Geum.ru

Б. Л. Международное право и правовая система Российской Федерации. Особенная часть: курс лекций

Вид материалаКурс лекций
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   ...   43
"Ананьев против Российской Федерации". Суд установил, что заявитель, обвинявшийся в убийстве, был выведен из зала судебного заседания в связи с угрозами с его стороны в адрес присутствовавших в суде лиц. Судья указал, что подсудимый будет возвращен в конце судебного заседания для последнего слова. В результате все доказательства, включая, но не ограничиваясь показаниями свидетелей, были исследованы в его отсутствие. На этой стадии судебного разбирательства подсудимый не был представлен защитником, от которого он ранее отказался. Суд отметил, что с целью надлежащего осуществления правосудия достоинство и порядок в зале суда являются необходимыми для судопроизводства. Суд согласился, что поведение заявителя по своей сути было таковым, что оправдывало его удаление из зала суда и продолжение разбирательства в его отсутствие. Но на председательствующего судью возлагается обязанность установить, что заявитель мог разумно предвидеть возможные последствия своего поведения. Суд ничего не обнаружил в находящихся в его распоряжении материалах, что свидетельствовало бы о том, что заявитель осознавал последствия удаления из зала суда и в том числе тот факт, что суд будет продолжать разбирательство в его отсутствие и это будет происходить без назначенного адвоката, который бы представлял его интересы. При таких обстоятельствах суд не может не прийти к выводу, что несмотря на свое возмутительное поведение заявитель однозначно отказался от права быть представленным защитником во время судебного следствия. Его удаление из зала суда значило, что он не в состоянии осуществлять даже те права, когда судья решила продолжать исследование доказательств в его отсутствие (п. п. 43 - 46 Постановления от 30 июля 2009 г. по делу "Ананьев против Российской Федерации"). Далее суд исследовал вопрос, исправила ли кассационная инстанция нарушение права заявителя быть представленным и защищать себя лично в суде. Суд подчеркнул, что в Российской Федерации юрисдикция кассационной инстанции распространяется как на вопросы права, так и факта. Областной суд, таким образом, мог полностью пересмотреть дело, изучить дополнительные доказательства, которые не были исследованы в суде первой инстанции. Соответственно, заявитель мог ходатайствовать о допросе свидетелей и анализе иных доказательств. Учитывая серьезность предъявленного обвинения и меру наказания, а также особенности его ситуации, в которой он оказался вследствие удаления из зала суда, Суд посчитал, что оказание юридической помощи на этой стадии для заявителя было необходимым. Поэтому судебные власти были обязаны назначить защитника для заявителя, чтобы он получил эффективную защиту его прав. Власти Российской Федерации признали, что первое рассмотрение дела в кассационной инстанции, окончившееся 11 ноября 2003 г., не обеспечило права заявителя на юридическую помощь. Однако указанное процессуальное упущение было исправлено 27 декабря 2006 г., во время рассмотрения дела в надзорной инстанции, по результатам которого дело было передано на новое рассмотрение в суд кассационной инстанции, где заявитель уже был обеспечен юридической помощью. В этой связи Суд вновь напомнил, что назначение защитника само по себе с необходимостью не устраняет вопрос соответствия требованиям подп. "c" п. 3 ст. 6. Простое назначение не гарантирует эффективную юридическую помощь, поскольку защитнику могут не позволить исполнять или защитник может неохотно исполнять свои обязанности. Если власти уведомлены о такой ситуации, они должны либо заменить защитника, либо обязать его выполнять обязанности (п. 52 Постановления от 30 июля 2009 г. по делу "Ананьев против Российской Федерации"). Возвращаясь к материалам дела, Суд установил, что назначенный государством адвокат, г-жа Д., предприняла некоторые шаги для подготовки защиты заявителя в кассационной инстанции. Она изучила дело и присутствовала на кассационных слушаниях, где она выступала в интересах заявителя на основе жалобы, поданной заявителем. Далее Суд отметил, что хотя Д. имела возможность, она никогда не встречалась либо иным образом не общалась с заявителем. Хотя заявитель обратил внимание кассационной инстанции на это, она так и не исправила эти упущения. Суд не разделил позицию властей Российской Федерации, что заявитель мог ходатайствовать о замене г-жи Д. Указанное упущение было явным, и ситуация требовала вмешательства национальных властей. При таких обстоятельствах Суд посчитал, что недостаток контактов с заявителем, отсутствие какого-либо обсуждения позиции по делу заранее, совместимое с тем фактом, что назначенный государством адвокат не подготовил свои соображения по делу и выступал на основании замечаний, представленных в кассационной жалобе заявителем четырьмя годами ранее, - все это негативно повлияло на эффективность юридической помощи, оказанной г-жой Д. С учетом вышеизложенного Суд заключил, что уголовные процедуры в отношении заявителя были несправедливы. Право заявителя быть представленным и защищать себя лично во время суда было нарушено. Указанное нарушение не было исправлено в суде кассационной инстанции, поскольку власти не обеспечили заявителя эффективной юридической помощью в кассации. Суд констатировал нарушения подп. "c", "d" п. 3, п. 1 ст. 6 Конвенции (п. п. 48 - 58 Постановления от 30 июля 2009 г. по делу "Ананьев против Российской Федерации").

Смотрите также Постановление от 5 февраля 2009 г. по делу "Сахновский против Российской Федерации" (п. п. 45 - 54), где Суд, признав нарушение заявителя на эффективную юридическую помощь, обратил внимание на следующие обстоятельства. Во время нового кассационного рассмотрения уголовного дела, после отмены приговора в порядке надзора, был назначен адвокат, который присутствовал во время рассмотрения дела в г. Москве. Однако заявитель находился в колонии в г. Новосибирске и участвовал в деле через видеоконференцсвязь. Заявитель попытался отказаться от услуг адвоката, поскольку он никогда не общался с ним, за исключением видеоконференцсвязи непосредственно перед началом судебного заседания. Однако заявитель настаивал на личной встречи с адвокатом. Верховной Суд РФ посчитал, что отказ от адвоката не являлся необоснованным. Суд пришел к заключению, что назначенный адвокат никогда не встречался с заявителем, за исключением короткого времени перед самым началом судебного заседания. Возможность обсудить дело была ограничена коротким периодом временим и видеосвязью. Практически невозможно было согласовать линию защиты. Суд также отметил, что Верховный Суд РФ решил рассматривать доводы защиты, изложенные в жалобе пятилетней давности, написанной другим адвокатом. Все эти обстоятельства свели появление адвоката во время новых кассационных слушаний к простой формальности. Власти Российской Федерации обязаны были предпринять шаги по обеспечению заявителя эффективной правовой помощью. Суд констатировал нарушение подп. "c" п. 3 и п. 1 ст. 6 Конвенции.


Подпункт "d" п. 3 ст. 6 Конвенции


В силу подп. "d" п. 3 ст. 6 Конвенции "каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права: d) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него".

Как неоднократно подчеркивалось выше, суд рассматривает гарантии п. 3 ст. 6 Конвенции в качестве отдельных аспектов п. 1 данной статьи, в связи с этими он рассматривает жалобы одновременно в рамках п. п. 1 и 3d анализируемого конвенционного положения (п. 32 Постановления от 5 февраля 2009 г. по делу "Макеев против Российской Федерации").

По делу "Вожигов против Российской Федерации" Суд напомнил, что приемлемость доказательств в первую очередь определяется национальным законодательством и, как правило, национальные суды должны оценивать доказательства по делу. Задача Суда состоит в том, чтобы убедиться, была ли процедура в целом, включая оценку доказательств, справедливой.

(См. также Постановление от 5 февраля 2009 г. по делу "Макеев против Российской Федерации" (п. 33); Постановление от 4 декабря 2008 г. по делу "Трофимов против Российской Федерации" (п. 32).)

Обычно все доказательства должны предъявляться в присутствии обвиняемого во время публичных слушаний с учетом принципа состязательности. Однако использование свидетельских показаний, полученных на стадии предварительного или судебного следствий, само по себе не противоречит подп. "d" п. 3 и п. 1 ст. 6, учитывая, что права защиты были соблюдены. Как правило, указанные права требуют, чтобы обвиняемый получил адекватную и надлежащую возможность подвергнуть сомнению и допросить свидетелей, показывающих против него или ее в момент, когда даются соответствующие показания либо на более поздних стадиях процесса. В частности, права защиты будут ограничены образом, не совместимым со ст. 6, если обвинение основывается только или в значительной степени на показаниях свидетеля, которые не были подвергнуты сомнению со стороны обвиняемого во время следствия или суда" (п. п. 50 - 51 Постановления от 26 апреля 2007 г. См. также Постановление от 5 февраля 2009 г. по делу "Макеев против Российской Федерации" (п. 35)).

(См. также Постановление от 28 сентября 2006 г. по делу "Андандонский против Российской Федерации" (п. 48).)

Как следовало из текста Постановления, показания свидетельницы, данные на предварительном следствии, были зачитаны во время судебного следствия. Ни заявитель, ни адвокат не возражали против этого. Более того, когда свидетельница давала показания на предварительном следствии, ни заявитель, ни его адвокат также не возражали против существа даваемых показаний. Суд также обратил внимание, что решение национального суда основывалось не только на показаниях не явившейся в суд свидетельницы, но и на основе иных доказательств. Все это не позволило Суду констатировать факт нарушения подп. "d" п. 3 и п. 1 ст. 6 Конвенции (п. п. 49 - 55 Постановления от 28 сентября 2006 г. по делу "Андандонский против Российской Федерации"). При рассмотрении указанного дела Суд также обратил внимание, что защита не приносила заявлений на протокол судебного заседания. Поэтому при отсутствии доказательств обратного суд исходит из позиции, что протокол заседания, представленный Правительством РФ, является правильным, т.е. реально отражает все события и обстоятельства дела (п. 46 Постановления от 28 сентября 2006 г. по делу "Андандонский против Российской Федерации").

Заявитель, утверждающий о нарушении его права вызвать и допросить свидетеля защиты, должен продемонстрировать, что вызов свидетеля был необходимым для установления истины и отказ в удовлетворении соответствующего ходатайства нарушил право на защиту. Хотя именно национальные суды обычно оценивают представляемые доказательства, так же как и относимость доказательств, которые желает приобщить подсудимый, могут существовать исключительные обстоятельства, способные заставить Суд прийти к выводу о том, что отказ заслушать лицо в качестве свидетеля был несовместим со ст. 6 Конвенции (п. 31 Постановления от 29 января 2009 г. по делу "Поляков против Российской Федерации").

Власти должны предпринимать разумные усилия для обеспечения явки свидетеля для непосредственного допроса в суде. Уважая заявления свидетелей, которые доказали невозможность их допроса в присутствии подсудимого или его защитника, Суд подчеркивает, что п. 1 ст. 6 Конвенции совместно с п. 3 обязывает Договаривающиеся Государства предпринимать позитивные шаги, в том числе с целью позволить подсудимому допросить свидетеля, показывающего против него. Такие шаги являются частью прилежания, которое Договаривающиеся Государства должны осуществлять с целью эффективного обеспечения гарантируемых ст. 6 прав (п. 36 Постановления от 5 февраля 2009 г. по делу "Макеев против Российской Федерации").

По делу "Попов против Российской Федерации" заявитель утверждал, что отказ со стороны суда удовлетворить его ходатайства о вызове в качестве свидетеля г-жу Р. и г-жу Х. нарушает соответствующие конвенционные положения. Суд вновь обратил внимание на то, что гарантии подп. "d" п. 3 ст. 6 являются отдельными аспектами права на справедливое судебное разбирательство, предусматриваемого п. 1 ст. 6 Конвенции. Суд подчеркнул, как и по большинству иных дел <1>, что приемлемость доказательств определяется национальным законодательством. Именно национальные суды должны оценить представленные доказательства, так же как и относимость доказательств, которые защита пытается представить. Подпункт "d" п. 3 ст. 6 оставляет, как правило, на усмотрение судов оценку, необходимо ли вызвать свидетеля, принимая во внимание автономное значение этого понятия, толкуемого в рамках конвенционной системы. Рассматриваемое конвенционное положение не обязывает присутствие и допрос каждого свидетеля со стороны защиты: основная цель данного положения, как это следует из словосочетания "на тех же условиях", - полное равенство возможностей по делу. Суд вновь напомнил, что принцип равенства сторон подразумевает, что заявителю должна быть предоставлена разумная возможность представлять свое дело на условиях, которые не ставят его в менее выгодное положение в сравнении с его процессуальным оппонентом. Концепция равенства сторон не исчерпывается содержанием подп. "d" п. 3 ст. 6, а также п. 1 ст. 6, где это требование упоминается наряду с иными. Задача Суда, как постоянно им подчеркивается, заключается в том, чтобы убедиться, являлись ли в целом рассматриваемые процедуры справедливыми по смыслу п. 1 ст. 6. Поэтому, хотя это и нормально для национальных судов решать, необходимо или желательно вызвать свидетеля, могут существовать исключительные обстоятельства, которые позволяют Суду прийти к выводу, что невызов свидетеля в суд был несовместим со ст. 6. Для того чтобы разрешить вопрос, имелась ли у заявителя по настоящему делу возможность представить свое дело в условиях, которые не ставят его в менее выгодное положение в сравнении с его процессуальным оппонентом, осуществлялись ли судебные процедуры справедливо, Суд в первую очередь обращает внимание на то, что составляло основу обвинения заявителя (п. п. 175 - 180 Постановления от 13 июля 2006 г.). Суд по делу "Попов против Российской Федерации" заметил, что обвинение заявителя в убийстве основывалось на показаниях четырех школьников: М., З., Ф., и Ш., - которые учились в школе для глухонемых. Школьники не были свидетелями убийства, но 26 сентября 2001 г., в день убийства, они наблюдали двух дерущихся молодых людей, один из которых в этот же день, как они узнали позднее, был обнаружен мертвым. Во время опознания, которое было проведено по истечении полугода после произошедших событий, М. узнал в заявителе одного из мужчин, которого он видел 26 сентября 2001 г., позднее он подтвердил свои показания на судебных слушаниях 8 сентября 2003 г. З. во время опознания узнал заявителя. На слушаниях он заявил, что он не может долго помнить, как выглядел нападавший. Ф. во время опознания заявил, что он не уверен в том, что может узнать заявителя, и во время слушаний подчеркнул, что он не опознал заявителя. Ш., чьи показания не исследовались в суде, во время опознания заявил, что он ранее никогда не встречал заявителя. Учительница школьников, допрошенная в суде, обратила внимание, что у детей имеются проблемы с запоминанием, забывчивостью, они не могут адекватно сконцентрироваться после событий полугодовой давности. Суд принял показания свидетелей, что заявитель дрался с потерпевшим в день смерти последнего. Как видно, показания, данные школьниками во время суда, противоречивы, причем школьники имеют проблемы с припоминанием событий полугодовой давности, опознание проходило через полгода, как имели место события, по факту которых и проходило опознание. Суд обратил внимание на то, что решение суда о виновности заявителя основывалось и на иных доказательствах. Речь, в частности, шла о результатах вскрытия трупа, протоколе осмотра места происшествия, протоколе осмотра компьютера и дискет потерпевшего; информации о личных данных заявителя; осмотре относящихся к делу интернет-ресурсов; заключении специалиста в области компьютерных технологий, г-на Г., принимая во внимание, что идентификация пароля и логина позволяет определить отправителя информации. Суд указал, что районный суд не представил объяснений, как все эти доказательства подтверждают вину заявителя, почему они относятся к делу, за исключением результатов вскрытия трупа и осмотра места происшествия, относимость которых очевидна, однако эти доказательства лишь подтверждают факт смерти. В то же время суд ничего не установил относительно ни причин ссоры, которая произошла 26 сентября 2001 г., ни орудия убийства. Кассационная инстанция не уделяла внимания этим обстоятельствам. Поэтому, по мнению Суда, обвинение в значительной степени было основано на утверждении, что заявитель дрался с потерпевшим рядом с местом происшествия, что подтверждается, по мнению суда, показаниями школьников. Суд посчитал, что при обстоятельствах, когда вина заявителя основывается в основном на том, что он находился в определенном месте и в определенное время, принцип равенства сторон и право на справедливое судебное разбирательство предполагают предоставление заявителю разумной возможности опровергнуть соответствующее предположение. Суд обратил внимание на то, что заявитель в суде ходатайствовал о вызове нескольких свидетелей, которые могли бы подтвердить его алиби. Суд выслушал нескольких свидетелей, которые показали, что 26 сентября 2001 г. заявитель провел весь день со своей мамой, а вечер с подружкой. Однако суд отказался принимать данные показания на том основании, что свидетели являются родственниками заявителя и пытаются ему помочь. Далее Суд подчеркнул, что адвокат заявителя во время предварительного следствия заявлял ходатайство о допросе в качестве свидетелей г-жи Р. и г-на Х., которые не являлись родственниками заявителя. 2 июля 2002 г. заместитель прокурора удовлетворил ходатайство. Однако ни г-жа Р., ни г-н Х. допрошены не были. 17 февраля 2003 г. Суд удовлетворил ходатайство о вызове г-жи Р., способной подтвердить алиби заявителя. Но она так и не была допрошена. 8 сентября 2003 г. адвокат вновь заявил ходатайство о вызове в суд г-жи Р., которая могла бы подтвердить алиби заявителя и предоставить информацию о нем, однако прокурор возражал на том основании, что информацию о заявителе уже дали родственники. Судья отказал в удовлетворении заявления без какой-либо мотивировки. На следующий день г-жа Р. присутствовала в суде, однако она так и не была допрошена. Что касается г-на Х., власти Российской Федерации обратили внимание, что 8 сентября 2003 г. ни одна из сторон не ходатайствовала о вызове его в суд. Суд, в свою очередь, подчеркнул, что г-н Х. присутствовал в суде 17 февраля 2003 г. Слушания были отложены, и он не был допрошен. Протокол заседания 8 сентября 2003 г. свидетельствует, что свидетель явился, протокол заседания 9 сентября 2003 г. не указывает на то, явился ли свидетель. Но в конце судебных слушаний адвокат заявил ходатайство о дополнительных слушаниях и допросе г-на Х. Это ходатайство было отклонено на том основании, что г-н Х. был уведомлен о слушаниях, но не смог появиться. Таким образом, г-н Х. присутствовал на заседании 17 февраля 2003 г., нет свидетельств его отсутствия 8 сентября 2003 г., и 9 сентября 2003 г. защита просит дополнительные слушания для допроса свидетеля. При таких обстоятельствах Суд не посчитал, что невызов в суд свидетеля Х. ложится ответственностью на упущения защиты. Суд далее подчеркнул, что, отказывая в допросе г-жи Р. и г-на Х., суд не установил, являются ли их показания важными для рассмотрения дела. С учетом того, что несколько раз ходатайство защиты о вызове этих свидетелей в суд было удовлетворено, в том числе и на предварительном следствии, национальные власти рассматривали показания свидетелей в качестве относимых к делу. Функция Суда не заключается в том, чтобы выражать свое мнение об относимости доказательства и, что более важно, о виновности или невиновности заявителя. Однако для Суда важно убедиться, была ли в целом процедура, включая процесс оценки доказательств, справедливой. Принимая во внимание, что обвинение заявителя основывалось на противоречивых доказательствах, Суд пришел к выводу, что отказ национальных судов допросить свидетелей защиты без какой-либо ссылки на относимость их показаний привел к ограничению прав защиты, что является несовместимым с гарантиями справедливого суда, содержащимися в ст. 6. Суд посчитал, что было совместное нарушение п. 1 и подп. "d" п. 3 ст. 6 Конвенции ("Попов против Российской Федерации", п. п. 181 - 189 Постановления от 13 июля 2006 г.).

--------------------------------

<1> См., к примеру: п. 37 Постановления от 26 апреля 2007 г. по делу "Вожигов против Российской Федерации".


В связи с принятием и вступлением в силу Постановления от 9 апреля 2009 г. по делу "Попов против Российской Федерации" в рамках национальной юрисдикции на основании ст. 413 УПК РФ Президиумом Верховного Суда РФ было возобновлено производство по уголовному делу ввиду новых обстоятельств (Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 29 августа 2007 г., дело N 290-П0. См. лекцию 17 курса).

При рассмотрении дела "Трофимов против Российской Федерации" власти Российской Федерации признали нарушение права заявителя в связи с невызовом ключевого свидетеля. Суд констатировал нарушение п. 1 ст. 6 и подп. "d" п. 1 ст. 6 Конвенции (п. п. 31 - 39 Постановления от 4 декабря 2008 г.).

По делу "Макеев против Российской Федерации" Суд установил, что заявитель не имел возможности провести перекрестный допрос трех ключевых свидетелей. Было отмечено, что право на защиту было ограничено в нарушение стандартов, предусматриваемых подп. "d" п. 3 и п. 1 ст. 6 Конвенции (п. п. 39 - 47 Постановления от 5 февраля 2009 г.).

По делу "Поляков против Российской Федерации" Суд установил, что согласно материалам следствия заявитель 19 октября 1999 г. продал героин г-же У. Заявитель утверждал, что в этот день он не встречался с г-жой У. Таким образом, одним из элементов правовой позиции защиты заявителя было доказывание его алиби в этот день. Не было продемонстрировано, что вызов свидетеля защиты являлся обременительным либо заявитель не предпринимал разумных попыток вызвать свидетеля, к примеру, не указывая полных имен и адресов. Нет сомнений, что соответствующее ходатайство было достаточно мотивированным, относимым к предмету судебного разбирательства и могло бы убедительно усилить позицию защиты или даже привести к оправданию заявителя. Вышеуказанный вывод подтверждается тем обстоятельством, что органы прокуратуры не возражали против удовлетворения указанного ходатайства. Суд далее подчеркнул, что просьба заявителя о вызове свидетеля была отклонена судом без указания каких-либо мотивов. В этой связи следовало отметить, что согласно действующему в момент рассмотрения дела законодательству Российской Федерации ходатайство о вызове дополнительных свидетелей либо приобщении доказательств должно было быть удовлетворено во всех случаях и отказ в удовлетворении должен был быть мотивирован в судебном акте. Похоже, что такого акта принято не было. Приговор суда также не содержал каких-либо объяснений в этом отношении. Более того, суд кассационной инстанции также не обратил внимания на аргумент заявителя, касающийся отказа суда первой инстанции в удовлетворении ходатайства о вызове свидетеля. Суд уже указал на относимость ходатайства к предмету судебного разбирательства. Единственным прямым доказательством того, что заявитель продал 19 октября 1999 г. наркотики, стали показания предполагаемой покупательницы, данные на предварительном следствии, от которых она отказалась во время судебного следствия. Суд посчитал, что при обстоятельствах, когда обвинение заявителя базируется в основном на предположении о его местонахождении в определенном месте и определенное время, право вызвать и допросить свидетеля защиты и принцип равенства сторон, который является отдельным аспектом справедливого судебного разбирательства, подразумевают, что заявителю следовало было предоставить разумную возможность опровергнуть предположение следствия. С учетом вышеизложенного Суд пришел к выводу о наличии нарушения подп. "d" п. 3 ст. 6 Конвенции (п. п. 34 - 37 Постановления от 29 января 2009 г. по делу "Поляков против Российской Федерации").

Право допросить свидетеля для своей защиты не является абсолютным и может быть ограничено интересами надлежащего осуществления правосудия. Подпункт "d" п. 3 ст. 6 не предоставляет обвиняемому неограниченное право на вызов в суд свидетелей. Национальные суды вправе определяться, необходимо или желательно заслушать конкретного свидетеля ("Полуфакин и Чернышев против Российской Федерации", п. 205 Постановления от 25 сентября 2008 г. См. также Постановление от 29 января 2009 г. по делу "Поляков против Российской Федерации" (п. 31); Постановление от 8 января 2009 г. по делу "Ларягин и Аристов против Российской Федерации" (п. 42)).

При рассмотрении дела "Полуфакин и Чернышев против Российской Федерации" Суд подчеркнул, что не были установлены личности сотрудников правоохранительных органов и работников магазина, которые предположительно видели заявителей в ночь, когда было совершено преступление. Национальный суд посчитал несущественными показания этих свидетелей в отношении установления алиби заявителей. При таких обстоятельствах и учитывая неизбежные трудности в идентификации этих лиц, установлении их местонахождения, с которыми столкнулся бы суд при наличии согласия вызывать этих лиц, Суд пришел к выводу, что отказ в поиске неопределенных свидетелей и вызова их в суд не ограничивает права заявителей на защиту в неприемлемой степени (п. 209 Постановления от 25 сентября 2008 г.).

По делу "Дорохов против Российской Федерации" Суд отметил, что национальные суды должны оценивать представленные доказательства, так же как и относимость доказательств, которые подсудимый желает предоставить. Подпункт "d" п. 3 ст. 6 оставляет национальным судам возможность оценить, насколько необходимо вызывать свидетеля; данное конвенционное положение не требует присутствия и оценки любого свидетеля защиты. Цель заключается в том, чтобы, принимая во внимание словосочетание "на тех же самых условиях", было обеспечено равенство сторон по обсуждаемому вопросу. Что касается свидетелей защиты, то только исключительные обстоятельства могут позволить Суду прийти к выводу, что отказ в выслушивании свидетеля защиты нарушает ст. 6 Конвенции. В конце концов Суд вновь повторил, что его задача - убедиться, являлись ли в целом справедливыми осуществленные судебные процедуры, включая и то, как были собраны и оценены доказательства (п. п. 65 - 66 Постановления от 14 февраля 2008 г. См. также Постановление от 29 января 2009 г. по делу "Поляков против Российской Федерации" (п. 31)). При рассмотрении дела "Дорохов против Российской Федерации" Суд отметил, что первым вопросом является было ли подано требование о вызове свидетелей в установленном порядке. 9 июня 1999 г. заявитель попросил суд вызвать двух свидетелей: г-жу В. и г-жу Г. Указанное требование было подано через администрацию следственного изолятора, как предусматривалось законодательством. Данное ходатайство заявителя было отправлено или должно было быть отправлено 10 июня 1999 г. Однако, согласно позиции властей Российской Федерации, ходатайство было доставлено в суд только 23 июня 2003 г. (в тексте Постановления, видимо, была допущена опечатка, так как речь должна вестись не о 2003, а 1999 г.), почти через неделю после того, как дело было назначено к судебному слушанию и все необходимые действия были совершены. Можно понять власти Российской Федерации, утверждающие, что запоздалое получение ходатайства освободило суд от обязанности его рассмотреть. Однако Суд обратил внимание на то, что в соответствии с российским законодательством у заявителя не было иных способов послать свое ходатайство, нежели через администрацию следственного изолятора. При таких обстоятельствах администрация следственного изолятора должна была обеспечить доставку ходатайства в разумные сроки. Учитывая, что администрация изолятора и суд находились в одном и том же районе, двухнедельная задержка представляется необычно долгой. Возникают определенные сомнения, было ли своевременно отправлено администрацией изолятора ходатайство. Но отсутствует необходимость исследования вопроса в этом отношении. Суд указал, что в силу Постановления Пленума Верховного Суда РСФСР N 5 от 1975 г. судьи обязаны рассмотреть ходатайство заявителя во время предварительных слушаний, даже если оно было получено после назначения дела к слушанию. Власти Российской Федерации не смогли объяснить, почему суд этого не сделал. Заявитель далее утверждал, что во время судебных слушаний он неоднократно просил вызвать в качестве свидетелей г-жу В. и г-жу Г. Протокол судебного заседания не содержит какого-либо упоминания в этом отношении. Однако во время первого заседания председательствующий судья прямо заявил, что он вернется к ходатайствам, поданным согласно ст. 223 УПК РСФСР, что можно интерпретировать в пользу наличия ходатайства заявителя о вызове в суд свидетелей - г-жу В. и г-жу Г. Более того, во время заседаний адвокат заявителя обращал внимание суда на этих двух свидетелей. В конце концов суд кассационной инстанции никак не отреагировал на причины, почему суд первой инстанции не вызвал г-жу В. и г-жу Г. При таких обстоятельствах Суд пришел к мнению, что защита использовала все находящиеся в ее распоряжении средства, чтобы обеспечить присутствие двух свидетелей. Следующий вопрос, на который необходимо ответить, нарушил ли суд, не обеспечивший явку двух свидетелей, право заявителя, предусмотренное подп. "d" п. 3 ст. 6. Суд отметил, что согласно версии прокуратуры в 1997 г. заявитель получил первый автомобиль в качестве взятки. Заявитель утверждал, что г-жа В. и г-жа Г. видели, как он платил деньги за данный автомобиль. В своем ходатайстве от 9 июня 1999 г. заявитель объяснил, что г-жа В. и г-жа Г. могли бы пояснить, и указал их местонахождение. Поэтому ходатайство о вызове свидетелей было достаточно мотивированно, относилось к предмету доказывания и могло привести к оправданию заявителя. Иными словами, ходатайство не было явно необоснованным. Далее Суд отметил, что ходатайство заявителя было косвенно отклонено судом без объяснения причин. Более того, суд кассационной инстанции не отреагировал на аргумент заявителя, касающийся отказа нижестоящего суда вызвать свидетелей. Заявитель просил суд первой инстанции внести изменения в протокол судебного заседания, указав требование о вызове свидетелей - г-жи В. и г-жи Г. Однако это требование было отклонено. Суд вновь обратил внимание, что ходатайство явно было относимым к предмету судебного разбирательства. Но, как было подтверждено защитой в ходе разбирательства, ни г-жа В., ни г-жа Г. не видели, чтобы заявитель платил за автомобиль деньги г-ну Ш. Согласно его утверждениям, он передал г-ну Ш. закрытый конверт и не сказал, что внутри. Только впоследствии он упомянул г-же Г., что он уплатил деньги г-ну Ш. за автомобиль. Суммируя, можно утверждать, что доказательственная ценность показаний г-жи В. и г-жи Г. была очень низкая. Наоборот, аргументы в пользу виновности заявителя были убедительными. Несколько человек показали, что они передали заявителю автомобиль в качестве взятки. Поэтому, если даже г-жа В. и г-жа Г. были бы вызваны и допрошены, их показания маловероятно привели к оправданию заявителя. Суд в этой связи вновь напомнил, что хотя молчание суда первой и кассационной инстанций в рассматриваемом аспекте являлось недопустимым, внимание должно было уделяться процедуре в целом. По настоящему делу обвинение было подтверждено солидной доказательственной базой, в частности, данными в суде показаниями нескольких свидетелей. Суд пришел к выводу, что косвенный отказ национальных судов вызвать в качестве свидетелей защиты, с учетом обстоятельств дела, не повлиял негативно на справедливость судебной процедуры в целом. Поэтому не было нарушения подп. "d" п. 3 ст. 6 и п. 1 ст. 6 Конвенции ("Дорохов против Российской Федерации", п. п. 67 - 75 Постановления от 14 февраля 2008 г.).

Если обвинение основывается только или в значительной степени на показаниях, сделанных лицом, которому обвиняемый не имел возможности задать вопросы либо ответить на вопросы со стороны такого лица, будь то на стадии предварительного или судебного следствия, права защиты будут ограничены в той степени, которая несовместима с гарантиями, предусмотренными ст. 6. По смыслу ст. 6, если эксперт назначен судом, стороны должны во всех случаях иметь возможность присутствовать во время его допроса, а также им должна быть предоставлена возможность ознакомиться с документами, которые были использованы экспертом (п. 42 Постановления от 8 января 2009 г. по делу "Ларягин и Аристов против Российской Федерации"). По делу "Ларягин и Аристов против Российской Федерации" Суд обратил внимание на то, что по делу заявителя был осуществлен целый ряд медицинских экспертиз, впоследствии исследованных судом. Хотя первый заявитель был проинформирован об экспертных исследованиях только после того, как они завершились, заявитель имел возможность возражать против выводов экспертизы как после того, как он ознакомился с ними в конце предварительного следствия, так и во время судебного следствия. Заявитель также имел возможность потребовать от органов следствия и суда провести дополнительные экспертные исследования. Однако первый заявитель не использовал эти возможности. Далее Суд отметил, что первый заявитель не смог объяснить, какое экспертное заключение он желал оспорить или уточнить и почему было важно допросить определенных экспертов при сложившихся обстоятельствах его дела. Из материалов дела следует, что первый заявитель подверг сомнению во время суда результаты медицинского осмотра тела погибшего С., полагая, что это тело принадлежало иному лицу, но заявитель не потребовал проведения дополнительного исследования и не поставил определенные вопросы для эксперта для уяснения ситуации. Указывая, что обвинение в отношении первого заявителя основывалось на значительном количестве доказательств - показаниях заявителей и соучастников, свидетелей, документах, протоколах следственных действий и т.д., Суд посчитал, что жалоба является явно необоснованной и должна быть отклонена на основании п. п. 3 и 4 ст. 35 Конвенции (п. п. 43 - 45 Постановления от 8 января 2009 г. по делу "Ларягин и Аристов против Российской Федерации").

Важно иметь в виду, что отказ от прав, гарантируемых Конвенцией, в той мере, в какое это допускается национальным законодательством, должен быть осуществлен недвусмысленно, отметил Суд по делу "Вожигов против Российской Федерации". Ни буквальное толкование, ни дух подп. "d" п. 3 и п. 1 ст. 6 не запрещали заявителю явно отказаться от его прав по собственной воле. Суд установил, что по настоящему делу заявитель осуществил такой отказ (п. 57 Постановления от 26 апреля 2007 г. Ни заявитель, ни его адвокат не возражали против рассмотрения дела в отсутствие одного из свидетелей. Они явно, недвусмысленно отказались от права допрашивать не явившегося в суд по состоянию здоровья свидетеля). См. также Постановление от 25 сентября 2008 г. по делу "Полуфакин и Чернышев против Российской Федерации" (п. 200); Постановление от 28 сентября 2006 г. по делу "Андандонский против Российской Федерации (п. 54).

При рассмотрении дела "Белевицкий против Российской Федерации" Суд обратил внимание на то, что заявитель, которому помогал адвокат, непосредственно задавал вопросы Е. как во время очной ставки на предварительном следствии, так и во время первого судебного заседания. Он мог идентифицировать и оценить совместно с судьей достоверность показаний свидетеля. Е. не смог появиться во время нового судебного разбирательства, и не было возможности его допросить.


Примечание. 17 октября 2001 г. Московский городской суд отменил обвинительный приговор в отношении заявителя и Е., постановленный 5 июля 2001 г. Никулинским районным судом, и возвратил дело на новое рассмотрение (п. п. 26 - 27 Постановления от 1 марта 2007 г. по делу "Белевицкий против Российской Федерации").


Хотя во время нового судебного разбирательства не представилась возможность лично допросить Е., были использованы материалы очной ставки и протокола судебного заседания, которые не оспаривались сторонами. Более того, как подчеркнул национальный суд, показания Е. соответствуют показаниям иных свидетелей, иным материалам дела, свидетельствующим о вовлечении заявителя в торговлю наркотиками (п. 117 Постановления от 1 марта 2007 г. Заявитель утверждал, что отсутствие возможности лично допросить Е. во время нового судебного разбирательства нарушает его права, гарантируемые подп. "d" п. 3 ст. 6 Конвенции. Как следовало из текста Постановления, невозможность лично осуществить допрос Е. была вызвана тем, что Е. скрылся (п. 114 Постановления от 1 марта 2007 г. по делу "Белевицкий против Российской Федерации")). Суд не нашел нарушения соответствующих конвенционных положений. К аналогичному выводу Суд пришел и при анализе дела "Зайцев против Российской Федерации". Суд пришел к выводу, что в процессе собирания и оценки доказательств интересы защиты были надлежащим образом обеспечены (п. п. 18 - 28 Постановления от 16 ноября 2006 г. по делу "Зайцев против Российской Федерации").

Национальные суды должны обосновывать неучастие того или иного свидетеля при рассмотрении дела, а равно отказ в вызове свидетеля, истребовании иных доказательств по делу. Причем понятие "свидетель", содержащееся в подп. "d" п. 3 ст. 6 Конвенции, носит автономный характер. Указанным термином охватываются в том числе и потерпевшие по делу. Если, к примеру, потерпевшие не участвуют на стадии судебного следствия и подсудимый считает, что нарушаются его права, то необходимо предоставить достаточные основания их неучастия.

(См. также Постановление от 24 июля 2008 г. по делу "Владимир Романов против Российской Федерации" (п. 97).)

При рассмотрении дела "Мирилашвили против Российской Федерации" Суд обратил внимание, что понятие "свидетель" относится к любым доказательствам (п. 158 Постановления от 11 декабря 2008 г.). По делу Мирилашвили Суд, тщательно проанализировав все обстоятельства, пришел к выводу, что в ходе исследования важных доказательств сторона защиты была поставлена в менее благоприятные условия, нежели сторона обвинения, что позволило констатировать нарушение Российской Федерацией п. 1 ст. 6 Конвенции.

При рассмотрении дела "Полуфакин и Чернышев против Российской Федерации" Суд обратил внимание на то, что организация уголовного судопроизводства с тем, чтобы защитить интересы потерпевших, является относимым фактором для целей ст. 6 Конвенции. Однако основания, указанные потерпевшими по настоящему делу для оправдания их отсутствия на суде, явились неопределенными, предположительными и не казались относимыми. В частности, г-н Д.Е., г-н Ю.Д., г-н В.Г. и г-жа С.С. дважды отказывались присутствовать на судебных слушаниях, поскольку боялись за свою безопасность. Они не смогли представить каких-либо объяснений, касающихся существа этих угроз, фактических оснований. Более того, г-н Р.И. извинился за отсутствие на суде в связи с его невозможностью отсутствовать на работе. Суд не смог установить из имеющихся в его распоряжении материалов, как суд оценил достоверность личных опасений потерпевших за свою безопасность, а также как соотносится необходимость Р.И. быть на работе с правом заявителей на защиту. Принимая во внимание, что заявители не имели возможность провести перекрестный допрос с пятью потерпевшими на стадии судебного следствия, Суд не посчитал, что интересы потерпевших в аспекте обеспечения их безопасности, а также их трудовых прав смогли оправдать ограничение права заявителей в такой значительной степени. Соответственно, было нарушение подп. "d" п. 3 ст. 6 совместно с п. 1 ст. 6 Конвенции в отношении заявителей применительно к отсутствию потерпевших на суде (п. п. 195 - 199 Постановления от 25 сентября 2008 г.).

Права обвиняемого, подсудимого, предусматриваемые в п. 3 ст. 6 Конвенции, не являются абсолютными. Государство вправе осуществить вмешательство (ограничение) данных прав. Однако в этом случае необходимо привести правовые основания, позволяющие осуществление такого ограничения, а также относимые и достаточные основания, подтвержденные фактическими, установленными судом, органами предварительного следствия обстоятельствами, которые оправдывают необходимость такого вмешательства. Причем, когда речь идет о праве лица вызвать и допросить свидетеля, под последними, учитывая автономный характер данного термина, понимаются любые доказательства, признаваемые в качестве таковых согласно уголовно-процессуальному законодательству государства.


Практика судов общей юрисдикции Российской Федерации

по реализации ст. 6 Конвенции о защите прав человека

и основных свобод <*>


--------------------------------

<*> Представлена на компакт-диске. Не приводится.


7.7. Статья 7 Конвенции о защите прав человека

и основных свобод. Наказание исключительно

на основании закона


Согласно ст. 7 Конвенции "1. Никто не может быть осужден за совершение какого-либо деяния или за бездействие, которое согласно действовавшему в момент его совершения национальному или международному праву не являлось уголовным преступлением. Не может также налагаться наказание более тяжкое, нежели то, которое подлежало применению в момент совершения уголовного преступления. 2. Настоящая статья не препятствует осуждению и наказанию любого лица за совершение какого-либо деяния или за бездействие, которое в момент его совершения являлось уголовным преступлением в соответствии с общими принципами права, признанными цивилизованными странами".

Суд обращает внимание, что гарантии, закрепленные в рассматриваемой ст. 7 Конвенции, являются необходимым элементом принципа господства права. Данная статья не ограничивается запретом ретроактивного применения уголовного закона в ущерб обвиняемому. Данная статья охватывает, более того, принцип, согласно которому только закон может определять преступление и предусматривать наказание (nullum crimen, nulla poena sine lege), а также принцип, в силу которого уголовный закон не должен расширенно толковаться в ущерб обвиняемому, к примеру по аналогии. Из этих принципов следует, что правонарушение должно быть четко определено в законе. Это требование удовлетворяется, когда лицо, исходя из текста соответствующих положений, и, в случае необходимости, с помощью судебного толкования может определить, какие действия или бездействия могут обусловить его ответственность. Предусматривая понятие "закон", ст. 7 подразумевает ту же самую концепцию данного понятия, которая используется и в иных положениях Конвенции, а именно писаное и неписаное право, отвечающее, в частности, критерию доступности и предсказуемости в применении ("Моисеев против Российской Федерации", п. 233 Постановления от 9 октября 2008 г.).


Примечание. Автор разделяет понятие "право" в объективном смысле, которое содержится в официальном переводе Конвенции на русский язык, и понятие "закон". Однако думается, что с целью уяснения смысла ст. 7 в исследуемом аспекте не имеет принципиального значения разграничивать право и закон. Идея ст. 7 заключена в том, что состав любого правонарушения должен быть четко определен в каком-либо источнике права. У государства имеется суверенное право определять, в каком конкретном источнике права будет определен соответствующий состав - в законе, конституции, подзаконном акте или ином источнике права, существующем в правовой системе данного государства.


В любой системе права, включая систему уголовного права, с неизбежностью существует элемент судебного толкования юридического положения. Всегда будет существовать необходимость в разъяснении отдельных неточностей, а также адаптации применяемого закона к конкретным обстоятельствам дела. В действительности в государствах - участниках Конвенции судебное эффективное толкование уголовного закона широко используется и является необходимой правовой традицией. Статья 7 Конвенции не может быть интерпретирована как постепенное внеправовое установление правил уголовной ответственности через судебное толкование от дела к делу, за исключением случая, когда окончательное толкование совместимо с существом правонарушения и может быть разумно предвидено заинтересованным лицом ("Моисеев против Российской Федерации", п. 234 Постановления от 9 октября 2008 г.).

Реализуя вышеизложенные принципы, Суд по делу "Моисеев против Российской Федерации" в первую очередь отметил, что его задача не заключалась в том, чтобы определить уголовную ответственность заявителя либо что должны делать национальные суды, однако он обязан исследовать с позиции п. 1 ст. 7 Конвенции вопрос, являлись ли действия заявителя в момент их совершения уголовным правонарушением, определенным российским или международным правом, отвечающим требованиям доступности и предсказуемости. Заявитель утверждал, поскольку действия были совершены до вступления в силу Уголовного кодекса Российской Федерации, ретроактивное применение указанного Кодекса нарушило ст. 7 <1>. Суд обратил внимание, что ст. 10 Уголовного кодекса Российской Федерации непосредственно предусматривает возможность придания Кодексу обратной силы за действия, совершенные до вступления в силу Кодекса, если наказание за соответствующее правонарушение более мягкое, чем по ранее действующему Кодексу. Государственная измена была наказуема до 1 января 1997 г. согласно ст. 64 Уголовного кодекса РСФСР (1964 г.), а после 1 января 1997 г. - ст. 275 Уголовного кодекса РФ, которая предусматривала аналогичные признаки состава преступления. Но размер санкций был различен: если ст. 64 УК РСФСР предусматривала возможность применения смертной казни, то ст. 275 УК РФ за то же самое преступление предусматривала лишение свободы. Согласно УК РСФСР и УК РФ предусматривалась конфискация в качестве дополнительного наказания (в ред. от 7 июля 2003 г.).

--------------------------------

<1> Речь шла о привлечении заявителя к уголовной ответственности за государственную измену (ст. 275 УК РФ).


Поскольку преступление государственной измены по УК РФ является более мягким, чем аналогичное уголовное правонарушение по УК РСФСР (lex mitius), согласно вышеупомянутому положению (ст. 10 УК РФ), именно УК РФ должен был быть применен к действиям, совершенным до или после его вступления в силу. Из этого следует, что жалоба применительно к ретроактивному применению уголовного закона в ущерб заявителю является необоснованной (п. п. 235 - 238 Постановления от 9 октября 2008 г.).

Далее Суд подчеркнул, что заявитель был признан виновным в государственной измене в форме шпионажа. Шпионаж является одной из форм государственной измены, перечисленных в ст. 275 УК РФ, признаки состава преступления которого раскрываются в ст. 276 УК РФ. Согласно ст. 276, преступление шпионажа не ограничивается передачей сведений, представляющих государственную тайну, иностранным агентам, но также охватывает собирание и передачу иных сведений по заданию иностранной разведки. Власти Российской Федерации отметили, что национальные суды в действиях заявителя нашли все необходимые признаки состава шпионажа. Так, было установлено, что заявитель имел частые контакты с г-ом С., который был представителем южнокорейских специальных служб. Имеющиеся документы свидетельствовали, что заявитель являлся резидентом одной из южнокорейских спецслужб. Заявитель копировал по заданию С. некоторые рабочие документы и передавал их ему. Национальные суды сочли эти факты достаточными, чтобы признать заявителя виновным в государственной измене в форме шпионажа, учитывая особенно тот факт, что указанное преступление не охватывает только передачу сведений, составляющих государственную тайну. Суд посчитал, что такое толкование соответствует существу состава шпионажа, предусматриваемого российским правом. Отвечая на вопрос, могло ли быть предвидено заявителем толкование состава преступления шпионажа, осуществленное национальными судами, Суд отметил, что как УК РСФСР (ст. ст. 64, 65), так и УК РФ определяют шпионаж через одни и те же признаки. Указанные положения явно относятся к собиранию "иных сведений", не представляющих государственной тайны, по заданию иностранной разведки. Суд посчитал, что последствия несоблюдения указанных положений закона можно было разумно предвидеть и без какой-либо специальной юридической помощи. Более того, Суд вновь указал, что толкование объема преступления, которое, как по настоящему делу, соответствует существу рассматриваемого преступления, должно, как правило, рассматриваться в качестве предсказуемого. Соответственно, не было нарушения ст. 7 Конвенции ("Моисеев против Российской Федерации", п. п. 239 - 241 Постановления от 9 октября 2008 г.). Несмотря на наличие п. 2 ст. 7 Конвенции, важно иметь в виду, что государство вправе привлекать лицо к уголовной ответственности исключительно на основании УК РФ, а не норм международного права.