Школа культурной политики стенограмма v-го методологического съезда

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   30

В.П.ЗИНЧЕНКО


Дорогие коллеги! Я никогда в жизни не был членом Методологического кружка, никогда в него не входил и никогда из него не выходил. Так я написал в анкете, которую мне дал Лев Петрович Щедровицкий. Но, тем не менее, я много об этом знаю и хотел бы поделится скорее какими-то обывательскими воспоминаниями.

Я, так же как и Георгий Петрович, выпускник философского факультета образца 53 года. И также у меня какие-то сомнения есть относительно этой даты 40-летия. Может быть и больше, а может быть и меньше, потому что у братьев Щедровицких, благодаря их очень милым родителям – Капитолине Николаевне, Петру Георгиевичу – всегда был открытый дом. Для этой скудной, нищей студенческой Москвы наличие квартиры с отдельной комнатой у Георгия Петровича, где можно было собираться, заниматься интеллектуальными безумствами, потом попить кофе, а когда надо и чего-нибудь покрепче. И вот на этих парах я там принимал участие в этих методологических посиделках. Но когда это вышло уже в какую-то официальную структуру – в Институт психологии Академии педагогических наук, где кофе нет и т.д., я перестал принимать там участие. Потом я учился опосредованно через своих учеников, которые проходили выучку в Методологическом кружке Георгия Петровича, а потом они ко мне попадали уже с тренированным интеллектом. И за это я приношу большую благодарность Георгию Петровичу.

И у меня есть еще одна интенция. Я с чувством глубокого, скажем так – глубочайшего отвращения прочитал статью какого-то юноши Голковского о шестидесятниках. Понимаете, это вообще невыносимая клевета просто! И меня даже потрясло, что с ним какие-то люди начали вступать в серьезную дискуссию.

Что это было за время? С одной стороны, оно все-таки было счастливым – несмотря на все эти ужасы, о которых нам Вадим Николаевич рассказывал: что там философия тихо скончалась и прочее. Но все же было, между прочим, потому что развитие философии приняло такой юмористический или иронический характер. Зиновьев, еще то ли первый курс аспирантуры, стоит несколько человек, 1949 год – абстрактные проблемы: интересно, почему в Советском Союзе засуха? А Зиновьев пожимает плечами и говорит: а 200 миллионов набрали воды в рот и не выпускают, оттого и засуха! Стали всех таскать. Кто-то настучал. Но, к счастью, в этой компании не было сопляков (а мы отличали себя от фронтовиков: мы называли себя сопляками, пришедшими из средней школы, в отличие от фронтовиков), потому что сопляки, наверное, не выдержали бы. А эти тренированные ребята, они прошли СМЕРШ, когда каждого спрашивали, было это? Не было. Как не было? Ты же там стоял! – Если бы было, я бы первый пришел и сказал, раз я не пришел, значит не было.

Понимаете, нам же давали учебные пособия Зиновьев и Ильенков относительно того, как сдавать философию, историю ее. Мы же никогда в жизни не забудем определения идеального, потому что Ильенков говорил, что любовь – это половое влечение, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней. (Смех в зале).

У Георгия Петровича чувство юмора меньше, он хорошо реагирует, но он порождал (я потом скажу) какие-то сентенции другого рода. Еще парочку я вам приведу.

Зиновьев: "Сущность человека – это такая совокупность человеческих отношений, которые человек в состоянии выдержать". (Смех). Понимаете, это же формировало определенное отношение к науке. А Методологическому кружку было тяжело. Они же себя, – и Грушин, и Щедровицкий, и Зиновьев, – они же себя называли диалектическими станковистами. И вот эти диалектические станковисты, а вовсе не Московский методологический кружок 40 лет назад, а может быть 40 лет с лишним, – они и образовались. Но все эти диалектические станковисты, они ведь шли по модели советской песни: они шли на Одессу, а вышли к Херсону, и каждый вышел к своему собственному.

А теперь – трудности. Слушайте, напечататься тогда – это же было невероятно. Я помню, первую статью Георгий Петрович опубликовал в журнале "Языкознание", какой он был счастливый! Он задарил редакцию какими-то конфетами, цветами, вином, он своих друзей собрал. А я просто посочувствовал ему и познакомил его с таким великим чудаком-психологом Петром Алексеевичем Шеваревым.

И Шеварев просто с ним замучился, он был пожилой человек, у него была старая, древняя подготовка, гимназическая, знал древние языки, и он не мог представить статьи Георгия Петровича в доклады Академии педагогических наук, не прочитав его материал. И он на каждую статью в 7-8 страниц, правда там Георгий Петрович лукавил, он делал большой объем за счет петита, и Шеварев с каждой статьей мучился, но опубликовал целую серию его статей. А главный редактор журнала, гений нашей отечественной психологии Лурье, он меня как-то пригласил и сказал: слушай, Володя, скажи своему приятелю, что чем меньше он будет публиковать статей в Докладах Академии, тем будет лучше мне и ему самому. Потому что никто ничего не понимает. И начались претензии к Александру Романовичу.

Теперь серьезно. Я ведь говорю не о Кружке, а о личности Георгия Петровича. Он всколыхнул среду в академической психологии. Там был секретарем партбюро Института психологии Питирим Иванович Размыслов, говорил, что в большой аудитории Института психологии он поносил Выготского, а на антресолях сидит Юрий Щедровицкий и говорит: клевета. Это вообще было потрясение. Стали искать, где Щедровицкий работает. Это ведь было вообще потрясением.

И тут я должен вспомнить старое поколение наших психологов, которые помогли выжить этому методологическому движению.

А.В. Запорожец, выдающийся детский психолог, говорил мне, когда я к нему обращался с этим вопросом: никогда не становись в этот далекий методологический мост, дырявый методологический мост. Зачем тебе это надо? И вот с таким отношением к методологии он организует Институт дошкольного воспитания в 1961 году и приглашает на работу по моей просьбе, под моим давлением Георгия Петровича. А у меня был тогда период, который я называю "между двух жен", а семья бездетная, и я ходил к своему учителю обедать, и все наши беседы того периода сводились к его "плачу Ярославны" по поводу Георгия Петровича. Он говорил: я его уважаю, я его очень люблю, он очень талантливый. Но причем здесь институт дошкольного воспитания? Мне надо решать проблему, как сажать детей на горшочек, а он со своими методологическими безумствами. Володя, ты его вытащи от меня, забери его, ради бога. Я ведь никогда ему не скажу, что он должен уйти из института.

А я тогда сыграл в почтовый ящик. И там был директором ныне покойный академик В.П.Семенихин и Д.П.Панов, начальник теоретического отдела, отдел психологии сделали и решили сделать отдел логики и методологии. Я говорю: есть кандидатура – А.А. Зиновьев. А над ним уже сгущалось и в университете, и в институте. Семенихину Зиновьев понравился. Все. ГБ не пустило. Туда же пытались и Георгия Петровича. ГБ не пустило. Может быть это к лучшему, а так бы он просидел долгое время в этом почтовом ящике. Туда В.Н.Садовский пришел и образовал там соответствующую лабораторию.

Так что те времена были суровые. Меня интересует еще один вопрос, на который, я думаю, Георгий Петрович ответит, если не слукавит. Когда мы говорили о протестантизме и даже о религиозности, то аналогичные мотивы звучали и в выступлении Вадима Николаевича. Речь идет о бескомпромиссности Щедровицкого. Также и Юдин, безвременно от нас ушедший, которого тоже надо вспомнить, он очень хорошо, Юра, охарактеризовал тебя. Он говорит: это безаппеляционность, бескомпромиссность. Ему никогда нельзя давать административной власти.

Вот так и вышло, что у Георгия Петровича административной власти никогда не было. Она идет на добровольных началах.

Юдин говорил: да нет, Володя, Щедровицкого нельзя назвать человеком безнравственным ни в коем случае. Для него категория "нравственности" в принципе не существует.

И вот это, между прочим, как-то вызывало обострение отношений даже с людьми, которые к нему замечательно относились, с уважением, и которые ему помогали много и делали для него. Но я помню, некоторые из учеников – они как-то его поднимали, поднимали. Я помню, как на Киевском съезде психологов одна дама (она еще хорошенькая была) выступает вот с таким сюжетом и говорит: точно так же, как Маркс и Энгельс открыли законы развития и существования общества, так Георгий Петрович Щедровицкий открыл законы развития и существования мышления. Бедные хохлы аж крякали (смех, оживление в зале) от этого удивления, от возмущения этого. И я, несмотря на всю свою большую дружбу и привязанность к Георгию Петровичу Щедровицкому, на коленях умолял нашего общего друга Давыдова (я удивлен, почему Васи здесь нет, он должен был бы прийти и тоже рассказать, как ему Щедровицкий крови попортил). Я его умолял, я говорил: Вася, не бери Щедровицкого в Институт психологии из этой его спортивной конторы, в которой он там был под Москвой. Я говорю: через три месяца у тебя в Институте будет атмосфера скандала, иначе он не сможет. Ну, там до скандалов не дошло, но в конце концов… В общем, сначала, по-моему, Давыдова выгнали (смех в зале), а потом уже Щедровицкого, и Виноградова, и всю ту компанию шестидесятников, которых Вася подгреб к себе скорее из дружеских отношений.

Поэтому за то, чтобы вот эти участники, организаторы еще, может быть, одно или два десятилетия праздновали вот эту дату – юбилей Методологического кружка. За здоровье.

(Аплодисменты)


В.М.РОЗИН

У нас осталось 15 минут до перерыва. Кто хочет еще выступить? Минут по пять. Нет желающих? Ну, раз – нет желающих, два – нет желающих, три. Тогда сделаем перерыв.


(Перерыв)