Б. Л. Международное право и правовая система Российской Федерации. Особенная часть: курс лекций

Вид материалаКурс лекций
Ограничения на юридическую помощь.
Контроль за документами, передаваемыми заявителем.
Влияние условий транспортировки и лишения свободы на подготовку к защите.
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   43
"Исмоилов и другие против Российской Федерации", п. п. 160 - 170 Постановления от 24 апреля 2008 г.).

Применительно к нарушению п. 2 ст. 6 Конвенции по рассматриваемому делу судья А.И. Ковлер высказал частично несовпадающее мнение. В решении по делу "Zollmann против Великобритании", подчеркнул А.И. Ковлер, Суд отметил, что п. 2 ст. 6 направлен на недопустимость нарушения справедливого судебного разбирательства, высказывая предварительные суждения, касающиеся рассматриваемого дела. Если отсутствует дело либо такое дело уже было рассмотрено, заявления, касающиеся уголовного либо иного недопустимого поведения, имеют значение для дела, связанного с защитой репутации, достоинства, либо доступа к суду для определения гражданских прав и обязанностей в рамках ст. ст. 6 и 8 Конвенции". По настоящему делу заявители не обвинялись в каком-либо уголовном правонарушении в России, в отношении их не существовало и не предполагалось возбуждать какого-либо дела, результаты которого могли быть предвосхищены заявлениями заместителя Генерального прокурора РФ. Более того, отсутствует какая-либо связь в правовом, фактическом отношении между заявлениями Генеральной прокуратуры и уголовным делом, расследуемым в Узбекистане. Нет необходимости рассуждать, каким образом заявление органов прокуратуры, несмотря на их четкое профессиональное толкование, могло неблагоприятно повлиять на судебные власти другого суверенного государства, призванные решать вопрос виновности или невиновности заявителей (см. частично совпадающее мнение А.И. Ковлера к Постановлению от 24 апреля 2008 г. по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации").

Одним из дел, где Суд представил достаточно детальное толкование п. 2 ст. 6 Конвенции, стало дело "Хужин и другие против Российской Федерации" (Постановление от 23 октября 2008 г.). По указанному делу Суд вновь обратил внимание, что рассматриваемое конвенционное положение связано с обеспечением справедливого судебного разбирательства посредством воздержания от заявлений, сделанных применительно к конкретному судебному процессу. Презумпция невиновности, предусмотренная п. 2 ст. 6, является одним из аспектов справедливого уголовного судопроизводства, требуемого в силу п. 1 ст. 6 Конвенции. Рассматриваемое конвенционное положение запрещает высказывать суду предварительное мнение о том, что обвиняемое в уголовном правонарушении лицо является виновным, до того, как будет доказана вина в соответствии с законом, а также запрещает делать заявления иным должностным лицам государства о рассматриваемом уголовном деле, которые могут заставить общество поверить в виновность обвиненного и предвосхитить оценку фактов, осуществляемую компетентными судебными властями (п. 93 Постановления от 23 октября 2008 г.).

Суд следует устоявшемуся подходу, что принцип презумпции невиновности будет нарушен, если решение суда либо заявление должностных лиц государства, касающиеся обвиняемого в совершении преступления, свидетельствуют о виновности лица еще до того, как его вина будет доказана в порядке, предусмотренном законом. Будет достаточно для констатации нарушения указанного принципа, если даже отсутствует какое-либо формальное решение, однако из суждений следует, что суд или должностное лицо рассматривают обвиняемого в качестве виновного. Существенная разница должна проводится между суждениями о том, что лицо подозревается в совершении преступления, и высказыванием, что лицо совершило вменяемое ему преступление при отсутствии вступившего в силу приговора. Суд всегда придает значение словесным формулировкам, которые используют должностные лица государства в своих заявлениях до того, как лицо судимо и признано виновным в конкретном уголовном правонарушении. Возвращаясь к обстоятельствам дела "Хужин и другие против Российской Федерации", Суд обратил внимание на то, что за несколько дней до начала судебного следствия в отношении заявителей государственный телевизионный канал транслировал передачу, где принимали участие следователь, расследовавший дело заявителей, городской прокурор и глава одного из подразделений прокуратуры по раскрытию преступлений. Участники в деталях обсуждали с ведущим дело заявителей и потерпевшими от их преступных действий. Впоследствии передача дважды транслировалась во время судебного разбирательства в первой инстанции и несколько раз до разбирательства дела в кассационной инстанции. Применительно к содержанию передачи Суд подчеркнул, что все трое сотрудников правоохранительных органов рассказывали о действиях, представляющих собой преступления, совершенные заявителями. Их заявления не были обусловлены начавшимся судебным следствием либо статусом обвиняемых <1>, но речь шла о преступлениях как об установленном факте без каких-либо оговорок, их вовлеченности в совершение преступлений, даже не упоминая о том, что заявители отрицали такую вовлеченность. В дополнение городской прокурор рассказал о прошлых преступлениях заявителей и охарактеризовал их в качестве опасных преступников, сделал заявление, что совершение преступлений стало результатом их личностных качеств - бессмысленной жестокости и зверства. В заключение он сказал, что единственное решение суда - это приговор с соответствующими сроками лишения свободы. Суд посчитал, что такие суждения со стороны должностных лиц государства представляют собой констатацию виновности заявителей и предвосхищают оценку фактов, которую должен осуществить суд. Учитывая, что указанные должностные лица занимают высокие посты в городской и региональной правоохранительной системах, они должны были проявить осторожность в выборе словесных формулировок при описании начавшегося судебного следствия в отношении заявителей. Но, принимая во внимание содержание их заявлений, Суд пришел к выводу, что эти заявления заставили общество поверить в виновность заявителей еще до того, как их вина была доказана в предусмотренном законом порядке. Соответственно, в отношении заявителей было нарушение принципа презумпции невиновности, предусмотренного п. 2 ст. 6 Конвенции (п. п. 94 - 97 Постановления от 23 октября 2008 г.).

--------------------------------

<1> Как свидетельствует практика Суда, применительно к рассматриваемой ситуации не делается различия между понятиями "подозреваемый", "обвиняемый" и "подсудимый".


При рассмотрении ряда дел возник вопрос: не нарушают ли принцип презумпции невиновности действия национального суда, санкционирующего заключение под стражу лица, подозреваемого в совершении преступления? Здесь Суд четко выработал следующую правовую позицию.

По делу "Белевицкий против Российской Федерации" заявитель полагал, что ссылки национального суда на тяжесть преступления при решении вопроса о заключении под стражу представляют собой нарушение принципа презумпции невиновности. Суд обратил внимание, что хотя тяжесть преступления, на что ссылались национальные суды в качестве оправдания продления сроков лишения свободы, не является достаточным по смыслу п. 3 ст. 5 Конвенции, использование данного факта в решениях о санкционировании ареста не подтверждает выводы заявителя, что суд явно выразил позицию о его виновности до окончания следствия. Заявитель не представил каких-либо иных доказательств, которые позволили бы усомниться в беспристрастности суда (п. 112 Постановления от 1 марта 2007 г.).


7.6.2. Пункт 3 ст. 6 Конвенции.

Минимальные процессуальные гарантии прав обвиняемых


В первую очередь Суд обращает внимание на то, что гарантии п. 3 ст. 6 являются отдельными аспектами права на справедливое судебное разбирательство по уголовным делам, как установлено в п. 1 указанной статьи (п. 40 Постановления от 26 апреля 2007 г. по делу "Вожигов против Российской Федерации". См. также Постановление от 26 июня 2008 г. по делу "Селезнев против Российской Федерации" (п. 67)).


Подпункт "а" п. 3 ст. 6 Конвенции


В силу подп. "а" п. 3 ст. 6 Конвенции "каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права: a) быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему языке о характере и основании предъявленного ему обвинения".

При рассмотрении дела "Абрамян против Российской Федерации" Суд обратил внимание на то, что положения подп. "а" п. 3 ст. 6 указывают на необходимость уведомления обвиняемого о предъявленном обвинении. Детали совершенного правонарушения играют существенную роль в уголовном процессе, подозреваемый должен быть формально в письменном виде уведомлен о фактических и юридических основаниях предъявленного обвинения. Объем обязательств по подп. "а" п. 3 ст. 6, продолжил Суд, должен быть оценен в свете более общего права на справедливое судебное разбирательство, гарантируемого п. 1 ст. 6 Конвенции. По уголовным делам наличие полной, детализированной информации, касающейся обвинения в отношении обвиняемого, и, соответственно, юридическая квалификация действий, которую суд может принять по делу, являются необходимым условием обеспечения справедливого судебного разбирательства. Справедливость процедур должна быть оценена в целом. Более того, право быть уведомленным о существе и основаниях обвинения должно быть рассмотрено в свете права обвиняемого на подготовку своей защиты, предусматриваемого подп. "b" п. 3 ст. 6 (п. п. 34, 35 Постановления от 9 октября 2008 г.). По делу "Абрамян против Российской Федерации" Суд установил, что заявитель узнал о новой юридической квалификации действий, когда по окончании судебного следствия был постановлен приговор. Отсутствовали какие-либо свидетельства того, что до постановления приговора заявитель осознавал риск быть осужденным по п. 3 ст. 30 и подп. "б" п. 3 ст. 161 УК РФ <1>. Однако признаки состава преступления в виде мошенничества и получения взятки значительно отличаются. Состав преступления мошенничества предполагает, что собственность другого лица приобретается посредством обмана, злоупотребления доверием, мошенник осознает, что потерпевший лишается своего имущества вследствие обманных действий. Объективная сторона получения взятки состоит в принятии имущества в обмен за совершение действия или упущения в сфере полномочий взяткополучателя, субъективная сторона обусловливает осознание взяткополучателем того, что он получает имущество в обмен на требуемые действия или упущения в интересах взяткодателя. Заявитель не имел возможности отреагировать на изменившееся обвинение в суде, который, принимая во внимание различия в этих двух преступлениях, совершенно определенно нарушил право заявителя на защиту <2>. По рассматриваемому делу в кассационной жалобе заявитель высказал несогласие с переквалификацией его действий судом первой инстанции. Верховный Суд Российской Федерации, который обладал полномочием полностью пересмотреть дело, исследовал и оставил без удовлетворения кассационную жалобу заявителя, выслушав мнение прокурора. Однако ни заявитель, ни его адвокат не участвовали в кассационных слушаниях, что лишило возможности заявителя эффективно осуществить права на защиту применительно к переквалифицированному обвинению. При таких обстоятельствах Суд пришел к выводу, что нарушение права заявителя на защиту, допущенное Ставропольским областным судом, не было исправлено Верховным Судом Российской Федерацией. Таким образом, было нарушено право заявителя на справедливое судебное разбирательство и, в частности, право быть уведомленным в деталях о существе, основаниях обвинения, выдвинутого против него, а также право иметь разумное время и возможности для подготовки своей защиты. Соответственно, было нарушение подп. "а" и "b" п. 3 ст. 6 Конвенции (п. п. 36 - 40 Постановления от 9 октября 2008 г.).

--------------------------------

<1> Как следовало из текста Постановления, заявителю предъявлялось обвинение по ст. 290 УК РФ (получение взятки). Однако впоследствии суд переквалифицировал его действия на ст. ст. 30, 161 УК РФ.

<2> Далее суд привел примеры ранее им рассмотренных дел, где действия заявителя переквалифицировались вышестоящей судебной инстанцией, однако заявитель имел возможность высказаться по всем аспектам измененного обвинения. Речь, в частности, шла о постановлениях по делам "Dallos v. Hungry" и "Sipavicius v. Lithuania".


Похожая ситуация ранее была предметом рассмотрения Судом дела "Селиверстов против Российской Федерации", где было установлено, что Верховный Суд Российской Федерации в кассационной инстанции по заявлению прокурора изменил квалификацию действий заявителя с покушения на получение взятки на покушение на мошенничество. Заявитель не получил возможности надлежащим образом защитить свои интересы в связи с переквалификацией. Суд констатировал факт нарушения подп. "а" и "b" п. 3 ст. 6 Конвенции (п. п. 16 - 24 Постановления от 25 сентября 2008 г.).


Подпункт "b" п. 3 ст. 6 Конвенции


В силу подп. "b" п. 3 ст. 6 Конвенции "каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права: b) иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты".

Подпункт "b" п. 3 ст. 6 Конвенции гарантирует, что обвиняемое лицо должно иметь право организовать свою защиту без ограничений возможностей представить все необходимые аргументы перед судом и, таким образом, повлиять на результаты суда. Указанное положение нарушается, если этого сделать невозможно. Эффективное участие обвиняемого по уголовному делу должно в равной степени включать право делать записи с целью облегчить осуществление своей защиты, независимо от того, представлен он адвокатом либо нет. Защита интересов обвиняемого может быть лучше осуществлена посредством помощи, которую может оказать обвиняемый своему адвокату перед тем, как обвиняемый будет давать показания ("Селезнев против Российской Федерации", п. 68 Постановления от 26 июня 2008 г.). Признавая в соответствующей части жалобу явно неприемлемой, Суд по делу "Селезнев против Российской Федерации" обратил внимание на то, что во время кассационного разбирательства как заявитель, так и его адвокат были выслушаны судом, более того, адвокат заявителя не ограничивалась в чем-либо, что она считала целесообразным делать для защиты интересов своего клиента. Аргументы заявителя, что он не мог делать записи в небольшой металлической клетке, не были подтверждены доказательствами. Не было продемонстрировано, что заявитель не имел возможности обратить на это внимание во время суда. Заявитель никогда не заявлял, что были ограничения во встречах с адвокатом ("Селезнев против Российской Федерации", п. 69 Постановления от 26 июня 2008 г.).

В свою очередь, по результатам рассмотрения дела "Моисеев против Российской Федерации" Суд констатировал нарушение п. 1 ст. 6 и подп. "b" и "c" п. 3 ст. 6 Конвенции. Заявитель, в частности, жаловался на недостаток возможностей для подготовки своей защиты, учитывая ограничения, связанные с ознакомлением обвинительного заключения, материалами дела и своими собственными записями, ограничения в общении с адвокатами, а также недопустимые условия его транспортировки из следственного изолятора в суд и обратно и условия лишения его свободы в помещении суда. Суд посчитал, что для определения того, было ли обеспечено право на защиту, в первую очередь необходимо исследовать вопросы предоставления заявителю юридической помощи, во-вторых, имели ли адвокаты заявителя доступ к материалам дела и в конце концов в какой степени условия транспортировки заявителя и условия лишения его свободы в помещении суда повлияли на возможность его защиты.

Ограничения на юридическую помощь. Суд подчеркнул, что контакты между заявителем и его адвокатами были возможны только в случаях получения разрешения от властей. Суд напомнил, что принцип равенства сторон, являющийся одним из аспектов широкой концепции справедливого судебного разбирательства согласно п. 1 ст. 6, требует, чтобы каждой стороне были предоставлены разумные возможности представить свое дело на условиях, которые не ставят лицо в неблагоприятное положение в сравнении с его оппонентом. Суд отметил, что адвокат заявителя вынужден был получать специальное разрешение на встречу и общение с заявителем. Разрешения были действительны только на один визит, и попытки адвокатов продлить время их действия были безуспешны. Разрешения выдавались органами, ведущими дело. После того как Конституционный Суд РФ признал неконституционными соответствующие положения, адвокат получил возможность общаться с заявителем без каких-либо ограничений; однако к этому времени обвинение было подтверждено судом первой инстанции. Из этого следует, что на протяжении всего времени уголовных процедур против заявителя адвокат последнего посещал его с разрешения властей. Следствие в отношении заявителя было инициировано и осуществлялось ФСБ России. Следственный изолятор Лефортово, где содержался заявитель, также находился под юрисдикцией ФСБ. При таких обстоятельствах следственные органы осуществляли неограниченный доступ к заявителю в своих собственных интересах, а также обладали полным контролем над его контактами с адвокатами, от которых требовали обращаться за разрешением к следователю - офицеру ФСБ каждый раз, когда они хотели посетить заявителя в следственном изоляторе. Несомненно, что необходимость обращения за разрешением на встречу с заявителем создавала практические сложности при осуществлении права на защиту, потому что это отвлекало время и силы от реализации адвокатами защиты. Что вызывает у Суда особое беспокойство, так это то, что указанные разрешения ставят защиту в подчиненное, субординационное состояние, зависящее от дискреционных полномочий следствия, тем самым негативно влияя на проявление принципа равенства сторон. Несколько раз ФСБ злоупотребляла своим доминирующим положением. Суд также обратил внимание на следующее, что ничто в тексте ст. 18 Закона РФ "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" не свидетельствует, что кроме ордера юридической консультации и удостоверения личности профессиональному адвокату требовалось получение каких-либо иных документов для встреч с заявителем. Статья 18 явно требует согласие соответствующих органов на свидание с родственниками и не требует такого согласия на встречу с адвокатами. Из этого следует, что требование получения разрешения на встречу адвоката с заявителем не только представляло собой чрезмерное бремя для защиты, но также было лишено какого-либо правового основания и поэтому было произвольным. С учетом вышеизложенного Суд пришел к выводу, что контроль, осуществляемый органами следствия в отношении встреч заявителя с его адвокатами, негативно влиял на принцип справедливого судебного разбирательства и принцип равенства сторон ("Моисеев против Российской Федерации", п. п. 202 - 207 Постановления от 9 октября 2008 г.).

Контроль за документами, передаваемыми заявителем. Кроме того, что требовалось получение разрешения, адвокату и заявителю необходимо было получать специальное разрешение от администрации следственного изолятора на передачу друг другу документов. До передачи документы прочитывались администрацией. Суд в этой связи вновь напомнил, что право обвиняемого на общение со своим защитником в условиях, которые являются благоприятными и обеспечивают свободное общение, является одним из требований справедливого судебного разбирательства в демократическом обществе и следует из подп. "c" п. 3 ст. 6 Конвенции. Если защитник не может пообщаться со своим клиентом и получить конфиденциальные инструкции от него без контроля, его помощь будет лишена какого-либо смысла, в то время как Конвенция предназначена для обеспечения не теоретических и иллюзорных, а действенных и практических прав и свобод. Важность прав защитника на сохранение конфиденциальности в отношениях между обвиняемым и его защитником подтверждается в различных международных договорах и прецедентной практикой Суда. Суд отметил, что ст. 20 Закона РФ "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений", которая являлась правовым основанием для контроля за документами, передаваемыми между защитником и заявителем, предусматривала цензуру всей корреспонденции лишенных свободы лиц, без каких-либо исключений, включая корреспонденцию между защитником и его клиентом. Суд вновь подчеркнул, что переписка с защитником, независимо от ее целей, всегда должна особо защищаться и что чтение корреспонденции между лишенным свободы лицом и его адвокатом должно осуществляться в исключительных случаях, когда власти имеют основания полагать о злоупотреблении соответствующими правами, а также когда содержание письма нарушает безопасность места лишения свободы или безопасность иных лиц, а также является уголовным в каком-либо ином аспекте. Как подчеркивалось выше, следственный изолятор Лефортово находился под контролем органов власти, которые осуществляли следствие по делу заявителя. Поэтому периодическое чтение всех документов, направляемых адвокатом заявителю и наоборот, предоставляло органам следствия преимущества в раскрытии стратегии защиты. Указанное грубейшее нарушение конфиденциальности отношений между клиентом и адвокатом не могло не повлиять на право заявителя на защиту и лишило существа юридической помощи, которую он получал. Нигде не заявлялось, что такие меры на протяжении следствия обусловливались какими-либо исключительными обстоятельствами или уже совершившимися фактами злоупотребления правами. Суд посчитал, что чтение документов, направляемых адвокатом заявителю и наоборот, повлияло на право на защиту в чрезмерной и произвольной манере. Соответственно, было существенное нарушение принципа равенства сторон ("Моисеев против Российской Федерации", п. п. 208 - 212 Постановления от 9 октября 2008 г.).

Влияние условий транспортировки и лишения свободы на подготовку к защите. Применительно к слову "возможности" (см. подп. "б" п. 3 ст. 6 Конвенции) Суд не считает, что если лицо лишено свободы во время предварительного и судебного следствий, рассматриваемое слово включает такие условия лишения свободы, которые позволяют лицу читать и писать с разумной степенью концентрации. При рассмотрении одного из дел Суд обратил внимание на то, что в случае, когда заявители предстают по чрезвычайно сложному делу, их физическая и психологическая усталость, возникшая вследствие ночного переезда в тюремном автомобиле, явилась одним из обстоятельств, негативно повлиявших на справедливость судебного разбирательства. Далее Суд продолжил, что, несмотря на помощь их адвокатов, которые были в состоянии делать заявления, это обстоятельство, к сожалению, само по себе, несомненно, ослабляет положение заявителей в момент, когда они нуждаются защищать самих себя и в том числе задавать вопросы с самого начала судебного разбирательства и эффективно пользоваться помощью адвокатов. По этой причине Суд констатировал нарушение подп. 1 и 3 ст. 6 в случае, когда слушания по уголовному делу продолжались более 17 часов с учетом того, что не только обвиняемый и его адвокат, но также и судья находились в условиях чрезмерной усталости. По делу