Geum.ru

Б. Л. Международное право и правовая система Российской Федерации. Особенная часть: курс лекций

Вид материалаКурс лекций
И основных свобод. право на уважение личной
Подобный материал:
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   ...   43

Лекция 8. СТАТЬЯ 8 КОНВЕНЦИИ О ЗАЩИТЕ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА

И ОСНОВНЫХ СВОБОД. ПРАВО НА УВАЖЕНИЕ ЛИЧНОЙ

И СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ, ЖИЛИЩА И КОРРЕСПОНДЕНЦИИ


В силу ст. 8 Конвенции "1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции. 2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".


8.1. Общие положения


По делу "Шофман против Российской Федерации" Суд подчеркнул, что целью ст. 8 является защита лица против произвольных действий со стороны публичных властей. В дополнение могут существовать позитивные обязательства, связанные с эффективным обеспечением уважения личной или семейной жизни. Указанные обязательства могут охватывать принятие мер, касающихся уважения личной жизни даже в сфере отношений между частными лицами. Трудно установить четко границы между негативными и позитивными обязательствами государства согласно рассматриваемому конвенционному положению. Однако применяемые принципы тем не менее являются похожими. Как в случае с негативными, так и позитивными обязательствами (см. подробнее Лекцию 5) <1>, внимание необходимо уделять справедливому балансу, который должен быть соблюден между сталкивающимися интересами частного лица и общества в целом; в обоих случаях государство пользуется определенным объемом усмотрения. Суд вновь отметил, что его задача не заключается в подмене компетентных национальных властей в урегулировании на национальном уровне споров, связанных с отцовством, Суд скорее должен исследовать с позиции Конвенции решения, принятые властями при осуществлении вышеупомянутого усмотрения. Суд должен убедиться, были ли соблюдены при рассмотрении ситуации с заявителем государством-ответчиком позитивные обязательства по ст. 8 Конвенции (п. п. 33 - 35 Постановления от 24 ноября 2005 г. См. также п. 28 Постановления от 2 июня 2005 г. по делу "Знаменская против Российской Федерации").

--------------------------------

<1> Как неоднократно отмечалось выше, суть негативных обязательств государства состоит в избежании совершения действий, вследствие которых может произойти нарушение конвенционных прав и свобод. В свою очередь, суть позитивных обязательств заключается в совершении государством действий, направленных на обеспечение конвенционных прав и свобод.


8.1.1. Понятие "жилище"


По смыслу ст. 8 Конвенции понятие "жилище" не ограничивается только тем жилищем, которое законно занимается или законно построено. "Жилище" - автономное понятие, которое не зависит от положений, предусматриваемых в национальном законодательстве. Является или нет определенное помещение жилищем, на которое распространяется защита п. 1 ст. 8, зависит от фактических обстоятельств дела, и, в частности, от наличия достаточных и продолжительных связей между человеком и определенным местом ("Прокопович против Российской Федерации", п. 36 Постановления от 18 ноября 2004 г.).

Понятие "жилище", предусматриваемое в ст. 8 Конвенции, охватывает как частное жилье, место, где лицо проживает, так и место, где лицо осуществляет свои профессиональные обязанности, т.е. рабочее место ("Смирнов против Российской Федерации", п. 36 Постановления от 7 июня 2007 г.). Здесь прежде всего подразумеваются помещения частнопрактикующих врачей, юристов и т.д.

Суд проводит различие между понятием "жилище" и понятиями "собственность", "имущество", предусматриваемыми ст. 1 Протокола N 1, так как жилище может существовать независимо от того, имеет ли заявитель интерес или вещные права в отношении недвижимости. По смыслу ст. 1 Протокола N 1 частное лицо может иметь право собственности на дом, иную недвижимость, однако могут отсутствовать достаточные связи, позволяющие говорить о наличии жилища согласно ст. 8. В этой связи Суд всегда определяет наличие в рассматриваемом деле жилища, принадлежащего заявителю.

Одним из дел, где Судом был осуществлен детальный анализ понятия "жилище", стало дело "Хамидов против Российской Федерации". С одной стороны, Суд обратил внимание на то, что заявитель являлся собственником одного из домов, когда другой являлся собственностью его брата. Но, принимая во внимание аргументы заявителя о том, что дома были построены очень близко и что заявитель, его брат и его родственники (шесть человек) всегда жили как одна семья, Суд пришел к выводу, что дом брата заявителя, как и его собственный дом, может рассматриваться в качестве жилища заявителя по смыслу ст. 8 Конвенции. С другой стороны, Суд не посчитал, что земля и промышленные объекты, находящиеся на земле заявителя, являются жилищем заявителя. При рассмотрении некоторых дел понятие "жилище" интерпретировалось широко и могло согласно прецедентной практике применяться и к коммерческому имуществу. В частности, осуществляя активное толкование Конвенции, было установлено, что право компании на уважение места регистрации офиса, филиала или других коммерческих объектов может охватываться ст. 8 Конвенции. Суд, выступая за ограничение широкого толкования понятия "жилище", а также расширенного толкования ст. 8 с тем, чтобы избежать отхода от общего понимания и полного неуважения намерений создателей Конвенции, при рассмотрении одного из дел отметил, что ферма, специализирующаяся на выращивании свиней, и помещение, где находятся сотни свиней, вряд ли может именоваться жилищем. Аналогично и по настоящему делу Суд не уверен, что молочная ферма, пекарня и магазин, которые использовались в коммерческих целях, могут рассматриваться в качестве жилища заявителя. То же самое относится и к земле, Суд отметил по делу "Loizidou против Турции", что не относится к понятию "жилище" земля, на которой заявитель планировал построить дом для проживания. По настоящему делу, "Хамидов против Российской Федерации", Суд подчеркнул, что, с одной стороны, жилье заявителя находилось на земле, но, с другой стороны, из документов, имеющихся в наличии у Суда, следует, что часть земли использовалась скорее в коммерческих целях, нежели для проживания, и что ряд коммерческих предприятий находился на этой земле. Принимая во внимание вышеуказанные соображения, касающиеся коммерческих предприятий, Суд пришел к выводу, что земля не может рассматриваться в качестве жилища заявителя. С учетом изложенного по настоящему делу жилищем заявителя являлся его дом и дом его брата (п. п. 128 - 132 Постановления от 15 ноября 2007 г.).

Жилище - помещение, где человек преимущественно проживает, независимо от правового статуса занимаемого помещения.


8.1.2. Понятия "личная жизнь" и "семейная жизнь"


Понятие "личная жизнь" является достаточно широким, не подлежащим исчерпывающему определению. Тем не менее Суд отмечал, что данное понятие охватывает моральную и физическую целостность человека, включая право на частную жизнь, исключая нежелаемое внимание со стороны третьих лиц. Личная жизнь гарантирует человеку сферу, в пределах которой он может свободно осуществлять развитие и реализовывать свои возможности ("Смирновы против Российской Федерации", п. 95 Постановления от 24 июля 2003 г.).

По делу "Штукатуров против Российской Федерации" Суд снова обратил внимание на то, что ст. 8 обеспечивает частному лицу сферу, в пределах которой он или она могут свободно осуществлять развитие своих возможностей. Решение от 28 декабря 2004 г. о признании заявителя недееспособным лишило заявителя способности независимо действовать практически во всех сферах жизни: он не мог больше приобретать или покупать имущество от собственного имени, работать, путешествовать, выбирать местожительство, участвовать в организациях, жениться и т.д. Даже его свобода могла быть ограничена без его согласия и какого-либо судебного контроля. Суд пришел к выводу, что лишение дееспособности явилось вмешательством в право на личную жизнь заявителя (п. 83 Постановления от 27 марта 2008 г.).

Суд не раз рассматривал дела, где муж желал инициировать судебное разбирательство с целью оспорить отцовство в отношении ребенка, рожденного в браке. По этим делам остается открытым вопрос, направлены ли указанные процедуры на правовое "разрушение" существующих семейных связей, связанных с семейной жизнью заявителя, но в любом случае определение юридических отношений между отцом и предполагаемым ребенком касается его личной жизни. По делу "Шофман против Российской Федерации" заявитель с помощью судебных процедур пытался опровергнуть юридическую презумпцию его отцовства на основе биологических доказательств. Целью указанной процедуры было определение правовой связи с сыном г-жи Г., который был зарегистрирован как его собственный. Суд посчитал, что указанный вопрос относится к ст. 8 Конвенции ("Шофман против Российской Федерации", п. п. 30 - 32 Постановления от 24 ноября 2005 г.). По делу "Знаменская против Российской Федерации" Суд подчеркнул, что споры, касающиеся имени и фамилии, охватываются ст. 8 Конвенции. Хотя указанное положение непосредственно не предусматривает право на имя, личное имя является средством персональной идентификации и связи с семьей, тем не менее указанная категория споров касается личной и семейной жизни ("Знаменская против Российской Федерации", п. 23 Постановления от 2 июня 2005 г.).

Как установлено прецедентной практикой Суда, понятие "семейная жизнь", предусмотренное в ст. 8, касается семейных связей между партнерами, независимо от того, являются ли они супругами <1>, и ребенок, родившийся у таких лиц, в силу закона является частью этих отношений с момента рождения. Существование или несуществование семейной жизни для целей ст. 8 является важным фактом, зависящим от реального существования тесных личностных связей. По мнению Суда, по делу "Знаменская против Российской Федерации" отсутствовали такие межличностные связи, которые могли бы развиваться, потому что ребенок родился мертвым и потому что биологический отец ребенка жил отдельно от заявительницы до его рождения и умер вскоре после рождения. Однако у конвенционных органов существует традиционный подход, согласно которому недостаток в тесных связях для констатации семейной жизни не лишает возможности говорить о личной жизни. Принимая во внимание, что заявительница должна была выносить эмбрион, которого она родила в сроки, и то, что она высказала желание дать ему имя и похоронить его, установление происхождения эмбриона, несомненно, влияет на ее личную жизнь, уважение которой гарантируется ст. 8. Соответственно, к настоящему делу применяется ст. 8 ("Знаменская против Российской Федерации", п. п. 26 - 27 Постановления от 2 июня 2005 г.).

--------------------------------

<1> Независимо от того, зарегистрирован ли брак между мужчиной и женщиной.


Суд следует позиции, что понятие "личная жизнь" является достаточно широким, не поддаются исчерпывающему определению те сферы социальных отношений, которые могли бы охватываться данным понятием. В каждом конкретном случае Суд устанавливает наличие личной жизни.

Личная жизнь - физическая, моральная неприкосновенность личности, ее сексуальная, интимная жизнь, способность человека устанавливать и развивать отношения с другими лицами.

Семейная жизнь охватывает семейные отношения между мужчиной и женщиной, независимо от наличия зарегистрированного брака, отношения между родителями и ребенком, отношения между бабушкой, дедушкой и их внуками. Причем семейные отношений имеются, когда родители, имеющие общего ребенка, не проживают совместно.

Представляется, что органы государства с целью более эффективного обеспечения прав и свобод человека должны более широко толковать понятия личной и семейной жизни, учитывая эволютивную интерпретацию Судом Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Примечание. Эволютивное толкование (применительно к Конвенции о защите прав человека и основных свобод) - толкование, которое осуществляется с учетом объекта и целей указанной Конвенции, а именно - реальное обеспечение прав и свобод человека. Вопрос об эволютивном толковании возникает в связи с объективным изменением и развитием междугосударственной и внутригосударственной систем социальных отношений в сравнении с 1950 г., когда была подписана Конвенция.

Как неоднократно подчеркивалось в рамках настоящего Курса, ограничение прав и свобод человека должно а) осуществляться в соответствии с законом, т.е. быть предусмотренным законом, б) преследовать законные цели и в) быть необходимым в демократическом обществе. Право на личную, семейную жизнь, право на уважение жилища и корреспонденции не являются исключением.


8.2. Критерии правомерного вмешательства (ограничения)

в права и свободы


Примечание. Если иное не следует из контекста рассуждений, понятия "ограничение" и "вмешательство" в права и свободы являются по своему смысловому значению идентичными. Речь идет о действиях или бездействиях, вследствие которых происходит ущемление прав и свобод человека.

Вышеупомянутые критерии правомерного ограничения прав и свобод закреплены в том числе в п. 2 ст. 8 Конвенции, согласно которому "не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".


8.2.1. "В соответствии с законом"


Данная фраза подразумевает, в первую очередь, что обжалуемые меры, связанные с ограничением прав и свобод, должны основываться на законе ("Смирновы против Российской Федерации", п. 99 Постановления от 24 июля 2003 г.). Причем важно не просто наличие права, регулирующего возможность соответствующего ограничения, но и чтобы последнее было "определенным", "четким", "ясным" (см. подробнее Лекцию 6).

При рассмотрении дела "Хамидов против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что ст. 21 Закона "О борьбе с терроризмом" освобождала лиц, участвующих в проведении контртеррористической операции, от ответственности за убытки, причиненные в том числе другим защищаемым законом интересам, и что Указ Президента РФ от 23 сентября 1999 г. "О мерах, направленных на усиление эффективности контртеррористических операций на территории Северо-Кавказского региона Российской Федерации" наделял командующего Объединенной группировкой принимать решения, обязательные для всех сил, входящих в указанную группировку. Предусматривая широкие полномочия должностных лиц государства в зоне поведения контртеррористической операции, рассматриваемые нормативные положения не определяют четко объем указанных полномочий и порядок их осуществления, с тем чтобы защитить лицо от произвольного вмешательства. Суд посчитал, что рассматриваемые положения сформулированы с использованием неопределенных, объемных понятий и не могут являться достаточным юридическим основанием для серьезного вмешательства, такого как использование сотрудниками внутренних дел в течение продолжительного периода времени принадлежавшего заявителю дома и иной собственности. Суд также принял во внимание решение Надтеречного районного суда Чеченской Республики от 14 февраля 2001 г., констатировавшее, что продолжающееся занятие имущества заявителя нарушает национальное право. С учетом вышеизложенного Суд пришел к выводу, что в отношении заявителя в том числе было допущено нарушение ст. 8 Конвенции ("Хамидов против Российской Федерации", п. п. 143, 144 Постановления от 15 ноября 2007 г.).

Примечание. Речь шла о двух периодах - с 13 октября 1999 г. по 23 февраля 2001 г. и с 24 февраля 2001 г. по 14 июня 2002 г. Применительно к последнему периоду времени нельзя не отметить, что на протяжении этого времени не исполнялось решение национального суда от 14 февраля 2001 г., признавшее незаконным занятие сотрудниками внутренних дел дома и иного недвижимого имущества заявителя.

Рассматривая соблюдение требования законности при осуществлении вмешательства в права и свободы человека, включая права, гарантируемые ст. 8 Конвенции, нельзя не сослаться на одно из самых первых дел в отношении Российской Федерации - дело Смирновых. Как следовало из текста Постановления Суда от 24 июля 2003 г., районный судья в качестве обеспечения явки заявителей в суд по уголовному делу удерживал общегражданские паспорта заявительниц. Суд расценил это как вмешательство в права, гарантируемые ст. 8, в частности речь шла о свободе личной и семейной жизни. Власти Российской Федерации не смогли продемонстрировать ни одного юридического положения, позволявшего судье удерживать у себя общегражданские паспорта. Соответственно, Суд признал нарушенными права заявителей, содержащиеся в ст. 8 Конвенции (п. п. 95 - 97, 100 Постановления).

Как видно, если отсутствует правовое основание, позволяющее государству осуществить вмешательство в гарантируемые Конвенцией права и свободы, либо такое основание имеется, но положения соответствующего источника права сформулированы недостаточно конкретно, четко, ясно, допускают неоднозначное толкование, либо правовой акт не был официально опубликован, то государство обязано воздерживаться от вмешательства в гарантируемые права и свободы, в противном случае Суд может констатировать нарушение соответствующих прав и свобод.

Важно вновь обратить внимание, что под понятием "закон", содержащимся в п. 2 ст. 8 Конвенции, как, впрочем, и в иных конвенционных положениях, понимается любой источник права, который признается в правовой системе государства. Это может быть собственно закон, конституция, подзаконные нормативные акты, обычаи, судебные прецеденты и т.д.


8.2.2. Наличие законной цели вмешательства


Одним из критериев правомерного ограничения прав и свобод человека является наличие законной цели вмешательства. "Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц" (п. 2 ст. 8 Конвенции). Интересы национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, предотвращение беспорядков или преступлений, охрана здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц и представляют собой законные цели, способные оправдать вмешательство. Практика Суда в отношении Российской Федерации свидетельствует, что в настоящее время в России отсутствуют проблемы, связанные с формулированием целей, оправдывающих вмешательство в права и свободы человека.


8.2.3. "Необходимо в демократическом обществе"


Понятие необходимости подразумевает, что вмешательство соответствует неотложной социальной необходимости и, в частности, что вмешательство пропорционально преследуемой цели. Определяя, являлось ли вмешательство "необходимым в демократическом обществе", Суд принимает во внимание, что государство пользуется здесь определенной долей усмотрения. Однако исключения, предусматриваемые в п. 2 ст. 8, должны толковаться узко, и необходимость в этих исключениях должна быть убедительно установлена, продемонстрирована.

Суд достаточно часто анализирует соблюдение указанного критерия государствами - участниками Конвенции, включая Российскую Федерацию.

Так, по делу "Смирнов против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что к обыскам помещений и выемке государство может обращаться с целью получения доказательств совершения преступлений. Суд должен был оценить, были ли основания, оправдывающие такое вмешательство, относящимися и достаточными и был ли соблюден принцип пропорциональности. Относительно последнего аспекта, во-первых, Суд должен быть уверенным, что соответствующее законодательство и практика позволяют лицам адекватные и эффективные средства защиты против злоупотреблений. Во-вторых, Суд должен рассмотреть обстоятельства каждого дела с целью определить, являлось ли вмешательство по конкретному делу пропорциональным преследуемой цели. При определении последнего вопроса Суд принял во внимание среди прочего обстоятельства принятия постановления об обыске, наличие доступных доказательств по делу, содержание и объем, характер такого постановления, сферу его действия, то, каким образом осуществлялся обыск, включая присутствие понятых во время обыска, а также уровень возможного влияния на работу и деловую репутацию от такого обыска. Что касается существующих в законодательстве Российской Федерации гарантий против злоупотреблений, то Суд подчеркнул, что в условиях отсутствия предварительного судебного санкционирования органы предварительного следствия обладали неограниченными возможностями в плане оценки целесообразности и объема проводимого обыска и выемки. В деле "Funke, Cremiex and Miailhe v. France" Суд обнаружил, что из-за отсутствия судебных гарантий ограничения и условия проведения обыска, предусматриваемые в законе, были нечеткими, много существовало лазеек для того, чтобы вмешательство в права заявителей не было строго пропорциональным преследуемой цели. Указанные обстоятельства позволили Суду констатировать факт нарушения по делу "Funke, Cremiex and Miailhe v. France" ст. 8 Конвенции. В настоящем деле "Смирнов против Российской Федерации" отсутствие предварительного судебного санкционирования было скомпенсировано возможностью последующего судебного контроля. Заявитель обратился с жалобой в суд, который, по мнению Суда, должен был оценить не только законность, но и необходимость (оправдание) осуществленного обыска. Суд обратил внимание на то, что сам заявитель не обвинялся, не был подозреваемым в совершении какого-либо уголовного правонарушения либо иной противоправной деятельности. Заявитель продемонстрировал документы, свидетельствующие, что в различное время он защищал в качестве адвоката интересы четырех лиц, проходивших по делу N 7806, в связи с которым и было принято постановление об обыске. При этих обстоятельствах особую озабоченность у Суда вызвало то обстоятельство, что во время осуществления обыска отсутствовали какие-либо гарантии сохранения в тайне документов, защищаемых по роду деятельности заявителя. Текст постановления об обыске был сформулирован в достаточно общих терминах, обращаясь неизбирательно к "любым объектам и документам, которые могут представлять интерес для расследования дела N 7806", без каких-либо ограничений. Постановление не содержит какой-либо информации о проводимом расследовании, целей обыска или оснований, почему имеется уверенность в том, что обыск в квартире заявителя позволит получить доказательства какого-либо правонарушения. Только после того, как сотрудники органа предварительного расследования пришли в квартиру, заявителю было предложено выдать документы, касающиеся акционерной компании "Т" и федеральной индустриальной группы "Р". Однако ни приказ, ни устные заявления сотрудников следствия не объясняли, почему документы, касающиеся деловых отношений между двумя частными компаниями, в которых заявитель не работал, могли быть обнаружены в апартаментах заявителя. Последующий судебный контроль не восполнил существующих пробелов в постановлении об обыске. Октябрьский суд г. Санкт-Петербурга подтвердил, что принятие постановления было оправданно как в отношении четырех определенных документов и других неидентифицированных документов, но, не описывая содержания ни одного из них, суд не предоставил объяснений об относимости к делу материалов, на которые имелась ссылка в постановлении, более того, два из четырех документов появились уже после того, как обыск был осуществлен. Суд посчитал, что национальные власти не смогли предоставить относящихся и достаточных оснований для принятия постановления о проведении обыска. Что касается того, каким образом осуществлялся обыск, то Суд обратил внимание на то, что использование достаточно объемных формулировок предоставило органам следствия неограниченные полномочия в определении того, какие документы представляют интерес для уголовного расследования; это привело к достаточно объемному изъятию документов. Изъятые документы не были ограничены отношениями между двумя частными компаниями. Более того, следователь забрал персональный ноутбук заявителя, жесткий диск компьютера и другие материалы, забрал ордера и договоры, касающиеся гражданских дел, не относящихся к отношениям между частными компаниями. Как подчеркивалось выше, при осуществлении обыска отсутствовали какие-либо гарантии, связанные с обеспечением профессиональной тайны адвоката, к примеру, запрет на изъятие документов, касающихся взаимоотношений адвокат-клиент, или наблюдение за обыском со стороны независимых лиц, способных определить, независимо от сотрудников следствия, какие документы охватываются понятием адвокатской тайны. Принимая во внимание те материалы, которые были изъяты, Суд пришел к выводу, что обыск нарушил адвокатскую тайну в той мере, которая была непропорциональна преследуемым законным целям. Суд вновь обратил внимание на то, что в тех случаях, когда в дело вовлекаются адвокаты, юристы, покушение на институт адвокатской тайны может повлиять на надлежащее осуществление правосудия и, как следствие, на права, гарантируемые ст. 6 Конвенции. Суммируя, Суд посчитал, что проведенный обыск без достаточных и относящихся к делу оснований в отсутствие гарантий обеспечения адвокатской тайны в квартире заявителя, не являющегося ни подозреваемым, ни обвиняемым в уголовном правонарушении и представляющего интересы обвиняемых по уголовному делу, в связи с расследованием которого и был осуществлен обыск, не был необходимым в демократическом обществе и поэтому было нарушение ст. 8 Конвенции (