В. Г. Арсланов Философия XX века (истоки и итоги). Учебное пособие

Вид материалаУчебное пособие

Содержание


Марксизм и неомарксизм в xx веке
Подобный материал:
1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   ...   42

Естественно, что такого рода социальная наука не дает никакой почвы для критицизма. Она не дает ме-тода для понимания данной исторической формы об-щества, потому что рассматривает всякое общество как общество «вообще». А основание для критики — это присущие данной конкретной форме общества противоречия. Позитивистская социология не видит никаких противоречий, она видит только «конфлик-ты», которые являются следствием недоразумений, а потому могут быть улажены посредством «выяснения отношений».

Надо сказать, что перерождение марксистского историзма в социологизм происходило в СССР по мере стагнации советского общества. И в эпоху застоя самое революционное учение превратилось в охранительное. Потому и появился в конце концов жуткий симбиоз под названием «марксистская социология» — противоесте-ственное соединение Конта и Маркса. И совсем неслу-чайно эту буржуазную по своей сути науку возглавил один из самых казенных марксистов — «диаматчик» М.Руткевич. Ведь «диамат» как раз совместим с «марк-систской социологией». Но социология совершенно несовместима с материалистическим пониманием ис-тории, для которого никакая форма общества не являет-ся ни абсолютной, ни окончательной.

Социология — апологетическая наука, призванная обслуживать «гражданское общество». «Во всех слу-чаях, — писал Маркузе, — новая социология должна соотноситься с фактами существующего социального порядка и, не отвергая необходимости в исправлении и улучшении, должна исключать любое движение,

направленное на ниспровержение и отрицание этого порядка. В результате концептуальная направленность позитивной социологии должна иметь апологетический, оправдательный характер»'. И к этому выводу можно присоединиться.

Но вернемся к Веберу, методологию которого очень трудно характеризовать, потому что она крайне нео-днозначна. Но неоднозначна она не потому, что Вебер — путаник, а потому, что он стремится учесть всю сово-купность факторов, определяющих исторический про-цесс. С этим связано непреходящее научное значение одного из главных трудов Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» (1904— 1905), в котором он исходит из мотивации деятельности буржуа как зако-на-тенденции становления и развития капитализма в Европе. Вебер показывает необходимую связь этой мотивации и этой тенденции с протестантизмом. Но было бы неверно сказать, как это очень часто делают, что Вебер «вывел» европейский капитализм из проте-стантизма. Он усматривает здесь более сложную вза-имосвязь явлений. И говорить в данном случае нужно именно о взаимосвязи. Ведь в общественной жизни и истории нет односторонней, линейной зависимости причин и следствий. И материалистическое понимание истории, к которому очень близок Вебер, не отрицает идеальных мотивов деятельности людей, которые при определенных материальных условиях могут реализо-вать только определенные цели.

Особое внимание Вебер уделяет капиталистичес-кой рационализации труда. Во-первых, потому, что производство при капитализме начинает вестись в крупных масштабах, а во-вторых, потому, что наемный труд, который в массовом масштабе начинает при-меняться именно при капитализме, не способен к са-моорганизации, а следовательно должен быть орга-низован внешним образом. В обоих случаях требуется точный расчет и учет возможных последствий и эф-фектов. Вместе с тем в указанных обстоятельствах труд не регламентирован сословными, цеховыми, семейны-ми и другими корпоративными обычаями и традиция-ми. Отсюда при капитализме, как отмечает Вебер, воз-

' Маркузе Г. Разум и революция. СПб. 2000. С. 431.

никает многочисленный бюрократический аппарат. Бюрократия у Вебера — один из главных объектов исследования. И в этом анализе он показывает проти-воречивую роль бюрократии в общественном развитии.

Но, как ни странно, учение о капиталистической рационализации труда приводит Вебера к выводу об эволюции капитализма к «субстанциальной иррацио-нальности». И отсюда его безысходность и пессимизм:

«Перед нами ледяная полярная ночь». Суть в том, что внешняя рационализация производства и всей жизни людей в индустриальном обществе приобретает без-личный и обезличивающий характер. Иначе говоря, над человеком уже господствует не другой человек, а определенные вещные условия труда и всей обще-ственной жизни. Этот феномен известный марксист Г.Лукач, который испытал на себе непосредственное влияние творчества Вебера, впоследствии назовет ове-ществлением общественных отношений. При таком характере человеческих отношений в голове отдель-ного индивида, который вовлечен в систему рацио-нальной организации, господствующие над ним силы по необходимости принимают вид иррациональных сил. Рациональное непосредственно переходит в ир-рациональное.

И социализм, о котором часто говорил Вебер в связи с анализом буржуазного общества и который он счи-тал реально возможным, не спасает положения дела. Дело в том, что социализм сохраняет механическую технику производства и рациональную организацию труда, которые выхолащивают субъективное творчес-кое начало в человеческой деятельности. Социализм меняет только отношения собственности и формы рас-пределения богатства, но он ничего не меняет в харак-тере человеческой деятельности, а потому не преодо-левает отчуждения человека.

Более того, социализм, по Веберу, не устраняет, а усиливает власть бюрократии. Это происходит в силу формального обобществления и централизации обще-ственного производства, а также как следствие усиле-ния государственного аппарата. Вебер предугадал многие отрицательные черты такого социализма, кото-рый был построен в СССР. Но Вебер не анализировал и не предполагал тех изменений, которые будут связа-

ны с техникой производства и организацией труда в постиндустриальном обществе.

Пессимистические мотивы в творчестве Вебера, связанные с неустранимостью отчуждения в рамках капитализма и социализма, нашли свое выражение и развитие в творчестве представителей франкфуртс-кой школы (ТАдорно, М.Хоркхаймер, Г.Маркузе). По-своему эти мотивы отразились в работах таких марк-систов XX века, как Г.Лукач, К.Корш и др.

Литература

4. Вебер М. Избранные произведения. М. 1990.

5. Вебер М. Избранное. Образ города. М. 1994.

Глава В

МАРКСИЗМ И НЕОМАРКСИЗМ В XX ВЕКЕ

Настоящая глава не предполагает энциклопедичес-кого рассмотрения всех направлений марксизма и нео-марксизма в XX веке. Таких «марксизмов» было много, и по поводу некоторых из них можно сказать словами Маркса: если это марксизм, то тогда я не марксист. Тем не менее, чисто формально «марксизм» XX века принято связывать с официальной идеологией и наукой бывшего СССР и социалистического лагеря. Что касается «неомар-ксизма», то он возник из сознательной установки на трансформацию марксизма или синтез его с другими направлениями философской мысли. Так родился фрей-домарксизм Э.Фромма, экзистенциалистский марксизм, сложившийся во Франции под влиянием «позднего» Ж.П.Сартра, феноменологический марксизм, распрост-раненный в США и Италии (Э.Пачи, П.Пиконе и др.), структуралистский вариант неомарксизма (Л.П.Альтюс-сер и его последователи). Особое место в неомарксизме занимает франкфуртская школа, свою роль в нем сыгра-ла югославская группа «Праксис» (Г.Петрович, Л.Враниц-кий и др.). Не избежал влияния марксизма и постмодер-низм в лице Ж.Дерриды, Ф.Гваттари и Ж.-Ф.Лиотара.

Одни неомарксисты делали акцент на гуманисти-ческой проблематике марксизма и его диалектическом методе, другие пытались придать ему строго научный характер. Именно поэтому в неомарксизме XX века принято выделять «диалектико-гуманистическое» и «сциентистское» направления.

Для общего представления о неомарксизме, авторы решили сосредоточить внимание на таком выдающем-ся теоретике, как Д.Лукач, которого считают основате-лем гуманистической линии в неомарксизме. Второе яркое явление, о котором пойдет речь, — это франкфурт-

ская школа, которая также принадлежит к гуманисти-ческому направлению.

Теперь несколько слов собственно о марксизме в XX веке. Его анализ логично начать с фигуры В.И.Ленина. Однако Ленин как серьезный философ стал известен лишь после его смерти, когда были опубликованы «Фи-лософские тетради». Книга Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» (1909) самим автором представлялась публике полемическим сочинением «рядового марксиста», напоминающим заблудшим товарищам по партии о неко-торых азах марксистской теории и материализма в це-лом. После по сути обожествления Ленина «советским марксизмом», в период горбачевской перестройки и осо-бенно после нее авторитет Ленина в России резко упал. Его «теория отражения» большинством профессиональ-ных философов воспринимается ныне как вульгарная те-ория познания, в лучшем случае воспроизводящая черты философии просветителей, тоже давно устаревшей. Это при том, что некоторые элитарные мыслители конца XX века, например, Деррида, не разделяют такого мне-ния. И все же философию Ленина во всей ее значимо-сти, по убеждению одного из авторов, можно оценить только через призму онтогносеологии Мих. Лифшица, о которой пойдет речь дальше. Неомарксизм во всех его вариантах — от франкфуртской школы до известной в свое время группы «Праксис» — развивался в отрица-нии ленинской теории отражения.

Как уже ясно, авторы уделяют внимание не тем, кто в советскую эпоху был марксистом по должности, исходя из карьерных соображений. В предлагаемой главе представлена не официально признанная версия, а взгляды тех, кто, будучи марксистом, находился в оппозиции к ней, т.е. критическое направление в со-ветском марксизме. Это прежде всего Мих.Лифшиц и Э.В.Ильенков. Но и им, как увидит читатель, не было свойственно единомыслие, поскольку только в спорах рождается не казенное, а товарищеское единство.

И 1. Кто свяжет концы разорванной нити?

Прежде чем перейти к изложению марксистских учений XX века, попытаемся уяснить, какова главная разграничительная линия, отделяющая эту философию от других философских направлений XX века. Обычно

марксистскую философию называют социальной, при-числяя к одной из разновидностей социологии. В обы-денном представлении философия марксизма сводит-ся к положению «бытие определяет сознание». Однако это определение — отличительная черта любого фи-лософского материализма. В чем же специфика мар-ксизма, что привлекло в XX веке к нему внимание и вызвало неугасающий интерес не только «низов», про-тестующих против угнетения и унижения, но и мно-гих утонченных интеллектуалов?

На эти вопросы ищет ответ один из ведущих фи-лософов современности, лидер постмодернизма Жак Деррида в своей книге «Призраки (спектры) Маркса». Философию марксизма он истолковывает, обращаясь к «Гамлету» Шекспира, любимого автора Маркса. «Манифест коммунистической партии», написанный Марксом и Энгельсом в 1948 году, открывается, как известно, словами — «Призрак бродит по Европе». В пьесе Шекспира призрак отца Гамлета, предательски убитого, бродил по Дании, взывая к отмщению за со-вершенное преступление. Жак Деррида написал свою книгу в 1993-м году, когда господствующая в совре-менном западном мире либеральная философия в лице американского философа Ф.Фукуямы объявила о кон-це истории, об окончательной победе либеральной демократии (капитализма) и о конце, поражении того «великого освободительного проекта», который, как пишет Деррида, определял развитие европейской фи-лософской мысли от Платона до Маркса. «Освободи-тельный проект» — это философия Разума, согласно которой наш разум не просто присущее человеку сред-ство в борьбе за существование, а голос, выражение великого смысла, заключенного в бытии, в природе и человеческой истории. Следовательно, великие, возвы-шающие душу идеи и представления, порождении разумом человека — не химеры, не призраки, а су самого бытия. Рано или поздно они, эти идеи, становятся реальными, а ложь, гнусность, предательств глупость исчезают как призраки при свете дня.»

Но разве современная либеральная философия с ее «правами человека», заявившая о конце истории и «освободительного проекта», выступает с проповедью лжи и насилия? Разумеется, нет. Но она доказывает,

что такие, например, понятия, как справедливость — это всего лишь принятая между людьми условность, правило поведения, подобное, скажем, правилам до-рожного движения. Условились жить по этим прави-лам, но можно выбрать и другие. Понятия человека — это условные знаки, как знаки дорожного движения.

В противоположность современному либерализму Гегель, продолжая традицию, идущую еще от Платона, утверждал, что понятие человеческого разума — не условный знак, а суть самого бесконечного бытия. И если человек действительно что-нибудь понимает, то он понимает, что всевозможные хитрости и уловки, обман и предательство, несправедливость — явления временные, преходящие. Разум обязательно победит. На языке простого человека это убеждение выражает-ся поговоркой, которую очень любил Лев Толстой: «Бог правду видит, да не скоро скажет».

Либеральная философия с ее теорией знака, от-цом которой был Локк, напротив, утверждает, что нет никакой объективно, независимо от нашего сознания, существующей Правды. И ждать победы этой правды, которая рано или поздно, тоже независимо от желаний и намерений того или иного человека, наступит — так же бессмысленно, как ожидать, что принятые нами правила дорожного движения изменят порядок бытия, что вся природа станет жить по этим, придуманным человеком для своего удобства, правилам.

Достоевский в лице одного из персонажей своего романа «Братья Карамазовы» поставил вопрос: будет ли когда-нибудь отмщение за мучения ребенка, затрав-ленного на глазах матери собаками изувера-помещи-ка? Будет ли отмщение за миллионы человеческих жизней, которые сгинули бесследно, за труд детей, из которых фабрика выпивала кровь, подобно вампиру? Если не будет отмщения, продолжал свои рассужде-ния герой Достоевского, Иван Карамазов, то мне не нужно блаженство в будущем счастливом обществе, построенном на костях невинных жертв, и я возвра-щаю свой билет в это царство блаженства.

О каком отмщении говорил Иван Карамазов? О том, чтобы мать растерзанного ребенка получила пра-во и возможность растерзать мучителя? Нет, не о простом отмщении речь, а о том, есть ли разумный порядок в этом мире. Или разум с его понятиями о справед-ливости — только условность, и, следовательно, все позволено, если ведет к успеху?

Согласно Фукуяме мы уже живем в этом царстве блаженства, мы, то есть «золотой миллиард». Но чем куплено это блаженство? Счет будет очень длинным. Мы должны будем вспомнить не только о детском труде на фабрике по 14 часов, но и о гибели, например, английского крестьянства, йоменри, которое стало, лишним в период английского «огораживания земель». Закон присуждал к повешению за бродяжничество, а что мог делать крестьянин, изгнанный со своих земель, и не имеющий возможности найти работу в городе? Между тем, именно йоменри, крестьянство, принесло победу Кромвелю, который заложил основы капитализ-ма в Англии. Так где же справедливость в этом мире?

Этот вопрос можно задавать бесконечно, вспоми-ная более близкие нам события XX века. Российское крестьянство и российские рабочие поднялись на борь-бу не только ради своего блаженства, но ради царства справедливости на всей земле. И эта борьба имела косвенные, но очень серьезные положительные по-следствия для всего человечества, в частности, и для :

стран развитого капитализма. «Следует признать, —

писал один из самых яростных противников марксиз- ма, философ Карл Поппер, — что многие вещи Маркс видел в правильном свете. Если ограничиться только его пророчеством относительно того, что системе не ограниченного законодательно капитализма, какой он ее знал, не суждено существовать очень долго и что ее апологеты, считавшие ее вечной, заблуждаются, то мы должны сказать, что он оказался прав. Он был прав также, полагая, что в значительной мере именно «клас-совая борьба», т.е. объединение рабочих, вызовет пре-образование старой экономической системы в новую экономическую систему»1.

Однако что получил российский народ за свою героическую борьбу и невероятные жертвы? Не толь-ко нищету и вымирание, распад страны, но и мораль-ное поражение, поражение от бандита, чьи «нравствен-

' Поппер К. Открытое общество и его враги. В двух томах. Т.2. М. 1992. С. 223.

ные», вернее, аморальные ценности и «понятия» стали господствующими, в том числе и в среде либеральной интеллигенции, которая жаждет прихода российского Пиночета. И это все ради того, чтобы американский, бельгийский, швейцарский обыватель мог испытывать блаженство, глядя с презрением из своего постиндус-триального рая на остальное копошащееся и погряз-шее в нищете человечество? Для того, чтобы этот обы-ватель клеветал на героев, отдавших свои жизни, за его, обывателя, возможность поглощать «Биг-мак» и смот-реть шедевры масс-культуры?

Но не только этот обыватель, вся либеральная и элитарная интеллигенция не замечает, что на нее смот-рит Призрак из щелей своего шлема. Так пишет Жак Деррида в своей книге о Марксе и его призраках. Не замечает, вернее, не хочет замечать, ибо чувствует призрачность и своего блаженства и своей, якобы, окончательно одержанной победы. И потому господ-ствующая сегодня идеология, по словам Дерриды, впа-дает в «нео-либеральную риторику, одновременно ли-кующую и беспокойно-тревожную, маниакальную и растерянную, часто непристойную в своей эйфории»!. Это риторика победившего капитала, победа которого равнозначна концу истории, литературы, философии и человека.

Так что же в таком случае призрачно — филосо-фия Разума или философия либерализма? Философия марксизма действительно превратилась ныне в при-зрак, но этот призрак бродит по миру, и не только на-блюдает, но и взывает — к чему, к отмщению? Нет, он взывает к тому, чтобы была вновь соединена «разор-ванная нить», чтобы век, выскочивший из своих суста-вов, как сказано в трагедии Шекспира, был снова воз-вращен к своей норме.

Философия Маркса, согласно Жаку Дерриде — это философия возвращения духа, возвращения Ра-зума в современный мир, возомнивший о том, что он свободен от объективных закономерностей, лежащих в основе бытия. Но для того, чтобы марксизм — эта философия революции, то есть отрицания — был по-нят как философия великого восстановления пре-

Deirida J. Specters of Marx. N.Y. 1994. P. 70.

рванной классической традиции мышления (и не только мышления), потребовался целый век. Револю-ция есть сила хранительная, доказывал на протяже-нии своей жизни выдающийся советский философ-марксист Мих. Лифшиц. «Restauratio Magna» уже в «Коммунистическом манифесте», — писал в своих заметках Мих. Лифшиц, — это вы (т.е. буржуазия, считающая себя хранительницей традиций — авт.) разлагаете жизнь. Вы преступники. Экономическое обоснование и политической развитие этого (в «Ком-мунистическом манифесте— авт.). Революция как «сила хранительная». Я был одиноким в своем веке, понимающем это. И до сих пор одинок. Лукач? Да, отчасти...»2.

Но и Деррида, несмотря на необыкновенную популярность во всем современном цивилизован-ном мире, одинок в своем понимании марксизма как философии, связывающей нить классической традиции, а не разрывающую ее. Попрежнему и об-разованные и необразованные люди видят в этой философии идеологию разрушения, а не созида-ния — разрушения «до основания». И разве они не правы, разве слова о разрушении до основания взя-ты не из «Интернационала» — гимна всемирной организации рабочего класса? Разве марксизм в области философии не порывает радикально с иде-ализмом, то есть той традицией мышления, которая заложена Платоном и развивалась вплоть до после-днего великого идеалиста в мировой истории — Гегеля? Разве марксизм, подобно основателю либе-ральной идеологии Локку, не ставит во главу угла факт, данные опыта, а не априорную, полученную до всякого опыта, Идею?

Ответ на эти вопросы, как и на те, что поставлены выше, содержится в истории развития марксистской теории в XX веке от Ленина до Мих. Лифшица. Но движение это не было прямым, по восходящей линии. Напротив, эта линия очень извилистая и непростая, часто запутанная, но не лишенная смысла.

' Великое восстановление (лат.)

2 См. публикацию из архива Лифшица «Революция как сила хранительная» // Независимая газета. 03.11.1995г. С. 5.

I неомарксизм в XX веке


2. Г.Лукач в диалектике истории

Георг (Дьердь) Лукач (1885-1971) — основатель неомарксизма и один из самых горячих поклонников философии Ленина, несовместимой с неомарксизмом. Эта двойственность особенно характерна для ранней книги Лукача «История и классовое сознание» (1923), которая считается «библией» леворадикальной интел-лигенции. Однако в тридцатые и сороковые годы Лу-кач порывает с неомарксизмом. Развивая традиции ленинской философии, теорию отражения, он одновре-менно резко критикует так называемый «советский

марксизм».

История жизни Г.Лукача сама по себе представля-ет сюжет, в котором отразились многие значимые со-бытия и явления XX века. Будучи сыном крупного будапештского банкира, Лукач получил прекрасное образование в лучших университетах Европы. Большое влияние на его взгляды оказал представитель филосо-фии жизни Г.Зиммелъ, с которым у Лукача сложились дружеские отношения, так же, как и с другим круп-нейшим социологом начала XX века М.Вебером. В мо-лодые годы Лукач написал немало работ, в том числе «Теорию романа», которая ныне принадлежит к обяза-тельному чтению аспирантов-филологов самых знаме-нитых западных университетов. На своей родине, в Венгрии, входившей в состав Австро-Венгерской им-перии, Лукач и его друзья, многие из которых потом стали европейскими знаменитостями, создали так на-зываемый Будапештский кружок, или «Воскресное общество». Будапештский кружок не был каким-то официальным учреждением: молодые люди встреча-лись по выходным дням, спорили, обсуждая волновав-шие их теоретические проблемы. И, конечно, никто из окружающих не подозревал, что один из этих молодых людей (Карл Манхейм) станет основателем так назы-ваемой «социологии знания», а другой (Арнольд Хау-зер) — основателем известной на Западе «социологии искусства». «Главная из дилемм, стоявших перед Лу-качем и его единомышленниками, заключалась в эти-