Geum.ru

Б. Л. Международное право и правовая система Российской Федерации. Особенная часть: курс лекций

Вид материалаКурс лекций
Отказ во встречах с семьей на протяжении продолжительного времени.
Подобный материал:
1   ...   25   26   27   28   29   30   31   32   ...   43
"Штукатуров против Российской Федерации", п. п. 87 - 96 Постановления от 27 марта 2008 г.).

--------------------------------

<1> Речь идет об ограничении дееспособности лица, злоупотребляющего наркотиками и/или спиртными напитками (ст. 30 ГК РФ).


8.3.4. Запрет на встречу между родственниками


Как следовало из Постановления от 8 января 2009 г. по делу "Куимов против Российской Федерации", заявитель жаловался на запрет на встречу с приемным ребенком (А.) во время нахождения последнего в медицинском учреждении. Суд отметил, что А. была отобрана у приемных родителей 11 декабря 2003 г., и, несмотря на явные и многократные просьбы заявителя и его жены увидеть свою дочь, власти отказывали в такой возможности на протяжении 1 года 1 месяца и 15 дней до 25 января 2005 г., когда национальный суд обязал власти не вмешиваться в право родителей на общение с А. и участвовать в ее воспитании. Суд подчеркнул, что, отобрав ребенка у родителей в соответствии со ст. 77 Семейного кодекса Российской Федерации, национальные власти ограничили, но не лишили права заявителя как родителя на общение с ребенком. Суд также принимает во внимание, что решением Кировского областного суда от 28 декабря 2004 г. опека над А. была передана от приемных родителей к соответствующим органам опеки и попечительства, а также были определены ограничения в отношении прав приемных родителей согласно ст. 74 Семейного кодекса РФ. Суд отмечает, что указанное решение не лишило заявителя права на общение с его ребенком, поскольку ст. 75 Семейного кодекса РФ предусматривает право родителей поддерживать контакты с ребенком при условии, что эти контакты не будут иметь негативного влияния на ребенка. Это было признано районным судом, который в решении от 23 ноября 2003 г. отметил, что "родители продолжают пользоваться правами до тех пор, пока иное не определено в окончательном судебном решении". Суд подчеркивает, что отсутствует явная причина, оправдывающая отказ в просьбах заявителя во встречах с его дочерью как до, так и после решения от 28 декабря 2004 г. <1>, и власти не смогли указать ни одного основания для таких отказов. В этой связи Суд находит относящимися к делу выводы Первомайского районного суда, отметившего, что отсутствуют какие-либо упоминания того, что родители "умышленно вредили физическому и психологическому состоянию ребенка", а также заключение Кировского областного суда, который подчеркнул, что он не в состоянии был установить "какие-либо обстоятельства умышленного поведения приемных родителей как до 23 октября 2003 г. <2>, либо после 11 декабря 2003 г., которое противоречило бы интересам ребенка". С учетом вышеизложенного и несмотря на широкое усмотрение властей Российской Федерации, Суд пришел к выводу, что было нарушение ст. 8 Конвенции в отношении жестких <3> и неоправданных ограничений, установленных властями на встречу заявителя с А. в период с 11 декабря 2003 г. по 25 января 2005 г. (п. п. 98 - 102 Постановления от 8 января 2009 г.). Как видно, вышерассмотренные ограничения не соответствовали критерию правомерного ограничения прав и свобод человека - "необходимость в демократическом обществе", что привело к констатации Судом конвенционных нарушений со стороны Российской Федерации.

--------------------------------

<1> Указанным судебным актом Кировский областной суд частично отменил и частично изменил решение районного суда. В частности, суд отменил решение в части отмены удочерения, но оставил в силе решение передать опеку над ребенком органам опеки и попечительства. Областной суд также установил ограничения в отношении прав родителей согласно ст. 74 Семейного кодекса РФ.

<2> Когда приемная дочь была помещена в больницу для лечения зрения.

<3> Буквальный перевод (severe - англ.).


8.3.5. Запрет лишенным свободы лицам

на встречу с родственниками


По делу "Линд против Российской Федерации" заявитель жаловался на то, что ему, будучи лишенному свободы во время судебного следствия, не дали возможность проститься в Гааге с умирающим отцом, тем самым была нарушена ст. 8 Конвенции.

Суд неоднократно обращал внимание, что отказ в свидании с больным родственником или посещении похорон родственника представляют собой вмешательство в право на уважение семейной жизни. Соответственно, отказ освободить заявителя с тем, чтобы он увидел своего умирающего отца и посетил прощальную церемонию, представляет собой вмешательство в права заявителя, гарантируемые ст. 8 Конвенции. Суд вновь напомнил, что любое вмешательство в право лица на уважение личной и семейной жизни будет нарушением ст. 8, если только вмешательство не было совершено в соответствии с законом, преследовало законную цель или цели и было пропорциональным целям, которые должны быть достигнуты. Суд с удовлетворением констатировал, что вмешательство было осуществлено согласно закону, а именно п. 1 ст. 108 УПК РФ, предусматривающему лишение свободы в качестве меры пресечения лиц, обвиняемых в совершении преступлений, наказание за которые составляет два и более лет лишения свободы. По смыслу п. 2 ст. 8 Конвенции вмешательство преследовало законную цель, а именно защиту публичной безопасности и предотвращение беспорядков или совершение преступления. Остается установить, было ли вмешательство необходимым в демократическом обществе. Статья 8 Конвенции не гарантирует лишенным свободы лицам безусловное право навещать больных родственников или похороны родственников. Это зависит от усмотрения национальных властей, рассматривающих соответствующую просьбу. Контроль со стороны Суда ограничен анализом принятых мер в контексте конвенционных прав заявителя, принимая во внимание широту усмотрения, которым располагают договаривающиеся государства. Одновременно Суд подчеркнул, что если лишенное свободы лицо должно подчиниться некоторым ограничениям своих прав и свобод, каждое такое ограничение должно быть оправданным как необходимое в демократическом обществе. Обязанность государства заключается в демонстрации того, что такая реальная необходимость существует, т.е. оно должно показать, что имеется существенная социальная необходимость. При рассмотрении одного из дел Суд принимал во внимание следующие факторы, чтобы оценить, был ли необходимым в демократическом обществе отказ навестить больного родственника и посетить похоронную церемонию: стадия уголовных процедур, возбужденных против заявителя, существо уголовного правонарушения, характер заявителя, серьезность заболевания родственника, уровень родственных связей, возможность сопровождения освобождаемого лица и т.д. Нарушение ст. 8 было констатировано по делу "Ploski против Польши", где заявитель, который не был еще осужден, обвинялся в ненасильственном преступлении и пытался попасть на похороны своих родителей, которые умерли один за другим в течение одного месяца, власти по указанному делу не продемонстрировали убедительных причин отказа и не рассмотрели возможность сопровождения заявителя. В свою очередь, по делу "Sannino против Италии" отказ был оправдан, поскольку заявитель обвинялся в совершении убийства и имел неспокойный характер. Он пытался навестить своего дедушку, который не был близким родственником и состояние здоровья которого не внушало серьезных опасений. По недавно рассмотренному делу "Schemkamper против Франции" Суд также констатировал отказ оправданным, так как отец заявителя не чувствовал себя настолько плохо, чтобы не мог его навестить в месте лишения свободы. Возвращаясь к настоящему делу, Суд отметил, что отец заявителя болел раком в Гааге. Он просил о проведении эвтаназии, которая была назначена на 29 сентября 2005 г. Особенность настоящего дела заключается в том, что заранее была известна дата смерти отца заявителя и что он должен был умереть в течение этих дней. Это была последняя возможность для заявителя встретиться со своим отцом. Принимая во внимание, что отец заявителя находился в больнице в плохом состоянии, было нереально ожидать его приезда в следственный изолятор. Учитывая исключительные обстоятельства настоящего дела, а также соображения гуманности, национальным властям следовало бы изучить просьбу об освобождении с особым вниманием и тщательностью. Национальные власти оправдали отказ временно освободить заявителя ссылками на его датское подданство и потенциальную возможность скрыться. Суд осознал тот факт, что отец заявителя находился в Гааге и для того, чтобы его увидеть, заявитель должен был бы поехать в Нидерланды, тем самым покинув юрисдикцию Российской Федерации. Суд разделил опасения национальных властей, что заявитель мог бы и не вернуться обратно. В этой связи остается открытым вопрос - просить помощи у датских властей. Российские власти не рассматривали вопрос об обращении с такой просьбой, несмотря на то что датский посол трижды связывался с ними с ходатайством об освобождении заявителя. Принимая во внимание, что национальные власти лучше способны оценить ситуацию, чем Суд, последний может констатировать, что, отказывая в удовлетворении просьбы об освобождении с целью навестить умирающего отца в Гааге и посетить прощальную церемонию, национальные власти превысили широту позволяемого им усмотрения. Уважение семейной жизни заявителя требует, чтобы поданное ходатайство об освобождении было удовлетворено либо должен быть предоставлен альтернативный вариант попрощаться с умирающим отцом. Суд в этом отношении отметил, что заявителю было позволено поговорить по телефону со своим отцом только на русском языке. Разговор длился одну минуту и был прерван администрацией. Власти Российской Федерации не представили объяснений необходимости прерывания разговора. Суд посчитал, что минута разговора на языке, который отец заявителя с трудом понимал, не давала возможности заявителю попрощаться с его умирающим отцом. Других возможностей связи с отцом предоставлено не было. Принимая во внимание вышеизложенное, Суд пришел к выводу, что национальные власти не смогли обеспечить уважение семейной жизни заявителя, как того требует ст. 8 Конвенции. Соответственно, было нарушение указанного положения ("Линд против Российской Федерации", п. п. 92 - 99 Постановления от 6 декабря 2007 г.).

По делу "Власов против Российской Федерации" заявитель обратил внимание на то, что чрезмерные ограничения, касающиеся встреч с его родственниками во время предварительного заключения, представляют нарушение ст. 8 Конвенции. Суд, рассматривая указанное дело, отметил, что заключение, как и иные меры, лишающие лица свободы, содержат ограничение личной и семейной жизни. Однако в порядке уважения права лишенного свободы на семейную жизнь очень важно, чтобы власти позволяли такому лицу поддерживать отношения с близкими родственниками. Такие ограничения, как фиксированное количество встреч с родственниками, слежение за этими встречами и, если это обусловливается существом совершенного преступления, подчинение заключенного специальному режиму или специальным мероприятиям по осуществлению визитов родственников - все это представляет собой вмешательство в права, гарантируемые ст. 8, но само по себе не является нарушением указанного конвенционного положения. Тем не менее любое ограничение такого рода должно осуществляться согласно закону, преследовать одну или более законных целей, зафиксированных в п. 2 данного положения, и, в дополнение, быть оправданным, т.е. быть "необходимым в демократическом обществе". Суд отметил, что с момента заключения заявителя под стражу, в августе 1999, и до середины января 2001 г. любые ходатайства о встрече с семьей следователем отклонялись. Суд пришел к выводу, что 17-месячный запрет на встречу с родственниками представляет собой вмешательство в право заявителя на уважение семейной жизни. В первую очередь Суд должен был изучить, осуществлялось ли это ограничение согласно закону. Вмешательство основывалось на ст. 18 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" и соответствующего положения Правил внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы Министерства внутренних дел Российской Федерации, утвержденных Приказом МВД России от 20 декабря 1995 г., которые предусматривают возможность разрешения следователем встречи с родственниками не более двух раз в месяц. Суд удовлетворен, что отказ во встрече с родственниками имел правовую основу. Однако Суд напомнил, что выражение "согласно закону" требует не только, чтобы имелся источник права, фиксирующий возможность осуществления соответствующих ограничений, но рассматриваемое выражение подразумевает качество закона. Закон должен быть достаточно ясным, чтобы позволить частному лицу увидеть, в каких случаях, при каких условиях государство вправе обратиться к мерам, связанным с ограничением прав и свобод. Более того, национальное право должно предусматривать меры правовой защиты против произвольного вмешательства властей государства в права, гарантируемые Конвенцией. По делам, где речь идет о влиянии на основные права, правовые полномочия, предоставленные исполнительной властью и сформулированные в нечетких понятиях, могут противоречить принципу господства права. Соответственно, закон должен четко определять объем таких полномочий, возложенных на компетентные органы государства, и способ осуществления таких полномочий, принимая во внимание законную цель соответствующих мер в порядке обеспечения частного лица защитой против произвольного вмешательства. Суд подчеркнул, что как Федеральный закон "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений", так и Правила внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы Министерства внутренних дел Российской Федерации были доступны заключенным. Но соответствующие положения были далеки от предсказуемости, потому что они наделяли неограниченными полномочиями следователя по рассматриваемому вопросу и не указывали обстоятельства, при которых родственникам может быть отказано во встрече с заключенным. Исследуемые нормативные положения просто упоминали возможность отказа во встрече с родственниками, ничего не говоря о продолжительности таких мер или о мотивах, оправдывающих такие меры. Не упоминается возможность обжалования такого отказа, вправе ли суд принять такое дело к своему рассмотрению. Из этого следует, что положения российского права, регулирующие вопросы встречи родственников с заключенными, не предусматривали с разумной ясностью объем и способ осуществления соответствующих полномочий, возложенных на органы государства, соответственно, заявитель не обладал минимальным уровнем защиты, которым пользуются лица согласно принципу господства права в демократическом обществе. С учетом вышеизложенного Суд пришел к выводу, что рассматриваемое вмешательство не отвечало критерию "согласно закону". Поэтому не было необходимости в изучении вопроса, соответствовало ли оно условиям, определенным в п. 2 ст. 8 Конвенции ("Власов против Российской Федерации", п. п. 123 - 127 Постановления от 12 июня 2008 г.).

Вопрос о законности и необходимости ограничений на встречу с родственниками лишенного свободы заявителя был рассмотрен также по делу "Моисеев против Российской Федерации". Как следовало из текста Постановления по данному делу (от 9 октября 2008 г.), во время лишения свободы на протяжении некоторых периодов времени заявителю не позволяли встретиться с его семьей, в другие периоды времени ему позволяли встретиться с семьей два раза в месяц в течение одного часа. Во время этих встреч он был отделен от своей семьи стеклянной перегородкой. Суд посчитал, что указанные ограничения представляют собой вмешательство в право заявителя на уважение его семейной жизни. Поэтому Суд рассмотрел вопрос, были ли данные ограничения оправданны по указанному делу.

Отказ во встречах с семьей на протяжении продолжительного времени. Заявителю не позволяли встретиться с семьей с июля 1998 г. по апрель 1999 г., с марта по сентябрь 2000 г., а также в декабре 2001 г. и январе 2002 г. Суд в первую очередь выяснил, был ли отказ основан на законе. Ограничение предусматривалось ст. 18 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений", которая, как уже было отмечено выше, содержала дискреционное право <1> следователя разрешить встречу с родственниками до двух раз в месяц. Суд был удовлетворен, что исследуемое ограничение основывалось на национальном праве. Однако Суд вновь подчеркнул, что выражение "в соответствии с законом" предусматривает не только то, что ограничение должно иметь правовую основу, но также обращает наше внимание на качество рассматриваемого источника права. Закон должен быть достаточно ясным, позволяющим частным лицам знать, при каких обстоятельствах и условиях органы государства вправе реализовать рассматриваемые меры (ограничения). В дополнение национальное право должно предусматривать правовую защиту против произвольного вмешательства органов государства в права, гарантируемые Конвенцией. По вопросам, влияющим на фундаментальные права, будет противоречие принципу господства права, если полномочия органов государства будут определены нечеткими (неограниченными) формулировками. Соответственно, закон должен определять объем таких полномочий, возлагаемых на органы государства, и способы их реализации с достаточной ясностью, принимая во внимание законную цель, ради достижения которой и предпринимаются ограничения, с целью эффективной защиты частного лица против произвольного вмешательства. Суд подчеркнул, что Федеральный закон "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" был официально опубликован и стал доступен для заявителя. Однако соответствующие положения указанного Закона не соответствуют требованию предсказуемости, потому что он наделяет неограниченными полномочиями следователя по вопросам разрешения встречи лиц, лишенных свободы, с их семьей и не определяет обстоятельства, при которых в свидании с родственниками может быть отказано. Исследуемое положение Закона в большей степени предусматривает возможность отказа во встречах с семьей, ничего не говоря о продолжительности предпринимаемых мер, а также основаниях, гарантирующих их применение. Ничего не сказано о возможности оспаривания отказа, может ли суд рассмотреть такой отказ. Из этого следует, что условия российского Закона, регулирующего вопросы свидания с семьей, не определяют с разумной четкостью объем и механизм реализации соответствующих полномочий, возложенных на органы государства, поэтому заявитель не обладал минимальным уровнем защиты, которым пользуются граждане в демократическом обществе согласно принципу господства права. С учетом вышеизложенного Суд пришел к выводу, что отказ во встречах с семьей не соответствовал требованию законности, в связи с этим не было необходимости оценивать, были ли соблюдены иные требования ограничения прав и свобод человека, содержащиеся в п. 2 ст. 8 Конвенции. Соответственно, было нарушение ст. 8 в аспекте отказа встречи заявителя со своей семьей во время лишения его свободы ("Моисеев против Российской Федерации", п. п. 247 - 251 Постановления от 9 октября 2008 г.). Ограничения по продолжительности и частоте встреч заявителя с семьей. Здесь Суд обратил внимание, что ограничения по частоте и продолжительности встреч лишенного свободы лица с его семьей предусматриваются ст. 18 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений". Суд согласился, что указанные ограничения преследуют законные цели защиты общественной безопасности и предотвращения беспорядков и преступлений <2>. Применительно к необходимости рассматриваемых ограничений в демократическом обществе Суд напомнил, что по ряду дел против Италии он уже исследовал режим следственных изоляторов, похожий на тот, которому был вынужден подчиняться заявитель. Исследованный режим ограничивал количество встреч с семьей не более двух раз в месяц и предусматривал наличие стеклянной перегородки между лишенным свободы лицом и посещающими родственниками. Принимая во внимание мафиозные организованные группы, где семейные отношения играют решающую роль, Суд подчеркнул, что такой специальный режим являлся эффективным в ограничении связей между лишенными свободы членами мафиозных группировок и внешним миром, а также в предотвращении организации и совершении ими преступлений как внутри мест лишения свободы, так и вовне. Это привело Суд к выводу, что в исключительных обстоятельствах расследования деятельности мафиозных группировок обжалуемые меры были необходимы и пропорциональны законной цели. По настоящему делу ("Моисеев против Российской Федерации") власти Российской Федерации не предоставили ни одного основания, оправдывающего ограничения, за исключением ссылки на примененный Закон. Суд с сожалением отметил, что Закон по общему правилу ограничивает встречи лишенного свободы лица с семьей максимально в количестве двух раз в месяц, не позволяя проявить в этом вопросе гибкость относительно определения, являются ли такие ограничения необходимыми в каждом отдельном случае. Что касается ситуации с заявителем, то Суд не в состоянии определить необходимость в таких серьезных ограничениях по частоте и продолжительности встреч с семьей. Суд подчеркнул, что жена заявителя не являлась ни свидетельницей, ни соучастницей совершенного преступления, что снимало риск сговора либо возникновения препятствий в аспекте собирания доказательств. Аналогично можно сказать и о дочери заявителя, которая была несовершеннолетней во время следствия. При таких обстоятельствах и принимая во внимание продолжительность ограничения встреч заявителя с его семьей, Суд пришел к выводу, что рассмотренные ограничения не являются необходимыми в демократическом обществе с "целью предотвращения беспорядков и совершения преступления". В действительности рассмотренные ограничения влияли на семейную жизнь заявителя в таком объеме, который не мог быть оправдан ни имманентными ограничениями, обусловленными режимом лишения свободы, ни той законной целью, на которую ссылались власти Российской Федерации. Суд указал, что власти Российской Федерации не смогли поддержать справедливый баланс между примененными ограничениями и достигаемой целью. Соответственно, было нарушение ст. 8 в аспекте ограничений на количество и продолжительность встреч заявителя со своей семьей ("Моисеев против Российской Федерации", п. п. 252 - 256 Постановления от 9 октября 2008 г.).

--------------------------------

<1> Это такое право, реализация которого зависит от усмотрения (дискреции) управомоченного субъекта.

<2> Суд согласился, что указанные меры (ограничения) являлись законными, т.е. имели правовую основу, и преследовали законные цели. Хотя выше, сославшись на рассматриваемый Закон, Суд посчитал отсутствие правового основания отвечающим требованию правовой определенности.


8.3.6. Наличие разделительной стеклянной перегородки

во время встреч в местах лишения свободы


Суд отметил, что власти Российской Федерации не продемонстрировали ни одного источника права, на основании которого в помещении для свидания между лишенным свободы лицом и посетителями устанавливались стеклянные перегородки. Правовое основание для установки таких перегородок можно найти в Приказе Министерства юстиции Российской Федерации от 12 мая 2000 г. N 148 "Об утверждении Правил внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы Министерства юстиции Российской Федерации" (п. 147) <1>. Однако указанное положение неприменимо в деле заявителя, поскольку в рассматриваемый период времени следственный изолятор Лефортово находился вне юрисдикции Министерства юстиции РФ и под контролем Федеральной службы безопасности РФ. Хотя аналогичные положения и могли содержаться в правилах, принятых ФСБ России, но данные правила никогда не публиковались либо иным образом не были доведены до общества. Соответственно, рассматриваемые меры (ограничения) не были предусмотрены правом. В любом случае, Суд вновь напомнил, что хотя физический раздел между лишенным свободы лицом и его посетителями может быть в определенных случаях (для предотвращения побега) оправдан по соображениям безопасности, данные ограничения не могут рассматриваться в качестве необходимых при отсутствии установленного риска опасности. По настоящему делу отсутствовали риски нарушения безопасности, которые могли бы обусловить применение исследованных ограничений. В дополнение Суд подчеркнул, что заявитель был лишен физического контакта со своими посетителями на протяжении всего периода заключения, т.е. более трех с половиной лет. Последствия такого долгого периода, который представляет собой серьезное бремя для заявителя и его семьи, является дополнительным обстоятельством, свидетельствующим о том, что оспоренные ограничения не были пропорциональными. В заключение Суд подчеркнул, что в отсутствие обоснованной необходимости в таких ограничениях права заявителя на уважение семейной жизни рассмотренные ограничения не могут быть оправданы по п. 2 ст. 8 Конвенции. Поэтому было нарушение ст. 8 в аспекте физического разделения стеклянной перегородкой заявителя и его семьи во время их встреч (