Структура и развитие науки с точки зрения методологического институционализма1

Вид материала

Документы

Содержание 2.6. «Нормальная наука» как гитика 2.7. Постоянство онтологий с точки зрения методологического институционализма: «суд науки» с «двойным стандартом» аргументации

Подобный материал:

• Школа культурной политики стенограмма v-го методологического съезда, 2391.27kb.
• Конкурентная борьба на рынке, развитие технического прогресса требуют от предприятия, 103.75kb.
• Программа государственного междисциплинарного экзамена 2006-2007 учебный год, 258.32kb.
• 1 Теоретические основы медиапланирования на предприятии, 212.51kb.
• Лекция Определение методологии и теории науки. Структура, виды, уровни и функции методологического, 96.2kb.
• Д. Н. Степанов, А. Н. Шукаев Институт ядерной физики им. Г. И. Будкера со ран, г. Новосибирск,, 21.37kb.
• О культуре с христианской точки зрения, 141.76kb.
• Р. Штайнер познание инициации духовное и физическое развитие мира и человечества, 2525.17kb.
• А с исторической точки зрения из латинского языка (в переводе означает взвешивание)., 30.09kb.
• Иной взгляд на развитие общества, 219.93kb.

2.6. «Нормальная наука» как гитика

К счастью, научные споры решаются не голосованием – и новые онтологии имеют шанс утвердиться в науке. Но картина все равно получается безотрадная: все описанные в п. 2.5 социально-институциональные механизмы влияют на когнитивный институт «рациональных дискуссий» в направлении искажения его рамочной ценностной идеи – познания истины³¹. Приведенные выше аргументы черпают свою силу не в содержании мира объективного знания (когда ставится под сомнение онтология, здесь мы «по определению» не можем найти твердой опоры), а в факторах, внешних по отношению к науке в «истинном» смысле – хотя и целиком принадлежащих ей как социальному и человеческому явлению.

Можно, конечно, следуя Т. Куну, отнести эти аргументы к «нормальной науке», институциональной идеей которой является не «бескомпромиссное» (в смысле К. Поппера) познание истины, а «кумулятивное» накопление объективного знания. Ведь объективность, как мы показывали ранее, есть ничто иное, как онтологическая обоснованность – а поэтому стремление научного сообщества во что бы то ни стало (даже методами борьбы с инакомыслием) сохранить онтологию вполне соответствует ценностной идее «нормальной науки». Устойчивости парадигм способствует также описанный в п. 1.8 механизм «контроля со стороны парадигмы», основанный на привитии молодым ученым «правильного» с точки зрения парадигмы способа онтологического видения, что превращает их в сторонников парадигмы уже в процессе обучения. Данный механизм контроля усиливается приобретением академическими институтами властных полномочий по определению того, что признавать «подлинной» наукой (примеч. 22).

В этом смысле социально-институциональное объяснение устойчивости парадигм состоит не в мистическом феномене коллективной веры, а в том, что институт «нормальной науки» есть гитика, т.е. система, воспроизводящая устойчивые саморефлексивные состояния³². В языке методологического институционализма гитика – это такой институт, рефлексия и даже критика парадигмальных оснований которого ведут лишь к повышению его устойчивости³³.

Но такое институциональное обособление «нормальной науки», объясняя устойчивость парадигм (и соответственно неизменность онтологий), не позволяет рационально объяснить феномен научных революций – за что и критиковал Т. Куна И. Лакатос [12]. Гораздо продуктивнее трактовка науки как целостного института, обладающего механизмами обеспечения не только устойчивости, но и внутренней динамики. Кроме того, необходимо разобраться, в какой мере эти механизмы консервации/развития науки обусловлены структурой ее когнитивно-институциональной организации. Ведь до сих пор все объяснения отталкивались скорее от ее искажений, вызванных влиянием социально-институциональных факторов. Иными словами: можно ли сконструировать такой тип когнитивно-институциональной организации науки, который сохранял бы рамочную идею «рациональных дискуссий», направленных на поиск истины – и в то же время реализовывал бы обеспечивающий устойчивость принятой онтологии «двойной стандарт» аргументации?

2.7. Постоянство онтологий с точки зрения методологического институционализма:

«суд науки» с «двойным стандартом» аргументации

Рассмотрим модель когнитивного института «рациональных дискуссий», обладающего «асимметрией» по отношению к выбору между «парадигматизированной» и новой онтологиями. Аргументы в поддержку первой обсуждаются в режиме «да-стратегии», а в защиту второй – в режиме «нет-стратегии». Воспользуемся метафорой «суда науки», применение которой основано на аналогии «истинности» (обоснованности, понимаемой в духе фальсификационизма как «не-опровергнутость») и «невиновности»³⁴. Критике соответствует рассмотрение обвинения, обоснованию – защита (в институциональной организации современной науки данный термин сохранился в когнитивном институте защиты диссертаций).

На «суде науки» слушаются два дела (процесса): первый посвящен критике (т.е. «обвинению») «парадигматизированной» онтологии, второй – обоснованию (т.е. «защите») новой, предлагаемой в качестве альтернативы. Асимметрия правил обсуждения достигается за счет того, что для этих двух случаев используются разные типы судебных процессов, основанных на различающихся презумпциях по поводу начального статуса обоснованности конкурирующих онтологий.

В первом случае мы имеем процесс, построенный на презумпции невиновности (обоснованности) «парадигматизированной» онтологии: она считается обоснованной, пока не доказано обратное. Ее сторонникам достаточно отвести обвинения (т.е. показать их недоказанность), противники же должны доказать свои обвинения (т.е. осуществить проблематизацию – обоснованную критику). Если это не удается – значит, онтология (и соответственно парадигма) устояла, а научная революция не состоялась.

Во втором случае мы имеем процесс, построенный на презумпции виновности (необоснованности) альтернативной онтологии. Ее сторонники должны выдвинуть «позитивное» обоснование (оправдание) и осуществить его защиту - т.е. преодолеть возражения, «снять» их (в гегелевском смысле), а не просто отвести. Противникам же не нужно ничего доказывать – им достаточно лишь отвести доводы защиты, т.е. выдвинуть возражения, которые она не сможет преодолеть. Если это удается – значит, парадигма устояла, и, опять-таки, научная революция не состоялась.

Первый тип процесса – состязательный, он подобен практикуемым в судах многих современных демократических государств. Второй тип процесса – (нео)инквизиционный – такой, который использовался инквизицией в делах против еретиков, а в советское время – ЧК, НКВД и КГБ для борьбы с «классовыми врагами», «врагами народа» и «идейно чуждыми элементами». Ясно, что отвести обвинения в состязательном процессе гораздо проще, чем оправдаться в инквизиционном. Ведь основная ценностная идея первого – осуществлять правосудие, защищая невиновного (даже если есть вероятность, что он «на самом деле» виновен: сомнения толкуются в пользу подсудимого), ценностная идея второго – десницей правосудия покарать виновного невзирая на сомнительность доказательств вины («лес рубят – щепки летят»).

Если бы суд был идеальным когнитивным институтом (т.е. в конечном счете всегда устанавливал бы истину по делу), то оба типа процессов, несмотря на разницу презумпций, при одних и тех же обстоятельствах дела приводили бы к одному и тому же результату. Но, поскольку реально суд подвержен действию различных социально-институциональных факторов (в том числе – воздействию идеологий), от которых зависит признание значимости аргументов сторон, достаточно высока вероятность судебной ошибки. Выбор презумпции и правила о том, в чью пользу толкуются сомнения – отражение нашего ценностного взгляда на то, какие последствия судебной ошибки приемлемы, а какие – недопустимы.

Для состязательного процесса этот ценностный взгляд таков: если есть сомнения, то лучше преступника оставить безнаказанным, чем покарать невиновного. Инквизиционный же процесс карает «с запасом»: лучше вместе с преступником «прихватить» невиновного, чем кто-то уйдет от правосудия [19]. Применительно к «суду науки» соответствующие максимы (с учетом направленности их можно было бы назвать «максимами научного консерватизма») звучат так:

1. Лучше какое-то время сохранять сомнительную онтологию, чем преждевременно отказаться от «правильной».
   
2. Лучше какое-то время воздержаться от принятия многообещающей новой онтологии, чем преждевременно принять сомнительную.
   

Таким образом, институциональная организация, основанная на принципах научного консерватизма, предохраняет науку от «преждевременного» введения новых онтологий. В некоторых же случаях (например, когда онтология укоренилась как привычный способ научного мышления, стала традицией) осуществить научную революцию и заменить онтологию можно, лишь противопоставив данной институциональной организации какую-то иную – например, программную. Жесткую версию подобного подхода отстаивает Г.Г. Копылов: онтология меняется только вместе с формой организации познания, замена онтологий является лишь следствием изменений в организации научной сферы, лишь «вторичным образом» отражает и оформляет эти изменения. Следующая часть работы посвящена полемике с Г.Г. Копыловым по поводу того, как соотносятся формы организации сферы науки и содержание онтологий (и методов познания), а также уточнению нашей собственной позиции, обозначенной ранее как «методологический институционализм».