Geum.ru

Школа культурной политики стенограмма v-го методологического съезда

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   30

О.И.ГЕНИСАРЕТСКИЙ


Между прочим, это зависело от того, когда вас сажали на председательское место. Когда сажают в аудитории Щукинского института на председательствующее место, и вы вынуждены вести собрание, где в качестве рядовых участников будет Георгий Петрович, вы говорите, не родившись.


А.А.ТЮКОВ

Вот таков свободный Рим, которым был Московский методологический кружок.

Пожалуйста. Вы сами назовете ваш доклад?


О.И.ГЕНИСАРЕТСКИЙ

У меня три мотива моего выступления, вернее, факта того, что оно здесь происходит. Во-первых, сегодня еще одна годовщина, сегодня 75 лет со дня роспуска Учредительного собрания, и лучший способ отметить это событие – это принять участие еще в одном собрании, в надежде, что матрос Железняк не появится из той двери довольно скоро.

Во-вторых, я никогда не принимал участия ни в каких съездах, вообще ни в каких, и мне это интересно просто из чисто жанровых соображений: а как, собственно, происходит общение и, я надеюсь, мышление в таких для меня экзотических обстоятельствах?

А в-третьих, я хотел бы обратить внимание уважаемых участников этого Съезда на одну сторону дела, которая, на мой взгляд, еще не получила достаточного осмысления, хотя многое определяет в судьбах этого дела и в его будущем в том числе. Я имею в виду то социологическое изменение вопроса, которое связано с тем, что мышление и деятельность развивались здесь в условиях очень определенной социологической и социальной реальности, а именно реальности коммунитарной, как я называю, общинной, общностной, точнее говоря. Только в последнее время в каких-то публикациях С.В.Попова мне встречалось некое прямое обращение к типологии различных социальных реальностей, в частности отделения этой коммунитарной, групповой реальности от формальных организаций, от личностного, межличностного общения, от культуры, как особого типа социальной реальности, и т.д. Для меня это очень важная позиция, что есть типологически разные социальные реальности, и мысль и деятельность одного и того же предметного содержания и одних и тех же человеческих качеств совершенно по-разному реализуют себя и осуществляют, скажем, в университетско-академической организованной структуре, где есть правила, есть конвенция, соответствующие юридические процедуры и т.д., – или, например, в небольшой группе, или в группе, выросшей в движение.

Я хочу поделиться некоторыми своими размышлениями о возможностях движения мысли в таких общностных, коммунитарных средах. Мне кажется, методологическое сообщество, насколько я осведомлен о его делах, находится как раз на перепутье в том отношении, что тот способ противостояния, который был навязан просто обстоятельствами нашей жизни. Общинность, вот эта неформальность была вынужденным способом жизни, выживания в довольно жестко организованных структурах, формальных прежде всего организационных, при слабом, слабом фоне культуре, как отдельного чего-то, к чему можно обращаться безотносительно ко всякой социологии.

Сейчас вслед за институализацией всего этого дела, и очень часто таких форм, как съезд, развилку я вижу в том, что есть отдельная дорога, которая называется профессионализацией. Раз возникает учебная структура, Школа культурной политики, всевозможные методологические университеты и прочие педагогические машины, то они уже рано или поздно, лучше рано, чем поздно, будут выдавать соответствующие дипломы. И в принципе как бы эта линия движения идет в возвращение в формальные организационные структуры, ибо быть профессионалом – значит, иметь статус в определенной социальной системе, в определенной организационной структуре.

Каков же действительно магистральный путь развития этого дела, спрашиваю я, не давая никакого ответа, хотя сам лично, поскольку я говорю о коммунитарных, или общностных формах мышления и деятельности, скорее, склонен к этому, может быть, в силу некоторых личных черт характера или в силу своей профессиональной и интеллектуальной судьбы. Что для меня важнее всего в этой коммунитарной форме организации мысли и деятельности? Это то, что здесь все социальные и профессиональные интеллектуальные связи существуют вне конвенциально принятых правил. Чем же они регулируются? Они регулируются тем, что на языке социологии (тут я должен быть вынуждено краток) называется тремя такими словами, как традиции, институты и исторические функции. В сущности говоря, это один и тот же объект, одна и та же реальность. Но институты говорят о структурном аспекте этого дела, таких точках зрения, более-менее устойчивых узлах. О традициях говорят по отношению к процессу. А структура и процесс – это одно из основных противопоставлений системного подхода. И, наконец, это противопоставление нивелируется категорией функции, которая как раз репрезентирует в социологическом горизонте реальность социально-исторического действия.

Что важно для меня? что в условиях общности и в условиях коммунитарных структур эти институты, традиции и исторические функции как бы реализуются исторически. И вот тут вторая развилка, которая всегда ставила нас по разные стороны того толстого, но прозрачного стекла с Георгием Петровичем, потому что Георгий Петрович говорил так: действуй безотносительно к содержанию. Когда я звонил ему: как действовать? Он говорил: безотносительно к содержанию. Я же говорю в данном случае о том, что сами традиции и институты, их способом существования является быть в форме содержания, то есть реализовываться тематически. Тут есть еще одна чисто стилистическая развилка. Дело в том, что в составе этих стилистических интонаций действия каким-то загадочным и странным образом сочетаются какие-то две вещи несовместные. С одной стороны, явный авангардизм стиля мыслей и действий. В сущности, этот стиль 60-х годов – повтор 20-х годов этого стильного авангарда. И то, как себя вели на методологических собраниях и кружках люди, ничем не отличалось от того, как вели себя художники в горкоме графиков или на бульдозерной выставке, это определенный способ расположения себя в мире, в культуре по отношению к людям и т.д. Вспомните Маяковского и вам все станет ясно.

Но, с другой стороны, когда мы сегодня с такой легкой ностальгической интонацией вспоминали редко произносимые в этом зале имена основоположников, то я как бы добавил еще одну вещь, крайне для меня существенную. Как бы то ни было, но в условиях такого вакуума гипокультурного, а, с другой стороны, идеологического прессинга, Маркс был носителем классической мысли. Он был классиком не в смысле марксизма-ленинизма, а просто поскольку одна из составных частей марксизма – классическая немецкая философия, то прочесть 13 раз "Капитал" означало 13 раз, пусть и в искаженном виде, но все-таки прильнуть к некому корпусу классической мысли, и в этом смысле расти в ее составе.

И вот, как образовалась эта гремучая смесь такого странного, скрытого, латентного классицизма, идущего от преодолеваемого "Капитала" и вот этого жесткого авангардистского стиля действия? Как дальше развивалась вся эта система разрыва при условии, что все здесь существует для общности в непосредственной тематической норме? Я вижу четыре разрешения, которые сейчас наметились, и в этом смысле эти четыре хода определяют возможные пространства ветвления сценариев развития.

Первое. Быть в форме содержания – это в некотором роде такое методологическое подсознательное, потому что поскольку человек самого себя не отличает и в этих институтах, функциях, и традициях себя ориентирует, то в некотором смысле эти тематизмы абсолютно прозрачны. Они легли коллективно. Человек не может за них никак зацепиться, вытащить отсюда себя за волосы.

Ну вот, в качестве одного разрешения с этим методологически бессознательным можно назвать такую стратегию, которую я имею как гуманитарную информатику. То есть чем отличается профессионально подготовленный человек в нынешней ситуации от того, что было когда-то тогда? Он отличается осведомленностью о том, что происходит в гуманитарной науке, в мире, в стране, в Москве и вообще вокруг. Именно осведомленность. То есть нужно просто знать координаты тех концепций и программ, которые где-то достаточно признанными людьми разрабатывались.

За осведомленностью, может быть, последует привлекательность, ну а потом, если будет привлекательность, понадобится доступность. Но, вообще говоря, это уже уход в какую-то специализацию, но в принципе, это координирование такого интеллектуального пространства с помощью чисто информатических вещей. Но, слава богу, сейчас это стало проще, поскольку столько журналов появилось и уровень осведомленности возрос. Я считаю, что эта гуманитарная информатика есть способ разрешения того, что тематизм существует в непосредственной форме, потому что эта осведомленность – достаточно мягкий способ ощущения того, что же за подвижки происходят.

Второе обстоятельство, что давало, дает и всегда будет давать только коммунитарные формы существования. Это, говоря языком одной из терапевтических школ, это инсценировано. Вообще ярко видно, я сам учился в техническом вузе, в жестких структурах всегда находился, и когда оставшись в этом сообществе на некоторое время, мог вот эту ошибку наблюдать – инсценированность мысли и незамкнутость ее ни на одном из персонажей, который в данный момент участвует в этом рефлексивно-коммуникативном действии. И потому некоторая осязательность ее, видишь как мысль или мыследеятельность, как она растет, движется, плывет и кристаллизуется и расплавляется как бы сама по себе, безотносительно к тому, что в данный момент эту функцию выполняет один, потом другой, один свое дело сделал, задал свои коварные вопросы и ушел пить чай. В это время еще час вокруг этого коварного вопроса идут разговоры. Потом кто-то еще идет пить чай и т.д. Вот, отслоенность мыследействия от реальных носителей составляла и составляет особенность этого гуманитарного группового способа действия и мысли.

Это тоже не уникальная черта, характерная для методологического сообщества. Дело в том, что групповые коммунитарные формы творческой жизни, – это черта нарастающая в XX веке. Вспомните Серебряный век, допустим. Это бесконечное перетекание людей из одного журнала в другой, из одного кружка в другой, участие в каких-то совместных тусовках, в каких-то программах. Важно, чтобы одновременно была сеть каких-то событий и каких-то узлов, а, с другой стороны, возможность плавно протекать по этим узлам и сетям куда-то. Но здесь в силу некоторой жестокости рефлексивно-коммуникативной вот это качество программированной и инсценированной мысли, оно очень выпукло и явно имело место быть. Надо сказать, что ни в формально организованных структурах, ни в личностных или безличностных формах сообщения, ни в инкультурациях, которые... Условными персонажами культура происходит, это качество не реализуемо. Оно, в принципе, принадлежит только сообществам или группам только такого вот среднего уровня мысли своего масштаба. Но для тех, для кого, скажем, дороже не производить методологический продукт формальным путем в каких-то оргструктурах, а участвовать в отлове и переживании этих событий и мыслей, конечно, всегда вот эта инсценирующая способность гуманитарных сообществ останется дороже всего.

Третья линия движения к коммунальности. Она связана с тем, что, конечно, хотя институты, традиции и все прочее существует в тематической форме, но это не постоянный тематизм, который однажды и от века где-то зафиксирован. То есть это не платоническая точка зрения, ибо происходит процесс антропологического синтеза и меняются схематизмы сознания и поведения, меняется основной репертуар аксиоматических состояний, которым самосознание наделено, и в результате то, что раньше, на каком-то предыдущем этапе существовало как раз в форме содержания, было прозрачным и потому не виделось, здесь приобретает форму событий и состояний, с которыми сознание вполне может технически работать. То есть они переменчивы. Очевидности и произвольность сознания и произвольность очевидности воли – они переменчивы. Антропологические прототипы в процессе антропологического синтеза меняются. Это, конечно, радикально отличает тот платоновский классицизм от уже авангардистски проработанной ситуации, и потому эта позиция антропологического синтеза требует уже какого-то другого отношения при сохранении способности инсценирования. Этим другим отношением, на мой взгляд, является очень сильная практика, которая в психологической и психотерапевтической литературе получила название автопоэзиса, практика, в которой каждое событие личностного роста сочленяется с событием предметной, творческой или проектной, познавательной или какой-то иной деятельности.

И вот тут мы приходим еще к одному важному повороту, на котором я, может быть, и остановлюсь. Одна из коллизий, в том числе нравственных, в истории движения, скорее даже ценностных, а не нравственных, была связана со статусом персональных, личностных реальностей в пространстве и в процессе методологической работы. Юлиус Николаев (?) предложил такой неологизм – макробы, по аналогии с микробами. Микробы – это существа, которые меньше человека, а макробы – это большие существа, в большом Космосе существующие.

Как мне моя интуиция подсказывала, и я ей остаюсь верен, машина под названием методология штамповала макробов, как бы делали людей больше самих себя, и с большевистской прямотой, свойственной Георгию Петровичу, он говорил, что "зря ты хочешь быть личностью, Вадим, ты функция в нашей машине и как функция ты ценен, как функция ты нам нужен и себе, и тебя в этом качестве знают, и в этом твое будущее. Как только ты из машины в качестве функции выпадаешь, так ты уже никто". И тут он был действительно прав, потому что методология обладает таким качеством, как депрофессионализация, это одна из тайных сторон ее социального бытования, потому что она депрофессионализирует всех – от выпускников МФТИ до техника, все становятся методологами, и, как правило, теряя те структуры профессионализма, которые были заложены.

В этом смысле Георгий Петрович был прав, предупреждая Вадима Марковича, что не надо переставать быть функцией. Но шутки шутками, а за этим действительно стоял и стоит неотвеченный вопрос о статусе личностных реальностей в этом пространстве работы. Я не собираюсь его разрешать в чью-либо пользу, тем более здесь что-то говорить на эту тему.

Я хочу сказать, что, с другой стороны, еще один парадокс породила эта практика рефлексивно-коммуникативного инсценирования. Это уже связано не с увеличением человека, а скорее с его уменьшением.

В гуманитарной психологии существует такая техника, работа, меня крайне интересующая сейчас, с частями личности, то есть единицами меньше личностного целого. Суть дела здесь состоит в том, что в условиях постмодернистской культурной ситуации прямыми культурно-творческими и смыслотворческими функциями наделяется не личностное целое, а как раз различные субличности. Таковыми частями могут быть мельчайшие события внутренней жизни, а не какие-то отдельные способности или даже подспособности.

Мне кажется, это обстоятельство создает некий потенциал, высвобождает, вернее, огромную потенциальную энергию для того, чтобы затем в межличностных коммуникальных формах вообще что-то происходило. То есть личность освобождается от своих прямых смыслотворческих и культурно-творческих функций именно как функций, этими функции награждаются какие-то субличности, и тем самым освобождается энергия целого для того, чтобы процесс инсценирования мог проходить. А что в нем случается, собственно говоря? В нем и случаются те события риска (?), о необходимости которых так много и так успешно говорил, а иногда и делал это, Мераб Константинович Мамардашвили. То есть в рефлексивно-коммуникативном инсценировании мы имеем возможность с помощью какого-то, совершенно непонятного увеличительного стекла или прибора, регистрировать то, что никому из нас не принадлежит, ­события, происходящие в собственном мире мышления, в мире смысла, в мире культуры, или любом другом.

И здесь последняя позиция, о которой я хотел упомянуть. Будущее гуманитарных форм мыследеятельности (это моя личная точка зрения, может быть, даже и пожелание всего-навсего, и греза) состоит в том, что виртуальные общности складываются, возникают, вспыхивают вокруг виртуальных событий, мыслей, для разрешения которых они образуются. В этом смысле ни формальные организации, ни культура как нормализованная какая-то смысловая среда не являются пространством, в котором гуманитарные формы сознания, мысли будут двигаться.

Одним словом, пространство, в котором предстоит жить тем, кто, может быть, назовет себя методологом, стало гораздо более широким и свободным.

Благодарю вас за внимание.


А.А.ТЮКОВ

Спасибо. Итак, та самая Наталья Кузнецова – "Методолог в зеркале времени".