Geum.ru

Б. Л. Международное право и правовая система Российской Федерации. Особенная часть: курс лекций

Вид материалаКурс лекций
Человека и основных свобод.
Hajivey, Valic
Подобный материал:
1   ...   30   31   32   33   34   35   36   37   ...   43

Лекция 11. СТАТЬИ 13, 14, 18 КОНВЕНЦИИ О ЗАЩИТЕ ПРАВ

ЧЕЛОВЕКА И ОСНОВНЫХ СВОБОД.

ПРАВО НА ЭФФЕКТИВНОЕ СРЕДСТВО ПРАВОВОЙ ЗАЩИТЫ.

ЗАПРЕТ ДИСКРИМИНАЦИИ. ПРЕДЕЛЫ ПРИМЕНЕНИЯ ОГРАНИЧЕНИЙ


11.1. Статья 13 Конвенции о защите прав человека и основных

свобод. Право на эффективное средство правовой защиты


Согласно ст. 13 Конвенции "каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве".

Ниже приводятся наиболее повторяющиеся правовые позиции, касающиеся применения и толкования Судом рассматриваемого конвенционного положения по делам в отношении Российской Федерации.

Так, по делу "Исаева против Российской Федерации" Суд отметил, что ст. 13 Конвенции гарантирует доступность на национальном уровне средств для восстановления нарушенных конвенционных прав и свобод, в какой бы форме это не произошло. Статья 13 требует, чтобы национально-правовая система была в состоянии по существу рассмотреть обоснованную жалобу, касающуюся нарушенных конвенционных прав и свобод, а также предоставить соответствующую компенсацию, хотя договаривающимся государствам предоставлен определенный уровень самостоятельности (дискреция) при определении того, каким образом государство планирует исполнять свои конвенционные обязательства (п. 226 Постановления от 24 февраля 2005 г. См. также п. 189 Постановления от 20 марта 2008 г. по делу "Будаева и другие против Российской Федерации"; п. 161 Постановления от 17 января 2008 г. по делу "Хациева и другие против Российской Федерации"; п. 173 Постановления от 26 июля 2007 г. по делу "Мусаиев и другие против Российской Федерации"; п. 125 Постановления от 10 мая 2007 г. по делу "Ахмадова и Садулаева против Российской Федерации").

Цель ст. 13 заключается в том, чтобы обеспечить частные лица правовыми средствами, способными на национальном уровне компенсировать нарушение их конвенционных прав перед тем, как их жалоба будет рассмотрена на международном уровне в Суде ("Будаева и другие против Российской Федерации", п. 189 Постановления от 20 марта 2008 г.).

Статья 13 Конвенции предоставляет лицу, чьи конвенционные права и свободы были нарушены, право на процедуры <1> для установления органов государства и/или государственных должностных лиц, ответственных за допущенные нарушения. Договаривающиеся государства обладают определенной самостоятельностью в части использования средств и методов реализации вышеупомянутой обязанности. Однако если одно из средств правовой защиты не удовлетворяет требованиям ст. 13 Конвенции, это ни в коей мере не означает что иные средства, действующие в рамках правовой системы государства, автоматически не удовлетворяют вышеупомянутым требованиям (Михеев против Российской Федерации, п. 140 Постановления от 26 января 2006 г. Аналогичная правовая позиция была отражена в п. 72 Постановления от 9 марта 2006 г. по делу "Менешева против Российской Федерации").

--------------------------------

<1> Речь идет о внутригосударственных средствах правовой защиты.


По делу "Будаева и другие против Российской Федерации" Суд обратил внимание на то, что тип средства правовой защиты, требующий обеспечения со стороны государства согласно ст. 13, зависит от того, о нарушении каких прав и свобод идет речь. В случае предполагаемого нарушения ст. 2 компенсация материального и морального ущерба в принципе может рассматриваться как часть допустимых мер. С другой стороны, ни ст. 13, ни иные положения Конвенции не гарантируют право заявителя на расследование и осуждение третьей стороны или право на месть. Важно то, влияет ли неисполнение государством его процессуальных обязательств по ст. 2 <1> на обращение семьи погибшего к иным доступным и эффективным средствам защиты с целью установить ответственность со стороны должностных лиц государства за действия или упущения, конституирующие нарушение права семьи по ст. 2 и, при наличии оснований, получение компенсации. В случае смерти человека, произошедшей вследствие деятельности, представляющей опасность для жизни и охватываемой ответственностью государства, ст. 2 требует от властей проведения по их инициативе расследования причин смерти, удовлетворяющего определенным минимальным стандартам. Без такого расследования заинтересованное лицо не сможет использовать доступное ему средство для получения возмещения, учитывая, что необходимая для раскрытия фактов информация, как это происходило по настоящему делу, находится исключительно у властей. Соответственно, задача Суда состояла в определении того, было ли осуществление заявителем эффективных средств правовой защиты подорвано неисполнением государством процессуального обязательства по ст. 2 ("Будаева и другие против Российской Федерации", п. п. 191, 192 Постановления от 20 марта 2008 г.). При рассмотрении указанного дела Суд не посчитал необходимым рассматривать факт предполагаемого нарушения ст. 13 Конвенции применительно к расследованию факта смерти вследствие селевого потока, так как ранее им было констатировано нарушение ст. 2 в ее процессуальной части (отсутствие эффективного расследования). Применительно к ст. 1 Протокола N 1 (причинение ущерба в результате селевого схода, Суд не констатировал факт нарушения ст. 13, так как посчитал, что гражданское разбирательство являлось эффективным средством правовой защиты. Подробнее о нарушении Российской Федерацией по делу "Будаева и другие против Российской Федерации" ст. 2 Конвенции и соблюдении ст. 1 Протокола N 1 к Конвенции смотри комментарий к соответствующим конвенционным положениям в рамках настоящего Курса лекций (Лекции 5 и 13).

--------------------------------

<1> Подробнее о процессуальных позитивных обязательствах государства по ст. 2 см. Лекцию 6 настоящего Курса.


11.1.1. Соотношение ст. 13 Конвенции с иными

конвенционными положениями


Объем обязательств государства по ст. 13 зависит от характера допущенных конвенционных нарушений. Тем не менее правовые средства, требуемые по ст. 13, должны быть эффективными не только в правовом, но и практическом отношении, причем реализации этих средств не должны необоснованно мешать действия или упущения (недостатки) со стороны властей договаривающихся государств ("Мусаиев и другие против Российской Федерации", п. 115 Постановления от 26 июля 2007 г.).

Статья 13 Конвенции гарантирует доступность на национальном уровне средств, способных обеспечить в любой из приемлемых для государства форме реализацию конвенционных прав и свобод. Принимая во внимание фундаментальное значение права на жизнь, ст. 13 требует в дополнение к выплате компенсации, где это необходимо, проведение тщательного и эффективного расследования, способного привести к обнаружению и наказанию лиц, ответственных за лишение человеческой жизни и допустивших обращение, противоречащее ст. 3, включая эффективный доступ заявителя к следственным процедурам, осуществляемым с целью обнаружения и наказания виновных. Обязательства государства по ст. 13 шире, чем обязательства по ст. 2 провести эффективное расследование ("Битиева и Х. против Российской Федерации", п. 156 Постановления 21 июня 2007 г.). Так как по делу "Битиева и Х. против Российской Федерации" уголовное расследование по факту смерти было неэффективным, являлись неэффективными и иные средства правовой защиты, включая гражданско-правового характера, поэтому государство не выполнило своих обязательств по ст. 13 Конвенции. К аналогичным выводам пришел Суд и при рассмотрении дел: "Хациева и другие против Российской Федерации" (п. 162 Постановления от 17 января 2008 г.); "Камила Исаева против Российской Федерации" (п. 162 Постановления от 15 ноября 2007 г.); "Исаева против Российской Федерации" (п. п. 226, 227 Постановления от 24 февраля 2005 г.). См. также Постановление от 5 апреля 2007 г. по делу "Байсаева против Российской Федерации" (п. 155); Постановление от 9 марта 2006 г. по делу "Менешева против Российской Федерации" (п. 64); Постановление от 26 января 2006 г. по делу "Михеев против Российской Федерации" (п. 141).

По делу "Камила Исаева против Российской Федерации", следуя позиции о том, что объем обязательств по ст. 13 Конвенции шире, чем обязательства государства по ст. 2 провести эффективное расследование, Суд обратил внимание, что заявительница была лишена эффективных и практичных средств правовой защиты, способных по смыслу ст. 13 Конвенции привести к обнаружению и наказанию ответственных лиц и присуждению денежной компенсации. Из этого следует, что уголовное расследование по факту пропажи мужа заявительницы и его смерти было неэффективным, а также отсутствовали иные эффективные средства, включая средства гражданско-правового характера. Соответственно, государство не исполнило свои обязательства по ст. 13 Конвенции (п. п. 163, 164 Постановления от 15 ноября 2007 г. См. также п. 127 Постановления от 10 мая 2007 г. по делу "Ахмадова и Садулаева против Российской Федерации").

Статья 5 рассматривается по отношению к ст. 13 Конвенции как специальный закон, предусматривающий специфические гарантии. Поэтому если признаются нарушенными процессуальные гарантии ст. 5, то нет необходимости констатировать нарушение ст. 13 ("Гарабаев против Российской Федерации", п. 108 Постановления от 7 июня 2007 г.).

Что касается права на доступ к суду, то п. 1 ст. 6, как и в случаях со ст. 5 Конвенции, рассматривается как специальный закон по отношению к ст. 13 ("Сухорубченко против Российской Федерации", п. 60 Постановления от 10 февраля 2005 г.). Как правило, ст. 13 не применяется, если имеются предполагаемые нарушения Конвенции в аспекте судебных процедур. Единственным исключением из этого правила являются жалобы, касающиеся нарушения требования о разумных сроках ("Менешева против Российской Федерации", п. 102 Постановления от 9 марта 2006 г.).


11.1.2. Право на внутригосударственно-правовые средства

правовой защиты в случае наличия обоснованных жалоб


Суд толкует ст. 13 Конвенции как статью, требующую наличия внутригосударственных средств правовой защиты в отношении обоснованных жалоб.

По делу "Смирнов против Российской Федерации" был констатирован факт нарушения ст. 1 Протокола N 1, поэтому необходимо было рассмотреть жалобу с позиции ст. 13. Важно установить, наделяет ли правовая система России заявителя эффективным средством правовой защиты, позволяющим соответствующим национальным органам не только рассмотреть жалобу, но и присудить соответствующее возмещение. Заявитель обратился к суду за тем, чтобы проверить законность осуществленного обыска и изъятие компьютера в качестве вещественного доказательства. В свою очередь, суд проверил законность произведенного обыска, а что касается изъятия компьютера, то жалоба в этой части была признана неприемлемой, так как вопрос о возврате изъятого компьютера не входит в компетенцию судебной власти. Заявителю было рекомендовано обратиться к вышестоящему прокурору. В этой связи Суд обратил внимание на то, что обжалование по иерархической лестнице вышестоящему прокурору не наделяет лицо, обращающееся к данному средству, правом на эффективные средства правовой защиты. Что касается продолжающегося рассмотрения дела о возмещении убытков со стороны Российской Федерации, то Суд отметил, что гражданское судопроизводство неспособно осуществить контроль за законностью решений, принимаемых следователями во время осуществления уголовных процедур. При этих обстоятельствах заявитель не имел эффективного внутригосударственного средства правовой защиты, способного рассмотреть его жалобу, вытекающую из факта нарушения ст. 1 Протокола N 1 ("Смирнов против Российской Федерации", п. п. 63 - 66 Постановления по делу от 7 июня 2007 г.).


11.1.3. Право на меры защиты, способные прекратить

нарушение конвенционных прав и свобод


Суд отмечает, что понятие "эффективные средства правовой защиты" по ст. 13 требует, чтобы такие средства могли исключить возможность осуществления мер, противоречащих Конвенции, и юридическая сила соответствующих мер в потенциале является необратимой. Поэтому противоречит ст. 13 ситуация, когда меры, становящиеся предметом судебного рассмотрения, уже государством осуществились.

Как следовало из материалов по делу "Гарабаев против Российской Федерации", заявитель был уведомлен о принятом решении, связанном с экстрадицией, в день ее осуществления. В нарушение национального законодательства у него не было возможности связаться с адвокатом либо подать жалобу. У заявителя не было возможности обратиться в суд на предмет соответствия экстрадиции ст. 3 Конвенции до того, как экстрадиция осуществилась. При таких обстоятельствах Суд пришел к выводу, что заявитель не был обеспечен эффективным средством правовой защиты применительно к жалобе, касающейся риска осуществления на территории Туркменистана в отношения заявителя недопустимого по ст. 3 Конвенции обращения. Решение от 5 декабря 2002 г. <1> не может рассматриваться в качестве эффективного, поскольку было принято после того, как заявитель был экстрадирован. Соответственно, было допущено нарушение ст. 13 совместно со ст. 3 Конвенции ("Гарабаев против Российской Федерации", п. п. 105 - 107 Постановления от 7 июня 2007 г.).

--------------------------------

<1> Указанным решением меры по экстрадиции были признаны незаконными.


Жалоба, которая не обеспечивает лицу, ее подавшему, восстановление в правах посредством осуществления государством полномочий, не является "эффективным средством".

По делу "Махмудов против Российской Федерации" Суд подчеркнул, что в российской правовой системе прокурор не обязывается выслушать заявление от жалующегося лица, которое не является стороной в процессе и которое наделено только правом получать информацию о том, как рассматривается его жалоба прокурором. Отсюда следует, что обращение к прокурору не является средством правовой защиты, которое заявителю необходимо было исчерпать ("Махмудов против Российской Федерации", п. 53 Постановления от 26 июля 2007 г.).

По делу "Клецова против Российской Федерации" Суд обратил внимание на то, что обязательность решения от 26 июля 2000 г., принятого в отношении прокуратуры Волгоградской области, не оспаривалась сторонами. Суд напомнил, что лицо, которое получило вступившее в силу решение суда против государства в результате удачного судебного процесса, не должно обращаться к исполнительному производству для того, чтобы исполнить судебное решение. После того как компетентному органу власти было передано решение суда, обращение к иным органам власти в принципе не является необходимым для исполнения судебного решения. Суд посчитал, что по настоящему делу обращение к судебным приставам и Министерству финансов РФ обусловливает появление одного и того же результата и не может рассматриваться в качестве эффективного средства против неисполнения ("Клецова против Российской Федерации", п. 22 Постановления от 12 апреля 2007 г.).

При рассмотрении многих дел Суд обращал внимание на отсутствие в правовой системе РФ эффективных средств правовой защиты права на рассмотрение дела в разумные сроки. Статья 13 гарантирует эффективное средство правовой защиты перед национальными властями в случае предполагаемого нарушения права заявителя на рассмотрение дела в разумные сроки. Так, по делу "Савенко против Российской Федерации" власти Российской Федерации не продемонстрировали наличие каких-либо средств, которые могли бы ускорить рассмотрение дела или присудить заявительнице компенсацию за нарушение вышеуказанных сроков. Соответственно, Суд пришел к выводу, что по настоящему делу имеется нарушение ст. 13 Конвенции в связи с отсутствием национально-правовых средств защиты, позволяющих заявителю получить решение, гарантирующее его право на рассмотрение дела в разумные сроки, как это предусмотрено в п. 1 ст. 6 Конвенции ("Савенко против Российской Федерации", п. п. 38, 39 Постановления от 14 июня 2007 г. См. также Постановление от 8 марта 2007 г. по делу "Сидоренко против Российской Федерации" (п. п. 39, 40); Постановление от 15 июня 2006 г. по делу "Бакиевец против Российской Федерации" (п. п. 53, 54)).

По делу "Рыбаков против Российской Федерации" Суд также подчеркнул, что власти Российской Федерации не продемонстрировали каких-либо средств защиты, которые могли бы ускорить рассмотрение дела заявителя или присудить заявителю адекватную компенсацию за просрочку, которая уже произошла ("Рыбаков против Российской Федерации", п. 37 Постановления от 22 декабря 2005 г.). Суд констатировал факт нарушения ст. 13 Конвенции.

Как отмечается в рамках настоящего Курса лекций, одним из распространенных нарушений п. 1 ст. 6 Конвенции и ст. 1 Протокола N 1 к Конвенции, констатируемых Судом в отношении Российской Федерации, является неисполнение или несвоевременное исполнение судебного решения. При рассмотрении дела "Бурдов против Российской Федерации" (N 2) (Постановление от 15 января 2009 г.), Суд, признав нарушение Российской Федерацией вышеупомянутых конвенционных положений в связи с неисполнением судебных решений, принятых в пользу заявителя, констатировал нарушение ст. 13 Конвенции в связи с отсутствием в правовой системе Российской Федерации эффективных средств правовой защиты от неисполнения или длительного неисполнения судебных решений. Одновременно Суд обязал Российскую Федерацию в течение шести месяцев с момента вступления Постановления в силу создать эффективное внутригосударственное средство правовой защиты либо систему средств, которые бы соответствовали конвенционным стандартам, установленным практикой Суда, и предусматривали бы адекватную и достаточную компенсацию за неисполнение или несвоевременное исполнение судебных решений.


11.1.4. Соотношение в правовой системе Российской Федерации

гражданско-правовых и уголовно-правовых средств

правовой защиты


Суд подчеркивает, что российская правовая система предусматривает два основных средства правовой защиты лиц, пострадавших от неправомерных действий, за совершение которых ответственно государство или его должностные лица, это, собственно, средства гражданско-правового и уголовно-правового характера.

По делу "Алихаджиева против Российской Федерации" Суд отметил, что касается предъявления гражданского иска о возмещении убытков, причиненных вследствие неправомерных действий государства или его должностных лиц, то указанная процедура не может считаться эффективной в аспекте ст. 2 Конвенции. Гражданский суд не может осуществлять независимое расследование и поэтому не в состоянии, без обращения к результатам уголовного следствия, не только прийти к выводам, касающимся установления лиц, причинивших смерть, но и также установить их ответственность. В свете вышеизложенного Суд пришел к выводу, что заявитель не обязан был обращаться к средствам защиты гражданско-правового характера. Применительно к средствам уголовно-правового характера Суд обнаружил, что заявитель сразу обратился в органы государства после ареста Руслана Алихаджиева, и расследование по поводу его исчезновения продолжается с июля 2000 г. до настоящего времени. По указанному делу Суд, констатировавший нарушение ст. ст. 2 и 3 Конвенции, пришел к выводу, что заявительница была лишена эффективных и реальных средств правовой защиты, способных привести к обнаружению и наказанию ответственных за арест ее сына лиц, а также присудить компенсацию. В связи с этим уголовные процедуры, касающиеся исчезновения и смерти ее сына, являлись неэффективными, соответственно иные средства, которые могли бы существовать, включая средства гражданско-правового характера, также являлись неэффективными, поэтому государство не исполнило своих обязательств по ст. 13 Конвенции ("Алихаджиева против Российской Федерации", п. п. 50 - 52, 94 Постановления от 5 июля 2007 г. См. также Постановление от 10 января 2008 г. по делу "Зубайраев против Российской Федерации" (п. 106)).

Как свидетельствовали материалы дела "Менешева против Российской Федерации", власти были ответственны за телесные повреждения, причиненные заявительнице 13 февраля 1999 г. Жалоба заявительницы национальным властям основывалась на доказательствах и, следовательно, являлась обоснованной по смыслу ст. 13. В связи с этим власти должны были провести эффективное расследование в отношении ее утверждений, касающихся поведения сотрудников милиции. Эффективное уголовное расследование (см. Лекцию 5) не было осуществлено. Суд подчеркнул, что какие-либо дополнительные средства правовой защиты, включая требование о возмещении убытков, были ограничены на успех. Хотя гражданские суды имеют возможность осуществить независимую оценку факта, на практике особое значение придается результатам уголовного расследования, поэтому самые убедительные доказательства, предоставляемые истцом, часто отвергаются как "не относящиеся" к делу. Гражданское судопроизводство, инициированное заявительницей, продемонстрировало это. Национальный суд, не оценивая фактов по делу, поддержал точку зрения прокурора о необоснованности требований заявительницы. При обстоятельствах настоящего дела иск о взыскании убытков являлся только теоретическим и иллюзорным средством правовой защиты, неспособным обеспечить адекватную защиту заявительницы. Соответственно, заявительница была лишена эффективных внутригосударственных средств правовой защиты в отношении недопустимого обращения, совершенного сотрудниками милиции. Поэтому было допущено нарушение ст. 13 Конвенции ("Менешева против Российской Федерации", п. п. 73, 74 Постановления от 9 марта 2006 г.).


11.1.5. Отдельные аспекты


Статья 13, как таковая, не гарантирует право на обжалование решений, принятых в ходе надзорного судопроизводства, сам факт, что решение высшей судебной инстанции не может быть пересмотрено, не нарушает соответствующего конвенционного положения ("Акалинский против Российской Федерации", п. 32 Постановления от 7 июня 2007 г. См. также Постановление от 25 октября 2005 г. по делу "Юрий Смирнов против Российской Федерации" (п. 55)).

При рассмотрении дела "Кляхин против Российской Федерации" Суд подтвердил, что ст. 13 не гарантирует наличие средств защиты, позволяющих оспорить национальное законодательство, противоречащее Конвенции (п. 114 Постановления от 30 ноября 2004 г.).


Практика судов общей юрисдикции Российской Федерации

по реализации ст. 13 Конвенции о защите прав человека

и основных свобод <*>


--------------------------------

<*> Представлена на компакт-диске. Не приводится.


11.2. Статья 14 Конвенции о защите прав человека

и основных свобод. Запрет дискриминации


В силу ст. 14 Конвенции о защите прав человека и основных свобод "пользование правами и свободами, признанными в настоящей Конвенции, должно быть обеспечено без какой бы то ни было дискриминации по признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, принадлежности к национальным меньшинствам, имущественного положения, рождения или по любым иным признакам".

Статья 14 Конвенции не имеет самостоятельного характера, однако играет важную роль в плане дополнения иных положений, содержащихся в Конвенции и/или Протоколах к ней, поскольку ст. 14 защищает частных лиц, оказывающихся в схожих условиях, от дискриминации при осуществлении прав, закрепленных в конвенционных положениях.

По делу "Махмудов против Российской Федерации", заявитель жаловался применительно к предполагаемому нарушению ст. 14 Конвенции, так как должностные лица внутренних дел пренебрежительно относились к нему в связи с тем, что он является татарином. Суд отметил, что дискриминация по какому-либо этническому или религиозному основанию является формой расовой дискриминации, представляющей собой возмутительную форму <1>, и, принимая во внимание опасные последствия, такие случаи требуют от властей проявления особой бдительности и соответствующей реакции. Однако ст. 14 не имеет самостоятельного значения, поскольку применяется только в связке с правами и свободами, гарантируемыми Конвенцией. Отсюда следует, что эта часть жалобы не соответствует критерию ratione materiae по смыслу п. 3 ст. 35 и должна быть отклонена в силу п. 4 ст. 35 Конвенции (Махмудов против Российской Федерации, п. 107 Постановления от 26 июля 2007 г.).

--------------------------------

<1> Дословный перевод.


Если со стороны заявителя предлагается совместное рассмотрение основных положений Конвенции и/или Протоколов <1> и ст. 14, то обычно для Суда нет необходимости одновременно констатировать нарушение основного конвенционного положения и ст. 14, если только неравное обращение при осуществлении рассматриваемых прав не являлось основополагающим аспектом дела.

--------------------------------

<1> В рассматриваемом аспекте под "основными положениями Конвенции и/или Протоколов", "основными конвенционными положениями" имеется в виду нарушение положений, предусматривающих самостоятельные права и свободы, в отличие от ст. ст. 13, 14 Конвенции, носящих дополнительный, субсидиарный характер.


Примечание. Указанная правовая позиция была также отражена в Постановлении от 13 декабря 2005 г. по делу "Тимишев против Российской Федерации" (п. 53), где заявителю было отказано во въезде на территорию Республики Кабардино-Балкария на том основании, что он является чеченцем.

Соответственно, если жалоба в отношении предполагаемого нарушения ст. 14 является обоснованной, но не представляет собой основополагающего аспекта дела, то Суд не констатирует нарушение ст. 14 Конвенции.

Так, по делу "Краснов и Скуратов против Российской Федерации" Суд посчитал, что неравное обращение, по отношению к которому второй заявитель (Ю.И. Скуратов) требовал признать себя жертвой, достаточно обоснованно, принимая во внимание вышеуказанную оценку, которая привела к констатации нарушения ст. 3 Протокола N 1. Из этого следовало, что отсутствует какая-либо причина для отдельного рассмотрения тех же самых фактов с позиции ст. 14 ("Краснов и Скуратов против Российской Федерации", п. п. 69, 70 Постановления от 19 июля 2007 г. Аналогичная правовая позиция была констатирована Судом по делу "Баранкевич против Российской Федерации", Постановление от 26 июля 2007 г. (п. п. 39, 40)).

При рассмотрении дела "Исмаилова против Российской Федерации" Суд вновь обратил внимание на то, что ст. 14 дополняет иные конвенционные положения, касающиеся защиты прав и свобод. Указанная статья не имеет самостоятельного значения, поскольку она применяется исключительно в связке с реализацией конвенционных прав и свобод. Однако применение ст. 14 необязательно предполагает наличие нарушения прав и свобод и в этом отношении носит автономный характер, но условий для ее применения нет, если только факты не дают оснований говорить об обратном (п. 47 Постановления от 29 ноября 2007 г.). По указанному делу Суд установил, что двое детей проживали со своей матерью в доме родителей мужа с июня 2000 г. и до августа 2001 г., когда родители отказались возвратить заявительнице ее детей после одного из посещений. При таких обстоятельствах Суд посчитал, что последующее судебное решение, определившее проживание детей с их отцом <1>, является вмешательством в право заявительницы на уважение ее семейной жизни. Поэтому дело должно быть рассмотрено в рамках применения ст. 8 Конвенции. Суд напомнил, что ст. 14 Конвенции применяется только в том случае, если заявитель покажет, что с ним по-разному обращались в сравнении с лицом, находящимся в аналогичном положении применительно к реализации прав, гарантируемых Конвенцией. Суд в первую очередь должен был проанализировать, может ли заявительница утверждать, что в сравнении с ее мужем в отношении нее обращались иным образом и что они находились в одинаковом положении. Устанавливая проживание детей в отцовском доме, районный суд обратил внимание на условия, в которых находились дети у заявительницы и ее бывшего мужа.

--------------------------------

<1> Необходимость определения места проживания детей была вызвана разводом родителей.


Примечание. Применительно к условиям нахождения детей у заявительницы, районный суд, в частности, установил, что к заявительнице постоянно ходят представители организации "Свидетели Иеговы". Кроме этого, национальные суды обращали внимание на жилищные условия, иные факторы, обусловливающие и способствующие воспитанию детей.

Органы опеки и попечительства пришли к заключению, что наиболее подходящие условия для воспитания детей создаются отцом. Принимая во внимание, что дети с отцом проживали пять лет и не достигли 10-летнего возврата, а также руководствуясь интересами детей, районный суд установил проживание детей с их отцом. Нельзя утверждать, что национальные суды по настоящему делу при определении места проживания детей основывались только на религиозных убеждениях заявительницы. В действительности судебные решения явно свидетельствуют, что заявительница и ее бывший муж находятся в совершенно различных ситуациях, принимая во внимание их финансовое обеспечение и жилищные условия. Действительно, национальные суды исследовали аргументы, касающиеся последствий для воспитания детей из факта участия заявительницы в религиозной организации, однако ничто не свидетельствует о том, что решение суда было бы иным, если бы не были исследованы факторы, касающиеся религиозных убеждений заявительницы. В любом случае Суд не посчитал, что он должен разрешать данный вопрос, поскольку аргументы, связанные с последствиями влияния на детей религиозных убеждений заявительницы, не имеют значения при определении того, было ли оправдано различное обращение по отношению к заявительнице и ее бывшему мужу. Суд будет исходить из того, что заявительница и ее бывший муж находились в аналогичной ситуации и что по отношению к ним по-разному обращались. Различное обращение рассматривается по смыслу ст. 14 как дискриминация, если обращение не имеет объективного и разумного обоснования, т.е. не преследует законных целей, и если отсутствует разумное соотношение между используемыми методами, направленными на достижение этих целей, и преследуемой целью. Государства-участники обладают определенной свободой усмотрения в оценке того, может ли и в какой степени быть оправдано различное обращение в отношении схожих ситуаций. Суд следовал позиции, что преследуемая цель по настоящему делу, собственно защита интересов детей, является законной. Что касается пропорциональности между преследуемой целью и используемыми для достижения этой цели методами, Суд посчитал, что национальные власти мотивировали выводы, касающиеся влияния религиозных убеждений заявительницы на воспитание детей, с учетом прямых и конкретных доказательств, свидетельствующих о влиянии религии на воспитание детей и их повседневную жизнь. Мотивировка, осуществленная национальными судами, свидетельствует, что они руководствовались только интересами детей. Суды касались не того факта, что их мама является участником религиозной организации "Свидетели Иеговы", а принимали во внимание влияние на детей практики реализации религии и то, что заявительница не защитила детей от этого влияния. По мнению судов, это привело к социальным и психологическим последствиям для детей. Суды были уверены, что это могло бы негативно сказаться на их воспитании. Более того, это является только одним из аспектов обоснования судами их решений, мотивировка которых в основном касается возраста детей, финансовых и жилищных условий, и повседневных условий, которыми могут обеспечить родители своих детей. Ничто не указывало на то, что обоснование решений национальными судами было неразумным и произвольным. При таких обстоятельствах Суд не смог не прийти к выводу, что был соблюден разумный баланс между законной целью и методами, использованными для достижения этой цели. Соответственно, Суд подчеркнул, что не было нарушения ст. 8 Конвенции совместно со ст. 14 (п. п. 48 - 63 Постановления от 29 ноября 2007 г. по делу "Исмаилова против Российской Федерации").

Примечание. Нельзя не обратить внимания, что по указанному делу были высказаны особые мнения судей Hajivey, Valic и Steiner, полагавших наличие нарушения ст. ст. 8 и 14 Конвенции. Согласно их мнению, мотивировка национальных судов не была достаточно обоснованной, чтобы определить место проживания детей с отцом. Национальные суды не приняли во внимание все обстоятельства дела, особенно те, которые касались воспитания детей, сконцентрировавшись в основном на особенностях религии, идеи которой разделяла заявительница. Национальные суды также не приняли во внимание возраст детей с учетом того, что четырехлетняя дочь должна оставаться с мамой, если только не доказана опасность серьезных последствий для ребенка. Перед принятием решения не были сбалансированы надлежащим образом интересы обоих родителей. Не было исследовано ни одного факта, что заявительница не способна воспитать детей, не было ни одного замечания применительно к вышеуказанной неспособности, а также подвергающего сомнению способность заявительницы любить, заботиться о детях. В дополнение не учитывалось, что отец является моряком, который по полгода отсутствует дома, до развода, с июня 2000 г. по июль 2001 г., он не оказывал финансовой поддержки детям, и что 26 апреля 2001 г. суд обязал отца выплачивать денежные средства детям. Все это не исследовалось национальными судами. Если бы не религиозные убеждения заявительницы, то национальные суды по-иному разрешили бы дело. Принимая во внимание вышеизложенное, судьи Hajivey, Valic и Steiner пришли к мнению, отличному от большинства, что было различное обращение, основывающееся на религиозных аспектах, указанное обращение не было оправданно. Решение национальных судов осуществило вмешательство в дискриминационной форме в материнские права и обязанности заявительницы. С учетом этого было нарушение ст. ст. 8 и 14 Конвенции.

В свою очередь, при рассмотрении дела "Тимишев против Российской Федерации" Суд констатировал факт нарушения ст. 14 Конвенции. Суд обратил внимание на следующие обстоятельства. Один из руководителей Министерства внутренних дел Республики Кабардино-Балкария запретил въезд на территорию Республики "чеченцам" <1>. Как следовало из пояснений властей Российской Федерации, национальная принадлежность не фиксируется в каких-либо идентификационных документах, рассматриваемый приказ запрещал въезд не только любому лицу, которое было чеченцем по национальности, но также тем, которых можно воспринимать как принадлежащих к этой этнической группе. Не предусматривалось в приказе, что представители иных этнических групп подлежали аналогичным ограничениям. По мнению Суда, это представляло собой яркий пример неравного обращения применительно к реализации права на свободу передвижения по этническому основанию. Далее Суд подчеркнул, что этничность и раса - взаимосвязанные, частично совпадающие понятия. Если понятие расы своими корнями уходит в идею биологической классификации человека в группы согласно морфологическим признакам, таким как цвет кожи, лицевые черты, то понятие этничности обусловливается социальными характеристиками, отмеченными общей государственностью, родственными связями, религией, языком, культурными и традиционными основами. Различное отношение к людям в относительно схожих ситуациях без объективного и разумного оправдания представляет собой дискриминацию. Дискриминация на основе принадлежности к тому или иному этносу является формой расовой дискриминации <2>. Расовая дискриминация является особо неприятной формой дискриминации и, с учетом опасных последствий, требует от властей незамедлительной, эффективной реакции. По этим причинам власти обязаны бороться всеми доступными средствами с расизмом, тем самым укрепляя основы демократического общества, в котором разнообразие является не угрозой, а источником благосостояния. Заявитель доказал, что было различное отношение к нему в связи с этнической принадлежностью, поэтому власти Российской Федерации должны были доказать, что такое обращение было оправданно. Заявитель находился в той же ситуации, что и другие лица, желающие перейти административную границу Кабардино-Балкарии. Власти Российской Федерации не смогли представить оправданий различного обращения между лицами чеченской национальности и лицами, принадлежащими к иным национальностям, в аспекте реализации права на свободу передвижения. В любом случае Суд уверен, что различное обращение, основывающееся только или в значительной части на этническом основании, не может быть объективно оправдано в современном демократическом обществе, построенном на принципах плюрализма и уважения различных культур. Поскольку право заявителя на свободу передвижения было ограничено по этническому признаку, указанное обращение представляло собой расовую дискриминацию по смыслу ст. 14 Конвенции. Поэтому было нарушение ст. 14 и ст. 2 Протокола N 4 ("Тимишев против Российской Федерации", п. п. 54 - 59 Постановления от 13 декабря 2005 г.).

--------------------------------

<1> Кавычки следуют из текста Постановления.

<2> Здесь Суд сослался на Конвенцию ООН о ликвидации всех форм расовой дискриминации от 4 января 1969 г.


Примечание. В силу ст. 2 Протокола N 4 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод "1. Каждый, кто на законных основаниях находится на территории какого-либо государства, имеет в пределах этой территории право на свободу передвижения и свободу выбора местожительства. 2. Каждый свободен покидать любую страну, включая свою собственную. 3. Пользование этими правами не подлежит никаким ограничениям, кроме тех, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности или общественного спокойствия, для поддержания общественного порядка, предотвращения преступлений, охраны здоровья или нравственности или для защиты прав и свобод других лиц. 4. Права, признанные в пункте 1, могут также, в определенных районах, подлежать ограничениям, вводимым в соответствии с законом и обоснованным общественными интересами в демократическом обществе". Подробнее о ст. 2 Протокола N 4 к Конвенции см. Лекцию 15.


Практика судов общей юрисдикции Российской Федерации

по реализации ст. 14 Конвенции о защите прав человека

и основных свобод <*>


--------------------------------

<*> Представлена на компакт-диске. Не приводится.


11.3. Статья 18 Конвенции о защите прав человека

и основных свобод. Пределы применения ограничений


В силу ст. 18 Конвенции "ограничения, допускаемые в настоящей Конвенции в отношении указанных прав и свобод, не должны применяться для иных целей, нежели те, для которых они были предусмотрены".

Статья 18 Конвенции, как и ст. 14, не имеет самостоятельного значения: она применяется совместно с другими конвенционными положениями. Однако может быть признано нарушение ст. 18 совместно с другими статьями Конвенции, хотя отдельно статьи Конвенции и не были нарушены. Важно отметить, что исходя из буквального толкования нарушение ст. 18 может иметь место только в том случае, когда речь идет об ограничении прав и свобод, разрешенном Конвенцией.

При рассмотрении дела "Гусинский против Российской Федерации" Суд пришел к выводу, что свобода заявителя была ограничена с целью "доставить его в компетентный суд по обоснованному подозрению в совершении правонарушения" <1>. Однако, когда речь идет о предполагаемых нарушениях ст. 18 Конвенции, Суд должен убедиться, было ли лишение свободы осуществлено для достижения какой-либо иной цели, чем предусмотрено в подп. "c" п. 1 ст. 5 Конвенции, что противоречит ст. 18. Суд посчитал, что уголовно-правовые процедуры не должны применяться в качестве стратегии для достижения коммерческих целей. Факты того, что "Газпром" попросил заявителя подписать июльское соглашение <2>, когда заявитель находился под стражей, что министр Российской Федерации визировал этот документ, что следователь позднее реализовал это соглашение посредством снятия обвинений, дают основания для утверждений, что уголовное преследование заявителя осуществлялось, чтобы заставить его совершить определенные действия. При таких обстоятельствах Суд пришел к выводу, что лишение заявителя свободы было осуществлено не только с тем, чтобы он предстал перед компетентным судом по обвинению в совершении правонарушения, что допускаемо согласно подп. "c" п. 1 ст. 5 Конвенции, но и для иных целей. Соответственно, было совместное нарушение ст. 18 и ст. 5 Конвенции ("Гусинский против Российской Федерации", п. п. 74 - 78 Постановления от 19 мая 2004 г.).

--------------------------------

<1> Подпункт "c" п. 1 ст. 5 Конвенции.

<2> Речь, в частности, шла о том, что уголовные обвинения против заявителя и компании "Русское видео" снимаются взамен продажи "Газпрому" холдинга "Медиа Мост".