А. В. Карпов (отв ред.), Л. Ю. Субботина (зам отв ред.), А. Л. Журавлев, М. М. Кашапов, Н. В. Клюева, Ю. К. Корнилов, В. А. Мазилов, Ю. П. Поваренков, В. Д. Шадриков

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 58

ЛИТЕРАТУРА

Ильичева И. М. Введение в психологию духовности: учебное пособие. М.: Московский психолого-социальный институт, 2006. — 349 с.
Ильичева И. М. Духовность в зеркале философско-психологических учений (от древности до наших дней). М.: Из-во Московского психолого-социального института. Воронеж: Издательство НПО «МОД, 2003. ЭК», 2003.
Ильичева И. М. Духовность как психологическая проблема: телоэти-ческие и эмпирические аспекты исследования. М.: Прометей, МПГУ, 2002. 1905 с.
Ильичева И. М. Духовный рост личности: теоретические и методические вопросы организации работы по стимуляции духовного саморазвития студентов, Коломна, 2002.

5. Зеленский Н. В. Нравственное воспитание школьников, М. 2007.

С. Ю. Исаев, А. В. Варенов

Трудовая и игровая деятельности: критерии дифференциации

Наука в качестве отрасли человеческого знания отличается прежде всего тем, что оценивает, рефлексирует существующие знания и способы их получения. Поэтому обычным делом в науке является пересмотр и корректировка научных теорий, положений. В настоящей работе предпринята попытка обратить внимание научного сообщества на существующий в российской психологии подход к рассмотрению предмета психологии труда. Авторы данной работы предполагают, что предпринятая ими рефлексия позволит продвинуться в направлении понимания и объяснения поведения субъекта труда и в конечном итоге окажется полезной в практическом применении.

Обратившись по причине должностных обязанностей, профессиональной подготовки и научного интереса к анализу поведения субъекта на рабочем месте, мы пришли к выводу, что при исполнении служебных обязанностей работники далеко не всегда заняты трудовой деятельностью — работой, — даже в то время, когда выполняют трудовые операции.

Разностороннее изучение этого вопроса привело нас к мнению о том, что в психологии труда недостаточно четко прописан предмет ее изучения. В данном случае мы имеем в виду, что общепринятые, традиционные определения предмета психологии труда, трудовой деятельности и игры не отражают всей специфики собственно трудовой деятельности — труда (работы), — не задают критериев, позволяющих уверенно диф -ференцировать эту деятельность от других видов активности индивида.

В результате при исследовании поведения субъекта труда психологи (и другие специалисты) зачастую могли изучать различные сущности (феномены), скрывающиеся под внешне схожими поведенческими актами индивида, а результаты исследований относить к одной категории.

Мы считаем, что при изучении поведения субъекта труда в процессе выполнения им функциональных обязанностей следует строго дифференцировать как минимум трудовую деятельность (работу) и игру. Приведем обоснование своей точки зрения.

Несмотря на достаточно серьезно разработанное направление анли-за профессий, различные подходы к разработке профессиограмм, психограмм, мы не встречали в литературе описания критериев, которые бы позволили отделить собственно трудовую деятельность (работу) от какой-либо другой формы активности субъекта. У нас сложилось мнение, что при анализе трудовой деятельности имеет место латентная аксиома (сильная латентная гипотеза) примерно следующего содержания: «Все действия, которые субъект труда производит в процессе работы, — являются трудовой деятельностью». При таком положении дел гипотезы о том, что поведение субъекта труда при реализации трудовых операций может скрывать под собой психологическую структуру отличную от той, которая соответствует структуре трудовой деятельности, просто не появляются. Мы считаем такое положение дел некорректным с точки зрения и эпистемологии, и методологии.

Тщательный анализ поведения субъекта труда при реализации трудовых операций (работе) привел нас к выводу, что часто «работа» может производиться субъектом с психологической структурой, соответствующей игре. Соответственно это ставит вопрос о необходимости введения критериев, которые позволяли бы дифференцировать действительно трудовую деятельность и игру.

В результате исследований и анализа мы выделили ряд критериев, позволяющих, на наш взгляд, различить игру и работу (трудовую деятельность) с точки зрения психологической составляющей. На данный момент мы придерживаемся мнения, что для строгой дифференциации игры и работы необходимо учитывать все критерии, каждый из которых вносит свои особенности в психологическую структуру игры/работы, говоря другими словами, — точный диагноз можно поставить только на основании синдрома. Мы не считаем выделенный нами перечень критериев исчерпывающим и будем рады обсуждению этой тематики, появлению новых критериев и новых точек зрения.

На данный момент мы выделили следующие критерии:

Цель активности.
Вероятность достижения конечного продукта.
Особенности конечного продукта.
Наличие самостоятельных этапов и промежуточного продукта.
Личностную включенность субъекта.
Возможность оптимизации активности.

Мы считаем, что обращение внимания к теме выделения критериев трудовой деятельности и ее дальнейшая разработка будут полезны не только с научной точки зрения, но прежде всего с точки зрения практического использования. В настоящий момент психологическая теория не может в полной мере удовлетворить запрос специалистов по персоналу и работников кадровых служб на предмет качественного подбора специалистов и на построение действенных систем мотивации сотрудников. В данном случае наша уверенность базируется на гипотезе о том, что склонность субъекта к реализации активности по типу работы или по типу игры носит устойчивый характер и может быть диагностирована. А это позволит давать более полезный с практической точки зрения прогноз на поведение сотрудника на рабочем месте — предпочитает сотрудник работать или играть.

Специально отметим, что мы не маркируем игру как негативное направление реализации активности субъекта. Этот вид активности не только полезен, но и необходим и в ряде профессий, и в ряде ситуаций. Мы стремимся к тому, чтобы и в вопросе изучения профессий, и в вопросе подбора и расстановки кадров у соответствующих специалистов появилось более четкое представление о том, в какой профессии, на каком рабочем месте какой тип активности более уместен. Ну и в соответствии с этим строить свои действия... либо по типу работы, либо по типу игры.

В. Г. Калашников

Контекстный подход как методологический проект в психологии

Как известно, психологическое познание реализуется посредством категориального аппарата, состоящего из наиболее общих, не сводимых к другим (и не выводимых из других) понятий. Вхождение в науку новых методологических категорий всегда отражает и венчает собой процесс переосмысления самого предмета исследования, выявления в нем новых аспектов, смещение акцентов, разработку соответствующего новому пониманию исследовательского инструментария. В этой связи на статус новой психологической категории может с полным правом претендовать понятие «контекст», о чем А. А. Вербицкий писал еще в начале 1980-х гг. в ходе разработки контекстного подхода к образованию, и приведшего к формированию соответствующей научной школы (А. А. Вербицкий, Т. Д. Дубовицкая, Н. В. Жукова, В. Г. Калашников, И. Н. Рассказова, О. И. Щербакова и др.). В настоящее время контекстный подход вышел за рамки педагогической психологии и выступает как общепсихологический методологический проект. Его зарождение стало закономерным результатом эволюции понятия «контекст» в гуманитаристике.

Вероятно, приоритет в постановке вопроса о собственно психологическом контексте принадлежит отечественной науке, поскольку, судя по всему, первым употребил соответствующее выражение В. Н. Во-лошинов в 1929 г. [5]. Однако изначально это понятие появилось, разумеется, в лингвистике в начале XX в. Под контекстом понимается лингвистическое окружение данной языковой единицы, а также законченный в смысловом отношении отрезок письменной речи, позволяющий установить значение входящего в него слова или фразы. В последней четверти прошлого века к узкотекстовой добавилась «коммуникативная» трактовка, согласно которой под контекстом понимаются все условия употребления данной языковой единицы в речи (не только собственно языковое окружение, но и ситуация речевого общения) [12]. Таким образом, в языкознании постепенно был совершен переход от «натуралистического» понимания контекста как фрагмента материальной системы к функциональному, когда контекст трактуется как совокупность условий общения.

Во второй половине XX в. понятие «контекст», благодаря лингвистической философии, семиотике и методологии постмодерна с их подходом к миру как тексту, распространилось далеко за пределы языкознания. В психологии понятие «контекст» первоначально существовало также в рамках исследования текста и речи. Постепенно это перетекло в исследования семантических процессов. Так, С. М. Морозов раскрыл смыслообразующую функцию психологического контекста, рассматривая значение как фрагмент смысла, инвариантный по отношению к психологическим смыслообразующим контекстам, под которыми понимаются психические содержания [10]. В ходе специального анализа позднее Д. А. Леонтьев также пришел к выводу, что смысл явления определяется более широким контекстом, чем значение, и что оба эти феномена имеют контекстуальную природу [9]. Роль контекста в психологии также широко представлена в исследованиях когнитивной психологии (А. Андерсон, Р. Аткинсон, Дж. Бру-нер, Р. Клацки, П. Линдсей, Д. Норман, У. Найссер, И. Хофман и др.). В исследованиях Э. Е. Бехтеля и А. Э. Бехтеля была сформулирована контекстуальная теория опознания, в которой контекст понимается как «мемориально-когнитивный тезаурус», систематизирующий когнитивный материал [1].

В философии и психологии вслед за лингвистикой британской школы возникло направление, получившее название «контекстуализм». Контекстуализм в широком смысле — это своеобразный взгляд на мир, мировоззрение, декларирующее обусловленность любого явления контекстом его бытования и восприятия (Р. М. Лернер, Дж. Ма-цумото, Дж. Капрара, Д. Сервон, Д. Форд, С. Пеппер, К. Уилбер). В последнее время стали появляться философские работы, специально затрагивающие феноменологию контекста. Например, И. Т. Каса-вин рассматривает контекст в его широком значении как условия интерпретации культурных явлений и решения на этой основе познавательных проблем. Им выдвинута программа разработки понятия «контекст» в качестве философской категории и методологии контек-стуализма [8]. Понятие «контекст» применил к описанию человеческой психики философ Н. А. Никифоров, который мир индивидуального сознания рассматривал как «индивидуальный смысловой контекст». Согласно его пониманию, это «система взаимосвязанных смысловых единиц», которые используются человеком для интерпретации, наделения смыслом различных объектов [11]. Более подробно функционирование понятия «контекст» в лингвистике, психологии, а также философии рассмотрено в наших работах [3, 4].

А. А. Вербицким впервые было сформулировано определение психологического контекста как системы внутренних и внешних факторов и условий поведения и деятельности человека, влияющих на особенности восприятия, понимания и преобразования конкретной ситуации, определяющих смысл и значение этой ситуации как целого и входящих в него компонентов. При этом внутренний контекст — это система уникальных для каждого человека психофизиологических, психологических и личностных особенностей и состояний, его установок, отношений, знаний и опыта; внешний контекст — система предметных, социальных, социокультурных, пространственно-временных и иных характеристик ситуации действия и поступка [2].

Исходя из изложенного выше, следует отметить, что к условиям осмысления различных объектов относятся не только другие объекты, но и психические «механизмы», которые обеспечивают процессы связи воспринимаемого объекта с совокупностью других, выступающих для наблюдателя в роли контекста. Следовательно, контекст — это не только структура, каким он предстает по форме, это некоторая функциональная система, объединяющая все другие психические процессы и состояния в целях обеспечения соотнесения одного фрагмента информации с другими и порождения тем самым значения и смысла.

Чтобы контекстный подход соответствовал положению методологической базы исследований, он должен опираться на четкую систему принципов. К настоящему времени начата работа по формированию принципов контекстного подхода в психологии. Так, в исследовании Т. Д. Дубовицкой предложены следующие принципы использования контекста как инструмента психологического исследования:

принцип расширения контекста — рассмотрение психического явления в рамках «вложенных один в другой» контекстов, что порождает многомерность восприятия данного явления;
принцип взаимосвязи контекстов — любое исследуемое явление многоаспектно, поэтому невозможно рассматривать его в единственном контексте, все возможные его контексты оказываются взаимосвязанными;
принцип вариативности контекста — контекст — это гештальт (паттерн), структура которого меняется при смене точки наблюдения, поэтому исследователи сами выделяют различные контексты изучения психики [7].

К этому перечню можно добавить еще некоторые принципы:

принцип контекстной обусловленности — требование анализа психического явления в систематически учитываемых контекстах его существования (в психике) и изучения (в рамках различных концепций);
принцип системности контекста — контекст представляет собой систему со всеми вытекающими отсюда признаками — включенности в контекст-суперсистему и выделения контекстов-подсистем, наличие взаимодействия частей, целостность и относительная изолированность, эмерджентность, сочетание структурного и функционального моделирования и пр.;
принцип дополнительности контекстов (или принцип эвристической контекстуальности по С. А. Голубеву [6]) — максимально полное понимание феномена возможно лишь при сочетании информации, полученной в различных контекстах; противоречивые концепции есть различные проекции одного объекта в разных контекстах (ср. де-мензиональная онтология по В. Франклу).

Таким образом, к настоящему времени существует двоякое понимание контекста как системы объектов и функционального механизма установления взаимосвязей, отношений между ними. Кроме того, имеются основополагающие принципы, в соответствии с которыми уже проводятся теоретические и эмпирические исследования. Тем самым положено начало оформлению контекстного подхода как методологической программы в общей психологии.

ЛИТЕРАТУРА

1. Бехтель Э. Е., БехтельА. Э. Контекстуальное опознание. СПб., 2005. —

336 с.

Вербицкий А. А. Контекст (в психологии) // Общая психология. Словарь / Под ред. А. В. Петровского // Психологический лексикон. Энциклопедический словарь в 6 т. М., 2005. С. 137—138.
Вербицкий А. А., Калашников В. Г. О смыслообразующем понятии «контекст» в психологии // Системная организация и детерминация психики

/ Под ред. В. А. Барабанщикова. М., 2009. С. 52—72.

Вербицкий А. А., Калашников В. Г. Контекст в психологии и педагогике. Монография. М., 2010. 298 с.
Волошинов В. Н. Марксизм и философия языка. Основные проблемы социологического метода в науке о языке. Л., 1929. С. 50.
Голубев А. В. Этнополитическое исследование в контексте идей современной гуманитаристики: постановка проблемы // Вестник Самарского госуниверситета. Философия. 2002. № 3.
Дубовицкая Т. Д. Развитие самоактуализирующейся личности учителя: контекстный подход. Дис. ... докт. психол. наук. М., 2004. С. 99—101.
Касавин И. Т. Контекстуализм как методологическая программа // Эпистемология & Философия науки. Т. VI. 2005. № 4.
Леонтьев Д. А. Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности. М., 1999. 487 с.

Морозов С. М. Смыслообразующая функция психологического контекста // Познание и личность. Ч. 2. М., 1984. С. 56—64.
Никифоров А. Л. Семантическая концепция понимания // Загадка человеческого понимания / Под ред. А. А. Яковлева. М., 1991. С. 72—94.
Розенталь Д. Э., Теленкова М. А. Словарь-справочник лингвистических терминов. М., 2001. С. 172.

И. Н. Карицкий

Методология практической психологии

Как отмечает ряд исследователей, современное общество постепенно становится психологическим [13, 14 и др.]. Это проявляется по многим признакам: индивиды все больше рассматривают себя как психологических субъектов, в социальном управлении все большее развитие получает психологическое управление, за последние десятилетия на несколько порядков выросло число психологов и они востребованы населением и организациями, массовыми тиражами выходит психологическая и околопсихологическая литература, периодические издания, идут психологические передачи на телевидении, в том числе открываются чисто психологические каналы («Психология 21»), Интернет заполнен сайтами психологического содержания [2, 4, 5, 6, 7, 9, 10, 11, 12 и др.]. Среди этих признаков имеется и такой, как широкая представленность в обществе различных психологических практик: психотерапии, консультирования, тренингов, личностного роста, профилактики, саморегуляции и др., которые получают все большее развитие и прикладное значение.

В связи с этим возрастает значение методологии практической психологии как той дисциплины, которая имеет своим специальным предметом психологическую практику в аспекте ее организации и осуществления. Организация и структурирование психологической практики происходит на ряде уровней: мировоззренческом (философском), общеметодологическом психологическом, частнопсихологиче-ском, «школьном», методическом, с привлечением других подуровней и внешних ресурсов. Несмотря на обширную представленность различных психологических практик в современном обществе, методология психологической практики как специальная дисциплина остается слабо разработанной. В то же время хорошо разработанной является методология конкретных видов психопрактик, особенно на уровне психологических школ психотерапии, консультирования, тренингов, личностного роста, профилактики, саморегуляции и др.

Вместе с тем наш анализ позволил осуществить определенное продвижение и в области общей методологии психологической практики, прежде всего в отношении структурирования содержания психопрактики. Содержание психологической практики может быть формализовано как определенные измерения многомерного пространства. К этим измерениям относятся: вертикальное, горизонтальное, динамические, глубинное, эссенциональное, индивидуальное [см.: 4 и др.].

Вертикальное измерение психопрактики состоит из совокупности ее оснований: мотивационных, аксиологических, концептуальных, реляционных, методологических, праксических, орудийных, феноменальных, которые в свою очередь также могут быть представлены как измерения (будучи свернутыми в данной модели). Горизонтальное представлено психопрактическими аспектами (деятельностнообразующими и дополнительными): терапевтическим, консультационным, тренирующим, профилактическим, развивающим, регуляционным, диагностическим, управляющим, игровым, контекстуальным, компенсационным, социальным, личностным, концептуализирующим, исследовательским, интеграционным, жизнеобучающим, экзистенциальным, духовным и др. Динамическое измерение включает в себя системную, групповую и личностную динамику. Глубинное характеризуется уровнем захваченности психических структур, включенных в практику. Эссенциональное представлено оппозицией «актуализация— манипуляция». Индивидуальное измерение психопрактики задает ее своеобразие, обусловленное индивидуальными особенностями человека, осуществляющего психопрактический процесс, это — стиль ведения психопрактики.

Основания психологических практик — это те теоретические, методологические, практические представления и схемы действия, социальные и личностные факторы, потребности, мотивы и цели, ценности, нормы и оценки, психологические средства, а также наблюдаемые явления, которые в явном или неявном виде существенно в них используются или существенным образом влияют на них. Мотиваци-онные основания психологической практики составляет совокупность тех общественных, групповых и личностных (индивидуальных) потребностей, мотивов и целей, которые актуально инициируют данную практику, формируют ее и задают ее прочее содержание, в том числе содержание других оснований, аспектное, динамическое и иное содержание. Аксиологические основания — это нравственные и другие ценности, на которые ориентируется субъект психопрактики. Концептуальные основания представлены совокупностью всех дескрипций, концептов и их систем, которые обосновывают данную практику, используются в ней или существенно с ней связаны. Реляционные основания представляют собой множество норм и оценок, которые формируют отношение к феноменальному пространству данной психологической практики, а также сами эти отношения. Методологические основания психологических практик — это знания о том, как действовать для достижения целей этих практик и чем руководствоваться в этих действиях. Праксические представляют собой реальные навыки и умения, необходимые для практических действий в данной системе. Орудийные основания — это психологические и иные средства, которые используются в психопрактике для достижения ее целей (результатов). Феноменальные основания психологической практики — это совокупность психических, психологических, психосоматических и социально-психологических явлений, которые психологическая практика выделяет, с которыми непосредственно работает, на которые воздействует, которые интерпретирует, концептуализирует и т. п.

Каждый уровень оснований, в свою очередь, подразделяется на подвиды оснований по тем или иным критериям. Так, существенным элементом методологических оснований психологической практики являются ее собственно методологическое (в узком смысле, прикладное), психотехнологическое, психотехническое и методическое содержание. Вопрос о понимании психотехнологии и особенно психотехники является крайне дискуссионным в отечественной психологии, по этим проблемам существуют десятки, если не сотни точек зрения [2, 3, 4, с. 133—144, 11 и др.]. С нашей точки зрения, метод — это способ осуществления в данном случае психопрактической деятельности, заданный системой определенных требований, правил, предписаний, порядком действий. А в понятиях методика, психотехнология и психотехника выражается последовательное уровневое структурное содержание метода как способа психопрактической деятельности. Психотехника — это прием или совокупность приемов психологического воздействия, психотехнология — выстроенная последовательность применения этих приемов.

Психопрактический аспект — это существенная, относительно самостоятельная часть психологической практики, в которой она (часть) выступает как ее (практики) действие, подчиненное определенной цели. Психопрактические аспекты заданы с уровня мотивационных оснований как цель и задачи практики в целом и отдельных ее этапов [4, 8]. Генерализованный психопрактический аспект формирует вид психопрактики: психотерапию, консультирование, тренинг, личностный рост, профилактику, саморегуляцию и др. Но все психопрактические аспекты в явном или латентном виде представлены во всех видах практик. В психотерапии представлены как ее отдельные действия (решаемые задачи): собственно терапия, консультирование, тренинг, профилактика, развитие, диагностика, регуляция и саморегуляция, определенный контекст, исследовательский компонент, игра, управление, компенсационное содержание, жизнеобучение, обучение социальным умениям, анализ, дифференциация и интеграция, экзистенциальные, нравственныеидуховныепереживанияит.п.[1,2,3,4,7,9,10,12]. Аналогично — в других видах психопрактик.

Динамическое содержание психопрактики представляет собой прежде всего своеобразное взаимное соотношение аспектов в ходе психопрактического процесса, т. е. его системную динамику. А также включает в себя личностную динамику, которая являет собой систему изменений личности, являющуюся результатом психологической практики, и групповую динамику, в которой выделяются процессы взаимоотношений специалиста и клиента, специалиста и группы, самой группы, отдельных подгрупп и т. д.

Глубинное измерение указывает на степень погруженности и специалиста, и клиента (группы) в психопрактический процесс, уровень задействования психических структур. Практика может осуществляться на внешних, поверхностных уровнях психики, в безопасных и комфортных зонах, и без существенных результатов, но может протекать с включенностью глубинных структур, в зонах напряжения и фрустрации, с их существенной трансформацией, освобождением, катарсисом [3, 4, 6, 7, 12].

Специалисты, осуществляющие психопрактики, используют две основные глобальные стратегии: манипуляцию и актуализацию. Первая, хотя и имеет некоторые результаты, по сути направлена против клиента, подчиняет его специалисту или внедренной в его психику автономной структуре. Часть этих практик являются социально не-одобряемыми. Вторая, наоборот, актуализирует человеческий потенциал и развивает его.

Индивидуальное измерение психопрактики представлено не только авторским рисунком, особым стилем ведения психопрактического процесса, но и формированием особых направлений и техник, связанных с именами их создателей: психоанализ Фрейда; аналитическая психология Юнга; индивидуальная психология Адлера; когнитивная психотерапия Бека; рационально-эмоциональная психотерапия Элли-са; интерперсональная психотерапия Салливана; психоделическая психотерапия Грофа; психосинтез Ассаджиоли; патогенетическая психотерапия Мясищева; поэтапное формирование умственных действий Гальперина; метод СОЭВУС Сытина; танатотерапия Баскакова; система интенсивной интегративной психотехнологии Козлова; психосоматика Михеева и мн. др. [3, 4, 7 и др.].

Blog

А. В. Карпов (отв ред.), Л. Ю. Субботина (зам отв ред.), А. Л. Журавлев, М. М. Кашапов, Н. В. Клюева, Ю. К. Корнилов, В. А. Мазилов, Ю. П. Поваренков, В. Д. Шадриков