Школа культурной политики стенограмма v-го методологического съезда

Вид материалаДокументы

Содержание


Второй коллоквиум: 60-е годы (ведущий – А.А.Тюков) 15
Третий коллоквиум: 70-е годы (ведущий – Б.М.Островский) 35
Пятый коллоквиум: 90-е годы (ведущий – П.Г.Щедровицкий) 74
Рефлексивное обсуждение (ведущий – П.Г.Щедровицкий) 93
17 января 1993 г. П.Г.ЩЕДРОВИЦКИЙ (вступительное слово)
Первый коллоквиум: 50-е годы (ведущий – В.М.Розин) Н.Г.АЛЕКСЕЕВ
И, наконец, способность Мераба даже говорить о человеке, которого он не любил и уж тем более который его не любил, достаточно бе
Это комплимент феноменальный. Многие ли из нас готовы отдать должное человеку, которого он не любит и который их не любит? Я дум
Второй коллоквиум: 60-е годы (ведущий – А.А.Тюков)
В.П.ЗИНЧЕНКО (продолжение)
Третий коллоквиум: 70-е годы (ведущий – Б.М.Островский)
18 января 1993 г. Четвертый коллоквиум: 80-е годы (ведущий – В.Е.Сиротский)
Пятый коллоквиум: 90-е годы (ведущий – П.Г.Щедровицкий) Б.М.ОСТРОВСКИЙ
Рефлексивное обсуждение (ведущий – П.Г.Щедровицкий)
П.Г.ЩЕДРОВИЦКИЙ (заключительное слово)
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   30


ШКОЛА КУЛЬТУРНОЙ ПОЛИТИКИ


СТЕНОГРАММА

V-го МЕТОДОЛОГИЧЕСКОГО СЪЕЗДА


17–18 января 1993 г.

Москва, Дом Кино



Первичная редактура (после расшифровки): Т. Епишина (1993).

Вторая редактура: Вяч. Марача (2004, 2009)1


ОГЛАВЛЕНИЕ


Москва, Дом Кино 1

ОГЛАВЛЕНИЕ 2

17 января 1993 г. 3

П.Г.ЩЕДРОВИЦКИЙ (вступительное слово) 3

Первый коллоквиум: 50-е годы (ведущий – В.М.Розин) 3

Н.Г.АЛЕКСЕЕВ 3

В.Н.САДОВСКИЙ 6

В.С.ШВЫРЕВ 10

В.П.ЗИНЧЕНКО 12

Второй коллоквиум: 60-е годы (ведущий – А.А.Тюков) 15

В.П.ЗИНЧЕНКО (продолжение) 15

В.М.РОЗИН 16

О.И.ГЕНИСАРЕТСКИЙ 22

Н.И.КУЗНЕЦОВА 26

Б.В.САЗОНОВ 31

Н.А.НЕПОМНЯЩАЯ 34

Третий коллоквиум: 70-е годы (ведущий – Б.М.Островский) 35

О.С.АНИСИМОВ 36

А.А.ТЮКОВ 40

Г.И.БОГИН 45

П.ПИСАРСКИЙ 51

П.Г.ЩЕДРОВИЦКИЙ 53

А.В.ПАРИБОК 55

18 января 1993 г. 58

Четвертый коллоквиум: 80-е годы (ведущий – В.Е.Сиротский) 58

В.А.НИКИТИН 59

А.П.ЗИНЧЕНКО 65

В.В.МАЦКЕВИЧ 67

В.В.СААКОВ 70

А.Б.САВЧЕНКО 71

М.С.ХРОМЧЕНКО 72

А.М.АРОНОВ 73

Пятый коллоквиум: 90-е годы (ведущий – П.Г.Щедровицкий) 74

Б.М.ОСТРОВСКИЙ 74

В.Е.СИРОТСКИЙ 78

И.ЗАКС 81

В.Г.МАРАЧА 85

Е.В.НИКУЛИН 88

О.ФИЛЮК 91

Рефлексивное обсуждение (ведущий – П.Г.Щедровицкий) 93

В.Л.АВКСЕНТЬЕВ 93

И.СЕМЕНОВ 94

С.И.ЧУМАКОВ 95

Е.С.АНТОНОВА 96

В.Г.МАРАЧА 97

Т.М.МАКЕЕВА 98

РЯШКО 99

Д.В.РЕУТ 99

А.МАШТАДЕР 100

П.Г.ЩЕДРОВИЦКИЙ (заключительное слово) 101



17 января 1993 г.

П.Г.ЩЕДРОВИЦКИЙ (вступительное слово)


Добрый день! Меня зовут Петр Щедровицкий. От лица Оргкомитета я рад приветствовать всех участников V-го Методологического съезда. Мы будем работать в течение полутора дней, закончим работу завтра к 17.30. У вас у всех на руках находится Программа Съезда, которая носит предварительный характер. Мы не смогли при подготовке согласовать с рядом людей тактику их возможных выступлений, поэтому я хочу сказать, что порядок нашей работы будет следующим. Мы запланировали пять коллоквиумов, посвященных основным десятилетиям развития Московского методологического кружка и методологического движения, источником которого, с моей точки зрения, является Кружок.

Есть несколько оговоренных докладов, тематика которых закреплена в программе, и я просил Вадима Марковича Розина вести первый коллоквиум, Анатолия Александровича Тюкова – второй коллоквиум, Бориса Марковича Островского – третий коллоквиум. Я надеюсь, что желающие выступить на этих коллоквиумах, имя которых и тематика выступления которых не указаны в программе, подадут заявки ведущим и оговорят с ними порядок своих выступлений, в том числе и во время тех больших перерывов, которые мы запланировали для работы Съезда.

Этот Съезд приурочен к дате, которая в легендах о Московском методологическом кружке связана с сорокалетием образования Кружка. Я надеюсь, что сегодня вечером у нас состоится – даже не знаю, как это назвать – небольшое празднество, посвященное этой дате. Кроме того, я рассчитываю, что все участники смогут наладить или восстановить те деловые контакты, которые обязательно должны существовать, с моей точки зрения, в любом подобном сообществе.

К сожалению, у нас произошла небольшая авария – там капает вода, и это будет нам немножко мешать.

Я еще раз благодарю всех, кто откликнулся на наше приглашение. Пожалуйста, Вадим Маркович. Первый доклад по программе – доклад Никиты Глебовича Алексеева.


Первый коллоквиум: 50-е годы (ведущий – В.М.Розин)

Н.Г.АЛЕКСЕЕВ


Вообще-то мне немного страшно делать такой первый доклад. Понимаете ли, в чем дело? Я долго думал, беседовал не далее, как позавчера, специально с Георгием Петровичем. Вроде бы очень ответственная вещь – мы как бы совместно начали прикидывать и обсуждать, что же у нас произошло за эти сорок лет.

Доклад мой, наверное, носит несколько странное и закодированное название – "Некоторые черты первой десятилетки". Так вроде бы мы его назвали, и это я тоже обсуждал с Георгием Петровичем. Все то, что я скажу не так, – это относится ко мне, наверное, а детали и замечания Георгия Петровича я буду специально выделять.

Поскольку, хотя бы для себя прежде всего, хотелось бы понять, как произошло то, итогом чего явилась эта встреча, где сидит несколько сот человек. Ведь вроде бы в то время было и много различных имен, очень известных, кстати сказать. Но вот такого последствия не было. И вот за счет чего, вроде эти последствия сложились? Когда я начал думать над этим докладом, мне было очень важно и для себя понять, почему же вот такой возник феномен? Что сорок лет существует и я думаю, что и еще какое-то значительное время будет существовать то, что мы называем методологическим движением.

Первое, такое вроде бы техническое действие: а что такое первые десятилетки? Я даже немного испугался, что это формализм такой, пятилетки, десятилетки. Но все-таки надо прикинуть, а чем же она ограничена? Каковы ее пределы? И я для себя эти пределы зафиксировал определенными работами. И я думаю, что для первой десятилетки характерен определенный набор работ. Это, скажем, диссертация А.А. Зиновьева, работы по физическому знанию Георгия Петровича. Я думаю, что книга Грушина, хотя она вышла немножечко попозже, тоже туда относится. Я даже думаю, что очень многие работы, скажем, Садовского, Швырева – они хотя и вышли позже, но они тоже где-то по внутреннему своему основанию вполне относятся к первой десятилетке. И я думаю, что многие работы и статьи Вадима Марковича тоже туда относятся. Поэтому эту первую десятилетку я даже не датировал какими-то годами, а определенным набором работ и людей, которые ее фактически сделали.

Сразу скажу ту основную модельку, в рамках которой я буду рассуждать дальше. С моет точки зрения произошел направленный взрыв. Взрыв, итоги которого мы чувствуем даже сейчас. Это был какой-то интеллектуальный взрыв. Мне представляется, что он возник в той специфической атмосфере 50-60-х годов. И с этим все тесно связано. И по своей силе, энергетизму этот взрыв, по-видимому, может быть поставлен в один ряд с крупными историческими явлениями. Я бы даже где-то, хотя вы понимаете, что аналогии очень шаткие и зыбкие, я бы даже сказал, что этот взрыв где-то похож на то, что произошло.

И вот эта модель взрыва, направленного взрыва, идущего взрыва с его последствиями, она является подосновой всех тех рассуждений, которые я буду делать дальше. Через нее, через эту модель мои рассуждения будут более понятны.

Какие же характерные черты? Я для себя выделил три и о них хочу в своем выступлении рассказать.

Первая черта, характеризующая возникшее движение. Я бы ее обозначил так гносеологизм. Это не просто гносеологический подход, а это гносеологический подход, который идет с очень сильной логической составляющей. Это был тот первый момент, в котором возникло это движение. И что здесь очень важно, и почему оно имело характер взрыва такой силы?

Мне кажется, что очень было характерным такая не ясная очень, нами в то время может быть и не чувствуемая, но система запретов, которая и сделала этот взрыв направленным. Это определенная система ограничений, которые были некоторым образом всеми приняты и в рамках которых мы двигались. Ограничения были на многое. На онтологизм, на психологизм, на целый ряд слов. Например, запрещалось говорить слово знание. Упаси Бог было говорить слово "чувство" и т.д.

Некоторые из нас сознательно полагали, некоторые бессознательно существовали. Была, как говорил Зиновьев, была поставлена определенная изоляция. И это дало возможность аккумулировать вот в этом гносеологизме очень большие запалы. Скажем, как это комментировал вчера Георгий Петрович. Он сказал, да, это было здорово, хотя может быть мы и не совсем понимали. Поскольку, посмотрите, тем самым оказалось спрограммировано дальнейшее движение через это? Через постепенное снятие тех ограничений и некоторую логику движения по снятию ограничений, которые первоначально были положены. Это как бы первая деталь, первая характеристика. Но здесь еще требуется работа, чтобы посмотреть, как эти ограничения снимались.

Вторая деталь или характеристика. Это трудно передаваемая вещь очень. Я понимаю, что, наверно, буду говорить малопонятные слова. Я не мог найти подходящих слов, но мне хотелось как-то прикинуть и понять человеческую составляющую того энергетизма, который был в этой первоначально возникшей компании, которая все время вовлекала, привлекала других, разворачивалась и двигалась. С моей точки зрения, она сейчас еще всеми нами не отрефлексирована. Мы еще пока не можем понять, но она важна и существует. Я бы воспользовался аналогией с возникновением протестантизма, поскольку я бы сказал, что в нашем движении было сильна с самого исходного момента то, что можно назвать, условно конечно, религиозной составляющей. Не в смысле какой-то конфессии, не в смысле какой-то специальной религии, а религиозной от латинского слова fide – как особый тип связанности людей. Я бы продолжил этот момент. Вот, скажем, что Вебер обсуждал в своей книге "Протестантская этика и дух капитализма". Там обсуждалась странная вещь: как сложилось в XV–XVI века особая этика действенного отношения к жизни, и на основе чего. Под этим углом зрения мне хочется посмотреть на то, что было в первую десятилетку, поскольку, утверждаю я, определенная этика действенного отношения к жизни в этом Кружке сложилась. Тем более что это та очень сильная вещь, которая привела к тому, что эта общность живет и, я думаю, еще долго будет жить.

В чем она состоит? Я бы здесь опять привел комментарий Георгия Петровича, когда мы с ним обсуждали этот момент. Он сказал, что самое важное назвать это правильно, как-то достаточно точно это обозначить. Мы долго думали, ведь разные слова могут быть. Это "рефлексивное снятие" и "коллективная мыследеятельность", и еще несколько слов мы перебирали и пытались их как-то задействовать. Но все время чувствовали что-то не то. Я думаю, что эта проблема невероятно важна и здесь мы должны посмотреть под этим углом зрения и, может быть, нам это удастся сделать. Это необходимо сделать, поскольку, если это действительно было и имело место, то тем самым оказалось действительным, по крайней мере действительным потому, что сюда пришло несколько сот человек. Поскольку я знаю, езжу много по стране с консультациями, лекции читаю, что в это движение включилось несколько десятков тысяч человек уже. Тут нужно понять, с моей точки зрения, боюсь, в очень простых словах, что это за этика действенного отношения методологизма? Когда эти слова будут найдены, они будут сами собой разумеющимися. Нужно сделать шаг к тому, чтобы эта культура могла, скажем так, конкурировать. Тогда мы будем иметь дело не с фактом движения, а с фактом определенной культуры, которую мы вместе с вами порождаем.

Это вторая черта. Видите, я не могу вам даже про нее рассказать, потому что чувствую ее и думаю, что это было, это есть, возможно. Вообще я скажу, что наиболее трудно рефлексировать наиболее простое. Это самое простое и важное в первую очередь.

Это некоторая вторая особенность этой десятилетки, поскольку в ней такое новое этико-действенное отношение к миру сложилось. Какое – я чувствую, а сказать не могу. И, наконец, следующая вещь. Какая-то очень своеобразная черта, о которой я тоже буду говорить в основном загадками. В этом все сказано. До этого в культуре как-то четко различались две вещи: идеальное и практика действенная. Мне думается, в этой первой десятилетке сложилась какая-то удивительная вещь, когда идеальное стало вырабатываться для практики действенного. Я не хочу утверждать, что раньше этого не было. Наоборот, эти вещи всегда разводились как таковые. А здесь вроде бы впервые была сделана такая попытка вырабатывать идеальное для практика действенного. Это наиболее четко было зафиксировано в Играх. И поэтому исходное очень большое различение, которое прежде было заданное культуре, оказалось сломанным и переведенным на другое. Выработана было какая-то несколько иная единица, в которой мы начинали жить и действовать. Это, пожалуй, третья вещь.

А теперь бы я прикинул в основном для вас и для себя, как эти черты живут сейчас, живут, скажем, во мне, в тех, с кем я работаю, либо просто это абстракция, которую привел в порядке исторического экскурса. Ведь совершенно очевидно, что когда происходит взрыв, то здесь это действие очень сильное. Чем дальше уходит, в данном случае по времени, тем это действие ослабевает. И, как мне кажется, это ослабевание по всем трем характеристикам произошло. Каким образом? Вот исходная логика.

Гносеологический подход. Мне кажется, что здесь это ослабевание происходит за счет того, что сворачивается уже в определенные контрнаучные исследования и какого-то нового большого импульса не происходит. Мы в этом смысле как бы проедаем исходный капитал, хотя, может быть, здесь и имеются какие-то ресурсы. Может быть, кто-то из вас сейчас произведет другой взрыв – макро, микро – я не берусь судить.

Вторая вещь – это особое этико-действенное отношение к действительности. Понимаете, здесь невероятно сложная проблема, которая состоит в том, что сейчас есть очень сильный конкурент или конкуренты. С моей точки зрения, конкурентами является вся та пена, я высказываю свое личное отношение, которая хлынула к нам по линии рынка, свободных отношений и т.д. и т.д. И здесь, мне кажется, впервые возникает серьезная проблема для методологов, если они методологи, кстати, как в этой борьбе выиграть.

И, наконец, третье – это определенный склад, как я говорил, идеального и практического, когда идеальное вырабатывается для практического как какая-то исходная установка.

Мы много говорили, многократно фиксировали, что должны появиться некоторые науки нового типа. Но, по-моему, пока еще мы с этим делом не совладали. Сумеем или нет – это второй вопрос.

Я, наверное, закончу. Следовательно, основная моя мысль была и основная модель, на которой я строил свои рассуждения, что сейчас, как мне представляется, необходим какой-то новый серьезный взрыв, поскольку вроде бы мы в каком-то смысле исчерпали (хотя я понимаю, что можно двигаться дальше и дальше) тот заряд, который был заложен. Вроде бы, поскольку мы двигаемся в определенной традиции аномальных серий всеми присутствующими предзаданных своими собственными деяниями и действиями, вроде бы этот взрыв должен каким-то образом захватить эти три аспекта. Могут быть какие-то другие, каждый по-своему может выделить, но необходимость такая есть. Спасибо, я кончил.


В.М.РОЗИН

У нас есть ряд содокладчиков, если так можно сказать, поэтому я начну с них, а те, кто желает еще, прошу присылать записки.

Итак, я предоставляю слово В.Н. Садовскому.