Школа культурной политики стенограмма v-го методологического съезда
| Вид материала | Документы |
- Программа дисциплины «Менеджмент культуры» для направления 031400. 62 Культурология, 330.18kb.
- Петр Щедровицкий, создатель Школы культурной политики Культурная политика: предпосылки, 89.99kb.
- Концепция развития культуры в свердловской области (2012 2020 гг.), 1678.29kb.
- С. Н. Горушкина Традиционная народная культура в медиапространстве России: о механизмах, 181.72kb.
- Российская Академия Художеств Стенограмма Международного научно-методологического семинар, 772.93kb.
- Общие вопросы культурной жизни, 2245.66kb.
- Общие вопросы культурной жизни, 1805.23kb.
- Общие вопросы культурной жизни, 1103.19kb.
- Доклад Н. С. Хрущева «О культе личности», 2958.05kb.
- Пятая политическая ментальность, 1084.82kb.
В.С.ШВЫРЕВ
Уважаемые коллеги! Я принадлежу к тому поколению, к которому принадлежат выступавшие передо мной Никита Глебович [Алексеев] и Вадим Николаевич [Садовский]. Если опираться на ту, по-моему, очень удачную, схематизацию, которую привел в своем выступлении Вадим Николаевич (он говорил о трех группах), мы принадлежим, очевидно, ко второй волне третьей группы. Такие люди, как Георгий Петрович, как Борис Грушин, как Александр Александрович Зиновьев, вероятно, принадлежали к первой волне этого движения методологического. Я здесь вижу очень много молодых лиц, которых я, к сожалению, не знаю, и это очень хорошо. Но, с другой стороны, это создает какую-то сложность для наших выступлений, потому что очень трудно передать тот колорит, колорит того менталитета, который существовал в ту пору.
Здесь уже высказывался целый ряд интересных соображений о том, что двигало этим движением, людьми, принадлежавшим к движению, как, как говорится, дошли до жизни такой. Но я хотел бы подчеркнуть одну вещь, которая может показаться не очень характерной для этого направления. Но мне лично представляется, что она играла исключительно важную роль в мотивации нашего, по крайней мере, поколения. Это связано вот с чем. Выступавшие до меня говорили о том положении, в котором находилась тогдашняя философия вместе со всем блоком гуманитарного сознания. И здесь был один момент, кроме чисто идеологических моментов, которые сейчас всем очевидны: профанирование той же философии, ее кошмарная идеологизация, причем на ужасно примитивном уровне.
Но все это сопровождалось еще одним важным феноменом, который и мы, и молодое поколение на собственной шкуре ощутили в силу развития определенных закономерностей нашего общества. Это какое-то редкое отсутствие конструктивности, неумение работать, внутренняя расхлябанность и безответственность всех вот этих официозных слоев. Я хорошо помню, как на одном заседании ученого совета очередном Георгий Петрович сказал кому-то из наших: "Как эти люди не умеют работать!"
И вы знаете, отталкивание этой атмосферы, мне кажется, было одной из важнейших мотиваций данного движения. И эта мотивация определяла очень многое. Она определяла отношения внутри вот этой группы людей. Она определяла стиль работы, подхода.
Вот как она могла, скажем, быть связана с содержательными идейными выборами? Здесь Вадим Николаевич очень хорошо, по-моему, сказал, подчеркнув роль других, параллельных решений, движений, возглавляемых Эвальдом Васильевичем Ильенковым, и других. И все-таки в том движении, к которому я имел честь тогда принадлежать (я без всякой помпы об этом говорю, это для меня одно из самых замечательных явлений в жизни), одним из моментов характерных вот этой мобилизованности, собранности внутренней, критичности и т.д., состоял в том, что задавался определенный выбор вот этих идейно-содержательных ориентаций, состоявших все-таки в том, что это движение стремилось не просто приобщиться к философской культуре, развить какие-то имеющиеся традиции. Оно ставило перед собой очень важные, очень ответственные задачи исследования самого реального объекта, того, что дальше стало называться мыследеятельностью, познавательной деятельностью.
Вот как раз между прочим на этом фоне, в поле этого содержательного выбора и происходил определенный спор между вот этим течением и, скажем, течением, к которому принадлежал Эвальд Васильевич Ильенков. И я хотел бы, несколько дополнить выступление Владимира Николаевича, который хорошо дал общий абрис всего этого движения тогдашнего на факультете, подчеркнув, что это не было идеологическое движение. Мы жили в очень суровой обстановке не только в плане противостояния официозной философии, но и в плане достаточно жестких споров в этой среде, в частности, споря с тем направлением, которое представлял Эвальд Васильевич.
Конечно, это были споры совершенно другого уровня. Но они были. Были споры и внутри, и довольно напряженные споры внутри самого этого движения. Здесь мне не хотелось бы, чтобы создалось такое впечатление идилличности идейной атмосферы внутри этого движения. Эти споры были достаточно суровы, достаточно решительны, но они опять-таки были ориентированы вот на тот стиль сознания, о котором я говорил выше. Это очень большая требовательность к себе, большая требовательность к оппоненту, чувство ответственности перед делом. Вот это хотелось бы подчеркнуть.
И я думаю, что если говорить о мотивациях, о той подготовке духовной, которая для нас, тогда еще молодых людей, оказала исключительно большое влияние на всю нашу жизнь, то здесь вокруг этого все это вертится. И здесь я хотел бы, конечно, подчеркнуть большую роль в создании и поддержании этой атмосферы Георгия Петровича. Поверьте мне, я говорю это совершенно без всяких ссылок на моменты праздничности, возраста и прочего. Это действительно чистая правда. Его динамизм, его безусловная харизматичность, его требовательность к себе и к другим, сочетавшаяся с очень большой степенью заботливости к нам, а ведь в общем-то разница была в каких-то несколько лет. Однако я совершенно согласен с тем, что говорил здесь Вадим Николаевич о том, что мы в нем видели не просто старшего товарища, а видели в нем учителя, человека, который в жизненном плане всегда выступал как какая-то поддержка, но как требовательная поддержка.
Еще несколько слов относительно идейно-содержательной ориентации этого направления. Я здесь не совсем согласен с категоричностью утверждения Вадима Николаевича (может быть, я его не очень правильно понял), когда он сказал, что дескать диссертация Зиновьева, а особенно, я считаю, это некорректно по отношению к работе Грушина, что она не имела отношения к марксизму. Я считаю, что так нельзя сказать. Покойный Мераб Константинович Мамардашвили, кстати, в одной из самых последних своих статей говорил о том, что для него Маркс имеет значение не как эксплицитно выражающийся идеолог и формулирующий какие-то вещи, а прежде всего как человек, к творческой лаборатории которого он становится как-то сопричастным. И, в общем-то, такой же ориентации были эти исследования. Они были действительно очень далеко от типичного, традиционного, официозного восприятия марксизма "на ура", но то, что они где-то ориентировались на реальные процессы деятельности, познавательной деятельности, которые были связаны с "Капиталом", в связи с реальной традицией марксизма, – это безусловно. И вот эту традицию продолжали.
Понимаете, ведь здесь нужно еще учитывать (это уже говорили выступавшие до меня), на что мы собственно могли опираться? Ведь сложность нашего поколения была в том, что мы действительно толком не знали истории культуры, истории философии. Но мы пытались опираться на определенную традицию марксизма в хорошем смысле слова. Так вот в рамках освоения этой традиции были две ориентации: одна ориентация Эвальда Васильевича Ильенкова, связанная с тем, чтобы действительно писать Карнапа, Витгенштейна с маленькой буквы, и как-то противопоставлять эту линию сознания марксистского мышления всей научной культуре.
Ориентация того типа движения, который был здесь, – она состояла прямо в противоположном. Пытаясь через то, что было научного в марксизме, подойти к каким-то проблемам развития мировой научной культуры и поставить эти вещи в связь с развитием науки вообще, не акцентировать внимание на том, что, скажем, у Маркса исследовались специфические вещи, связанные с построением системы организмического типа и т.д., а смотреть, как эта проблематика выступает на широком фоне, начиная с античности через науку нового времени и т.д. Вот этот широкий охват без предвзятости какой-то, изначальной, парадигмальной, мне кажется, он в значительной мере и предопределил то, что было успешного в работе. И я здесь покривлю душой, если скажу, что, на мой взгляд, некое заклинивание на определенной парадигмальности более позднего времени, оно эти возможности конструктивные несколько понизило. Это мое личное мнение, я не претендую на абсолютную истину. Но этот момент широкого, непредвзятого охвата, ориентации на реальность (реальность – в самом широком смысле), которая должна мотивировать, должна подталкивать исследования, соответствующая этика научной работы, взаимоотношения в научном коллективе – мне кажется, все это те несомненные и непреходящие ценности, которые, повторяю, лично я, хотя я уже в последующем десятилетии отошел от такого, в парадигмальном плане, деятельностного подхода, они предопределили, заложили какие-то... ну, если я сделал что-то хорошее, то в значительной степени благодаря тому, что это было заложено в те годы.
Благодарю за внимание.
В.М.РОЗИН
Спасибо. Слово предоставляется Владимиру Петровичу Зинченко.