А. В. Карпов (отв ред.), Л. Ю. Субботина (зам отв ред.), А. Л. Журавлев, М. М. Кашапов, Н. В. Клюева, Ю. К. Корнилов, В. А. Мазилов, Ю. П. Поваренков, В. Д. Шадриков

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   58

ЛИТЕРАТУРА
  1. Гильбух Ю. З. Метод психологических тестов: сущность и значение // Вопросы психологии. 1986. № 2. С. 30—42.
  2. Давыдов В. В. Исчерпала ли себя естественнонаучная парадигма в психологии? // Вопросы психологии. 1997. № 3. С. 127—128.
  3. Дружинин В. Н. Структура и логика психологического исследования. М.: Институт психологии РАН, 1994.
  4. Зинченко В. П. Методология или «охранная грамота»? // Вопросы психологии. 1997. № 3. С. 129—131.
  5. Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. М.: Медиум, 1995.
  6. Сусоколова И. А. Трудности тестирования креативности: Материалы IV Всероссийского съезда Российского психологического общества. М., 2007.

Т. 3. С. 221.
  1. Хомская Е. Д. О методологических проблемах современной психоло­гии // Вопросы психологии. 1997. № 3. С. 112—125.
  2. Чуприкова Н. И. Какой должна быть сегодня научная психология? // Вопросы психологии. 1997. № 3. С. 126—127.

И. Н Семенов


Теоретический анализ периодизации истории психологии

(При поддержке гранта Научного фонда ГУ ВШЭ за 2010 г.)

Исходным пунктом для разрешения проблемы периодизации психологического познания является методологическая трактовка эпистемического или праксиологического статуса психологии. Явля­ется ли психология собственно лишь наукой — эмпирической (как считалось в XVII—XVIII вв.) или экспериментальной (как XIX— ХХ вв.) — или же, все-таки, не самостоятельной наукой, а разделом философии (от античности до Возрождения) или же (как модно счи­тать ныне) конгломератом научного познания (психики, деятельно­сти, личности) с искусством понимания (человеческой души, страс­тей, характера) и эффективностью поведения человека в общении и социальном взаимодействии. Если очерченный диапазон трактовок выстроить диахронически — в виде хотя и различных звеньев, но все же единой исторической цепи этапов психологического познания че­ловека, то получим общую периодизацию исторического развития психологии: от пра-психологии (житейской и философской) через научно-монистическую (эмпирическую и экспериментальную) до со­временной научно-комплексной (интегрирующей как рациональные, так и иррациональные компоненты познания психики и воздействия на нее).

Несмотря на отмеченную противоречивость эпистемически-прак-сиологического статуса психологии (одновременно как науки о пси­хике и как искусства воздействия на нее), гносеологическую опреде­ленность ему придает самое этимология термина «психология». Как известно он двусоставен и происходит от древнегреческих слов «псю-хе» (душа) и «логос» (знание). Вследствие этой этимологии понятие «психология» означает не что иное, как наука о душе. Поскольку тер­мин «психология» был предложен Гоклениусом в самом конце XVI в., то формально-гносеологически психология стала выделяться из тео­ретического, (умозрительно-философского, гуманитарного) и практи­ческого (естественнонаучного, медицинского) познания в качестве самостоятельной науки в самом начале европейского Нового времени на методологической основе взаимодействия эмпиризма Ф. Бэкона и рационализма Р. Декарта. Пиком этого оформления психологии в ка­честве самостоятельной экспериментальной науки стало создание В. Вундтом на рубеже 1870—1880-х гг. первой Лаборатории и Инсти­тута психологии, где стали систематически разрабатываться методы экспериментального исследования психических процессов и строи­лись теоретические модели их механизмов.

Уже на рубеже Х1Х—ХХ веков экспериментально-теоретическая модель психологии как единственно монистической, позитивно-ра­циональной (В. Вундт, Э. Спенсер, И. Сеченов, В. Бехтерев, Г. Чел-панов, В. Джемс, Д. Дьюи) науки стала дополняться различными неклассическими трактовками психики как еще и иррационального (А. Бергсон), бессознательного (З. Фрейд) начала в существовании субъективности, презентированного феноменологически (Э. Гуссерль) инуждающегосянетольковизучении(О.Кюльпе),ноивпони-мании (В. Дильтей). Возникновение — в развитие этих гумани­тарно-феноменологических подходов — в середине ХХ в. гуманис­тической (Франкл) и экзистенциальной (К. Ясперс) психологии и реализующих их психотерапевтических (К. Роджерс) и психоконсал­тинговых практик и коммуникативных тренингов личностного и творческого роста привело к тому, что в конце ХХ в. оформилась феноменологически-психотерапевтическая модель психологии как искусства эффективного общения и саморазвития. Важно подчерк­нуть, что эта неклассическая, феноменолого-психотерапевтическая модель существенно приблизила классическую научную психологию (с ее экспериментально-теоретическим познанием) к изучению и обслуживанию личных проблем жизнедеятельности современного человека.

Итак, круг психологического познания на наших глазах замыка­ется. Возникшее из реальной практики зарождающихся социальных взаимодействий (общественно-бытового характера) и обслуживающее взаимопонимание общающихся и кооперирующихся для совместной жизнедеятельности людей, это первичное психологическое познание привело к возникновению — посредством его многотысячелетней объективации — житейской психологии как изначальной формы пра-научной психологии.

Периодизацию становления и развития психологии на основании смены доминирующих способов психологического познания можно схематизировать следующим образом, дифференцировав 11 основных ее этапов: от первобытнообщинного строя через зарождение психоло­гического познания в Европейской культуре (в т. ч. в философии и естествознании) и вплоть до современной общемировой науки и техники глобализирующегося, информатизирующегося и нанонизиру-ющегося общества.

Первый изначальный этап — житейская (точнее: житейско-быто-вая) психология в первобытно-общинном социуме, когда предметом психологического познания было взаимопонимание людей как основа для первично-социальных взаимодействий, направленных на обеспе­чение необходимых поведенческих актов и целесообразных для об­щины совместных действий.

Второй этап — племенная (социально-групповая) психология в первобытноплеменном социуме, когда предметом психологического познания было постижение поступков людей в их первобытных общ­ностях как основа для управления (со стороны вождя) их совместны­ми действиями и нейтрализации асоциальных поступков и угрожаю­щих стабильности племени конфликтов (со стороны шамана) при опоре на магическое мировоззрение.

Третий этап — мифологическая (социально-полисная) психология в первичных государствах-сатрапиях и городах-государствах, когда предметом психологического познания было проникновение в харак­теры людей (перед посылаемыми богами испытаниями судьбы) в контексте их статусно-ролевых обязанностей как граждан при опоре на мифологическое мировоззрение. Психологическое познание транс­лируется в виде мифов с пантеоном богов, где обозначено взаимо­действие характеров при различных перипетиях судьбы.

Четвертый этап — фольклорная (художественно-бытовая) психо­логия, когда в устных сказаниях (сказках, баснях, анекдотах, были­нах) и разыгрываемых спектаклях (трагедиях, комедиях), эпических преданиях («Илиада», «Одиссея») и письменных художественных про­изведениях (сказаниях, пьесах, повествованиях, воспоминаниях, исто­риях) рассказывались перипетии бытовой и социальной жизни лю­дей. Здесь психологическое познание транслировалось поначалу в фольклорной, а позднее и в литературной форме, где описывались значимые жизненные обстоятельства и фиксировались стереотипы поведения человека в них в той или иной местности в конкретную эпоху исторического развития общества.

Пятый этап — религиозно-богословская психология, когда в веро­учение региональных и мировых религий включались воззрения на жизнь людей, их поведение трактовалось как земное испытание их существования и оценивалось в религиозно-нравственной шкале цен­ностей. Здесь психологическое познание транслировалось как в абст­рактно-сакральной форме принципов праведной жизни, так и в конк­ретно-нравственной форме ритуального отправления обрядов в виде канонических молитв, исповедей, проповедей относительно конкрет­ных перипетий бытовой и общественной жизни.

Шестой этап — философско-созерцательная психология, когда, начиная с эпохи Античности, органичной частью философских рас­суждений (Сократ) и систематических учений (Платон) были абст­рактные воззрения о человеке, его жизни и существовании, движу­щих силах его поведения и обеспечивающих его многообразие психи­ческих процессах. Здесь психологическое познание транслировалось в виде философско-психологических учений о душе (Аристотель), о ха­рактере (Теофраст) и о составляющих их процессах, причем, не толь­ко органических (Гален), но и этических (Марк Аврелий) и духовных (Августин).

Седьмой этап — философско-эмпирическая психология, когда в силу обособления от господствовавшего в Средневековье богословия (Августин, Фома Аквинский) рациональной философской мысли (Роджер Бэкон, Николай Кузанский) и развития в эпоху Возрожде­ния математизированного и технизированного естествознания (Лео­нардо да Винчи, Кеплер, Декарт) открылись возможности эмпириче­ского (основанного на опыте) описания психических явлений (Френ­сис Бэкон). Здесь предметом психологических изысканий в начале

Нового времени выступили процессы мышления или сознания (Рене Декарт), доступные не только эмпирическому самонаблюдению или рефлексии (Джон Локк), но и рациональному анализу (Лейбниц, Христиан Вольф), а также психофизиологической трактовке (Декарт) и этико-культурологической интерпретации (Шефтсбюри).

Восьмой этап — естественно-научная (экспериментальная) психо­логия, когда начатое в эпоху Просвещения взаимодействие материа­листической философии (Кондильяк) и эмпирической психологии (Браун) с естествознанием и медициной привело в начале Х1Х в. к прогрессу в позитивистской методологии (Огюст Конт, Спенсер), эволюционной биологии (Дарвин, Уоллес) и физиологии нервной системы, что привело в середине Х1Х в. к формированию физиологи­ческой и экспериментальной психологии (Вундт) и психофизике (Ве-бер, Фехнер). Здесь предметом психологического познания выступи­ли рефлекторные механизмы психики (Сеченов, Шеррингтон), пси­хофизиологические механизмы сенсорных процессов (Вебер, Фехнер) и собственно психические механизмы высших, а именно — мнеми-ческих процессов (запоминания, забывания, хранения, воспроизведе­ния) в классических экспериментах Г. Эббингауза.

Девятый этап — социо-научная (логико-педагогическая и психо­техническая) психология, когда в конце Х1Х и первой половине ХХ в. в связи с поиском методов изучения высших психических процессов (мышления, интуиции, воображения, понимания, рефлексии) целост­ной личности — в единстве ее бессознательных (Э. фон Гарптман, З. Фрейд) и сознательных (Гуссерль, Титченер) компонентов — и вследствие успехов позитивного развития методологии, логики, со­циологии, культурологии психология тех лет обращается (Вундт, Дильтей, Кюльпе) к этим наукам (Бергсон, Кассирер, Коген, Рассел, Сорокин) как к эталонным дисциплинам, стремясь ассимилировать их достижения в целях разработки конструктивной методологической базы для научно-психологического познания. Здесь его предметом выступила социокультурная обусловленность психических процессов (Джемс, Дьюи) и структур (Эренфельс, Вертгаймер, Бюлер), не толь­ко психофизиологически (Бехтерев, Павлов, Шеррингтон), но и, в особенности, функционально (Боринг, Пиаже, Ланге, Басов) реализу­ющих исторически формирующиеся нормы (логические, социальные, педагогические, культурные) существования человека в развивающем­ся обществе (Дюркгейм, Тард, С. Л. Рубинштейн) в тех или иных культурных контекстах (Жане, Юнг, М. М. Рубинштейн) посредством их бихевиорального (Уотсон, Толмен, Скиннер) и психотехнического освоения (Г. Мюнстерберг, Л. С. Выготский, П. Я. Гальперин, С. Г. Гел-лерштейн, Н. И. Шпильрейн).

Десятый этап — гуманитарно-научная (экзистенциальная) психо­логия, когда в середине ХХ в., когда предметом психологии стано­вится существование человека в социокультурном пространстве раз­вития личности в его психофизиологической, нейро-лингвистиче-ской, информационно-компьютерной, социально-психологической и духовно-нравственной опосредствованности.

Одиннадцатый этап — практико-тренинговая (психотерапевти­ческая и психоконсалтинговая) психология, когда на рубеже XX— XXI вв. предметом психологии становится личностно-профессиональ-ный рост человека в его рефлексивно-диалогических и социально-коммуникативных процессах общения и социо-экономического взаи­модействия.

Представленная здесь нами периодизация истории психологии — лишь одна из возможных. Необходимо подчеркнуть, что дифферен­цированные нами этапы истории психологии были выделены по та­кому основанию, как способы психологического познания, домини­ровавшие в тот или иной период ее социокультурного развития. Важ­но заметить, что в ходе исторического развития психологии все эти способы никуда не деваются, а развиваются, совершенствуются и, как матрешки, наличествуют в психологическом знании, выступая в ка­честве эпистемического или методического компонента практиче­ской — всегда комплексной — профессиональной деятельности психо­лога-специалиста в той или иной конкретной области психологии.


ЛИТЕРАТУРА
  1. Гальперин П. Я., Ждан А. Н. Xрестоматия по истории зарубежной психологии. М.: МГУ, 1982.
  2. Корнетов Г. Б. Цивилизационный подход к изучению всемирного ис-торико-педагогического процесса. М., 1994.
  3. Рубинштейн С. Л. О путях и принципах развития психологии. М.:

«Наука», 1958.
  1. Семенов И. Н. Тенденции развития психологии мышления, рефлек­сии и познавательной активности. М. — Воронеж, 2000.
  2. Семенов И. Н. Историко-научная и системно-методологическая реф­лексия как средства прогресса психологии // Прогресс психологии: критерии и признаки. М.: «Наука», 2009.
  3. Шадриков В. Д. Психология индивидуальности. М., 2009.
  4. Ярошевский М. Г. История психологии. М.: «Мысль», 1966; 1985.

А. Э. Симановский


Количественный и качественный методы в психологии: иллюзия альтернативы

Более 100 лет не утихают споры о различиях «количественного» и «качественного» подходов. Один из них связывают с «объясни­тельной» парадигмой, а другой с «понимающей». Как известно, в 1894 году известный философ В. Виндельбанд предложил делить науки не по предмету, а по методу изучения. Метод одних наук он назвал «номотетическим» (законополагающим), а метод других наук — «идиографическим» (описательным). «Номотетические» науки ориен­тированы на выявление общих закономерностей, а описательные — единичного, особенного [5, с. 254]. При этом эталоном «номотетиче-ского» метода считался эксперимент, основанный на процедуре ко­личественного нормирования переменных. Эталоном «идеографиче­ского» метода считалось наблюдение, ставящее задачей понимание своеобразия, расчленяющее целое на части [2]. С тех пор многие ис­следователи связывают объяснительную парадигму с количественны­ми методами, описательную парадигму с качественными.

Данная связь построена на убеждении, что метод и предмет изу­чения — это понятия, зависимые друг от друга. С нашей точки зре­ния, это глубокое заблуждение, так как предмет и метод изучения из­начально не связаны между собой. Специфика использования метода определяется целевой направленностью науки. В частности, следуя за В. Виндельбандом, можно выделить направленность на поиск общих законов и направленность на выявление индивидуальных особенно­стей. Поэтому в рамках выделенных целевых направленностей пред­мет и метод на самом деле объединяются, выполняя при этом разные функции в процессе познания: предмет определяет границы научного познания, а метод позволяет объективизировать созданную гипотети­ческую конструкцию, придавая ей онтологический статус.

Основываясь на данном положении, можно предположить, что в рамках каждой целевой направленности могут быть использованы и качественные, и количественные методы. Рассмотрим более подробно соотношение количественных и качественных методов в «номотети-ческой» парадигме в психологии. Как мы уже определили, главной задачей исследователя в этом случае является выявление сущностных, причинно-следственных связей между изучаемыми факторами. Для этого каждый из факторов должен быть представлен в количествен­ной форме. Для этого признаки, характеризующие изучаемые факто­ры должны быть выражены либо в интервальной шкале, либо в шка­ле отношений. Однако, достаточно часто признаки можно оценить в номинальной или ранговой шкалах, что позволяет сформулировать закономерности в форме словесного описания, то есть качественно. Обычно это происходит в том случае, когда изменение (увеличение или уменьшение) изучаемого признака сопровождается качественны­ми отличиями изучаемых психических явлений. При этом качествен­ное описание может являться продуктом более глубокого изучения психических явлений, чем их количественная оценка, так как опира­ется на сущностные свойства, скрытые от поверхностного наблюде­ния. В этом случае количественные шкалы (интервальная или шкала отношений) используются на первых этапах исследования, а на сле­дующем этапе могут быть вскрыты и качественные различия между людьми, обладающими разной степенью выраженности признака. Об этом говорил Л. С. Выготский еще в конце 1920-х гг., возражая против поверхностного, количественного подхода в дефектологии. Он пишет: «Как ребенок на каждой ступени развития, в каждой его фазе представляет качественное своеобразие, специфическую структу­ру организма и личности, так точно дефективный ребенок представ­ляет качественно отличный своеобразный тип развития». И далее: «Специфичность органической и психологической структуры, тип развития и личности, а не количественные пропорции отличают слабоумного ребенка от нормального» [1, с. 7].

Таким образом, в объяснительной парадигме качественные методы не противоречат количественным, а дополняют и часто углубляют их.

В «идеографической» парадигме предпочтение принято отдавать методу словесного описания, так как основная целевая направлен­ность такого исследования — выявление индивидуальных различий, специфичных особенностей изучаемого явления. При этом некоторые исследователи делают акцент на использование естественного языка, чтобы не искажать описываемое явление, концепциями, возникаю­щими в сознании исследователя. Однако, по мнению Э. Бетти, пони­мание возможно только на основе интерпретации наблюдаемых явле­ний [4. С. 433]. А интерпретация, как пишет X.-Г. Гадамер, возможна только тогда, когда у интерпретирующего человека есть некий иде­альный образ или ожидания. Он отмечает: «Сознание любого интер­претатора всегда заполнено предрассудками, идеями, которые извле­каются на свет из кладовых культурной памяти человека». [2, с. 317— 345]. Таким образом, направленность, структура и лексический состав описания определяются некой скрытой «имплицитной» теорией, име­ющей место в общественном сознании и вольно или невольно ис­пользуемой исследователем. С нашей точки зрения, идеальный образ, лежащий в основе интерпретаций, определяется целевой направлен­ностью исследования. Направленность на выявление специфических особенностей приводит к иному структурированию действительности, чем направленность на выявление единых общих и существенных за­кономерностей. При этом конкретное, особенное рассматривается в качестве типичного случая одного из возможных проявлений изучае­мого явления. Однако выявление и описание особенного невозможно без сопоставления и сравнения сходных явлений. В процессе их со­поставления у исследователя формируются понимание различий и их оценка. Таким образом, в структуру понимания и содержательного определения явления вполне органично включается процедура оцени­вания. Поэтому для описания многих психических феноменов могут быть использованы как методы словесного описания, так и методы количественного шкалирования, позволяющие представить описывае­мый феномен как качественно, так и количественно. С нашей точки зрения примером такой количественной оценки в психологии являет­ся изучение индивидуального опыта методом «репертуарных реше­ток», основанным на теории личностных конструктов Дж. Келли. Как известно, этот метод позволяет типологизировать структуры сознания человека, оценить их с точки зрения таких общих концептуальных оснований как когнитивная сложность, степень интеграции, степень упорядоченности систем конструктов. [6, с. 106—109]

Таким образом, рассмотрение качественных и количественных методов как отдельных подходов с нашей точки зрения нецелесооб­разно, так как они могут быть использованы в рамках любой целевой парадигмы.


ЛИТЕРАТУРА
  1. Выготский Л. С. Собрание сочинений. Т. 5. М.: «Педагогика», 1983.
  2. Гадамар, Х.-Г. Истина и метод: основа философской герменевтики. М.: «Прогресс», 1988. — 699 с.
  3. Дильтей В. Понимающая психология // Хрестоматия по истории пси­хологии. М., 1980. С. 258—285.
  4. Реале, Д. Западная философия от истоков до наших дней. СПб: Пет­рополис, 1997. Т. 4. 880 с.

5. Соколова Е. Е. Тринадцать диалогов о психологии. М.: «Наука»,

1994. — 395 с.

6. Франселла Ф., Баннистер Д. Новый метод исследования личности.

М.: «Прогресс», 1987. — 236 с.

Л. Н. Собчик


Методы психодиагностики как инструмент исследования личности

Актуальная в наши дни проблема изучения личности в целях ин­дивидуализированного подхода в сфере образования, в профори­ентации и при расстановке кадров ставит перед нами задачу выбора адекватного психодиагностического инструмента.

Считается, что объективность психодиагностических тестов обу­словлена статистически подтвержденной достоверностью, а получен­ные результаты не зависят от опыта и личностных особенностей экс­периментатора. Выраженные языком цифр показатели тестов позво­ляют сравнивать степень выраженности тех или иных свойств у разных людей или в разных репрезентативных группах путем усред­нения результатов множественных исследований. Адаптация теста предусматривает его стандартизацию, т. е. выявление средненорма-тивных данных для определенной популяции или этноса. Существуют также возрастные и половые различия, меняющие диапазон норма­тивного разброса показателей методики. Апробированный и подтвер­дивший свою надежность на практике тест может быть взят на во­оружение.

Однако все вышесказанное о надежности показателей психодиаг­ностического тестирования не является аксиомой. «Слепая» психоди­агностика, т. е. диагностика личностных свойств и особенностей со­стояния с опорой только на представленные в виде числовых показа­телей результаты — вещь опасная. Такой подход можно использовать при апробации нового теста или в процессе проверки какого-либо нового критерия оценки личности.

Но на практике, когда речь идет о живых людях и решается в том или ином контексте их судьба, язык цифр может служить лишь в определенной мере опорой и средством объективизации личностного портрета.

Психометрика не должна подменять собой вдумчивый подход к тем качествам, которые мы измеряем. Сперва следует понять, сущест­вуют ли те или иные, категориально равноценные признаки, относи­мые к свойствам личности, дополняющие или противопоставляемые друг другу, увидеть их проявления в жизни, обнаружить некую зако­номерность, поставить ее во главу угла в процессе исследования как рабочую гипотезу, а потом уже убедиться (и убедить других), что это — не случайное явление и не совпадение, а действительно ста­тистически доказанная закономерность.

При этом необходимо учитывать биографические данные, сведе­ния о профессиональном, социально-экономическом и семейном ста­тусе конкретного лица, о той ситуации, которая вызвала необходи­мость обследования.

В то же время часто можно наблюдать, что у психологов подбор методик носит случайный характер и не опирается на определенную концептуальную базу, что затрудняет взаимопонимание разных спе­циалистов и не способствует преемственности. Важно использовать такой набор, в котором каждый метод направлен на определенные структуры человеческой психики, на разные уровни самосознания, чем повышается надежность полученных данных. Многочисленные психологические опросники, не защищенные шкалами достоверности, содержащие сложные или поставленные слишком прямолинейно во­просы, апеллируют в первую очередь к осознанному «Я». Получен­ные с их помощью результаты подвержены мощному воздействию эгозащитных тенденций, вызванных попыткой вторжения во внутрен­ний мир обследуемого лица.

Более эффективны опросники, которые по косвенным признакам улавливают личностные тенденции. При этом такой, казалось бы, не­сложный тест как ДМО (модификация интерперсональной диагности­ки Т. Лири) путем сопоставления актуального образа «Я» с идеальным позволяет более объективно определить те черты, которые индивид го­тов взять под контроль или компенсировать. Вербальные тесты, у ко­торых имеются шкалы, оценивающие надежность полученных данных (например, СМИЛ, ИТО, ЛИК-190), позволяют обрисовать внутрен­нюю картину «Я», которую психолог рассматривает через призму обна­руженных с помощью шкал достоверности установочных тенденций.

Xорошим дополнением к любому опроснику являются проектив­ные тесты, использующие невербальные стимулы (цветовые эталоны, картинки, портреты, неструктурированные пятна). Построенный с их помощью эксперимент наиболее объективно выявляет глубинные, во многом недоступные сознанию свойства личности. Все многообразие личностных свойств наиболее достоверно выявляется при сопоставле­нии показателей разных тестов, как вербальных — в виде опросников, так и невербальных. Согласно такому подходу на базе многолетних исследований автором статьи разработана психодиагностическая мо­дель индивидуально-личностного конструкта.

В основу модели целостной личности на базе теории ведущих тенденций положена типология индивидуально-личностных свойств. Согласно данной теории врожденные особенности являются основой для формирования типа реагирования и той индивидуальной изби­рательности, благодаря которой из широчайшего спектра впечатлений об окружающем мире каждый человек в свойственном ему стиле осваивает определенную информацию, акцентируя свое внимание на одних явлениях и игнорируя другие. Ведущая тенденция пронизывает все уровни личности: генетически заданные особенности темперамен­та, характерологические черты, личностные свойства, представляю­щие базу для формирования наиболее высоких («вершинных» по Вы­готскому) уровней личности, каковыми являются социальная направ­ленность и иерархия ценностей человека.

В нашей типологии выделено восемь противопоставляемых друг другу индивидуально-личностных типов: тревожный, агрессивный, сензитивный, спонтанный, интровертный, экстравертный, ригидный и лабильный типы личности. Сбалансированность типологических свойств характерна для нормы, а перевес в ту или иную сторону обусловливает акцентуацию личности.

Многомерность психодиагностической модели создается тремя век­торами исследования. Первый вектор позволяет оценить с помощью соответствующих методик разные уровни личностной организации — бессознательное «Я», осознаваемый образ «Я» и идеальное «Я» — об­раз, к которому индивид стремится. Сопоставление феноменологи­чески близких показателей разных методик позволяет с высокой над­ежностью определить наличие преобладающих врожденных свойств, особенности характера, общую направленность социальной активно­сти, которая ограничивает вероятностный выбор человека при фор­мировании иерархии ценностей. Второй вектор параллельно изучает мотивацию, эмоции, стиль межличностного общения, познавательные способности и тип реакции на стресс через призму ведущей тенден­ции как базовой характеристики. Третий вектор (лонгитюдное обсле­дование) направлен на изучение динамики личностных характеристик и выявляет индивидуальный диапазон изменчивости.

Исследование проводится с использованием специально подо­бранных психодиагностических методик, в числе которых в разном сочетании оптимальными являются следующие тесты: ИТО — автор­ский широко апробированный на практике индивидуально-типологи­ческий опросник (91 пункт в опроснике); метод диагностики меж­личностных отношений ДМО (адаптированный тест Т. Лири), кото­рый позволяет выявить субъективную самооценку обследуемого лица в сопоставлении с идеальным образом «Я», а также особенности от­ношения индивида к его окружению и степень психологической со­вместимости в разных группах; Стандартизированный многофактор­ный метод исследования личности СМИЛ, (модификация ММР1) — краткий (397 пунктов опросника) и полный (566) — полупроективный тест, выявляющий личностные особенности, профессионально важ­ные и деловые свойства; новый авторский опросник, содержащий 190 пунктов — ЛИК-190, который позволяет определить базовые свойства личности, профессионально важные и деловые качества, так называемые компетенции; метод цветовых выборов МЦВ (модифици­рованный тест восьми влечений М. Люшера) — проективный тест, направленный на определение ведущих индивидуально-личностных тенденций и степени социально-психологической адаптированности. Это также метод портретных выборов МПВ — модификация теста восьми влечений Сонди, глубинный проективный тест, дающий ин­формацию о внутриличностной гармоничности или дисгармонии и социально-профессиональной направленности; Вербальный фрустра-ционный тест ВФТ — авторская разработка, метод, позволяющий оценить уровень агрессивности и степень сопротивления личности средовым влияниям; он уточняет особенности межличностных отно­шений и иерархию ценностей индивида; Рисованный апперцептив­ный тест РАТ, также авторская разработка, раскрывает наличие межличностного конфликта и сферу его проявления; в наиболее сложных случаях используется проективный тест Роршаха, который является прекрасным дополнением к любому набору психодиагности­ческих тестов и нередко позволяет окончательно развеять остающиеся сомнения в отношении личностных свойств и познавательных функ­ций индивида.

В зависимости от задачи, стоящей перед психологом, достаточно использовать комплект из правильно выбранных 3—4 методик.

С применением компьютеризированной батареи приведенных выше тестов в течение многих лет изучались десятки тысяч лиц, за­нятых в разнообразных видах профессиональная деятельности, а так­же в сфере расстановки и управления кадрами. Разные комбинации психодиагностических тестов помимо личностных свойств и наклон­ностей позволяют судить и о скрытых ресурсах человека, знание ко­торых создает дополнительные возможности повышения эффективно­сти трудовой деятельности и способствует улучшению качества жизни индивида.